Так что теперь, увидев всадника в ночной мгле, в маске и с револьвером, никто не заподозрит, что это я. А мне того и надо.
По безлюдной дороге я огибаю Стылый холм и принимаюсь кружить по тропам возле Дрожь-озера. Над озером мягко светит луна, высунувшись из-за узкой ленты облаков. Вода этой ночью тиха и неподвижна – ветерок не касается ее поверхности, и она гладкая, как зеркало. С другого берега за мной наблюдает Поместье Эхо: его освещенные окна – словно желтые глаза зверя, вышедшего на охоту.
Я на минуту останавливаюсь. Меня одолевают сомнения. Совершив задуманное, я навсегда изменюсь. Конечно, если меня не поймают, можно будет при желании ограничиться одним разом – но тайна, мрачная тайна никуда не денется. Если я доведу дело до конца – это будет преступлением. А если попадусь – могу расстаться с жизнью.
И все же начало положено. Знаю: пойду на попятный – пожалею. Буду считать, что подвожу отца. Останусь в нищете. А главное, не испытаю азарта.
И потому я еду дальше. Мимо заснеженных вершин, возвышающихся в отдалении, к Косогору Мертвеца. Бесс бежит рысью, то и дело прядая ушами, хотя единственные звуки в ночи – цоканье ее подков и мой тихий шепот.
Впереди изгиб дороги, крутой и резкий. Я уже знаю, где именно спрячусь. Мы с Бесс направляемся в узкий зазор между деревьями. До обочины оттуда рукой подать. Я разворачиваю лошадь и жду. Из укрытия отлично просматривается дорога, и хватит короткого «Но!», чтобы Бесс туда вернулась.
Я выжидаю в темноте. Вокруг тишина, ни ветерка. Бесс время от времени нетерпеливо фыркает, как будто хочет сказать: «Чего мы ждем?» Но я почесываю ей уши, и она успокаивается.
Вскоре раздается грохот экипажа и стук копыт. Сердце начинает биться в унисон с этим стуком и даже заглушает его, когда он становится ближе и громче. Сквозь нависшие ветви я вижу экипаж, в который запряжен белый конь. И снова чувствую укол сомнения: «Еще можно отступить. Экипаж поедет дальше, а я вернусь в Поместье. И все останется по-прежнему…»
Но я не хочу, чтобы все оставалось по-прежнему, пусть мне и страшно. И поэтому, не давая себе времени на раздумья, я пришпориваю Бесс. Она вылетает на дорогу – белый конь, заслышав ее топот, в смятении встает на дыбы. Слышу удивленный крик кучера: тот пытается совладать с конем. Я неподвижно стою поперек дороги.
– Дурень! – вопит кучер, еще не понимая, что сейчас случится. – Мы же могли опрокинуться!
Голос у него тонкий и испуганный. Да он же совсем юный, ненамного старше меня! Лет двадцать, наверное.
Я срываю с пояса револьвер и направляю на него. Серебристое дуло сверкает в лунном свете, словно лезвие ножа. Кучер охает, а потом повисает мертвая тишина. Значит, можно было не усердствовать: низкий угрожающий рык, многократно отработанный, тут не пригодится. Даже голос не требуется повышать.
– Кошелек или жизнь, – хриплю я.
Кучер слегка взвизгивает, но не шевелится.
«Хорошо. Это будет несложно».
– Стоять, – командую я, стараясь говорить как можно грубее. – Вы окружены. За деревьями ждут шестеро, и у каждого вы на прицеле. Обещаю, одно движение – и вам конец.
Парень медленно поднимает руки, все еще сжимая поводья. Я направляю Бесс к двери экипажа. Если бы кучер знал, что может прямо сейчас уехать прочь! Но страх перед моей воображаемой шайкой удерживает его на месте, как прищепка удерживает белье на веревке. Я испытываю прилив самодовольства: выдуманные сообщники не хуже настоящих, а еще никогда не предадут.
Дверь экипажа аж сверкает: полированное дерево, серебряные ручки… Окошко изнутри завешено темной шторкой, которая скрывает пассажиров от глаз. Я поднимаю руку в перчатке, чтобы постучать по стеклу, и тут шторку резко отдергивают и опускают окно.
– Извольте объяснить, почему… – изнутри раздается пронзительный голос, а потом внезапно умолкает.
Передо мной появляется потрясенное женское лицо. Упершись в меня взглядом, пассажирка ахает. Лицо у нее белое от пудры, а на губах презрительная усмешка – от таких быстро устаешь, хотя я всего несколько лет в слугах. Дама блистает роскошью: в ушах бриллиантовые серьги, на шее – рубин, на каждом пальце по кольцу. Наверное, одно ее платье обошлось дороже, чем жалованье десяти горничных за год. Моя решимость укрепляется.
Я не двигаюсь в седле, предоставляя ей возможность разглядеть меня, прежде чем я заговорю. Мой вид – маска, разбойничья шляпа, длинный черный плащ и кожаные сапоги выше колен – не может не устрашать! И еще высокий рост, и пусть я не гора мускулов, но сложение крепкое – годы тяжелого труда не прошли даром. Фигура выглядит мощной и угрожающей, потому что плащ на два размера больше и подбит несколькими слоями толстой подкладки. Похоже, мой расчет верен.
Конечно, револьвер тоже играет свою роль. Я приподнимаю его и поправляю дулом шляпу. Дама вскидывает ладони ко рту, и ее усмешка тает, словно лед.
– Прошу вас, – лепечет она, – пощадите…
– Кошелек, – хриплю я снова. – Или жизнь!
– Н-но у меня нет денег. Мой муж…
Ах да. Ее муж. Он прибыл в Поместье несколько дней назад и быстро настроил против себя как слуг, так и постояльцев. В беседе с кем-то в холле он сказал, что через несколько дней к нему присоединится жена, – оставалось только запомнить дату и время приезда. Вместе с ней прибудут деньги, а больше ничего знать и не надо. По крайней мере, так мне казалось.
– Мама?
Услышав негромкий голосок, я чуть не роняю револьвер. Опускаю его, пытаясь скрыть, как трясутся мои руки. В окне появляется личико – широко распахнутые глаза, шапка черных волос. Ребенок? Мне и в голову не приходило, что в экипаже окажется ребенок! Иначе была бы выбрана другая цель… Но слишком поздно. С пути не свернешь, сделанного не воротишь. Вот испуганный мальчик, вот револьвер, а вот богатство – только руку протяни. Осталось взять его.
– Поэтому, понимаете, у меня нет денег, – бормочет женщина.
Меня разбирает смех. Она что, думает, что никто не заметит ее побрякушки? Думает, в темноте не видно?
– Кольца, – спокойно говорю я. – Отдайте их мне. И ожерелье.
– Кольца?.. А… да, – произносит дама и смотрит на руки, словно впервые их видит.
«Обычная история, – думаю я, глядя, как она снимает украшения. – Такие богачи даже не помнят о своем богатстве».
Возможно, через неделю всему украденному найдется замена.
– Что он делает, мама? – Мальчик не сводит с меня глаз.
– Крадет у нас ценные вещи, – шепотом отвечает дама и дрожащими пальцами сует мне кольца и ожерелье.
Ребенок шмыгает носом и ерзает на сиденье.
– А папа не рассердится?
– Рассердится, – шепчет мать. – Очень рассердится.
При этих словах на меня накатывает мрачное удовлетворение – и тут же испаряется: мальчик со всхлипом что-то мне протягивает. Маленький плюшевый медведь, явно любимая игрушка. Ценная вещь.
Мне хочется отдать все назад. Да что я творю? Бедному мальчонке, наверное, теперь годами будут сниться кошмары. Еще миг я колеблюсь. А потом заставляю себя вспомнить, зачем я все это делаю. Ради другой жизни, лучшей жизни. Жизни, которая доступна этому мальчику с рождения. Я стискиваю зубы. И все сочувствие, даже к ребенку, куда-то улетучивается. Да, я совершаю ужасный поступок, однако в Поместье Эхо всегда хватало богатых избалованных детей, и я знаю, что большинство из них вырастает в богатых избалованных взрослых. Взрослых, которые имеют власть над другими людьми – людьми вроде нас с Элорой.
Но не сегодня. Сегодня власть в моих руках – и как же, оказывается, это приятно! Как затягивает! Я не хочу, чтобы это прекращалось.
– Оставь себе, – говорю я нарочито хриплым голосом. Еще раз, напоследок, угрожающе взмахиваю револьвером, пришпориваю лошадь и галопом уношусь прочь. Углубившись в лес, я останавливаюсь, чтобы спрятать драгоценности, маску и револьвер. Пока и речи нет, чтобы прихватить с собой в Поместье награбленное добро и разбойничий наряд: слишком рискованно. Пускай дожидаются в тайном месте. До следующего раза… потому что я уже знаю: следующему разу быть.
Вернувшись в Поместье, я отвожу Бесс на конюшню – никто и не заметил ее отсутствия. Через окно залезаю в комнату и тут слышу, что кто-то барабанит в дверь.
– Робин! – кричит Элора. – Открывай, скорее!
Я в панике оглядываюсь. Не забываю скомкать постель и разлохматить волосы, как будто стук разбудил меня. «Неужели меня кто-то видел? Моя разбойничья карьера кончится, не начавшись?» Медленно, медленно я открываю дверь, надеясь, что лицо и голос у меня заспанные, пускай сердце и бьется как сумасшедшее. Но нет – Элора всего-то-навсего пришла, чтобы рассказать мне про ограбление, слухи о котором тут же разлетелись, как только в Поместье прибыла высокочтимая гостья.
– Ни за что не угадаешь, что случилось! – шепчет Элора. – На нее напал разбойник – прямо тут, в Глухомани!
Я с трудом удерживаюсь от смеха.
Пролетает несколько дней, потом несколько недель, и я наконец выдыхаю с облегчением. А дальше идти на ограбление с каждым разом становится все проще. Я заранее предвкушаю слухи о разбойнике: Поместье Эхо полнится ими и дни напролет гудит, как пчелиный улей.
Снова и снова мне удается ускользнуть, удается всех одурачить. И это только начало. Мне кружит голову растущее богатство: скоро я смогу удовлетворить почти любое свое желание.
А потом я слышу о ни с чем не сравнимой добыче. О хрустальном шаре, что принадлежит предсказательнице. Не какая-то побрякушка – настоящий магический предмет, который позволит заглянуть в будущее… и узнать, что ждет меня впереди, какие мишени, какие враги, какие опасности. Одна мысль о колдовском шаре меня завораживает.
Я знаю, что заполучу его во что бы то ни стало.
Глава 11Утопленница
Ледяная вода хлынула Бетти на колени, залила руки и юбку. Толстый пласт льда под ней пришел в движение, выломался и опасно накренился, Бетти почувствовала, что теряет равновесие. Снова раздался треск – это раскололась небольшая льдина у нее под ногой. Ботинок с коньком провалился в воду, такую холодную, что, казалось, застывает кровь.