Тайна неблагополучия
Глава XIXПотенциальный убийца
Выйдя из офиса, Не-Маркетинг, спустился вниз и, никого не встретив, покинул офисную башню. Оказавшись на улице, он побрел не имея в голове никакой цели, просто так, желая успокоиться. Скоро он дошел до того места, где располагался магазинчик, торговавший дисками, и при котором было маленькое компьютерное кафе. Он зашел туда, в смутной надежде встретить подростка, так похожего на него самого такого, каким он представлялся себе в том возрасте, но подростка в компьютерном кафе не было, Не-Маркетинг зашел в узкий коридор, что начинался за полками с музыкальными дисками и, пройдя по нему к двери на лестницу, подергал ручку – сегодня эта дверь была уже заперта. Некоторое время без всякой цели порассматривав диски, что стояли на полках, Не-Маркетинг вышел из магазинчика и побрел обратно к офисной башне.
Уже будучи неподалеку от башни он, неожиданно для самого себя, свернул в неширокий проулок между домами и через полминуты оказался уже на другой, параллельной той, предыдущей и гораздо более незначительной, чем она, улочке. Зачем-то он подошел к лотку, на котором красовались газеты и журналы, даже взял в руки один, самый яркий из журналов, медленно пролистал его, положил обратно. Вточь как говорят, словно бы «какая-то рука стискивала сердце», – однако, это ощущение стало в последнее время для Не-Маркетинга привычным.
Отойдя от лотка он увидел, что немного ближе к офисной башне, чем находился он сам, у стены дома метрах в трех-четырех друг от друга – примерно... около того... – стоят два человека: первый – нищий с шапкой в протянутой руке, другой – Иван Бобылев. Иван Бобылев пристально смотрел на Не-Маркетинга, но не двигался. Возможно, именно этот пристальный взгляд каким-то неведомым образом и заставил сына повинуясь шестому чувству посмотреть туда, где стоял отец, заметить его. Их отделял какой-нибудь десяток метров. На незначительной улочке было довольно пусто, скрыться и спрятаться так, чтобы это не выглядело нарочито, было некуда, Иван Бобылев по-прежнему не отрываясь смотрел на сына. Его глаза... О, его глаза были злыми! Чрезвычайно злыми!
Не-Маркетинг мгновение помедлил, но потом решительно шагнул в сторону отца.
– Ты?! – спросил Не-Маркетинг отчего-то шепотом, приблизившись.
– Я... – ответил Иван Бобылев так же шепотом.
– Что делаешь? – спросил Не-Маркетинг тихо.
– Эх-ха-ха! – Иван Бобылев осклабился страшной волчьей ухмылкой и с расстановкой, с невероятной злобой в голосе проговорил, тоже шепотом:
– Прошу милостыню... Не видишь? По-моему, очевидно!
– Да как же ты смеешь побираться?! – зашелся Не-Маркетинг. – Как же ты смеешь это делать?! Ты – мой отец, и ты просишь милостыню в двух шагах от моей работы! Там тебя уже все знают. Все знают: ты мой отец! И ты просишь милостыню! Да ты же позоришь меня!
Злое лицо Ивана Бобылева загадочным образом мгновенно смягчилось:
– Да, позорю. Но в наших отношениях это – норма.
Лицо его теперь исполнилось некой странной тихой грусти, словно он говорит о чем-то, что глубоко для него печально, но с чем он уже успел стерпеться, против чего уже не протестовал: раз иначе нельзя – так тому и быть. Непонятно: этот странный переход от злости, клокотавшей только что, к печали – мог ли он состояться без того, чтобы быть просто наигранным искусственно, по-актерски? Точно это для чего-то было нужно Ивану Бобылеву.
– Нормально?! – переспросил с недоверием и предчувствием подвоха Не-Маркетинг.
– Послушай, я давно хотел поговорить с тобой об этом... – начал Иван Бобылев. – Я всё думал, чем я могу смягчить твою злобу ко мне... Ты настолько несправедлив!.. Я сейчас совсем не в состоянии... Вот как раз сейчас, как назло, я совсем не в настроении, не в состоянии говорить об этом! Я зол! Я зол, я очень зол! Но я планировал поговорить: как раз в такой момент я поговорить и хотел... То есть, конечно, не в такой, когда я слишком зол, но... В общем, неважно... Я хотел об этом с тобой поговорить...
– Что, что такое?! – раздраженно воскликнул Не-Маркетинг. – Что ты так путано и долго?!
– Не надо, не говори таким тоном! Я, знаешь ли, тоже теряю терпение! Я уже его теряю!
– Да говори же, что ты вокруг да около!..
– А я не могу сразу... Что же ты, не понимаешь что ли?! Как же об этом взять и сказать!.. Сразу!
– То же мне, нашелся деликатный человек! – еще грубее и раздраженней, чем прежде воскликнул Не-Маркетинг.
– Да... И деликатный!.. Как же об этом начать... Я только хочу, чтобы ты задумался, чтобы ты понял! Понял: не только тебе со мной сложно... Да, я не простой человек, согласен... Но и ты... Вот об этом-то я и не знал, как начать!..
Вдруг, уловив, что с языка Не-Маркетинга вот-вот вновь сорвется резкая фраза, он воскликнул:
– Да я же сейчас потеряю терпение! Неужели же ты не понимаешь: уже из последних сил... Из последних сил держусь спокойно!..
– Перестань кривляться! Я... Я... – задохнулся от злости и раздражения Не-Маркетинг.
– Да, конечно!.. – тут же ответил Иван Бобылев. – Конечно ты!.. Ты, когда ты был подростком, разве ты меня не опозорил?! А что самое странное – не понимаю до сих пор совершенно, для чего ты это сделал. Тоесть натворил... Тоесть тут одновременно и понятно, и непонятно... Всё, конечно, понятно... Сделал легко... С легкостью! Я-то прошу милостыню от нужды. Прошу и тем, как ты выражаешься, тебя позорю. А между прочим, в некотором роде нужда меня извиняет. Служит смягчающим обстоятельством. А ты – без причин и с легкостью!
Вдруг лицо Ивана Бобылева перекосило злобой. «Играл!» – тут же сообразил с каким-то даже внутренним весельем Не-Маркетинг.
– Знаешь ли ты, – продолжал уже со злобным лицом Иван Бобылев. – что мне пришлось пережить после твоего подросткового сумасшествия, знаешь ли ты?! А?! – спросил он. – Что я пережил тогда, ты знаешь?! Да твоего подвига хватило бы, чтобы сто человек на тот свет отправить, от одного удивления бы скончались. А я выдержал, выжил, и ходил долго-долго... Пока всё это не кончилось. От этого я и заболел. Эта твоя вина все мои вины, мнимые и реальные – разве не перевешивает?!..
– Торговаться я не собираюсь! – прошипел Не-Маркетинг. – И рад бы сторговаться, а не могу. Не тот товар!
Иван Бобылев словно не обратил на это внимания.
– Всю мою вину, если такая есть! – продолжал он прежнюю мысль. – Если такая вообще имеется?! Вспомни! Вспомни тот год!
– Не хочу я вспоминать! И хватит, хватит, дурак старый, убирайся... Чушь ты порешь! Что заладил, как старая баба... Уймись, сволочь! Мало ли чего было!.. В жизни, если она не пустая, всегда много чего бывает, чего вспоминать?! – заплакал Не-Маркетинг.
Но тут же вытер слезы:
– Не до того сейчас. Делом мне надо заниматься, понимаешь, хе-хе!.. Слишком всё хреново... – он опять утер слезу.
Он явно старался от темы убежать. Впрочем, не менее ясно было, что ему понятно: бегство успехом не увенчается. Чашу придется пить до дна! Мерзкая, жуткая чаша со странным дымящимся напитком – воспоминания...
Он все же отмахнулся нервозно, но это была какая-то странная нервозность, словно она была искусственная, он ей пытался замаскировать чувство, в нем возникшее – оно уже мелькнуло в его глазах: этим чувством был ужас!
– Делом ты решил заняться! Ха-ха! Боже мой: сейчас, здесь, на улице, во время рабочего дня, когда тебе надо быть в конторе... Боже мой! Ха-ха! Я знаю, ты там, в конторе, сегодня кое-чего натворил... Боже мой! Не-ет, вспомнить иногда надо! – зло настаивал Иван Бобылев.
– Да и черт с тобой! Вспоминай!.. – казалось, Не-Маркетинг сейчас броситься бежать, он как-то задергался весь, забегал глазами по сторонам, точно соображая, в какую сторону лучше кинуться. – А зачем ты заставляешь меня вспоминать?! Я и так не в силах это забыть. Да я хочу забыть, но не могу. Это же мое проклятье, дар судьбы – страшный, мрак – я его тогда выпустил из каких-то адских подземелий, теперь он меня повсюду сопровождает. Следует за мной, куда б я ни шел. Он стал мною, ха-ха! Я в те дни стал другим... Посмотри на мои руки – мрак, это его руки, посмотри на мои ноги – ноги мрака, в глаза мои загляни – видишь?..
– ...
– Ты зачем мне напоминаешь о тех днях? Разве я всю жизнь о них не думаю? У меня в то время было очень мало информации. Кругом было так мало информации! И ты... Ты тоже дал мало информации!
Не-Маркетинг взглянул прямо и твердо на Ивана Бобылева. Глаза их встретились.
– Я дал ровно столько информации, сколько бы дал любой на моем месте. Я всего лишь побывал на коротких трехдневных гастролях в Японии, потом два дня я был на гастролях в Северной Корее, и потом, когда вернулся, я тебе об этом рассказал. Обычный рассказ на полчаса: меня хорошо принимали в Японии, зал аплодировал. Я заехал после гастролей к тебе, привез тебе шикарные подарки: стереосистему, фотоаппарат... Да если бы я знал, к каким бредовым последствиям приведет весь этот рассказ!.. Как все это преломится в твоей голове! В твоей очень странной голове!
– Мрак, мрак... Я помню те дни, тогдашний мрак: кругом – Советский Союз, и никаких информаций в нём, время как будто остановилось, а информационная эпоха всё не наступала! Да и мог ли я тогда знать, что такое есть информационная эпоха и что она когда-нибудь наступит!
– Оправдание – дурацкое!
– Я не оправдываюсь!
– Ты, ученик предпоследнего класса хорошей, во всяком случае неплохой языковой школы, вполне имевший право рассчитывать на золотую медаль, оказался... Где?!.. Ха-ха! У границы с Северной Кореей на закрытой особой территории. Рядом – грохочущая составами железнодорожная станция, последняя на нашей стороне. Да, это был самый страшный день твоей жизни. Да, это был день твоего сумасшествия!
– Ужас! Ужас! – застонал Не-Маркетинг. – Все было даже хуже, чем ты знаешь. Ведь ты не знаешь всего! Даже ты всего не знаешь! Из мрачных подземелий я хотел выпустить мрак еще больший, чем тот, который я тогда выпустил! Я мог натворить больше!
– Чего же больше, если ты был с чемоданчиком наркотической травки под мышкой. Ты намеревался тайно проникнуть в кимирсеновскую вотчину.
– Я хотел натворить больше!
– Да, ты со бирался перебраться через границу, тебя схватили пограничники. С чемоданчиком травки!
Сын вдруг отшатнулся от отца... Не-Маркетинг наморщил лицо, глаза его были полны боли:
– Боже, перестань, перестань, я не могу больше это слышать! Это выше моих сил! Слышишь – выше!
– Нет, я напомню, я напомню тебе детали! Мне кажется, ты подзабыл их, ты зазнался, ты ведешь себя, будто ничего не было. Ты почувствовал себя нормальным человеком, ты стал делать упреки мне!
– Нет, нет, не надо! Я не чувствую себя нормальным человеком! Я не веду себя так, будто ничего не было! Да чего тут говорить?! Я ведь каждый день веду себя так, как будто это было. Он сломал меня, тот день, сломал! Мрак! Мрак появился тогда! Вот он, по-прежнему со мной, он сидит там же, где и всегда – вот здесь вот, посмотри, вот здесь вот, в моей черепной коробке! И даю тебе слово, даю тебе честное благородное слово, я больше никогда не буду делать тебе упреков! Только прекрати, только сейчас – прекрати!
– Я тебе не верю! Ты – сукин сын! Ты отъявленный сукин сын! И ты нуждаешься в терапии, очень хорошей, очень интенсивной терапии. Потому что, ты должен вспомнить, кто ты на самом деле есть. Ты должен раскаиваться постоянно! Иначе – все это вернется, оно не ушло, оно вернется, оно повторится. Ужас – повторится! Итак, сынок мой, на советские рубли ты купил травку, а рублики у тебя появились после того, как в Москве ты продал мои подарки!
– Я все помню, я помню, я помню даже больше, чем ты! Поверь! Хочешь, я признаюсь тебе...
– Не виляй, несчастный Не-Маркетинг! Ты хотел продать травку в кимирсеновской Корее, купить катер (о боже, вот это бред, так бред!) и перебраться в Японию. В Японии ты, примерный московский подросток, в тот день намеревался жить продажей прав на проигрывание моих песен и продажей моих пластинок – вот бред-то!.. В какой голове мог родиться такой бредовый план?!
– Хорошо, что ж, ты хочешь пробудить во мне воспоминания? Что ж, это неприятные воспоминания. Я бы даже сказал: это ужасные воспоминания. Ну давай, оживи их! Оживи! За упрек я должен быть подвергнут наказанию! Только бы тебе потом не пожалеть! Это то самое: ну, знаешь... всегда стараешься забыть, но всегда о нём помнишь. Оно меня приводит к странным состояниям... Да, бредовый был план, без сомнения, бредовый. Что тогда случилось с моей головой – я не знаю, в ней что-то тогда плохо работало, какая-то химическая реакция не проходила как надо, чего-то не хватало, какого-то катализатора... Родился план. Все обстоятельства его зачатья и появления на свет окутаны мраком тайны. Мы, дебилы, очень странный народ: всё что-то фантазируем, а из чего мы выдумываем свои дебильи мерзости – никто не знает. Я только тебе знаешь что скажу... Знаешь... У меня было очень мало информации о том, что есть на самом деле. Какое реальное положение. Мой источник информации – ты и там всякий бред – газетки, журналы... Но это – так... Их было мало. Главный источник – ты. Я получал информацию от тебя. А мы редко виделись, – ты с нами уже не жил. Я чертовски мало получал от тебя информации. У меня её почти что и не было.
– У тебя было достаточно информации. У меня, когда я был подростком, информации было еще меньше. Но я же не бежал в Японию с чемоданом наркоты, я делал всё, чтобы стать популярным человеком. Когда я был подростком... Эх, я был из всех подростков самым удачливым! У меня уже тогда было полно успехов! Подростком я был великолепным! Я уже тогда начал выступать: великолепный голос!.. Пользовался тем, что дала природа! В голодное время выступал по воинским частям, давали мясные консервы, хлеб, помогали дровами, заметки в газетах обо мне появлялись, радовал свою мать, помогал ей. Представляешь, какая была прекрасная, сытая жизнь! А ты... Сломал свою жизнь. Вся твоя жизнь после этого была – мрак! – произнес Иван Бобылев с ужасной злобой.
Не-Маркетинг дрожал от озноба, еще он всё время поправлял падавшие на лоб волосы:
– Есть еще одна более ужасная вещь, ты о ней не знаешь. В тот день, когда меня взяли в приграничном районе... У границы с Кореей... С коммунистической Кореей... В тумане я шел к границе... Его я увидел позже, чем он меня... Пограничник, такой, знаешь, мужичок небольшого роста. Ну, мужичок-то – это мне тогда так казалось. На самом-то деле, конечно, парень, молодой парень... Я надеялся, меня, подростка, он не испугается, не подумает, что нарочно иду в сторону Кореи, я подумал, что подростка он подпустит близко, да и тем более, я кричал, что заблудился, вид у меня придурошный, не опасный. В кармане – нож, взял просто так, на всякий случай: мало ли, зверь какой-нибудь... Идея возникла моментально: собирался обмануть его бдительность – приблизиться и убить! Тогда казалось, что терять уже нечего, что жизнь – всё, кончилась, что это – так, в довесок ко всему... Угрызений тоже не было: жизнь воспринимал, как какой-то пиратский роман – я и враги, или они меня, или я – их. Было обалдение, одурение... Спрятать труп, чтобы не сразу всполошились, и идти дальше – преодолевать границу. Моя цель была – Северная Корея... Прицепиться к поезду или как-то еще... Там трудное место... Одним словом, план, продолжать выполнять план!
– О, боже! Дебил! Дебил!
– Его спас второй пограничник, я его в тот момент не видел: вынырнул из-за моей спины, повел себя сразу очень жестко, не доверял мне, ни грамма не доверял, направил автомат, лязгнул затвором, – какой тут нож!.. Ловкий, хитрый парень – держался поодаль, следил за каждым движением... Уже не убьешь. И слава Богу, я не убил. Так я не убил! Никто даже не узнал, что мог убить. Но часть плана, эта маленькая часть – она осталась, в башке-то она осталась. Я же помню, что она была. Я же помню, что я вот-вот, вот чуть-чуть не стал убийцей, он бы подпустил меня, если бы не второй, я бы подошел и пырнул... И всё! Убийца! Как?! Почему?! Я – убийца! Я – убийца?! Это жжет, жжет сильно: не такой как все, в голове возникают планы! Ничего себе планы! В чем причина?! Господи, господи, в чем же причина?!
– О, боже, дебил, дебил!
– Отчего это умопомрачение случилось? Почему? Ведь способен же я нормально и трезво думать, ведь смотри – я же сейчас нормально и трезво думаю, нормально работаю в транснациональной корпорации, у меня много умных мыслей, да-да, не улыбайся!.. И главное – я не псих!
– Нет, ты не псих, ты – дебил!
– Был! Был дебилом, а сейчас – нет. Я прекрасно соображаю!
– Лучше бы ты соображал тогда, тогда, чтобы не было потом твоей великолепной жизни: волчьего билета, должности мусорщика...
– Не надо, хватит!
– Да что, хватит! Ведь только благодаря мне, да из-за всё той же моей популярности с тобой так обошлись...
– Да уж, обошлись!
– Мягко обошлись! Да за один чемодан с наркотиками ты бы мог до сих пор в тюрьме сидеть! Дебил! И ты почувствовал себя нормальным человеком? Мне упреки делаешь! Наглец!
– Я дебил, дебил! – произнес Не-Маркетинг удрученно и в ужасной тоске. – Если бы не тот день, у меня была бы совсем другая, нормальная жизнь! О ужас, что же тогда произошло? В чем ужасная причина?! Этот дебил в том дне – словно и не я! И вместе с тем – это я! Неужели я был настолько глуп?! Но... Хорошо, давай так: скажи, скажи, если я был такой дебил, то тогда, как же из такого дебила я стал таким, как сейчас! Я же не дебил сейчас! Разве в природе такая метаморфоза возможна?!
– ...
– О, как бы я хотел встретиться с собой тогдашним! Я бы посмотрел в его глаза, я бы проник через них в его черепную коробку, я бы препарировал его мозг... Что было тогда в его мозге? Ну какая, какая извилина была в нем недоразвита? Кто он был?! Что с ним происходило?!
– О, слушай, я смотрю, ты начал: не надо, не надо о себе в третьем лице, это страшно! У тебя становятся такими дикими глаза!
– А может быть наоборот: какая-то извилина только-только тогда развилась, выросла в его мозге, но черепная коробка подростка в своем росте не поспевала за мозгом подростка и сдавила извилину, и в ней родился бред, нонсенс?!
– Не надо, не надо о себе в третьем лице! – вскричал Иван Бобылев.
Не-Маркетинг вдруг встрепенулся, словно придя в себя.
– Я не шизофреник, нет, и это не раздвоение личности. Но это необъяснимо!.. Что-то в моей голове сломалось тогда. Но почему оно сломалось? Я не могу понять, как я тогда так ошибся в оценках информации. Видно у меня был тогда еще слишком маленький и неразвитый мозг. С его помощью я был не в состоянии ловко оперировать с информациями. Но, о ужас! Если бы это было так просто: в состоянии... не в состоянии...
Не-Маркетинга трясло от озноба.
– Я же сломал себе жизнь!.. – закричал он в ужасной тоске.
– Почему другие тупицы получали из всех несчастий самое большее – двойки на экзаменах и потом пересдавали их, а я получил за свою тупость целую камеру предварительного заключения и целый волчий билет?! – из глаз Не-Маркетинга потекли слезы.
Он продолжал:
– Почему моя тупость сочеталась с такой дикой физической активностью?! Почему я пошел дальше диких фантазий?! Почему я выполнял их?! Другой конец страны, Приморье... Знаешь ли ты, как ловко, как осмысленно я, подросток, приобрел там наркоту?! Да-да, странно! Я сделал почти невозможное! Взрослый бы никогда не смог этого провернуть, а мне удалось, удалось, я был маленький гений в те дни! Неужели это была всего лишь мания, а я – всего лишь банальный сумасшедший?! – на последней фразе голос его стал таким громким и в нем послышалось такое невыносимое страдание, что лицо Ивана Бобылева исказилось.
Не-Маркетинг приблизился к Ивану Бобылеву вплотную и лицо в лицо, трясясь, проговорил:
– Папа, папа, скажи?! Ведь я же не сумасшедший?! – мольба и неимоверное отчаяние были в его голосе.
Вдруг он зарыдал и бросился Ивану Бобылеву на грудь, прижался к ней...
Прошло несколько минут. Всхлипывания его продолжались, но раздавались как-то приглушенно. Он вздрагивал всем телом.
– Нет-нет, ты не сумасшедший, ты был просто дурак, дебил! Маленький тупой и упрямый дебил! – проговорил Иван Бобылев, гладя его по голове. Гладил он как-то быстро, судорожно, механически...
– Да, да, я был маленький человечек с неразвитым мозгом, физически не мог как надо обрабатывать информации... В таком-то неразвитом мозге! Сказать, что полностью не мог их обрабатывать – нельзя. Но был какой-то странный изъян, слом, не мог их обрабатывать правильно, в моем скверно развитом подростковом мозге все что-то путалось, и все мысли, все информации в моем бракованном мозгу выходили без логики и смысла! Но я не был сумасшедшим, если бы я знал, что я сумасшедший – я бы обязательно покончил с собой! Какой мне смысл жить сумасшедшим?! Это была какая-то ужасная ошибка!.. Все эти мысли очень мучают меня. Они омрачают мне жизнь. Я очень сомневаюсь, мне иногда так тоскливо... Мне все кажется, что я – сумасшедший...
Иван Бобылев продолжал судорожно гладить сына по голове, он, кажется, начал теперь гладить еще быстрее, еще нелепее и при этом заговорил:
– Еще бы не затосковать! Твоя жизнь была сломана. Ты даже образования не смог получить с волчьим-то билетом. Вот как тебя теперь обзывают: Не-Маркетинг!.. Конечно, как же ты мог научиться маркетингу, если ты никогда не учился в нормальном институте! С волчьим-то билетом ты и не мог учиться! Так... самообразованием занимался, курсы всякие посещал. Заочный закончил. Уже потом... через много лет. Вот и слушай теперь, как над тобой издеваются все, кому не лень, как сегодня! Но успокойся – ты не сумасшедший. Раз ты сомневаешься в своей нормальности, значит, ты не сумасшедший. Это железное правило!
– Я очень боюсь, боюсь всего, я всегда был трусом, это какой-то звериный жуткий страх, словно я один – зверь в чужом ночном лесу. И кругом – неведомая, таинственная, жуткая опасность. Но иногда, иногда бывают минуты... Люди так достают меня... Как вот сегодня Глава...
Неожиданно Не-Маркетинг полез за пазуху и достал оттуда нож.
– Вот нож... Мне хочется убить!
Иван Бобылев отшатнулся.
– О, нет, лучше убей меня!.. – вскричал певец. В отчаянии он закрыл голову руками. – Я так и знал! Я видел, видел, как ты покупаешь этот нож. Я следил за тобой... Я сердцем почуял, что ты в опасности... О, я растерзаю тебя, если ты посмеешь что-нибудь сделать! Неужели же что-то такое может произойти?! Неужели же, Гвоздик?! О, Гвоздик, маленький мой мальчик!
Вдруг настроение Ивана Бобылева переменилось:
– Этот Глава... Он врет, все, что он говорил вам – это вранье! Он тоже прячет нож. Они все прячут ножи! Я уверен, что вся ваша фирма ходит с ножами.
– Они не знают, – продолжал Не-Маркетинг. – Как близки они бывают к смерти, разговаривая со мной. Я трус. Но в иные минуты я перестаю вообще чего-либо бояться!.. Я познакомился с одним прелюбопытным стариком: он говорит – неандертальцы – они ведь правы. И вот, что я думаю: неандерталец бы не стал размышлять, он бы убил! Просто бы взял и убил. Я так устал, устал от всего этого размышления, я хочу быть неандертальцем! Я ненавижу этот мир! Лучше бы он поскорее рухнул. Мы не подружились с ним с самого начала!
– Ты только что сказал, что ты больше не дебил, что ты можешь нормально соображать! Но ты же опять, опять опасный дебил! – слово «дебил» Иван Бобылев произносил с такой злобой, что каждый раз изо рта его вылетала слюна.
– Нет!.. Нет!.. Я же сказал: купил нож, хочется... Но ничего не происходит. Ужасное не происходит. Я чувствую, как это глупо, как это нелепо, как это ужасно. Что за странная напасть: взять и ни с того, ни с сего убить человека?! Что за идиотизм, что за бред?! Что это даст мне, кроме того, что меня тут же отправят либо в тюрьму, либо в какой-нибудь ужасный сумасшедший дом, где меня будут бить и колоть мне страшные лекарства? Кем надо быть, чтобы такое натворить?! Дебилом! Я – не дебил! Я совершил ужасную вещь, когда был подростком, но она до сих пор таинственна для меня. Я бы отдал всё в этой жизни, чтобы разгадать тайну: как всё это смогло произойти? Сам не знаю, что со мной произошло тогда! Проклятый мозг – он работал не так как надо, с ошибками. Ни один нормальный подросток не выкинул бы такого! В этом тайна, тайна – почему он неправильно обрабатывал информации? Что тогда было, что? Я помню, я был слишком изнурен отсутствием информаций. Эти унылые советские улицы...
– Дебил, дебил! – с ненавистью, с такой ненавистью от которой, казалось, он сам вот-вот закатит глаза и упадет в обморок, потому что самому невозможно терпеть в себе такую ненависть, продолжал Иван Бобылев. – Ты был маленький человечек с медленно развивающимся мозгом, ты никогда не сможешь нормально обрабатывать информации и не будешь из-за этого жить нормальной жизнью, в твоей голове вечно будет одна лишь странная информационная муть, она происходит от недоразвитой способности обрабатывать информации. Я помню, как в детстве, в одном из младших классов, ты все перепутал в одной математической задаче: ты вычел огурцы из яблок. Я пытался объяснить тебе ошибку, но ты так в тот раз ничего и не понял: абсурд казался тебе естественным. Ты всегда потом вычитал огурцы из яблок!
– Да, да! – горячо подтвердил Не-Маркетинг.
– Ты был человечек-абсурд! Как сломавшийся калькулятор! Помню твои бессмысленные водянистые детские глазки, помню твои тогдашние речи, по которым я понимал, что ты значительно менее ловко умеешь пользоваться информациями, чем большинство подростков – твоих сверстников. И уж конечно же, ты мог пользоваться информациями на много порядков хуже чем я-подросток. Помню твои странные умозаключения, по которым я понимал, что твой мозг еще не развит так, как он должен был быть развит в твоем тогдашнем возрасте, что ты не как все нормальные подростки с мозгом, нормально развитым для их возраста.
– Но почему, почему я не был нормальным подростком!? Почему мой подростковый мозг вместо правильных решений выдавал нелепые ответы, почему он был, как сломанный калькулятор?
Иван Бобылев не дал ответа на его вопрос:
– Ты сломал себе жизнь, жизнь твоя превратилась в кошмар, ужас, мрак. Дураков в СССР были миллионы, но так умело сломал себе жизнь лишь ты один. Да ты не умел... калькулятор... – с ненавистью произнес Иван Бобылев и прикрыл глаза. Казалось, от особенно сильного, непереносимого приступа злобы он сейчас на самом деле упадет в обморок.
– Почему, почему все это было?! – в ужасной тоске и отчаянии воскликнул Не-Маркетинг. – Почему я вел себя, как сломанный калькулятор?! Это же самое главное: в чем разгадка?!
– Да ты сейчас так же себя ведешь... Ты бы до сих пор был без работы, если бы моя поклонница, несчастная поклонница, покойная поклонница не призрела тебя, не порекомендовала на эту фирму. А ты – опять... Я видел, что ты там устроил. – Ты и сейчас – сломавшийся абсурдный калькулятор! – закричал на всю улочку Иван Бобылев. Шея его от напряжения взбухла, обнажив все жилы и жилки. – Ты всю жизнь вычитаешь огурцы из яблок.
– Да, жизнь сломана, кончена, все пропало! Теперь еще я потеряю работу – и всё! – простонал Не-Маркетинг, ломая руки. – Бедный сломавшийся калькулятор... Какие муки он испытывал до и после этого ужасного периода! Какие страдания, какую невыносимую, тягостную муку безнадежной тоски, безнадежного страдания он терпел... Господи, как тяжело ему тогда было быть таким ужасным дебилом! Он виноват, виноват, но это и ему не доставило радости: он страдал и до и после, он совершил все это ужасное, находясь, словно в тумане, в ужасном подростковом мраке, где вокруг нет никаких информаций, где только боль и тоска. Как он страдал!
Губы Ивана Бобылева задрожали. Казалось, из глаз его сейчас польются слезы.
– Но ты же, гаденыш, ты говоришь о себе в третьем лице!.. – теперь в его голосе к прежней злобе примешивался ужас. – О себе – в третьем лице! Мне страшно! Я боюсь тебя, гаденыш! Перестань! Поправь свой проклятый калькулятор!
– Он терпел подростковый мрак каждый день!..
– Смотри, смотри, ты говоришь о себе в третьем лице! Как будто ты – это не ты! – с ужасом произнес отец и схватил сына за плечи. – Я боюсь тебя! Перестань, это страшно! Это непереносимо!
Не-Маркетинг резко отбросил его руки:
– Ты тоже, ты тоже сломанный калькулятор! Ты хорошо начал свою карьеру, у тебя всё славно получалось, но потом всё словно бы сломалось в один миг! Необъяснимо!
– Теперь ты – это уже не ты! – с ужасом повторил Иван Бобылев.
– Ты избивал меня, все те дни ты жестоко бил меня, бил при первой же возможности – в камере свиданий, в кабинете следователя, у врачей, везде... – глаза Не-Маркетинга странно округлились, негодование клокотало в нем.
Ужас в глазах Ивана Бобылева вдруг исчез, глаза опять пылали прежней неодолимой злобой. Он ответил:
– Да, я избивал тебя. Прямо там, при всех. Потому что ты опозорил меня и загубил себя.
– Ты издевался надо мной всегда, оскорблял, обзывал кретином, бил меня! – Не-Маркетинга всего передергивало: судорога пробегала по его лицу, кулаки конвульсивно сжимались. – А сам-то ты разве не кретин?! Разве не такой же ты точно дебил, как и я?! Смотри, смотри на себя! Какие информации ты порождаешь! Ты сеешь вокруг себя жуткие информации! Информации о неудачах. Они вползают мне в вены, в печень, в позвоночник... Ты – облако смертельного газа... Ты – мрак, ты – ужас!
– У-у, я хочу быть зверем! – провыл Иван Бобылев, злоба исказила его землистое, ужасного цвета лицо. – Я хочу быть доисторическим зверем с неразвитым мозгом и с железой, которая разливает по всему телу море ненависти!
В этот момент возле них остановились каких-то две женщины, – их привлекли слова Ивана Бобылева про то, что он хочет быть доисторическим зверем с железой, разливающей море ненависти. В странном удивлении они принялись внимательно слушать.
– Да-а, ты ненавидишь меня, ты очень сильно ненавидишь меня, ты опять перепутал все информации!.. – повторил он, удрученно качая головой.
– Кругом одни сломанные калькуляторы! – в точно таком же отчаянии, в каком он был в кабинете Главы представительства, воскликнул Не-Маркетинг. – Ты!.. Ты!.. – спазм перехватил горло Не-Маркетинга, несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова. – Смотрите, собирайте информацию, любуйтесь: Иван Бобылев просит милостыню! Вы думали, он провалился со своими песнями и помер, а он – живехонек, живехонек, но просит милостыню, побирается! Да лучше бы ты в самом деле помер! Сдох! – от ража у Не-Маркетинга в этот момент свело скулы.
Одна из двух остановившихся рядом с ними женщин сказала:
– Зачем вы так?
Не-Маркетинг, казалось, просто не заметил ее и тем более не расслышал ее слов:
– Ты – разве ты бы стал просить милостыню, если бы ты был нормальный человек?! Значит ты – сломанный калькулятор! Тоже! Тоже сломанный калькулятор! Это ты виноват в том, что огурцы из яблок, ты родил меня! Если бы ты был нормальный, ты бы сейчас купался в счастье! У тебя же были все шансы, но ты же, дебил, ты прошляпил их и погрузился в мрак! Точно так же, как и я!
Страшный удар обрушился на Не-Маркетинга: изо всей силы Иван Бобылев ударил его по лицу – ладонью, не кулаком, но и этого было достаточно, для того, чтобы из разбитой губы потекла кровь. Потом еще удар – кулаком в лоб, потом – кулаком в грудь, потом еще... Голова Не-Маркетинга дергалась от ударов, он несколько раз резко пошатнулся и едва не свалился на асфальт.
– Господи! – взвизгнула одна из тех двух женщин, что в этот момент стояли рядом с ними. – Этот старый психопат убьет его! Люди, помогите! Вмешайтесь!
– На, получай, получай, сволочь! Я не просил никакой милостыни! Ты, как и мальчиком, все перепутал! – зло закричал Иван Бобылев и еще раз с силой, наотмашь хлестнул Не-Маркетинга ладонью по лицу. Не-Маркетинг опять пошатнулся от удара, но никак не попытался защититься, не попытался убежать. Кровь из разбитой губы потекла ужасной темно-красной струйкой и стала капать на асфальт.
Испугавшиеся женщины быстро посеменили по улице прочь от отца и сына.
– Ты и вправду – дебил! – проговорил с ненавистью Иван Бобылев. Он тяжело дышал.
Не-Маркетинг покачнулся, но теперь уже не от удара, а словно у него закружилась голова, как будто он вот-вот упадет.
Иван Бобылев схватил сына за руку и рванул его к стоявшему у стены нищему, который с испугом наблюдал за ними все это время. Теперь нищий смотрел на Ивана Бобылева с вымученной заискивавшей улыбочкой. В глазах его был страх. Вид Ивана Бобылева был настолько ужасен, что пугал даже нищего.
– А ну, дай верную информацию, давал я тебе сейчас милостыню или нет?! – грубым, хриплым голосом, не обещавшим нищему ничего хорошего, спросил у него Иван Бобылев.
– Давали, давали! Есть такая верная информация! – закивал головой перепуганный нищий. – Да такую информацию, что я до сих пор в себя придти не могу! Давали и еще сказали при этом, что вы с сыном – это огромные свирепые доисторические волки!
Следом нищий униженно затараторил:
– Такую милостыню дали, которую я до сих пор за один раз ни от кого не получал. Пятидесятирублевую один раз давали, было, пьяный один человек вон из того ресторана вышел и мне дал: пропей говорит, у меня сегодня удача! Но что бы пятьсот сразу дали – такого в моей жизни не было, вы первый!
– Ты дал ему пятьсот рублей?! – по-прежнему пошатываясь пораженно спросил Ивана Бобылева Не-Маркетинг.
– Загадал, дам ему пятьсот рублей – Господь тебя к нормальным людям и вернет опять! Тебя, дебила от меня бегающего...
– Вот и вернул! Вернул! – завопил нищий. – Не за зря вы мне эту пятисотенную пожертвовали! Вот она у меня, пятисотенная эта! Счастливая она!
Нищий быстро вытащил пятисотенную купюру из кармана и начал размахивать ею в воздухе перед разбитым лицом Не-Маркетинга.
– Я её беречь стану! Не пропью, не протрачу! Счастливая она! Протрачу только... Только на что-нибудь эдакое!.. На какое-нибудь эдакое дело протрачу! На какое-нибудь необыкновенное! Эдакое!.. Пропивать не стану, ни за что не стану! – кричал он.
Иван Бобылев крепко держал сына за руку. Краем глаза Не-Маркетинг заметил, как в улочку, в которой они стояли, въезжает автобус «пазик», очень похожий на тот, который, сыграл роль во вчерашней его встрече с отцом.
«Пазик» подъехал ближе и начал подруливать к тротуару. Не-Маркетинг почувствовал очень сильную, непереносимую слабость и опять сдавило сердце; кто за большим стеклом управляет автобусом, – он уже не различал. Погода начала резко, на глазах меняться – должно быть от этого у Не-Маркетинга заломило виски, от этого же, должно быть, было и все остальное – и охватившая слабость, и сердце.
Раздалось призывное гудение клаксона – автобус, проклятый автобус, был тем самым, вчерашним! С противным шумом дверь автобуса раскрылась.
– Ну, давайте! Давайте, полезайте скорей! Скорей в автобус! – так и есть, из кабины кричал тот самый водитель.
– Вот и он! Поехали! – воскликнул в злобном воодушевлении Иван Бобылев.
– А-а, и он тоже здесь... Сегодня все в сборе, действительно какой-то заговор, – устало проговорил Не-Маркетинг, закрывая глаза ладонью. Ему становилось с каждой минутой все хуже и хуже. – Еще один огромный свирепый доисторический зверь приехал... Железа все вырабатывает, вырабатывает ненавидящие информации...
– Нет, я не могу, мне надо на фирму, – сказал он, убирая ладонь от глаз.
– Успеешь еще, дебил, в свою фирму попасть.
– Я никуда не поеду.
Не-Маркетинг сделал шаг в сторону от автобуса. Погода продолжала стремительно ухудшаться.
– Да ты хоть знаешь, куда я приглашаю тебя ехать? Знаешь ли ты? Да ведь должен же ты это понимать! – вскричал в отчаянии Иван Бобылев. – Не-ет, ты просто губишь меня, губишь, вгоняешь в гроб! Меня закопают из-за тебя раньше времени!
– Ничего я не знаю и ничего не должен понимать. Я никуда не собираюсь ехать. Я пойду обратно в офис. Мне нужно поговорить с Главой представительства. Вот так!
– Да я же хочу пригласить тебя к себе домой... К тебе домой. Я принял решение оставить эту квартиру тебе. Понимаешь ли ты это?! Понимаешь ли ты, несчастный дебил, что это для тебя значит? Я ведь хочу ее тебе оставить. Тебе. Твоя это квартира будет, а чья же?!
– Скажи, что было там, в офисе? Ты долго еще там находился? – устало спросил отца Не-Маркетинг, кровь по-прежнему капала с подбородка.
– Нет, совсем недолго. Я приходил к тебе, а ты ушел... Я тоже ушел... Я пожалел, что не сдержался: мне не надо было вступать в этот разговор с твоим начальником.
– Он выгнал тебя? – с едва сдерживаемой ужасной тревогой спросил Не-Маркетинг.
– Нет, я ушел сам, спокойно... Он еще до этого ушел в свой кабинет.
– Все это ужасно! Ты разбил мне лицо. Я плохо себя чувствую.
– Они глупые, тупые люди. Мерзавцы, свиньи! – зло проговорил Иван Бобылев. – Тебе не надо обращать на них никакого внимания. Не бойся их, они ничего тебе не сделают.
– Они не будут мне ничего делать... Меня просто выгонят с работы!
– Ха! Не смеши меня! Тебя и выгонят с работы? – бурно отозвался Иван Бобылев. – Кто же там будет работать?! Эти тупицы, свиньи, мерзавцы?! Да они же ни на что не способны! Они – дебилы, олигофрены, жалкая серая масса! Я уверен, что вся эта фирма только на тебе одном и держится. Они должны боготворить тебя – умного сотрудника, профессионала. Где они сейчас возьмут еще такого, как ты?! Посмотри на улицу, посмотри вокруг на эти рожи – это же дебилы, олигофрены!
– Но тем не менее, с работы выгонят меня. А дебилы и олигофрены будут работать и получать хорошую зарплату.
– Врешь, не выгонят. Они тебя просто пугают, давят на тебя, чтобы ты не зазнавался, чтобы не попросил больше денег за свою работу! Это обычный прием... Разве ты не знаешь? Они же подлые, все эти дебилы: в глаза тебе будут говорить, как ты плохо работаешь, а за спиной у тебя – потирать ручки, радуясь прибыли, которую ты принес. И все, только чтобы не поднимать тебе зарплату.
– Что за чушь ты говоришь! – желчно отрезал Не-Маркетинг.
В этот момент все небо окончательно заволокло серыми тучами, резкие порывы ветра принялись раскачивать росшие тут и там между домами деревья – так, стремительно, продолжала портиться погода. Это бывает в летние дни: вдруг набежит невесть откуда, задует...
– Боже мой, какая жуткая погода! – забормотал вдруг в каком-то чуть ли не испуге Не-Маркетинг. – Не-ет, я, конечно же, с тобой никуда не поеду. Как же я могу с тобой куда-то поехать?! Ведь ты избил меня! Ты – часть всего того, с чем сегодня бы мне встречаться не хотелось просто категорически! Не-ет, я больше не хочу никаких контактов со своим дебилом!.. С моим бедным преданным дебилом. Он слишком измучен уже, мой дебил, его стр адания уже перешли какую-то ужасную грань, он уже, пожалуй, с какого-то кладбища мне делает знаки.
Не-Маркетинг сделал паузу, затем он забормотал еще тише, еще испуганнее, Иван Бобылев не перебивал его:
– Это ужасное, ужасное неприкаянное кладбище. Кладбище для тех, кто очень долго и очень сильно страдал, страдал, но так и не получил никакого избавления от своих мук. Ужасно печальное и унылое кладбище, на котором все время слышится стон... Жуткий отец, ты как-то дурно действуешь на погоду! Что у тебя за свойство – дурно действовать на погоду?
– Просто я слишком хорошо знаю тебя, знаю, какую невероятную опасность ты представляешь для общества, знаю, какой опасный ты человек! И погода помогает мне: она становится каждый раз такой, какой мне выгодно, чтобы она была. Полезай скорей в автобус, а то сейчас пойдет ливень. Придешь тогда к себе на работу в виде избитой мокрой курицы! – сказал Иван Бобылев, подталкивая Не-Маркетинга к двери автобуса.
– Нет-нет, я должен идти... Мой дебил, мне кажется, я сейчас явственно слышал его стон. Я должен опять найти его и во что бы то ни стало помочь ему! – оттолкнул отца Не-Маркетинг.
– Ты же, кретин и психопат, только что сказал, что не хочешь с ним больше встречаться!
– Я?!.. Нет, нет, это не правильно... Я не могу отказывать ему во встречах... К тому же он умер уже, я должен его навещать, навещать на кладбище, – сказал Не-Маркетинг с совершенно дикими и странными глазами.
– Хорошо, в таком случае, ты же сам сказал, что он стонет на кладбище. Поехали, там есть по дороге одно кладбище! – проговорил Иван Бобылев. Казалось, состояние сына его вовсе не испугало.
– Не шути так, это слишком плохо! Ты сам не знаешь, на сколько серьезно я говорю! – вдруг взорвался Не-Маркетинг.
– Ну извини, извини, дегенератушка, не потрафил тебе!.. Извини... – испугался Иван Бобылев. – Но я действительно хотел предложить тебе зайти на кладбище... Там спокойно, безлюдно, нет этого шума. Там могилка твоей тети, могилы моих друзей... Мы могли бы побродить там, подышать воздухом, поболтать. Знаешь, кладбище – это иногда очень подходящее место. Самое подходящее место!
– Да-а, я знаю, знаю очень хорошо это кладбище!
С неба хлынула вода, хлынула без всякой прелюдии из первых робких капель и постепенного усиления потоков, – хлынула сразу и изо всех сил. Начался невероятной силы ливень!.. Сразу стемнело, сквозь плотную стену дождя ничего уже было нельзя различить: марево, туман, неясность кругом, но только среди всего этого одно лицо забрезжило вдруг совсем рядом, у стены дома. Не-Маркетинг вздрогнул. Лицо приближалось! Это неожиданное впечатление оказалось столь ярким, таким интригующим, что Не-Маркетингу показалось, что на мгновение он выпал из времени и пространства, он словно бы с открытыми глазами потерял сознание, впал в какой-то странный транс. Вот лицо уже стояло перед самым его лицом: мокрые волосы, по щекам бегут струи воды, злые глаза, губы шевелятся, кривятся, дергаются, словно две змейки, два червячка.
– Вы не видели Лебок? Что вы молчите? Вы не видели Лебок? – наконец донеслось до Не-Маркетинга, сознание вернулось к нему, он понял: Глава представительства что-то спрашивает у него.
Ветер рванул с новой силой, окатив Главу представительства лавой плотных ледяных струй.
– Что вы молчите? Вы не видели Лебок? – услышал Не-Маркетинг, и враз все остальные звуки ожили, рванулись в уши, перестали быть словно приглушенными: ветер, с треском ломая ветки, гнул деревья, тарахтел мотор автобуса, гудели машины, выплескивалась с шумом на тротуары вода из-под колес.
Ударил новый шквал – это была больше, чем вода, это, кажется, были не вода и не ветер вовсе, это было что-то иное, что-то, что спустилось с неба и теперь носилось, металось по земле в ужасной, невероятной, неизбывной тоске... Кажется – так во всяком случае на мгновение подумалось Не-Маркетингу – это был его тот самый забытый дебил, – он сам в былые годы.
– Вы не видели Лебок?
– Нет, – прошептал потрясенный Не-Маркетинг. – Быть не может!.. Скажите, что вы мне приснились, что это мой бред, что вас на самом деле нет передо мной, ведь вы, обычно, не ходите по улицам, вы передвигаетесь по этому городу только на автомобиле с личным шофером, я просто слишком переутомился и увидел вас – одного, пешком, под дождем, вымокшего уже, с струйками воды, стекающими по лицу, с искаженным лицом, у вас очень странный вид, я уверен, что это не вы, что вас здесь быть не может, что вы мне просто привиделись в результате какого-то ужасного душевного расстройства на почве чрезвычайно неблагополучных обстоятельств моей жизни.
– Я вижу вы сильно ненавидите меня, Не-Маркетинг! Что бы я не делал, все кажется вам ненормальным! Если послушать вас, то во мне все – сплошная патология. Скорее поезжайте со своим отцом туда, куда вы собрались ехать и как можно скорее возвращайтесь и займитесь делом, за которое вам платят деньги! И немалые деньги. Возвращайтесь скорей! И вытрите лицо – у вас кровь носом пошла...
Иван Бобылев грубо потянул Не-Маркетинга за собой в автобус. Ошарашено глядя на Главу представительства, Не-Маркетинг попытался освободиться от руки Ивана Бобылева, но ему это никак не удавалось.
Неожиданно странная догадка пронзила голову Не-Маркетинга – как фотографическая вспышка она осветила все вокруг: шквал, Главу представительства, Ивана Бобылева, дебила, что носился и метался в эти мгновения по городу. Опять начавшее уходить сознание стремительно вернулось обратно:
– Мадам С.? Она приехала?! – выпалил обретший дар речи Не-Маркетинг.
– Что?.. – из-за дождя не расслышал Глава представительства. И не дожидаясь ответа:
– Не-Маркетинг, не долго, слышите! Ваша отлучка не должна быть долгой! – с этими словами Глава представительства поспешил куда-то по улице – дальше, туда, куда он шел до этого, до того, как увидел у раскрытой двери автобуса Не-Маркетинга.
– Ты слышал, он разрешил тебе поехать со мной! – тут же выкрикнул Иван Бобылев и изо всех сил потянул Не-Маркетинга за собой в раскрытую дверь. Не-Маркетинг подчинился, но если бы он даже не подчинился, он бы все равно оказался бы в автобусе, – так сильно тянул Иван Бобылев. Дверь автобуса с шумом захлопнулась.
– Он никогда не ходит пешком по улицам! – успел, неизвестно к кому обращаясь, закричать в последний момент Не-Маркетинг.
Дверь закрылась и шум бури словно бы стих. «Дебил не успел заскочить к ним в автобус!» – пронеслась в голове Не-Маркетинга информация. – «Хорошо это или плохо?.. Наверное, это никак... Неважно... Он все равно будет там, куда они едут, раньше, чем они сами доберутся туда... Ведь он же не может без них, несчастный глупенький дебил, он страшно тоскует... Но он же уже умер?.. Но может ли он умереть на самом деле?.. Он тоскует, тоскует, тоска не может умереть, она вечна».