— Вытаскивай, — приказал я Цимесу, — ты у нас большой специалист по извлечению стрел.
Костоправ не стал колебаться. Он потрогал стрелу, словно пытаясь определить, как повернут наконечник, потом потянул ее вверх, а когда она уперлась в ребра, резким круговым движением «выкрутил» ее из раны.
Кровь сразу залила белую рубашку Никера. Я не сводил с него глаз, мечтая лишь об одном: чтобы слабое дыхание не останавливалось. На миг мне почудилось, что грудь застыла, замерла навсегда, но вскоре дыхание возобновилось.
Мы подождали несколько минут. Я надеялся, что смерть замешкалась, закрутилась со своими делами и временно забыла о Никере. Под влиянием этой нелепой мысли я распорядился продолжить движение.
Дождей давно не было, дорожная колея порядком утрамбовалась колесами карет и телег, и наш караван шел ходко, быстро. Мой друг за время пути ни разу не пришел в сознание. Он пытался умереть раза три, но жизнь в молодом теле брала свое.
Когда я увидел впереди башни Лиго, то уже не сводил с Никера глаз, опасаясь, что он оставит нас, когда цель уже так близка. Как только мы вошли в замок, я немедленно распорядился отнести Никера в подвал. От того, что мы все-таки успели, моей радости не было предела! Если бы я нашел в себе силы танцевать, то пустился бы в пляс.
В полутемном подвале по-прежнему летала пыль, очень заметная в тусклом свете желтых светильников. Я распорядился положить носилки на большой стол, а когда солдаты удалились, то сразу обратился к дядюшке Вилли и попросил о помощи.
Он откликнулся без промедления. Я в первый раз был рад услышать этот скрипучий ворчливый голос.
— Арт, — ответил дядюшка Вилли, — я ведь вовсе не целитель. Не забывай, что я — не покровитель медицины.
Он мог бы и не напоминать об этом. Все боги медицины или погибли в боях, или прячутся в укрытиях, опасаясь выдать себя и подставить под удар со стороны деймолитов.
— Ну и что, — произнес я, прикасаясь к ближайшему круглому светильнику, стоящему у изголовья Никера. — Ты можешь многое. Смотри, какие у тебя големы. Я имею в виду обычных големов, которых никто не отличит от человеческих поделок. Что для тебя какая-то рана? Ты справишься.
Дядюшка хмыкнул. Он и сам знал, что справится.
— Твой Никер заключит договор со мной?
— Зачем? — мне не хотелось втягивать друга в это предприятие. — Нашего с тобой договора вполне достаточно. Никер — мой человек, правая рука. Если ты спасешь его, то поможешь нашему общему делу.
Вилли отлично знал моего друга. Он видел его много раз глазами своих големов и не сомневался в полезности Никера, но не мог не торговаться в силу своих качеств.
— Пусть будет так, Арт! — Вилли произнес эти слова насмешливо, но, впрочем, он насмешливо говорил почти обо всем. — Ты знаешь, что двое из тех твоих врагов, которые проникли в Лиго, сумели вырваться?
Несмотря на то что дядюшка резко поменял тему, я сразу понял, что он имеет в виду бедолаг, которые встретились с его элитным големом, но выжили, а потом побежали в храм замаливать грехи, которых у них вовсе не было.
— Знаю, — со вздохом ответил я. — И неизвестно, во что это нам обойдется. Те двое наплели такого, что теперь жрецы относятся ко мне с еще большим подозрением.
Дядюшка рассмеялся коротким трескучим смехом. Он часто смеялся, когда разговор заходил о жрецах или священниках. Создавалось впечатление, что само упоминание о духовных пастырях настраивает его на веселый лад.
— Моя ошибка, — закончив смеяться, произнес Вилли. — Но кто же мог предугадать, что среди этого военного сброда найдутся двое, которые ни разу в жизни не совершили ни одного серьезного проступка? Увы, но я просто не смог их убить.
Глава 22
Утро ворвалось в окно розовыми лучами и пением птиц. Я сидел рядом с кроватью Никера и смотрел, как Вероника кормит моего друга с ложечки.
Девушка аккуратно зачерпывала суп из белой фарфоровой миски, подносила ложку ко рту, а потом вытирала подбородок и маленькие черные усы Никера мягкой салфеткой. Поэт воспринимал все спокойно. То ли боль мешала ему бунтовать, то ли он находил во всей этой кормежке что-то забавное.
Наконец Вероника закончила и ушла, забрав с собой все, кроме кувшина с водой и стеклянного стакана.
— Глотать больно, — шепотом сообщил мне Никер, — но вчера было еще хуже. Твоя Виолетта почти убедила меня в том, что пришла пора умирать.
— Не думай о ней. Думай о чем-нибудь приятном, — я подошел к окну и пошире раздвинул синие шторы.
— В Виолетте много чего приятного, — Никер попытался хохотнуть, но осекся и крепко сжал зубы.
— Я даже понимаю, почему ты ее никак не прогонишь, — после паузы добавил поэт. — Она услаждает взор. Кстати, я ведь видел дядюшку Вилли.
Мне показалось, что Никер шутит. Его доставили к дядюшке в бессознательном состоянии и в таком же состоянии вынесли оттуда.
— Я плохо помню, голова ничего не соображала, — продолжал Никер. — Помню лишь, что дядюшка сиял. Это был какой-то нестерпимый белый свет! Как ты на него смотришь? Или закрываешь глаза?
— Я не смотрю, а разговариваю с ним через стену. Так лучше для психики, — я увидел, как гонец влетел в ворота донжона, лихо спрыгнул с лошади и побежал к главной двери. — Понимаешь, деймолиты постарались на славу. Когда они создавали людских богов и монстров, то скрупулезно следовали каждой детали, описанной в священных книгах. Я допускаю, что некоторые создания получились ничего так. Ну, в смысле с ними можно было болтать с глазу на глаз, как с Фис, например. Дядюшка Вилли не такой. Когда на него смотришь, тебя пробирает ужас.
— Он что, бог смерти? Какой-нибудь Танат или Аид? — Никер попытался подвинуться на подушках, но ему удалось переместиться на полдюйма.
— Хуже. Дядюшка Вилли интересуется живыми гораздо больше, чем умершими. Ведь что делают боги смерти? Они собирают души умерших, а на живых никак не влияют. А если у людей вообще нет никакой души? Тогда боги смерти бесполезны. Дядюшка Вилли же пытается разузнать о каждом живущем. Как человек родился, где рос, чем занимался потом. Дядюшку действительно волнует, что человек делал и какими мотивами руководствовался! Если человек никуда не годный, вредоносный, преступный, то наш дядюшка считает его своим клиентом, так сказать. И знаешь, я думаю, что деймолиты действительно перестарались. Они повесили большую проблему не только себе на шею, но и нам, людям. Дядюшка Вилли… он ведь… почти как настоящий.
Раздался стук в дверь, и на пороге вновь предстала Вероника.
— Господин барон, прибыл гонец из Таглиата. Он привез письма. Говорит, что срочные. Вот!
Девушка протянула мне три свитка. Я быстро просмотрел их. Один был от жрецов Фоссано, которые настоятельно требовали встречи со мной, второй — от графа, а третий — от Эмилии.
— Иди, Вероника, спасибо, — я отпустил девушку и вернулся к Никеру. — Посмотри только, какой у нас стремительный граф! Я едва взял Буретто и Фужеро, как он уже прислал гневное письмо. И как успел? От нас до него почти полдня на хорошей лошади! Ему сообщили с помощью голема, не иначе.
— Чего он хочет? — процедил мой друг сквозь зубы. Никера прихватил приступ боли.
— Чтобы я приехал к нему. Видимо, поговорить по душам.
— Не едь, — Никер закрыл глаза. — Если ему так надо, пусть сам едет.
— Да, он приедет. Во главе армии, — зло усмехнулся я. — Ладно, подумаю, что ему ответить.
— А Эмилия что пишет?
Мои губы невольно сложились в широкую добрую улыбку.
— О, шахматистка Эмилия нашла ответ на твой вопрос. Помнишь, ты у нее спрашивал, как получилось, что алхимики, которые работают со взрывчатыми веществами, погибают? Оказывается, Эмилия об этом много думала и придумала наконец. Вот, послушай.
Я развернул письмо как заправский глашатай и принялся с выражением читать:
— «Дорогой господин барон! Я слышала, что наш друг Никер тяжело ранен. Признаться, эта весть лишила меня покоя, я не смогла заснуть и переживала…»
— «Наш друг», — повторил Никер, тоже улыбнувшись.
— Именно! Слушай дальше. «В Таглиате все в порядке, не беспокойтесь ни о чем. Пусть Никер выздоравливает без помех. Скажите ему, что я выполнила его просьбу и смогла понять, что происходит с людьми, которые разрабатывают взрывающиеся вещества. Может, это его отвлечет от раны. Он задал мне трудную загадку, потруднее многих загадок Фис. Дело в том, что этих людей убивают те, для кого взрывчатые вещества представляют единственную опасность. Те, кто живет в таких местах, которые почти невозможно взять штурмом, но можно разрушить с помощью силы взрыва. Я говорю о горах, господин барон. О деймолитах, которые живут в горах! Им ведь почти ничто не угрожает. Люди редко и безуспешно штурмуют их укрытия. Но, если задуматься, что будет, если мы овладеем мощью природы, алхимии, то получится, что мы можем завалить, разрушить горы. Не сразу, конечно, но рано или поздно мы придем к этому. Поэтому не будет ли разумным останавливать нас в самом начале? Методично выбивать тех, кто работает с взрывающимися веществами?»
Никер издал фыркающий звук.
— Однако, Арт! У Эмилии голова варит. Но как деймолиты убивают алхимиков? Не сами же они к ним приходят? И вообще, как узнают о том, чем каждый алхимик занимается?
— Она это тоже объясняет дальше. «Если предположить, что ученых убивают деймолиты, то остаются два вопроса: кто деймолитам сообщает об ученых и кто выполняет сам акт убийства. К сожалению, я нашла один-единственный подходящий ответ: на деймолитов работают люди, которые живут среди нас. Вероятно, существует какая-то обширная, но тайная организация, собирающая информацию о происходящем, отправляющая доклады деймолитам и осуществляющая убийства. Эта мысль очень обеспокоила меня, господин барон. Мы ведь ничего не знаем об этой организации, а они, вероятно, знают о нас, как и о многих других. Мне бы хотелось обсудить такой важный вопрос с вами с глазу на глаз. Пожалуйста, сожгите это письмо. Ваша Эмилия».