Никер находился за моей спиной и даже в ненадежном свете факелов мог видеть всю картину боя. Внезапно он метнулся к баррикадам. Я подумал, что дела там совсем плохи, но никак не мог оторваться от сражения между четырьмя големами. Виолетта тоже ни на что не обращала внимания, кроме как на движения мишки, которому приходилось периодически стряхивать с себя прытких противников.
Наши автономные големы прикончили трех «обезьян» и теперь безумствовали на поле боя посередине двух отрядов. Никто не мог отдать им никакую команду, а без этого они представляли опасность для всех, даже для своих.
В самый ответственный момент, когда мой ящер удачно ухватил зубами управляемую вражеским магом обезьяну, я вдруг понял, что задумал Никер. Наш разудалый поэт храбро бросился от баррикад прямо к нашим беспризорным големам, чтобы направить их к противнику. Зря, зря он не взял с собой хотя бы десяток щитоносцев. Наверное, хотел сохранить солдат, не рисковать их жизнями.
Мое внимание разом рассеялось: теперь я следил и за своим големом и за Никером. Как выяснилось, не напрасно: мой друг не добежал до беспризорных големов. Он внезапно схватился руками за грудь и рухнул в траву. В полумраке я не мог видеть, что именно произошло, но легко было догадаться — кто-то выстрелил в Никера из арбалета и попал, пробив его доспехи.
Я почувствовал себя так, будто мою голову облили ледяной водой. Никер, мой старинный друг и советник, музыкант и бабник, один из немногих логичных людей, встретившихся мне в этом мире, поэт, мечтавший выиграть какой-нибудь знаменитый поэтический турнир, безуспешный воздыхатель графской дочки, специалист по винам, замкам и гербам, сейчас валялся на сырой земле, и неизвестно, был жив или мертв. Мне приходилось терять боевых товарищей и горевать по ним, но Никер был мне почти как брат! Я часто спорил с ним, но никогда на него не злился всерьез. Невозможно даже перечислить, сколько полезных советов дал мне Никер. Без него, вероятно, меня бы уже и не было среди живых, я не смог бы выжить в этом мире, столь отличном от привычной мне обстановки.
Я не мог бездействовать. Нам грозила главная потеря — потеря моего друга и ключевого советника!
— Держись, Виолетта, я скоро буду, — кажется, я впервые обратился к магичке по имени.
Она изумленно обернулась, но тут же вновь сосредоточенно поджала губы. Мой ящер, лишившись управления, не много из себя представлял.
Я метнулся к обозу. Телеги располагались полукругом и вместе со всяким хламом создавали кольцо баррикад. Наши воины столпились у противоположной стороны, пытаясь сдержать автономных големов, не дать им прорваться.
Моя цель — большой коричневый ящик, валявшийся на одной из телег. Я быстро откинул боковую крышку и скользнул внутрь. Не думаю, что в этой ночной суматохе кто-нибудь видел меня. Но по большому счету мне было уже все равно — в голове стучала только одна мысль: вытащить Никера.
Скафандр «Халк», мирно лежавший в ящике, мгновенно ожил. Я поздравил себя с тем, что не поддался лени и взял с собой скафандр на всякий случай. Мои люди считали, что перевозят обычного голема, который недвижим до тех пор, пока маг не возьмет над ним управление. В целом они были правы.
Я в скафандре вылез из ящика, зацепился ногой за телегу, но сумел сохранить равновесие. В моих руках грозно покачивалась длинная дубинка с железным набалдашником. Кто-то назвал бы ее шестопером, но толстое двухметровое древко подходило больше для дубинки, чем для благородного шестопера.
За последнее время я привык к скафандру и мог даже быстро бежать без риска запутаться в ногах. Звуки боя доносились до меня в сильно искаженном виде из-за плохих ушей и слишком маленьких дыр в броне. Этот недостаток мне так и не удалось устранить. Я помчался к Никеру, огибая баррикады справа. Прямо на моем пути предстали два управляемых вражеских голема. Они прикончили оставленного мной ящера и теперь добивали мишку, который яростно, но хаотично размахивал лапами.
Я не смог сдержаться, притормозил и как следует врезал своей дубинкой обоим обезьянам. Усовершенствованный скафандр был раза в два сильнее обычного человека, и обезьянам пришлось туго. Одна упала навзничь и задергалась, а другая, получив удар по скользящей, попыталась забраться мне на плечи, чтобы рвать когтями, но попала в объятия пришедшего в себя мишки.
Теперь ничто не стояло между мной и Никером, кроме беспризорных големов. Я бросился к нему. Трое из наших автономных ящеров подскочили ко мне, приняв за врага, но я сумел прохрипеть команду и даже указать направление, натравив их на барона Тарра.
Я наклонился над Никером. Он лежал на боку, по-прежнему прижимая руки к груди. Стрела вошла глубоко между ребер в очень неудачном месте — рядом с сердцем. Мой друг был еще жив и даже находился в сознании. Я увидел, как двигаются его глаза под шлемом. Я хотел было протянуть к нему руки, но вовремя одумался. С моим неуклюжим скафандром лучше не рисковать, можно сделать только хуже. Тут нужны ловкие человеческие руки и, вероятно, носилки.
Я помчался обратно — к баррикадам. Там все еще тлел бой. Одну обезьяну навсегда вывели из строя, трех других подранили, но они по-прежнему лезли прямо на копья. Я напал на големов сзади. Дубинка беспощадно прошлась по головам и спинам, ломая кости. Не знаю, куда маги спрятали энцефы, но мои удары выбили последние мозги из этих тварей. Обезьяны перестали нападать, а принялись кататься по земле или кружиться на месте.
Я показал рукой в сторону Никера и вражеских солдат. Мои люди поняли все правильно. Они решили, что я, их барон, нахожусь где-то сзади, и приказываю им через своего голема переходить в наступление.
Алессандро и Ракшан сразу подняли людей и рванули вперед. Я жестом остановил костоправа Цимеса и ударил рукой по телеге, где лежали носилки. Цимес тоже оказался понятливым, хотя в этой ситуации даже младенец разобрался бы, что с чему. Мне оставалось только вернуться к ящику и избавиться от скафандра.
Я бы не смог назвать итоги боя радужными. С одной стороны, мы никого не потеряли, а ограничились лишь ранеными, умудрившись разбить противника наголову. Барон Тарр, оба его мага и почти все воины погибли. С другой стороны, среди тяжело раненных был мой друг Никер, и это перевешивало все остальное.
Я отправил десятников в замок, разбираться с родственниками и челядью Тарра, а сам остался около Никера, которого перенесли на одну из телег. Говорить мой друг не мог, только периодически крепко сжимал зубы, стараясь не стонать от боли.
— Что скажешь? — спросил я у Цимеса, который облачился в свой светло-коричневый рабочий фартук и сейчас напоминал мне мясника.
— Плохо дело, господин барон, — покачал головой тот. — Тут нужен оператор. Но от таких ран не выживают.
Никер все слышал, но ничуть не удивился словам костоправа.
Я обернулся к Виолетте.
— А ты что скажешь?
Магичка, видя, что я не пошел в замок, тоже осталась рядом, хотя и была в замешательстве. Ее мишка все-таки погиб от ран, так что я не знал, чем это замешательство вызвано: гибелью драгоценного голема или раной Никера. Я подозревал, что, скорее, первое.
— Он умрет, — сказала Виолетта. — Я видела такие раны. Стрела задела сердце. Он протянет еще час или чуть дольше, а потом умрет.
Маги, создатели големов, волей-неволей разбирались в медицине. А выпускница cum laude старинного Нимского университета должна была знать медицину как свои пять пальцев.
— Никер сумеет протянуть до Лиго? Это несколько часов пути.
Виолетта недоуменно подняла брови:
— Господин барон, зачем вы хотите отправить его в Лиго? Чтобы показать вашему великому Туссеану? Это бесполезно. С каждым ударом сердца стрела повреждает сердечную мышцу. Кровь течет в грудную полость.
— А если удалить стрелу? Станет лучше?
— Или хуже. Зависит от наконечника и как он развернут. Никер может сразу умереть. Ваш костоправ дело говорит: нужен оператор, но такие операторы еще не родились. Я не знаю никого, кто справился бы. Я предлагаю перенести Никера в замок, чтобы он умер в покое.
Я посмотрел на стрелу. Из-под нее кровь не вытекала. Вероятно, Виолетта права — кровь изливается внутрь.
— Никто из твоих родственников не умирал у тебя на руках? — поинтересовался я у магички.
Та хмыкнула.
— Почему не умирал? Умирал. Младший брат. И я жалею, что он не умер раньше, это избавило бы меня от многих хлопот. Но больше всего жалею, что старший брат до сих пор не умер. Но тут уже все равно — на руках или нет. Мне подошел бы любой вариант.
Я уже давно перестал спрашивать себя, как устроена голова у этой девушки. На такой вопрос нет ответа.
— Если удалять стрелу опасней, чем оставлять, то пусть едет со стрелой, — ответил я. — Мы направляемся в Лиго.
— И что, я даже не успею принять ванну? — недовольно спросила Виолетта.
— Ты можешь остаться, — я был так озабочен здоровьем Никера, что решил ни на что не отвлекаться. — Цимес, ты едешь со мной.
В захваченном замке «на хозяйстве» остался Алессандро. Я отдал ему оба требушета, а сам в сопровождении Ракшана и десятка солдат двинулся к Лиго. Виолетта увязалась за мной, почему-то отказавшись от удобной ночевки в замке и ванны.
Состояние Никера ухудшалось на глазах, несмотря на то что он лежал на подушках и матрасах, уменьшающих тряску. Мы проехали полчаса-час, и мой друг потерял сознание. Его дыхание было едва заметным, а пульс почти не прощупывался. Я приказал остановиться и собрал совет.
— Какие будут предложения? Я должен довезти его живым до Лиго.
Цимес безнадежно развел руками. Виолетта же смотрела на Никера по-прежнему недовольно, будто он был виной настигшего ее дискомфорта, но ответила:
— Можно попробовать вытащить стрелу. Он или сразу умрет, или протянет еще какое-то время. Как повезет.
У меня уже не было особого выбора, жизнь Никера угасала на глазах. Его дыхание то замирало, то становилось неровным: или поверхностным, или слишком глубоким.