— Мы делали то, что нам поручали… У революции не было времени долго выбирать, — объяснил Уй. Бросив окурок на пол, он тщательно растоптал его ногой. — Иногда допустимо пускать в ход оружие и против безоружного…
— Очень мудро, — съязвил Гал и церемонно кивнул.
Уй кивнул в ответ:
— Если ты мне не веришь, верь самому себе. Ты забирал у крестьянина корову или не забирал? Направлял на беднягу винтовку, когда он не отдавал ее? Да или нет? А ведь тот крестьянин тоже был без оружия.
Крепко сжав губы, Гал пристально посмотрел на Уйя.
— Это было на фронте! — закричал он. — Солдатам же нужно было что-то есть!
— Да, но тогда вся жизнь была фронтом, — не отступал Уй. — Факт остается фактом, и ты угрожал оружием — ты по одной причине, я по другой…
Пако сокрушенно покачал головой.
— А вы в этом не правы, товарищ, — обратился он к Уйю. — Вы ведь знаете, какое нутро у крестьянина. В тот момент бедняга ничего не видел, кроме своей коровы, которую у него забирают. Разумеется, он не хотел отдавать ее. Надо было успокоить его…
— Другие тоже протестовали, не давали, — пожал плечами Уй. — Выходит, их тоже нужно было успокаивать…
— Он и спорит-то точно так, как вел себя раньше, — бросил Гал. — Нечестно. Как трус. Да они все такими и были! Все время. Как увидят перед собой силу, так от их храбрости и следа не остается. А когда вас послали на фронт, разбегались как зайцы. А ведь там-то и можно было себя показать…
— Возможно, среди нас и были такие, — проговорил Уй. — Я лично ни от кого не бегал.
— Хотел бы я знать, куда вы зайдете с этим спором, — бросил через плечо Халкович.
— Куда зайдем?! — прогремел в ответ Гал. — Я скажу. Я тебе скажу, что меня возмущает. Меня возмущает, что если случайно… если совершенно случайно наш друг попадет в лапы к этим солдатам, что идут на нас, и они вздернут его на высоком дереве, то это будет самой большой несправедливостью на свете. Потому что его головой дано право распоряжаться только мне. Мне, тебе, Бабяку, всем нам…
Кровь отлила от лица Уйя.
«Знакомые речи… — думал он. — Затвердил как попугай… Наши люди…»
Какое-то мгновение казалось, что он вот-вот бросится на Гала.
— Пожалуйста! — закричал он. — Пожалуйста, приговаривайте меня к смерти! Я встану к стенке, только пусть вас потом не мучает совесть, что вы поверили белой пропаганде…
Гал одним движением схватил прислоненную к стене винтовку.
— Ну! Становись к стенке!
— Да вы что это? Одумайтесь! — закричал Пако.
— Становись к стенке! — прорычал Гал. Побелевшая от напряжения рука с силой щелкнула затвором.
Из маленькой комнаты выскочил Келлнер.
— Берци! — крикнул он, и одновременно с криком усы у него вздрогнули, словно сигнальные флажки, извещающие об опасности. — Берци!
— Молчать! Всем молчать! Пусть восторжествует справедливость! Становись к стенке!
Уй уже стоял метрах в полутора от Халковича. Глаза сощурены. Рука вздрогнула и потянулась к шее, словно он хотел расстегнуть ворот рубашки, но он лишь сдвинул фуражку на самый затылок.
Гал вскинул винтовку, палец его лег на спусковой крючок. Он тяжело дышал.
— Ребята, что мы на них смотрим? Развести их нужно, — заикаясь, пробормотал Пако.
— Только как следует цельтесь, — проговорил Уй, без страха смотря Галу прямо в глаза. — Ну, стреляйте! И тогда считайте, что этим вы все решили! А потом вдруг поймете, что вы себя самого расстреляли, когда пулю в меня всадите… Только тогда жалеть будет уже поздно!
Неожиданно Гал резко отставил ногу назад и, подтащив к себе стул, упал на него, опустив винтовку на колени.
— Гнилье! — истерично выкрикнул он. — Такие отравили вокруг воздух!
— Ну ладно, Берци, одумайся, — начал увещевать Гала Келлнер. — Ведь знаешь же, что ты не прав…
— Прав!..
— Правда совсем не в том…
«Отравили воздух», — с горечью подумал Уй. Подождав немного, он дернул плечом и пошел на свое место. Не проронив ни слова, он положил руку на рукоятку пулемета. Сдвинул фуражку на самый лоб, словно солнце светило в окно, слепило ему глаза. Келлнер тоже вернулся на свое место. Потом наступила длительная тишина, которую нарушало лишь тяжелое дыхание людей. Воздух в помещении так разогрелся, что пот капельками выступал на лицах бойцов.
Так прошло с четверть часа, и вдруг Халкович закричал:
— Ого, ребята! Смотрите-ка, что здесь делается!
Одновременно с этими словами в дыру, перед которой был установлен пулемет, ворвался столб сухой клокочущей пыли. Все схватились за оружие, Пако распластался на полу, и лишь один Халкович громко рассмеялся. А со двора, словно в ответ ему, послышался опять такой же шум. И снова в дыру прорвался клуб пыли, потом что-то ослепительно блеснуло, и раздался сильный грохот.
— Смотрите-ка, ребята!
Все бросились к дыре. За спиной у них еще ярко светило солнце, а с той стороны, куда они смотрели, по направлению к ним быстро надвигалась черная туча, извергавшая время от времени молнии и сокрушая все вокруг мощными раскатами грома. Через какое-то мгновение туча проглотила и солнце и моментально сбросила на землю свой груз. Стало темно, а вокруг бесновались сплошные потоки дождя, от которых заклубилась пыль на земле.
— Ну, что я отсюда увидел? — с победным видом обернулся ко всем Халкович. — Что за божья благодать, а?
— Этот дождь смоет все на свете, — засмеялся Пако, не вставая с пола, однако винтовку свою не убрал. — Все смоет…
— Бедные наши! — покачал головой Келлнер. — Нам-то жаловаться нечего, над нашими головами крыша, а вот им…
— Нет, я так не могу! — Халкович вскочил на ноги и быстро начал раздеваться. Оставшись в одних подштанниках, он протиснулся в брешь возле пулемета.
— Какой душ! — крикнул он, уже находясь снаружи.
— Если тебе можно, тогда и мне тоже! — засмеялся Келлнер. Через минуту он уже прыгал и скакал возле Халковича.
Гал раздевался молча, Пако даже рубашку не стал с себя снимать. Деме же сначала осторожно снял очки, положил их на стол и только после этого разделся и вылез в дыру. Соединив ладони лодочкой, он подождал, пока они наполнятся водой, и плеснул водой Уйю в лицо. Уй фыркал, смеялся и бил Деме по худому плечу.
— Вот это душ! — кричал Халкович. — Ну и душ!
Ноги бойцов чавкали по размокшей глине, с волос струилась вода. Келлнер тщетно дул на свои усы: они почти не шевелились, с их концов стекали два тоненьких ручейка. Гал хлопал себя по груди. Пако упал на землю и выругался, а Уй, став над ним на колени, начал его шлепать ладонями по телу точно так, как бабы на берегу колотят вальком мокрое белье.
— Вот это душ! — кричал Халкович. — А все я! Кто первый догадался, а?..
Деме набрал в рот воды, прополоскал и выплюнул маленьким фонтанчиком.
— И сверху помыться, и нутро пополоскать! Чистота — залог здоровья!
— Бедные наши! — воскликнул Келлнер. — Шлепать по грязи с полной выкладкой!
Пако вскочил, осмотрел себя с ног до головы и схватился испачканными глиной руками за лицо.
— Если встать сейчас к печи для обжига кирпича, то сойду за заправского рабочего…
Гал схватил его за плечо:
— Иди сюда, здесь вымоешься!
И он потащил Пако к углу здания, где из водосточной трубы водопадом стекала вода. Толкнул Пако под струю и ждал, пока с него не смоет грязь.
Они стонали, кричали, кряхтели, чмокали, извиваясь под потоками падающей на них воды. Теплые дождевые струи хлестали их по телу. На мрачном небе несколько раз сверкнула молния, раскаты грома пронеслись над окруженным горами городом. В перерывах между раскатами грома бойцы слышали журчание воды в кюветах.
Вскоре дождь стал стихать, а облака немного посветлели. Бойцы через отверстие в стене влезли в здание и, кое-как вытершись, оделись. Келлнер все еще довольно посмеивался, расправляя свои усы.
— Вот это красота! — проговорил он. — Что еще нужно?
— Жаль, что дождь стихает, — заметил Уй, — а то бы я до утра под дождем стоял.
— А здорово ты меня помассировал! — со смехом сказал Пако Уйю, растирая кулаком лопатки. — Здорово отхлопал…
Гал смотрел в окно на дождик. Теперь все в порядке. Если кто сейчас задумает выйти в путь и быстро идти с полной выкладкой, таща за собой оружие, тот полем не пройдет, только по дороге…
— Ребята, а я проголодался, — заговорил Халкович, сидя возле своего пулемета. Подтянув свой вещмешок, он развязал его. — Командир, разреши съесть сухой паек!
С тех пор как Халкович стал солдатом, товарищи всегда с удивлением смотрели на то, как он ел. Еще дома он как следует наточил свой тесак и теперь всегда пользовался им как простым перочинным ножом, независимо от того, что нужно было резать: хлеб, сало или просто открыть банку с консервами. Вот и сейчас он снова искусно орудовал тесаком. Отрезал ломоть хлеба, срезал шкурку с куска сала и, откусив хлеба, подносил ко рту на кончике тесака маленький кусочек сала, а затем кружочек красного лука. Все уставились на него, хотя уже не раз видели, как он ест: его искусство каждый раз вызывало восхищение. Келлнер так залюбовался Халковичем, что даже позабыл про свои усы. Уй провожал движение тесака Халковича поворотом головы, Деме от удивления застыл с открытым ртом. Пако почему-то недоуменно покачивал головой. И лишь один Гал не глядел на Халковича, он чувствовал за собой вину и подумал, не заговорят ли об этом бойцы. Уж больно обрадовались люди этому ливню, побросали все и побежали мыться. Хорошо, что противник во время бури не предпринял попытки атаковать их…
Из задумчивости Гала вывел крик: это Деме издал какой-то дикий, страшный звук. И сразу же Келлнер заругался на чем свет стоит.
Все бросились к окну.
— Что теперь… — начал было Халкович, но не договорил, так как кусок застрял у него в горле, и он тщетно пытался проглотить его. В руке у него поблескивал тесак с кусочком сала на конце.
Облака еще посылали на землю остатки дождя, но где-то за городом небо уже очистилось от туч. Холмы, скрывающие изгиб дороги, еще были скрыты туманом, и из этого тумана по дороге шел Паренек.