Очевидно, закончилось… Взятие власти сторонниками Салаши прошло гладко. Пожалуй, более гладко, чем он сам или же немцы полагали. Будапешт, значит, снова выдержал экзамен. Это еще трагичнее, чем 19 марта.
Стою в городском круговороте с женой и двумя маленькими детьми. Куда же теперь, в какую сторону, к кому?
Я боюсь воздушных налетов: всякий раз, когда нужно спускаться в подвал, меня преследует навязчивая картина того, как на нас обрушивается дом и мы гибнем в страшных муках. Сейчас же мне до боли хочется, чтобы прозвучали сирены и прилетели сюда тысячи самолетов и сбросили бомбы, обрушили огонь, чтобы уничтожить, стереть с лица земли всю заразу, которая только еще начинает распространяться. Гада нужно уничтожить в зародыше! Сейчас не до логических рассуждений наподобие того, что «невиновных больше, чем преступников», сейчас не до всем известных тезисов вроде того, что «народ ни при чем», сейчас заявляют о своем праве на существование стыд, гнев и горечь. Долой этот разбойничий порядок! Прилетайте, самолеты, падайте, бомбы, бушуй, море огня! Никаких оправданий тем, кто помог этой сатанинской банде!
15 октября, собственно говоря, путч совершили не гитлеровцы и не салашисты. Это попытались сделать сами хортисты. Это странно звучит, но это так. Пожалуй, впервые в истории Венгрии группа, стоявшая у власти, сама совершила путч. Но, как показали события, это вовсе не было каким-то чудом. Хорти и его сторонники сохраняли лишь видимую власть. Настоящими же хозяевами страны были гитлеровцы и их приспешники. Даже те небольшие остатки национальной независимости и свободы, о которых регент в своих воззваниях говорил как о неприкосновенном сокровище, были уже давно потеряны. Потеряны, поскольку жили лишь в сердцах немногих. У большей части населения вместо них появились равнодушие, лакейская покорность, глупость и злоба.
Иначе, как могло случиться, что армия, жандармерия, приведенные в свое время к присяге, столь легко ее нарушили и покинули в беде тех, кому они присягали? Безразлично, было ли это сделано из трусости и боязни противоречить новому главнокомандующему или же из-за слепой веры в Салаши. Может быть, приказы прежнего руководства выполнялись только из чувства долга, а вернее всего, из трусости. Во всяком случае, вряд ли какой-нибудь другой строй мог потерпеть крах таким образом. Не только армия не откликнулась на призыв своего верховного главнокомандующего, но даже созданные для поддержки режима различные легальные, полулегальные и секретные организации не стали на сторону своего вождя.
Нет нужды перечислять здесь все созданные на военной основе «верные регенту» общества. Режим, сторонники которого приходят к власти не в результате собственных усилий, а по головам других, который не имеет своих настоящих героев и мучеников, а лишь провозглашает ими своих слуг, неизбежно терпит крах при первом же серьезном испытании.
Такое случилось и с режимом Хорти. В 1919 году хортисты пришли к власти отнюдь не в результате собственной борьбы. Когда же нужно было бороться за сохранение власти, они проявили малодушие. Правда, была сделана робкая попытка удержать власть, но без должной решительности и серьезных намерений. И скорее всего, лишь для сохранения остатков престижа. Не удивительно поэтому, что лишь немногие откликнулись на призыв регента.
В действительности воззвание регента было отнюдь не воззванием, а только осторожным сообщением. В нем не указывался единственно правильный для нации путь. Оно лишь отразило страх руководящей группировки перед неразрешимой дилеммой.
Решение о выступлении подготовлялось в течение нескольких недель, но все время, видимо, с тайной надеждой, что удастся избежать его и особенно сопутствующих ему борьбы и риска. Именно по этой причине рабочим не давали в руки оружие, именно поэтому правители хотели все решить «между собой». Удивительно, что у хортистов все-таки хватило храбрости ворваться в здание радиокомитета и зачитать перед микрофоном воззвание регента. Однако этой порожденной безысходностью положения храбрости уже не хватило на то, чтобы после прочтения воззвания вывести из строя радиостанцию, так как нилашисты знали, что из этой же студии через несколько часов прозвучит приказ Салаши.
15 октября хортисты поистине выбились из предначертанной им историей роли, но после короткой интермедии было восстановлено их обычное состояние. Регент после гибели своей личной охраны отдал себя во власть гитлеровцев и подписал предложенный ему документ об отречении. Бывшего верховного главнокомандующего и вождя в течение нескольких часов поносили по радио. Таков был позорный конец его контрреволюционного режима.
Несомненно, что в это время уже большая часть армии считала войну безнадежной, такого же мнения придерживалась и значительная часть государственного бюрократического аппарата. И все же было очень мало людей, которые не присягнули Салаши. Тем, кто перешел на службу к Салаши, по душе пришлась и его игра в конституционность, и известие об отречении регента, и разговоры о «правовой преемственности». Все это послужило им своеобразным мостиком, по которому они ловко перешли через узкую пропасть.
15 октября провалилась не только попытка добиться прекращения огня. Этот день стал днем падения существовавшего 25 лет контрреволюционного строя, более того, он стал днем падения тысячелетнего венгерского феодализма.
Впоследствии, несомненно, будут обнародованы секретные бумаги, различные неопубликованные документы, которые и расскажут обо всех секретах закулисной игры 15 октября. Некоторые лица напишут мемуары, выступят с признаниями, а кто участвовал в круговороте тех событий, расскажет о том, что и как произошло. Многие впоследствии будут исследовать вопрос об ответственности, прольется свет на роль многих людей, а потом, естественно, последуют заключения: если бы, мол, этот тогда-то сделал то-то или не сделал того-то… Это будет впоследствии. А когда стоишь среди развалин опустошенного города, всякие «если бы» и «кабы» кажутся фальшивыми.
То, что произошло в жизни несчастной страны после 15 октября, было уже процессом распространения заразы, исходящей от разлагающегося трупа.
Ночью 15 октября нилашисты ворвались в дом по улице Непсинхаз, помеченный желтой звездой, из которого якобы стреляли в немецкого солдата, и уничтожили всех жителей этого дома. После этого провели облаву по всему району и обыскали все еврейские квартиры. Участвовали в операции штурмовики нилашистской партии, полицейские-нилашисты, хулиганы с площади Телеки, недавние уголовники, сопляки из легиона «Мертвая голова» и им подобные.
Грабеж называли обыском. Людей уводили во двор находившейся поблизости казармы пожарников и там расстреливали. В дальнейшем нилашисты начали стрелять в людей прямо на площади Телеки, среди многочисленных лавок и на улицах.
Кровь лилась, как в Варфоломеевскую ночь. Но ведь чем-то необходимо было оправдать это кровопролитие! «Они прятали оружие! Они стреляли!» — звучали обвинения.
Озверевшие от запаха крови и безнаказанного разбоя, вооруженные нилашисты и молодчики с эмблемой черепа на шапках носились на грузовиках по городу, стреляя по сторонам: они искали новые «очаги сопротивления». Но Салаши приказал им вернуться в казармы. «Верные нации» офицеры требовали, чтобы «предавший родину регент» был расстрелян. Еще день-два маршировали под бой барабанов подразделения молодчиков, после чего эти бандитские отряды были распущены. Евреям снова разрешили выходить на улицу. Словом, салашисты попытались сделать вид, что они во всем соблюдают законность, что-де никаких бесчинств не было, все делалось на законных основаниях.
А между тем с юго-востока все явственнее слышался гром пушек, а по ночам на горизонте, как далекие молнии — предвестницы приближающейся бури, уже видны были багряные блики бушующего огня. «Усилить борьбу против большевизма!» — и пропаганда изрыгала потоки несусветной лжи. Плакаты, листовки, радио, газеты взвинчивали общественное настроение. И это давало свои результаты. Вновь возросло число тех, кто хотел во что бы то ни стало победить. Хорти ругали точно так же, как после 19 марта ругали Каллаи. Говорили, что, если бы он не саботировал тотальную мобилизацию нации, русские не дошли бы до Карпат! Ну ничего! Мы еще им покажем! Салаши и его сторонники приказали полностью очистить от войск Кечкемет, Надькереш, Лайошмиже и другие города и села, находившиеся в районе между Дунаем и Тисой, чтобы гитлеровцы могли применить новое загадочное чудо-оружие, разрекламированное фашистской пропагандой.
Берегфи — теперь мы уже знали, зачем его в тот вечер призывали по радио, — на скорую руку подписал приказ о тотальной мобилизации. Конечно, вскоре выяснилось, что организовать призыв в армию в таких огромных масштабах невозможно. Приказ отменили.
Вообще салашисты в первые недели любой приказ оглашали дважды: первый раз — когда он появлялся на свет, второй раз — когда его отменяли.
Опять вспомнили про евреев. Целый городской квартал Будапешта превратили в гетто — гнездо нищеты, голодной смерти и эпидемий. Нилашистские газеты с гордостью сообщали о крупном успехе Хунгаристского государства: сделано то, что предательский режим Хорти считал невозможным, — создано будапештское гетто!..
Других «успехов» пока не было. В первые дни ноября фронт приблизился непосредственно к Пешту. Первоначальный политический успех, складывавшийся из поддержки крайне правых групп и различных нилашистских и полунилашистских фракций, а также симпатий довольно-таки значительных слоев среднего класса и мелкой буржуазии, за пару недель растаял. Те, кто в отчаянии слушал воззвание регента и как «спасителя нации» приветствовал Салаши, увидев, что не произошло ожидаемого поворота событий и нет никаких признаков того, что военная обстановка коренным образом меняется, вскоре стушевались. Они, естественно, не выступили ни против гитлеровцев, ни против нилашистов, а «героическому сопротивлению» предпочли (как более безопасное) бегство в Задунайский край.