Чемоданчик неблагополучия
– Что же за ерунда такая сегодня?! Что же такое происходит?.. Чего он там нёс? Я ничего не понял. Он вам кто? – обернулся шофер автобуса к Не-Маркетингу.
– Так просто... Знакомый. Вчера познакомились, – ответил тот.
– А-а, знакомый... Да... Ну и знакомый! Вас там из-за него чуть не прибили! Фу ты, черт! Не-е, ребята, вот что я вам скажу: день сегодня и вправду.... Да что там день – время какое-то... Но этот ваш знакомый, ну и гусь! Чего он им там такое понес? Я с ним категорически не согласен. Слышите, категорически!.. Да, после таких дел – только стакан и спать! Не могу больше! Сходили в церковь, называется; попросили у бога помощи! Как вас только там не растерзали? Всё, стакан и спать!.. Так ведь до дому ещё добраться надо. В такой денек можно и до дому не добраться!
Между тем шофер давил на педаль газа через-чур сильно – автобус несся по нешироким улицам на бешеной скорости.
– Да вы лучше поезжайте потише! А то мы и вправду сегодня ни докуда не доберемся! – крикнул ему знакомый незнакомец.
– Эх, всё-таки зря я с вами связался! Богохульники вы, – обиженно проговорил шофер, но скорость при этом сбавил очень значительно.
– Мы – не богохульники, – тут же возразил ему внук фотографа. – Тебе же сказали, что тот человек, который... который всё это устроил в церкви... Это просто... Так, случайный знакомый. Он всё это устроил... – задумчиво закончил внук фотографа.
– Какого черта он всё это устроил? Его теперь бог накажет!
– Почему он всё это устроил?.. – всё так же задумчиво повторил вопрос шофера внук фотографа. – Я думаю, потому, что он ищет смысл, а смысл искать не надо...
– Значит, он ищет смысл? – довольно тихо, так что шум дороги заглушал его слова, проговорил Не-Маркетинг.
Но знакомый незнакомец расслышал.
– Да, смысл... – повторил он. – Пенза изучает события Нового Завета, читает священные книги, сравнивает, изучает, пытается понять, осмыслить события, противоречия, которые он в них находит. Подходит к ним с точки зрения логики, пытается понять их смысл. А не надо искать никакого смысла.
– Почему? – скорее чтобы поддержать разговор спросил Не-Маркетинг: он был уверен, что уже где-то слышал некий вариант той мысли, которую сейчас высказал знакомый незнакомец.
– Смысла слов искать не надо, потому что для истинно верующих, к каким, безусловно, отношусь и я, слово само по себе имеет мистическое воздействие.
– Вот как?! Вот это, действительно, меня интригует: вы – и истинно верующий? Я удивлен, поверьте мне, я очень удивлен этим.
– Да. Разве вы не заметили этого там, в церкви?.. Поэтому я знаю, что говорю. Не нужно вдумываться в смысл слова. Надо просто верить. Если искать смысла, то будет ужас. То наступит ужас...
– Вы говорите правду? Вы, действительно, истинно верующий? – недоверчиво переспросил Не-Маркетинг.
– Конечно, – ответил тут же знакомый незнакомец. – Неужели до сих пор вы не поняли этого? Ведь я же говорил вам, что жду благополучия... Правда я не знаю, каким оно будет, моё благополучие, и в чем оно станет заключаться. Но я верующий человек, я – верующий. Именно про меня Христос Спаситель сказал своему народу, когда был на вершине горы: плачущие блаженны, ибо они, плачущие, утешатся... Понимаете, плачущие – утешатся. Блаженны нищие, ибо у них есть Царство Божие. Понимаете, неблагополучные, нищие – утешатся! Это и есть та теория вероятности, о которой я с вами говорил. Тот, кто сегодня неблагополучен, будет благополучен в будущем. Тот, кто сегодня благополучен – того судьба покарает, тому наш Отец Небесный пошлет ужасное неблагополучие, целый чемодан неблагополучия, который по размерам будет гораздо больше того маленького чемоданчика неблагополучия, который хранится под моей кроватью. Да, наш Отец небесный их покарает! Покарает! Сотрет в порошок!
– С ума сойти можно! От всего этого просто можно сойти с ума, – проговорил шофер автобуса и включил маленький радиоприемник, который стоял у него между приборной доской и лобовым стеклом. Послышался голос ведущего, который читал выпуск последних новостей.
– ...Совершенные только что террористические акты...
К огромному раздражению Не-Маркетинга, внук фотографа стал говорить громче, стараясь перекричать радио:
– Уничтожит! Ужасное, гибельное неблагополучие прольется кровавым дождем на их головы! – продолжал скликать несчастья на головы благополучных людей внук фотографа. – А нищие, неблагополучие, грустящие, опечаленные, больные судьбой, вроде меня – спасутся! Тоесть, это значит, что они спасутся – избавятся от своего ужасного неблагополучия! И ненужно, ненужно тут никакого рационального анализа! Рациональный анализ кончился, кончен, ему конец!
Из-за громких выкрикиваний знакомого незнакомца Не-Маркетинг не расслышал из радиосообщения ничего, кроме первых слов, дававших ему понять только то, что едва ли не в последние полчаса были совершены какие-то но вые террористические акты.
– Погодите, вы можете замолчать?! Погодите, я хочу послушать сообщение...
Но знакомый незнакомец говорил и говорил, он не хотел и не мог останавливаться:
– К моменту смерти все будут одинаково нездоровые, поскольку перенесенные страдания тех, кто родился здоровым уравновесят страдания тех, кто с самого рождения был больным. Теория вероятности прямо доказывает существование бога и загробного мира.
– Да погодите вы, сообщение же! Кажется, новый террористический акт... – взмолился Не-Маркетинг. И именно в этот момент шофер просто взял двумя пальцами регулятор громкости, немного провернул его против часовой стрелки, так что последовал сухой, едва слышный щелчок, и всё, новости замолкли. Это было непереносимо для Не-Маркетинга: в самый важный и главный момент замолкли новости. Тишина была такая, что Не-Маркетингу стало становиться всё более и более страшно. Конечно, кругом было много звуковых информаций: они ехали по забитой машинами улице. Но всё это были не те звуковые информации, не про случившийся может быть меньше тридцати минут тому назад акт террора.
– Это, тут, а я-то сам хочу спросить вас, я-то сам благополучный или нет, вот что я хочу вас спросить, – проговорил неожиданно шофер автобуса.
– Откуда же я знаю? – пробормотал внук фотографа. – Я же не знаком с вами!
– А я полагаю, что я благополучный. И плевать, плевать мне на всё!
– Дайте, дайте же мне скорее новых информаций. Только в новых информациях существует истина... – потребовал от шофера Не-Маркетинг. Тот посмотрел на него с некоторым удивлением.
Неожиданно знакомый незнакомец обратился к Не-Маркетингу:
– Послушайте, у меня есть к вам один единственный вопрос: кто вы такой? Отчего вы появились на моей дороге, что вам от меня нужно и нужно ли вам что-то от меня?
– Я не знаю, могу ли я сказать вам что-то о себе такое, что было бы ответом на ваш вопрос. Ведь я, видимо, интересую вас как-то... Как-то в чем-то важном. Вас наверное, больше интересуют мысли в моей голове, чем то, кто я, и откуда...
– Нет, почему же... Я бы хотел узнать о вас как можно больше. И конечно, кто вы и откуда – это тоже для меня очень важно...
– Я самый обыкновенный житель Москвы, с самой обыкновенной биографией: учился в школе, потом – в институте, работал... Сейчас работаю в представительстве одной крупной транснациональной корпорации. Но, конечно же, не только это и не столько это вас интересует... Вас должны интересовать мысли, которые бродят в моей голове... Я скажу вам: я из тех, кто помешан на новых информациях, я из тех, кто ожидает новых информаций, это постоянное ожидание «вот-вот... вот-вот...» воспаляет мозг, постепенно приходишь к тому, что ждешь уже не очередного поворота (после того, как уже сто поворотов пройдено), а ямы, конца, воспаленный мозг уже (поверьте, то, что я сейчас скажу – эта странная, но правда), воспаленный мозг начинает жаждать последних времен – времен перед концом света – потому что для того, кто помешан на информациях – это самое лучшее время, и начинает ждать конца света, потому, что для того, кто помешан на информациях и чей мозг этими информациями воспален, информация о конце света – это самая лучшая и самая жареная информация. Потому я требую, я настаиваю, чтобы для меня сейчас был включен радиоприемник, чтобы я мог прослушать последние новости... Если говорить серьезно, то давайте послушаем новости! Ведь это же очень, крайне интересно!
– Зачем нам сейчас слушать новости?! Совсем это не интересно, уж лучше песни какие-нибудь весёлые послушать! К тому же, мы уже приехали, и новости нам теперь совсем ни к чему! – ответил шофер.
Заскрипев тормозами и неожиданно для Не-Маркетинга и внука фотографа кивнув носом, так что они оба дёрнулись вперёд, автобус подрулил к тротуару, – как раз на этом участке улицы почти все обочины были заняты, – и с трудом вклинился между каким-то брошенным допотопным грузовичком с разбитыми стеклами и спущенными шинами и легковой машиной, сквозь стекло которой было видно сидевшую на заднем сиденье собаку.
– Послушайте, раз такое дело... Здесь рядом есть очень хороший магазин. Водка – самого лучшего завода. Качество гарантирую. Лично я покупаю водку только в этом магазине, можно сказать, верен ему и за водкой ни в какие другие магазины никогда не хожу... А вы не желаете приобрести водку?
– Вы что, о какой водке может идти речь?!.. – раздраженно проговорил Не-Маркетинг. – Зачем нам сейчас покупать водку?
– Послушайте, я нахожусь на грани. Мне нужно снять напряжение! – шофер взмахнул руками.
– А мне напряжение снимать не нужно. Мне это напряжение нравится. Я испытываю от него удовольствие, – желчно проговорил Не-Маркетинг. – И новости, которые добавляют это самое напряжение, мне очень даже к чему!
– А вы не испытываете потребности купить водки, выпить её и тем самым снять напряжение? – спросил Не-Маркетинг у знакомого незнакомца.
– Да нет, нет... Во-первых, я не пью, а во-вторых, сегодня у меня дела на телепередаче, – ответил тот.
– Вот что, пока вы будете покупать водку, мы посидим в автобусе, – ответил за себя и за знакомого незнакомца Не-Маркетинг. – И включите нам, пожалуйста, радиоприемник. Мне очень нужно послушать последние новости.
– Нет-нет, но не обижайтесь... Вы оба какие-то очень странные. И я не оставлю вас одних в автобусе. Черт вас знает, может быть, сейчас вы опять встретите какого-нибудь знакомого. Что тогда? Кто вас знает, что вы тогда выкинете? – проговорил неожиданно шофер, сам немного смущаясь своих слов. – Нет, друзья, вы на меня не сердитесь и постарайтесь меня понять правильно: в такой замечательный день, как сегодня... Я уж и сам не знаю, что может стрястись! Надо ко многому быть готовым. И вас в автобусе не оставлять ни в коем случае. Хватит и того, что случилось со мной возле гостиницы на Измайловском парке. Сейчас надо быть очень осторожным.
– Подбросил бы нас хотя бы до метро! – разочарованно проговорил внук фотографа.
– По этому поводу у меня нет никаких возражений! – радостно воскликнул шофер (видимо, он ожидал какой-то ужасной обиды, какой-то, может быть, ссоры со своими новыми знакомыми, и теперь, когда ничего этого не случилось, обрадовался).
– Зайдем в магазин, вон он там, во дворе, купим водку, я куплю, и ради бога, если мне по пути, я вас довезу не только до ближайшего метро, но, может быть, даже и дальше, может быть, прямо туда, куда вы сейчас едете. Или вы что думаете, я – плохой и недружелюбный человек?! Нет, вовсе нет, просто вы очень странные люди и стоит вас не то, чтобы опасаться, а ждать от вас чего-то такого, эдакого.
Под эти разглагольствования шофера автобуса Не-Маркетинг и знакомый незнакомец нехотя пошли с ним к винному магазину. Самого магазина пока еще не было видно, но уже здесь место было достаточно неприятное: тут и там кучками стояли какие-то забулдыги и о чем то между собой переговаривались. В одной из компаний по поводу чего-то громко ругались, и на всю улицу разносилась нецензурная брань.
Гремя железными цепями, ударявшимися о борта нагруженного на него контейнера со строительным мусором, вдоль дома медленно, стараясь не задеть припаркованные легковушки, двигался грузовик. Трое были вынуждены остановиться и ждать, пока он проедет. Наконец, мусоровоз проехал и можно было идти...
– Вот! Вот! Видите?! Вы видите? Вы его видите?! – секунду спустя закричал внук фотографа.
Не-Маркетинг и шофера автобуса вздрогнули от неожиданности.
– Это он! Привидение!.. Черт!.. Я же говорил! Видите его?! Тот самый умерший певец!
Тут же вслед за этими криками шедший вдоль дома по противоположному тротуару человек остановился и, повернувшись к ним, принялся в упор смотреть на них. У него был достаточно мрачный вид, – он напоминал актера, который только что снимался в фильме ужасов и забыл снять грим: копна всклокоченных, грязно-серого цвета волос, словно перепачканных в земле, огромные черные круги вокруг больших, но каких-то мутных глаз, коричневая, дряблая кожа, большая вытянутая голова, крупные черты лица. Одет он был в длинное поношенное черное пальто с огромными блестящими, под серебро, пуговицами, серые брюки, на ногах – не новые, но и не слишком сношенные ботинки. Руки он держал в карманах пальто. Вдруг он оскалил зубы и пощелкал ими, словно намеревался напугать этим людей на другой стороне улицы, потом хрипло расхохотался.
– Да какое же это привидение?!.. Да это же обычный мужик!.. – изумленно воскликнул шофер «пазика». – Только какой-то очень злой и наглый!..
Он вытаращился на стоявшее на противоположной стороне улицы «привидение», видимо недоумевая, откуда мог взялся такой странный тип и как ему позволяют ходить по городским улицам...
– Эй, да вы куда, вы что?! Стойте! Вы что, испугались его что ли?!.. Вы что, с ума сошли?! – закричал шофер, когда, наконец, отвел взгляд от странного «привидения».
Он увидел, что Не-Маркетинг бросил своих новых знакомых и медленно идет прочь...
...Знакомый незнакомец отказывался верить своим глазам, мысли в его голове скакали, как бешеные и путались: кто это такой перед ним? Он никак не мог ничего понять! Информации скакали и переворачивались в его голове, как сумасшедшие, совсем, как это бывало обычно в голове Не-Маркетинга после каких-нибудь отчаянных террористических актов, неожиданных и ужасных, кровавых и потрясающих, обрушивающих вслед за собой информации и терабайты лжи, лжи, лжи!..
Медленно, словно оглушенный, словно контуженный, словно больной Не-Маркетинг удалялся, шел прочь от своих новых знакомых. Ноги и мысли его при этом заплетались так, словно он был один из тех пьяниц, обожающих водку, что собирались здесь, в этом месте улицы, знаменитой своим винным магазином...
– Эх вы, трус! – воскликнул шофер автобуса. – Жалкий трус!.. Нашел кого пугаться!..
Страшный человек у дома потряс головой и сделал рукой неприличный жест.
– Ах вот ты как!.. – воскликнул шофер «пазика» и быстро глянув по сторонам, перескочил через маленькую оградку на вытоптанный газон. – Никого не боишься!.. Всем жесты показываешь!.. Сейчас и я тебя напугаю...
Он поднял с земли какой-то валявшийся на ней обрезок железной трубы...
– Сейчас я тебе покажу, как пугать людей на улицах!
Не-Маркетинг по-прежнему удалялся от них. Впрочем, своей пьяной походкой он за эти немногие мгновения не смог уйти далеко.
Шофер автобуса выбрался через оградку с газона обратно на тротуар.
– Сейчас ты мне попоказываешь!..
Он медленно двинулся к странному человеку, стоявшему на другой стороне улицы.
– Стойте, стойте! – знакомый незнакомец кинулся к шоферу. – Не надо!.. Это просто... Это просто сумасшедший!..
– Нет, врешь, я ему все-таки разик врежу, как следует, отпусти меня! – шофер автобуса оттолкнул внука фотографа, но тот вновь схватил его за руку.
– Стойте, не надо!.. – внук фотографа пытался удержать его.
– Сейчас он мне попоказывает!.. – все больше распалялся шофер «пазика». – Сейчас я ему тресну по хребту... Будет знать!..
– Стойте! Этот – мой отец!
Голос Не-Маркетинга прозвучал хрипло... Шофер пазика и внук фотографа – повернулись...
С тех пор, как они покинули церковь, небо успело посереть и спуститься к земле, стена большого жилого здания, возле которой стоял отец Не-Маркетинга, была мокрой...
Медленными и очень отчетливыми движениями шофер «пазика» перекрестился... Взгляд, которым он при этом смотрел на Не-Маркетинга, был отчего-то наполнен суеверным ужасом.
Подойдя к своим знакомым, Не-Маркетинг проговорил:
– Да, я подтверждаю, что это мой отец. Да, вот такой у меня отец, вот такой! Может быть, мой голос сейчас звучит удрученно, но не обращайте на это внимания, я давно уже привык к своему отцу, к существованию у меня вот такого вот отца и, честное слово, факт существования у меня такого вот отца уже давно никаким образом не трогает мою душу.
Затем Не-Маркетинг повернулся к знакомому незнакомцу, чуть тише, чем прежде, но с огромным раздражением в голосе сказал ему:
– Певец Иван Бобылев жив, жив, жив, я же говорил вам, говорил, вы не верили, и вот!.. Вот что произошло теперь! Певец Иван Бобылев теперь бывает немного не в себе, хотя это состояние находит на него лишь временами, лишь временами...
– Вот так-так! – бормотал шофер пазика. – Папашка... Певец... Вот и так бывает: узнали отца случайного знакомого, а вместе с ним и самого случайного знакомого совсем с другой стороны узнали! Получается, вы скрывали от нас, что вы – сын Бобылева, вы отца своего, из плоти и крови которого вы получились, от нас скрывали, вы рассуждали о нем с нами так, будто вы к нему не имеете никакого отношения и знаете о нём только по газетам, вы как о каком-то постороннем дядьке рассуждали о собственном отце, а сами-то при этом всё, всё знали, вы сами многое знали, но ничего не сказали.
– Вы уж как-то слишком зло ко мне относитесь! Несправедливо!.. Я же всё-таки не дал поставить заупокой Ивана Бобылева! Свечу...
– Как же вам нелегко было делать вид, что вы не при чем! – продолжал поражаться шофер автобуса. – Как же вам было нелегко!
Потом он спросил:
– Но как же вас теперь звать? Вы ведь тоже получаетесь Бобылев, Бобылев, но не Иван. Не Иван, а кто? Хотелось бы это узнать теперь.
– Что касается меня, то я разорвал со своими родственниками, с Бобылевыми. И прежде всего с ним, со своим отцом, – твердо сказал Не-Маркетинг. – Если хотите понять, как меня звать, то зовите просто, как иногда зовут меня теперь друзья и коллеги по офису, то есть Не-Маркетинг!
– Вот так-так! – опять пробормотал шофер. – С папашей не дружишь, значит... А папаша-то, тем временем, людей стращает...
Иван Бобылев по-прежнему стоял на другой стороне проезжей части и как-то очень странно смотрел на Не-Маркетинга. Непонятно, что тут происходило, какой механизм тут срабатывал, но теперь мертвец не казался таким уж мертвецом, покойницкое как-то уходило из него, и он всё больше в глазах смотревших на него превращался в человека, и чем больше они были возле него, тем больше он превращался: выступали, выступали из него человеческие черты, а всё странное в его облике отдалялось, растворялось, переставало существовать, ибо как-то само собой на покойницкие его черты они переставали обращать внимание.
Вдруг заговорил знакомый незнакомец. Заговорил очень страстно, обращаясь к Не-Маркетингу:
– Теперь всё поменяется местами! Я хочу сказать... Теперь вы так для меня интересны! Я хочу знать... Я хочу многое увидеть и услышать собственными глазами. Вы не представляете, как это важно для меня! Раньше вы обращались ко мне, вы, можно сказать, преследовали меня... Каюсь, я избегал вас, я раздражался. Впрочем, мне нечего каяться. У меня были причины. Но теперь, кажется, всё поменялось. Вы должны понять... Вы должны проявить понимание и благородство, потому что теперь я, который избегал вас, который не хотел общаться с вами, я стану преследовать вас... Все изменилось в эту минуту, всё стало совсем наоборот. Иван Бобылев... Иван Бобылев жив!.. Он не уходит! Смотрите, он стоит, смотрит на вас и не уходит! – пораженно воскликнул под конец знакомый незнакомец, показывая рукой на Ивана Бобылева.
– Почему же он должен уйти? – прошептал Не-Маркетинг.
– Но ведь там, возле фотографии... Я всё понял! Вы увидели его и бросились от него прочь! Он тоже, наверное, увидел вас. И тоже пошел прочь!.. Ведь вы же разорвали с ним отношения! Вы же сами только что об этом сказали...
– Вот так дела! – потрясенно проговорил шофер «пазика» и бросил обрезок металлической трубы обратно на загаженный и истоптанный газон.
Мимо них к винному магазину прошло несколько шатавшихся из стороны в сторону пьяниц.
Шофер решительно достал из кармана какой-то обрывок бумаги, ручку и направился к стоявшему на другой стороне Ивану Бобылеву. Сразу после этого мимо них с шумом проехала легковая машина, впрочем и без неё вряд ли бы было слышно, что сказали друг-другу шофер с Иваном Бобылевым, было ясно только то, что шофер попросил у Бобылева автограф. Тот что-то быстро написал ему его ручкой на обрывке бумаги.
Шофер вернулся к стоявшему на другой стороне улицы знакомому незнакомцу и Не-Маркетингу:
– Он плачет. Смотрите, что он мне написал!
Шофер протянул Не-Маркетингу обрывок бумаги: «Сынок, подойди ко мне» – разной величины буквы плясали на воображаемой строке.
Не-Маркетинг пару мгновений колебался, но потом всё-таки медленно шагнул на проезжую часть улицы... Пока он шел, отец не отрывал от него взгляда, когда сын подошел к нему совсем близко, он продолжал рассматривать его с жадностью и восторгом.
– Ну, что это за странные записки? Объясни мне... – проговорил Не-Маркетинг чрезвычайно мягким и ласковым голосом.
Отец как-то мигнул глазами, словно не поверив: действительно ли он слышит эти слова, сказанные таким тоном, или это мерещится ему.
– Да нет, почему же странные... Так, деликатность. Ты же от меня бегаешь... Совершенно напрасно, между прочим, бегаешь, – отец, действительно, вытер глаза тыльной стороной ладони. Значит, шофер автобуса не ошибся, и он, и вправду, плакал.
– Я не бегаю от тебя. Когда я тебе говорил, что я от тебя бегаю? Глупости ты какие-то выдумываешь, – Не-Маркетинг бросал слова, как ни в чем не бывало. Кажется, что слезы отца не произвели на него никакого впечатления.
– Ну как это, глупости?! Говорить ты мне, конечно, ничего не говорил. Но ведь такие вещи никогда в лицо не говорят. Тем более отцу. Хотя, впрочем, иногда и говорят. Именно иногда в лицо и говорят. Но дело-то не в этом. А в том, что отношения со мной ты разорвал полностью! Без слов, так сказать. Но, на деле, полностью!
– Да ну как же, разорвал, что ты за чушь-то мелешь! Вот придумал-то! Чу-ушь! – протянул Не-Маркетинг и улыбнулся отцу в лицо.
– Как же чушь?! Сколько раз я к тебе подходил, а ты исчезал, уходил, скрывался. Ты как летучий голландец для меня стал, как призрак, как привидение!
Не-Маркетинг вздрогнул. Отец тотчас заметил это.
– Что, не так разве? Именно, как привидение. Ведь я тебя несколько раз видел в городе. И всё, как назло, при таких обстоятельствах...
– Каких еще обстоятельствах?! – воскликнул Не-Маркетинг, в голосе его ясно слышалась нервозность.
– Мрачно-романтических, я бы сказал... – ответил Иван Бобылев. – Представь себе: дождь, туман, машины с включенными фарами едут, сумерки наступают. Вдруг, вижу, впереди на углу мелькнул ты. Я за тобой, бегом... Чуть не споткнулся. Сердце колотится, как бешеное. Вот-вот догоню, а ты исчезаешь. И ведь видел же, что перед исчезновением ты несколько раз оборачивался. И понимаю я, что заметил ты меня и нарочно от меня скрылся, а такое ощущение, как будто мерещится мне всё это, как будто только снится, как будто то был не ты, а только призрак, которого я лишь воображал. А ты, тем временем, наверное, стоял за какой-нибудь рекламной тумбой. Или из подворотни выглядывал... На тебе тогда как раз плащ был серый. И день серый, и всё серое. Всё сливается, а я как-то плохо вижу, как-то не различаю предметов в этих сумерках, так что тебе в сером плаще от меня скрыться – никакой истории не составляет. А потом я еще раз тебя видел под вечер. И странное совпадение – всё под вечер, всё в дождь. И опять – мелькнул и растворился. Призрак! Одно слово – призрак! Так ведь призраки-то сами заговорить не могут! Первыми не могут. И спугнуть их легко. Вот я сейчас и думаю, и рассуждаю: дай, думаю, напишу записку. Если подойдешь – состоится разговор. А нет – так и ясно: опять призрак. И гоняться за ним не стану. Посмотрю, сколько позволит на себя посмотреть, да и пойду по своим делам. Только вот сегодня погода какая-то необычная: нету дождя! Что же ты, призрак, явился, когда сегодня не дождь, и не мрачно? Не твоя погода! Не твоя!
– Погоди, ты накаркаешь! У меня как раз сегодня ни зонтика, ни плаща серого, а вон, кажется, и собирается, – проговорил тут Не-Маркетинг. Действительно, погода могла перемениться. Признаков, утверждавших об этом с полной вероятностью, пока еще не было, но намеков в природе уже существовало предостаточно – небо временами начинало хмуриться... Тучки! Ветерок поднимался...
– Так что, вот так вот!.. – вздохнул тем временем Иван Бобылев. – Я вот что тебе, Коленька, скажу: жизнь – она во многом из призраков-то и состоит. И всякие там призраки играют в ней гораздо большую роль, чем нам кажется. Я об этом очень много в последнее время думаю.
Не-Маркетинг вновь и заметно вздрогнул.
– Призраки? Играют роль? – с совершенно бестолковым выражением на лице переспросил он.
– Да-да! Гораздо большую, чем тебе по молодости лет, пожалуй, и кажется! – подтвердил Иван Бобылев с каким-то так же заметным, как и вздрагивание Не-Маркетинга, воодушевлением.
Тут Не-Маркетингу вдруг пришли в голову слова знакомого незнакомца про чемоданчик неблагополучия, про вырезки, про информации о многих разных видах ада, и он зачем-то спросил у отца:
– А в аду призраки есть?
Что-то мелькнуло у того в глазах, но тут же и пропало; он ответил:
– Есть, конечно есть! Это его главное наполнение! Там именно одни призраки и есть. И вся мука ада и заключается в нежелательных встречах. Вот как у тебя сегодня со мной...
Не-Маркетинг вскинул глаза. Уже он начинал раздражаться.
– Погоди, погоди, Коленька, не гневись... – поспешил сказать Иван Бобылев. – Я так больше говорить не буду. Обещаю тебе клятвенно. Извини, сорвалось, брюзжание, мелкая обида... Видишь ли, нам есть о чем с тобой поговорить. Я, видишь ли, не хочу упустить такого случая, который, может быть, больше и не повторится: что призрак мой на мою записку подойти соизволил и заговорить со мной решился. Мне этот случай сегодня очень нужен, потому что, видишь ли, замыслил я одно дело, вернее, не дело – намерение... Обуян я очень важным намерением. Мне, видишь ли, кажется, что ты – погибаешь. Не физически, ты это понимаешь, а как-то так, вообще. И я должен тебя от этой гибели спасти, уберечь, упредить... Вот такая благородная задача! – глаза его на последних словах почему-то опять начали слезиться.
– Видишь ли, отвечу тебе, что и мне грезится такая задача, но только уже в отношении тебя. Так сказать, совсем наоборот, с ног на голову! – ответил Не-Маркетинг.
– Прекрасно! Прекрасно! Я такой же как ты, и ни чем не хочу выделяться! Я – юноша, оступившийся, не ведающий о своей ошибке, и меня надо спасать! Прекрасно! Прекрасно!
– Ну, насчет юноши-то ты... Я, конечно, не знаю, что и кого ты имел в виду, но если меня – то я не юноша. Нельзя меня юношей назвать. Я, к моему и твоему сожалению – много старше. Юноша, к примеру, – это вон, видишь, стоит, в отдалении, смотрит на нас, но не может подойти... Вот он, безусловно, юноша, – Не-Маркетинг показал отцу на знакомого незнакомца. Тот стоял в сторонке и совершенно этого не скрывая, рассматривал Бобылева и Не-Маркетинга. Даже, кажется, делал какие-то пометки в маленький блокнотик. Во всяком случае, такой блокнотик у него, по крайней мере, на мгновение, в руках появился.
– Да, конечно, конечно, он юноша! Знаешь ли ты, он ужасно напоминает мне тебя в юношеские-то годы! Тот же взгляд, кажется, в самую суть вещей... Я с ним уже сегодня пересекался. Он меня этой схожестью с тобой уже поразил: тот же пронзительный взгляд, глаза...
Не-Маркетинг вздрогнул, – нет уж, на этот раз он не просто вздрогнул, а какая-то судорога пробежала по всему его лицу, по телу, по рукам, он схватился следом сразу за виски...
– Нет, что ты! Ты не правильно понял! – по-своему истолковал это Иван Бобылев. – Ты не стар еще! Ты не взросл даже. Ты тоже юноша, но только более зрелый, чем он. В тебе теперь эдакая мужественность, орлиный взор, осанка, повадка! Наша порода, одним словом, бобылевская! Да-да, бо-бы-левская! – закончил он с изрядным воодушевлением. – И не расстраивайся о возрасте! Что твой возраст!..
– Я и о своем-то не думаю, – прибавил Бобылев через мгновение. Но это уже вышло у него немного кисло; по крайней мере – без задора.
– Значит, ты полагаешь, он похож на меня?
– Ну-у, не знаю... – протянул Бобылев. – Что с того, что кто-то кажется кому-то на кого-то похожим. Не расстраивайся! – по своему истолковал он вопрос Не-Маркетинга. – Ты был при всем при том много лучше чем он. Мно-ого лучше! Я имею ввиду имидж: значительнее, живее... Тако-о-ой пронзительный взгляд! Острый, холодный! Бр-р... Прямо, знаешь, за душу окружающих брал. Я это замечал, но тебе никогда не говорил, не хотел хвалить. Думал, еще возгордишься, занесешься...
– Слушай, ну что за чушь ты городишь! Занесешься... Это я-то! Да еще тогда-то!.. Куда бы мне было заноситься! – проговорил Не-Маркетинг раздраженно и уже немного даже грубо. – Да и чушь все это: никакого у меня не было такого вот особенного взгляда. Я был самым заурядным молодым человеком. Без всякого взгляда.
– Ну... Ну... Ну ты себя не ценишь. Скромник! А вот это не по-нашему. Скромничать нечего – дурная черта. Нахальства не люблю, но и скромности – тоже. В скромности нет живости... Нет, Коленька, ты был необыкновенным сыном! Необыкновенным! – неожиданно твердо и безапелляционно закончил Иван Бобылев.
– Был? – с иронией спросил Не-Маркетинг. – Значит, теперь уже – нет?
Бобылев немного растерялся. Но тут же сказал:
– Не знаю. Что ты теперь – не знаю. Ты призрак! Имею твердые предположения, но с уверенностью – не знаю. Это тема отдельного большого разговора. И не забывай – я же выручать тебя собрался. А значит – не всё так хорошо. Не всё с тобой так уж хорошо, если ты стал призраком и появляешься только в дождь, в дождь и порывистый ветер.
Шофер автобуса, до этого наблюдавший за Не-Маркетингом и его отцом с противоположного тротуара, тут неожиданно перешел дорогу и, приблизившись к ним, сказал:
– Ну чего, в магазинчик-то?.. Идете со мной, нет?
– Нет, нет, что вы!.. Я не пью!.. – мгновенно ответил Иван Бобылев. – Хотя, я думаю, это самое ужасное, когда не пьёшь. Когда пьешь, всё-таки, это гораздо легче. Когда пьешь, это, можно сказать, прекрасно!.. Пить – это здорово! Это здорово, когда можешь на всё махнуть рукой и пить!
– Да, точно! Я так и делаю!.. – радостно согласился шофер. – Но не всегда, иногда, в меру. Вы, господин Бобылев... Позвольте выразить вам мое огромнейшее восхищение вашей... вашей замечательной персоной! Если бы вы пили, то я бы считал огромной честью выпить с вами! А кстати, почему не пьете? Здоровье не позволяет?
– Ладно, хватит! – резко сказал Не-Маркетинг. – Он действительно болен, что вы не видите?.. Смотрите, как он выглядит. Это от болезней. У него много болезней.
– Да нет, я... – испуганно пробормотал шофер.
– О, не бойтесь, на вас никто не сердится! – истерически радостно проговорил Иван Бобылев. – Я же понимаю! В молодости я тоже так умел: кампания, веселье, пивко, винишко, ресторанчики. Но с годами разучился.
Он замолчал, улыбка медленно сошла с его лица.
– Я не могу на всё махнуть рукой, – проговорил он вдруг тихо и очень отчетливо. – Не могу... Я должен был умереть давным-давно. Тогда бы всё было замечательно, тогда бы я был героем, умершим во цвете славы. Но я до сих пор жив. И даже мои болячки, которые мучают меня каждый день, не сильны настолько, чтобы убить меня сразу. А я должен был умереть давным-давно...
– Да, ты должен был умереть давным-давно! Ты, жалкий, тщеславный человек, который до сих пор жив, несмотря на то, что давным-давно должен был умереть, – сказал ему вдруг Не-Маркетинг.
– Я не могу, Коленька! – вдруг взмолился Бобылев. – Не могу! Песня не допета!.. Где-то там, в прошлом, под слоем пепла и песка не допета моя песня. Она взывает ко мне, стонет и плачет! Она просит допеть её! Я знаю, знаю, что никогда не смогу допеть её, я болею, я... Но если бы я умер, как бы была она? Одна, без меня, моя бедная недопетая песня!.. Я болею, но никак не могу умереть. Знаешь, доктора удивляются: ведь я не жилец, я мертвец уже, может быть, а всё живу... Доктора диву даются! Они не знают, что я – как мать, которая отчаянно цепляется за жизнь, потому что знает – умри она, и никто не позаботится о её дитяти!.. Моя недопетая песня – это моё дитя!
– Он болен, друзья мои, он болен! – горестно и серьезно проговорил Не-Маркетинг, обращаясь к шоферу и знакомому незнакомцу.
Те потрясенно слушали.
– Он болен, он психически нездоров, – продолжал Не-Маркетинг. – Он очень похож на нормального человека, но я знаю его тайну. И это не моя выдумка, а правда. Поэтому я и избегал его, поэтому и не решался открыть вам, что он – мой отец. Мне было стыдно... У него бывают разные фазы, разные состояния. В целом, он спокоен и неопасен, но иногда... Это – наследственное приобретение, моя бабушка... Бабушка... Ты плохо сделал, певец, что не умер! – неожиданно с ненавистью в голосе закончил Не-Маркетинг.
Подчеркнуто спокойно, но с ужасным сарказмом в голосе, Иван Бобылев ответил, тоже обращаясь к шоферу и внуку фотографа:
– Бедный мальчик!.. Он слишком впечатлителен. К тому же, начитался медицинских книжек про сумасшедших. Он объявляет сумасшедшими всех людей, которые хотя бы немного его раздражают. А раздражают его все. Весь свет. Если бы он видел себя в зеркало и не знал, что это отражение принадлежит ему самому, он бы сказал «О, вот совершенно очевидный сумасшедший!» Странный малый! Мой сын – очень странный малый. Но я его люблю, и прощаю ему всё!.. Такова доля всех нас – отцов, доля отцов, у которых сыновья – идиоты. Так нам велит бог: быть терпеливыми и необидчивыми. И спасать, спасать своих неразумных и великовозрастных чад от погибели!
– О, ты коварен! Ты всё превращаешь в шутку, в сарказм, – заметил Не-Маркетинг с прежней ожесточенной ненавистью. – И ты никогда, никогда не признаешь себя ни в чем виноватым...
Тут Не-Маркетинг ужасно побледнел, скулы его свело от ража, он зашипел, потому что злоба, душившая его, уже не позволяла ему говорить в полный голос:
– Ты никогда не признаёшь себя ни в чём виноватым, словно ты ангел, который и не спускался никогда на землю, словно ты и не жил, не оставил на этом свете меня... Мертвец! Ты умер и уже после того, как ты умер, уже после смерти зачал меня. Я – сын мертвеца! И всю жизнь, слышишь ты, всю жизнь, благодаря исходившим от тебя информациям, я ощущал на себе этот ужасный факт: я – сын мертвеца! Ты не всегда был возле меня, но всегда, каждый час, каждую минуту посылал ты мне свою ужасную информацию, информацию мертвеца, унылую и убийственную, грустную, тоскливую, подталкивавшую к тому, чтобы изготовить петлю, привязать её к крюку и повеситься, как повесился тот мальчик из соседнего дома. Иной информации я никогда не видел от тебя, мне не хватало информации, я задыхался и погибал от тотального отсутствия информации, но предостаточно было информации только одного рода, той информации, что я ежедневно получал от тебя: тоскливой, мрачной информации мертвеца!
Иван Бобылев отшатнулся. Испуг пробежал по его лицу. Он прошептал:
– Да-а, ты не зря упомянул свою бабушку! Но не ко мне она имеет отношение, я – так... Она имеет отношение к тебе! Сразу видно, чей ты внучек!
– Ты!.. Ты!.. – задыхаясь продолжал шипеть Не-Маркетинг. – Такой ужасный день!.. Столько информаций... И еще ты! Ты самая ужасная моя информация.
– Информация?!.. Что?! – не понял Бобылев.
Шофер стоял раскрыв рот, так же как еще совсем недавно он стоял в церкви возле молодого чрезвычайно нарядно одетого журналиста.
– Мертве-ец! – закричал Не-Маркетинг.
Бобылев вдруг отскочил от него и залязгал зубами, как он, видимо, частенько это делал.
– Мертвец! Мертвец! – воскликнул Бобылев следом. – И черт с вами! И черт с вами! Черт с вами со всеми! Только нервы мне трепете! Сами идиоты!.. Психбольные!.. Я-то хоть в шестидесятые годы блистал! Я был молод, весел, шокирующ, насколько в те времена можно было быть шокирующим. А вы?! А вы-то что?! А ты?!.. Я блистал в шестидесятые годы!.. Блистал!.. Меня до сих пор помнят. У меня есть прошлое, прошлое, которым можно гордится. У меня есть я – прошлый, которым можно гордиться! А у тебя есть ты-прошлый, которым можно гордиться?!..
– У меня есть я – нынешний! – опять начал шипеть Не-Маркетинг. – Ты – мертвец!..
Иван Бобылев схватился за голову:
– Тоска, тоска!.. Я знаю, что мне нужно, – проговорил без всякого перехода Бобылев. – Мне нужна любовь молоденькой девушки, совсем молоденькой девушки, еще едва ли не ребенка. И она у меня будет. Ты не знаешь, с кем я сегодня встречался! Мне обещали помочь в этом вопросе. Сегодня я встречался с... А, что с тобой откровенничать!
Он махнул рукой и пошел прочь.
Прошло несколько мгновений, во время которых Не-Маркетинг и шофер стояли молча. Затем шофер сказал:
– Как же он... с молоденькой девушкой, а?! Нехорошо это! Этот ваш Иван Бобылев... Я что-то теперь совсем не понимаю, он хороший мужик или нет?..
Не-Маркетинг не ответил, посмотрел вслед удалявшейся фигуре Ивана Бобылева и решительно зашагал в противоположную сторону.
Совсем недолго он шел, – голова его была, как в тумане, – только что Не-Маркетинг слишком перенапрягся, а потому через некоторое время после разговора с отцом он почувствовал сильную усталость и, как раз тут увидав чуть в стороне от дороги лавочку, подошел к ней и сел. Так Не-Маркетинг сидел сколько-то минут без движения, закрыв лицо руками. Сколько это продолжалось, – отчета он себе не отдавал.
Когда Не-Маркетинг отнял от лица руки, рядом с ним уже сидел кто-то, и кажется, не обращал на него никакого внимания. Как сквозь дымку, Не-Маркетинг различил в сидевшем знакомого незнакомца. Не-Маркетинг потер глаза, – то ли он плакал недавно, то ли он слишком переутомился: предметы расплывались, он видел всё очень нечетко. Он посидел так еще немного; знакомый незнакомец по-прежнему молчал и смотрел куда-то в сторону.
Постепенно Не-Маркетингу вернулось ясное зрение.