— Мы считаем, что это работа гипотетиков, — произнес Оскар без всякого выражения.
Я был вынужден с ним согласиться. Объекты были непохожи на творения человеческих рук. Изображение тем временем погасло. Оскар объяснил, что на беспилотном аппарате отказали сенсоры. По тем же координатам были отправлены другие аппараты, но ничего не смогли зафиксировать. Оскар был склонен толковать эту неудачу с оптимизмом.
Ясно, что на Земле еще присутствуют гипотетики. Ясно и то, что они зафиксировали и отреагировали на появление наших беспилотных аппаратов. Из этого следует, как я полагаю, однозначный вывод: они знают о нас. — Он безмятежно улыбался. — Они знают о нашем приближении, мистер Файндли! Я считаю, что они ждут нашего прибытия.
Глава 11САНДРА И БОУЗ
Учреждением, где содержался брат Сандры Кайл Койл, был комплекс проживания и ухода «Лайв Оукс». Этому заведению принадлежал большой земельный участок, бывшее ранчо. Неподалеку журчал бойкий ручей и росла дубовая роща, давшая название комплексу[2].
Решив отдать сюда Кайла, Сандра поинтересовалась, откуда взялось такое название — что значит «живые дубы»? Все оказалось очень просто: эти дубы были вечнозелеными, что для Техаса, впрочем, не такая уж редкость.
Однажды, еще ощущая себя чужой в Техасе и стесняясь своего акцента, выдававшего уроженку Новой Англии, она сказала дежурившей медсестре: «Хочу отвезти Кайла в рощу живых дубков у ручья», — и удостоилась непонимающего взгляда. Покраснев, она поправилась: «Я имею в виду — растущих у ручья» — медсестра поняла и кивнула.
Не важно, как называть эту рощу, но ее посещение превратилось для Сандры в обязательный ритуал, если позволяла погода. Большинство сотрудников комплекса уже узнавали ее, а она знала их по именам.
— Еще один жаркий денек, — сказала сестра-сиделка, помогая Сандре переместить брата из постели в кресло-каталку. — Но, думаю, Кайлу жара по душе.
— Ему по душе тень от деревьев.
Это было, конечно, только ее предположение. Кайл не отдавал предпочтения ни тени от деревьев, ни чему- либо другому. Он не мог ходить, связно говорить и даже мочился под себя. Свое огорчение он выдавал ухающими звуками и расцарапыванием лица. Радость или по крайней мере спокойное душевное состояние у него выражались гримасой, обнажавшей зубы и десны, — улыбкой животного. Ощущение счастья исторгало из его гортани тихие звуки: «ах-ах-ах».
Сегодня он был счастлив увидеть Сандру — ах! Он сидел, повернувшись к ней лицом, пока она катила его по выложенной камнями тропинке, а затем через зеленую опушку к дубовой роще. Сиделка надела ему на голову бейсболку, чтобы защитить козырьком глаза. Он так выворачивал шею, что та могла свалиться, и Сандра нахлобучила ему ее по самые уши.
В роще стоял столик для пикника — скорее, для посетителей, чем для пациентов, по большей части лежачих. Сегодня роща была в полном распоряжении Сандры и ее брата. Благодаря тени листвы и влажной прохладе, тянувшейся от ручья, жара становилась терпимой и чуть ли не приятной. Слава Богу, дул какой-никакой ветерок, дубовые листья дрожали и волшебно рассеивали солнечный свет.
Кайл был на пять лет старше Сандры. Пока с ним не случилось то, что врачи называли «несчастным случаем», Сандра всегда могла поделиться с ним своими бедами. Он серьезно относился к своей роли старшего брата, хотя иногда шутил по этому поводу. «Мне нечего тебе посоветовать, Сэнди, — говаривал он. Никому, кроме него, она не позволяла так ее называть. — Разве что какую- нибудь гадость». Зато он всегда терпеливо ее выслушивал, и это было для нее важнее всего.
Она до сих пор любила с ним разговаривать, хотя он не понимал из ее разговоров ровным счетом ничего. Когда она говорила, он не спускал с нее глаз. Наверное, ему просто нравился звук ее голоса, и она, даже помня приговор невропатолога, гадала, не сохранилась ли у него хотя бы частица памяти, тлеющий уголек самосознания, из которого мог бы вдруг вспыхнуть огонь узнавания.
— У меня небольшие неприятности… — начала она.
«Ах», — произнес Кайл. Звук столь же нежный и бессмысленный, как шелест листьев у них над головой.
Спин убил ее отца и превратил брата в инвалида.
Сандра годами ломала голову, силясь найти главную причину этой катастрофы. Было бы облегчением получить объект для ненависти и виновника несчастья — хоть человека, хоть предмет. Но в данном случае винить было некого. Она перебирала потенциальные мишени, но ни на одной не могла остановиться. За всеми банальными и будничными фактами, как и за всеми бессчетными непостижимыми случайностями, громоздился Спин. Это Спин изменил и искалечил миллионы жизней, в том числе жизнь ее брата и ее собственную.
Но для матери Сандры Спин оказался благом в каком-то извращенном смысле. Ее карьера инженера-электронщика находилась в тупике, но грянул Спин — и спутниковая связь оказалась вчерашним днем, зато разразился бум на рынке устройств аэростатической передачи сигнала. Ее взяли в компанию магната аэростатики Э.Д. Лоутона, где она разработала систему стабилизации воздушных антенн, запущенную в промышленное производство. На нее имелся большой спрос, и одна командировка следовала за другой.
С отцом Сандры вышло наоборот. Хаос и смятение, последовавшие за исчезновением звезд с ночного неба, привели к глобальной рецессии, при которой отцовский программный бизнес увял, как рождественская елочка после Нового Года. Это — как и сам Спин — повергло его в сильнейшую депрессию. Со временем она утратила остроту, но до конца так и не прошла. «Он просто разучился улыбаться», — объяснял брат десятилетней Сандре, и та была вынуждена мириться с таким ущербным объяснением.
Для следующего поколения дело обстояло проще: для него уже привычным был факт, что Землю окружают безымянные инопланетяне, во власти которых были даже фокусы со временем; для этих богоподобных созданий сама человеческая раса ничего не значила, хотя зачем-то была им все же нужна. Явное противоречие, с которым приходится жить и к которому привыкаешь. Сандра появилась на свет под конец Спина, когда в небе снова загорелись звезды, хотя в невиданном прежде порядке. Самим своим существованием она была обязана последней вспышке не то оптимизма, не то отчаяния у ее родителей, породивших новую жизнь в скатывавшемся в анархию мире.
Но для ее отца возвращение звезд уже не имело значения. У него внутри шел процесс разложения, который было уже не остановить. Об этом не принято было говорить. Мать Сандры, бывая дома, старалась создавать видимость нормальности. Сандра и Кайл не смели с ней спорить, поэтому поддерживать иллюзию было несложно. Отец часто хворал и подолгу оставался наверху, в постели. Понять это было нетрудно: грустно, неудобно, но жизнь продолжалась. Так шло до тех пор, пока однажды Сандра, вернувшись из школы, не нашла отца с братом в гараже.
За три недели до этого Сандре исполнилось одиннадцать лет. Дом оказался пуст, что ее удивило. Кайл был простужен и пропускал школу, но почему-то оставил свой компьютер включенным на кухонном столе. Перед уходом он запустил какое-то кино, и по экрану с шумом пролетали самолеты, за кадром гремели взрывы, он любил такие вещи. Она выключила компьютер — и услышала шум работающего автомобильного двигателя. Мать укатила на работу на машине, значит, в гараже завели второй семейный автомобиль, на котором ездил отец до того, как залег в темной спальне.
Сандра знала, что такое самоубийство — во всяком случае, уже слышала, как люди кончают с собой, запираясь в замкнутом помещении, где работает на холостых оборотах двигатель. Отравление угарным газом. Кажется, — эта ужасная мысль не покидала ее несколько месяцев после смерти отца, — ей даже было понятно желание отца умереть. С людьми такое бывает, это как болезнь, и осуждать их за это не принято. Но зачем отец потащил с собой в гараж Кайла? И почему Кайл на это согласился?
Она приоткрыла дверь между гаражом и кухней. Ее затошнило от вони выхлопов, она выскочила наружу и подняла большие гаражные ворота, чтобы проветрить помещение. Ворота даже не были заперты и поднялись без труда, хотя отец заткнул щели тряпками, чтобы выхлопной газ не утекал зря. Потом она распахнула переднюю левую дверцу машины, дотянулась до ключа зажигания и выключила мотор. Голова отца безжизненно моталась, лицо отливало синевой, на губах запеклась слюна. Она попыталась его растолкать, но толку не добилась. Кайл сидел рядом с отцом с пристегнутым ремнем безопасности. Может, он думал, что они куда-то поедут? Оба были бесчувственны к ее прикосновениям. Тогда она подняла крик.
Она набрала 911 и стала ждать «скорую» перед домом. Минуты ожидания казались часами. Она хотела позвонить матери, но мать улетела на Шри-Ланку, на промышленную выставку, и она не знала, как до нее дозвониться. Был май, ярко светило солнце, в бостонском пригороде, где они тогда жили, наступало лето. На улице не было ни души. Казалось, все дома погрузились в сон, соседи заперлись внутри и крепко уснули.
Врачи «скорой» увезли Сандру в больницу и подыскали ей место для сна. Мать прилетела из Коломбо на следующее утро. Отец, как выяснилось, умер задолго до того, как его нашла дочь. Врач объяснил, что молодой организм Кайла отчаянно сопротивлялся вдыхаемой отраве. Брат выжил, но его мозг оказался непоправимо поврежден и навсегда утратил мыслительные способности.
Мать пережила отца на семь лет и умерла от рака поджелудочной железы, обнаруженного слишком поздно и уже неоперабельного. Она завещала деньги на образование Сандры и на гораздо более дорогостоящее содержание Кайла в специализированном учреждении. При переезде в Хьюстон Сандра поручила своему юристу найти для Кайла хорошее место неподалеку, чтобы она могла его регулярно навещать. Выбор пал на «Лайв Оукс»: специализацией этого комплекса был уход за тяжелыми инвалидами, и он котировался как один из лучших в стране по этой части. Его услуги стоили недешево, но учрежденный матерью фонд мог их оплачивать.