боялись смерти? А можно ли утверждать, что столб атмосферного давления всегда давил на все живое своими семьюдесятью тоннами? А если так было не всегда, то приспособиться к этому явлению человеку, наверное, стоило долгих мучений и страданий. Постепенно люди привыкли к ним, без них существование стало невозможным…
— Ну что, доктор? Очень устал?
Деме попробовал улыбнуться.
— Вы же знаете, что я еще никакой не доктор…
— Какое это имеет значение? Хотя за то, что вы сегодня здесь совершили, вас смело можно называть доктором… военных наук.
— Ну что ж… Как хотите…
— Знаете что? А ведь назначенное время-то кончилось. Совсем истекло. Посмотрите-ка на тень от трубы! Как она медленно укорачивалась! И вот совсем стала короткой. Дальше уж некуда. Время наше вышло. Бригада находится уже в безопасном месте. Даже если они немного и запоздали, то не страшно. Так что здесь теперь незачем оставаться двоим. Это излишняя роскошь.
Деме ничего не ответил, он лишь ерзал на стуле, стараясь устроиться так, чтобы не очень сильно болела рана.
— Здесь уже не нужны двое, — продолжал Гал. — Вы теперь собирайтесь и уходите… Туда, в тыл. Я думаю, вам это удастся…
— Я никуда не пойду…
— Пойдете. Это приказ…
— Нет, не пойду…
— Пойдете. До сих пор вы беспрекословно выполняли все приказы… Я, правда, не знаю, докуда вы доберетесь… Но…
— Не хочу я никуда добираться…
— Понятно. Боитесь, что и с вами случится то же, что с Парнишкой? Возможно… Хотя теперь это не имеет никакого смысла. Пушек у них больше нет, а если бы и были, то сейчас им это не нужно…
— Я же вам сказал, что не уйду отсюда…
— Нет уйдете! Если вас схватят по дороге, что может случиться, то и с вами поступят как со всеми…
Деме силой принудил себя к спокойствию: ему нельзя было теперь ни шевелиться, ни кричать…
— Если бы вы этого не сказали, я и тогда бы никуда не ушел…
— Я не хотел вас обидеть…
— Знаю. Людям придется теперь вернуться к старому. Жить по-новому — не получилось.
Гал тяжело вздохнул.
— Мы пытались что-то изменить, но не удалось…
— Удалось только тем, кто уже умер, — сказал Деме, обведя рукой небольшой круг. — Они уже не вернутся в старую жизнь. Халкович, Бабяк, Уй — им это удалось. Пока они жили, они жили для революции, и революция тогда была жива. Она пока жива и для нас. Мы закончим свою жизнь как свободные люди. Вот почему я и говорю, что некоторым удалось…
— Вы абсолютно правы. То, что вы сказали, очень правильно. И все же я говорю вам, чтобы вы ушли. Соберитесь с духом и идите…
— Нет… — Деме покачал головой. Острая боль пронзила его, словно через него протащили раскаленную тонкую спицу. Деме застыл в одном положении. Казалось, что он говорил все это, обращаясь к неровной кирпичной стене. Пули местами сбили с нее штукатурку, и изуродованный кирпич смотрел на Деме множеством отверстий, похожих на глаза. — Не пойду. И не пошел, если бы… Могу сказать, что меня вообще не интересует, что будет потом.
Гал посмотрел во двор, внимательно ощупал взглядом каждый метр двора, затем дорогу. Во дворе ничто не шевелилось, лишь дрожал раскаленный воздух.
— Сейчас полдень, — проговорил он. — Как вы думаете, в городе будут звонить колокола?[23]
— Наверняка. Звонари свое дело знают…
— Да, конечно, — закивал Гал. — Это их обязанность. Каких только обязанностей нет на свете…
— Да… — согласился Деме. — История требует, чтобы каждый выполнял свои обязанности. Хотя бы трезвонил в полдень в колокола. Интересно в жизни устроено…
— Да, интересно…
— Ничего нового в этом нет. Прописная истина… — Деме пошевелился, рывком подняв голову. — Да, прописная истина, ну и что? Я бы очень рассердился сейчас на себя, если бы в голову мне пришла какая-нибудь очень умная мысль. Что бы я с ней делал? Все равно ведь умру…
— Соберитесь с духом и уходите отсюда! Сколько вас можно просить? Слышите? Я уже не приказываю, а прошу.
— Нет…
— Почему? — перебил его Гал. — Вы сказали, что вас не интересует, что будет дальше. Я понял это. Но я считаю, что вы не правы. То, что будет после этого, тоже дело рук людей. Что-то останется по-старому, а что-то будет по-новому. Будут больше высказывать свое недовольство, больше оказывать сопротивление властям, так как опыта у нас стало больше. А власти будут зорче следить за нами, смотреть в оба, больше и чаще будут стрелять в нас… Они ведь тоже кое-чему научились. А потом настанет время, когда мы предпримем новую попытку.
Деме дышал с трудом и старался, чтобы это было незаметно.
— Ну вот видите. Именно поэтому я и не хочу… Я не смогу делать то, что делал раньше. Даже если это будет по-другому. Представляю… Опять нужно будет скрываться, что-то организовывать, разбрасывать повсюду пропагандистские листовки!.. А между делом оплакивать то, что было, что сейчас происходит… Жалеть самого себя…
— Многие, однако, будут это делать…
— Возможно… наверняка… Но я нет. Я не смогу приспособиться к новому режиму… Но еще больше боюсь… боюсь приспособиться. Преспокойно учить детей богачей… Так что вы мне больше не говорите, пожалуйста, чтобы я ушел!
Гал что-то промычал, пододвинул к себе поближе стул, нечаянно задев ногой за вещмешок Пако.
— Если бы я только знал, — вдруг оживившись, спросил Гал, — зачем этому Пако понадобилось выскакивать отсюда?..
— В горячке выскочил, — медленно произнес Деме. — Просто в горячке. Потерял контроль над собой. Сосредоточился на одной точке. Увидел ползущего неприятельского солдата и захотел его уничтожить во что бы то ни стало… Наверное, так…
— Может быть, — согласился Гал, хотя в душе он ни капли не удивлялся поведению Пако. Еще утром ему стало совершенно ясно, что, если все бойцы хотели вернуться домой, то Пако этого не хотел. Все, что он оставил дома, все то, от чего оторвала его повестка, которая привела его в свое время на призывной пункт, — все это грубо и подло изменило ему, и Пако уже не верил, что у него найдутся силы начать жизнь сначала. Когда же он увидел, что и в бою ему дьявольски везет, он испугался…
— Вы не голодны?
Деме невольно повернул голову.
— Голоден? — простонал он. — А вы разве проголодались?
— Как сказать, — пытался засмеяться Гал, — похоже, что да. Как будто голоден. Ну и что? Ведь уже полдень. Сало, хлеб есть… А вы разве не хотите?..
— Я — нет… В вещмешке Халковича найдете лук. У Пако, наверное, вино еще осталось… Теперь все вещмешки ваши…
Между тем Гал уже вынул из вещмешка сало; в руках он держал нож.
— Между прочим, — сказал Гал, прожевав первый кусок, — все вещмешки принадлежат теперь нам обоим. Но я согласен, чтобы они были только моими. А вы уходите отсюда!
— Прошу, — проговорил Деме печально, — не надо снова об этом. Очень вас прошу…
Гал быстро проглотил то, что у него было во рту.
— Как вы думаете, что теперь с нами будет? Эти теперь не скоро полезут сюда, но рано или поздно полезут. Если они тут нас схватят…
— Меня не схватят. Уже опоздали…
— Рассчитываете на то, что пулю себе пустите в лоб? Пока я здесь, на это можете не рассчитывать.
— Хватит об этом! — сказал Деме. — Я предлагаю другой вариант. Уходите вы!
Рука Гала с ножом застыла на полпути.
— Дальше не продолжайте…
— А я продолжу. Уходите вы. Пока здесь нужен человек, я все сделаю…
Гал пытался проглотить кусок, жевал его, жевал, но проглотить так и не смог. Выплюнул. Лицо его стало бледным, кусок сала и хлеб он бросил на стол.
— Да заткнитесь же!.. Поняли? Заткнитесь! Вы что, не можете оставить свои дурацкие предложения при себе?
— Я уже говорил, что вы не правы, — совершенно спокойно ответил ему Деме.
Притихшим, прерывающимся, словно жалующимся голосом Гал сказал:
— Вам должно быть понятно… Вы это прекрасно сами можете объяснить, что… что я в таком положении… Если бы на свете существовала справедливость, то я погиб бы первым. А здесь погибли другие, а я вот живу, ем сало… Шутки судьбы…
— Уж если вы заговорили о судьбе, то послушайтесь лучше меня. Уходите вы отсюда…
— Ну и тип же вы, — удивился Гал. — Какая вам радость от того, что вы вот так забавляетесь со мной?
Послышался чистый, очень тихий, лившийся издалека колокольный звон. Гал и Деме переглянулись. В глазах Гала мелькнули огоньки, а вокруг рта появилась странная блуждающая улыбка. Он даже немного покачал головой, затем положил на стол свои часы и, зажав в кулаке нож, три раза ударил им по циферблату, после чего одним движением руки смахнул все это со стола на пол.
— Может, этого и не стоило делать, но мне так захотелось… До сих пор время господствовало над нами, но теперь его власти пришел конец. Эти часы отслужили свое и больше не нужны…
Деме слушал далекий колокольный перезвон.
— Часы отслужили свое, — проговорил он. — Звонарь тоже выполняет свою обязанность… А когда выполнит, уйдет…
У Гала от вспышки хорошего настроения не осталось и следа.
— Разве вы не понимаете? Не понимаете, что на свете есть еще что-то помимо обязанности и долга? Есть еще и задолженность. Именно задолженность, которая давит на человека. До сих пор я носил ее, а больше не могу, да и не хочу. Я должен остаться здесь…
— Вы уже погасили все задолженности, — заметил Деме. — Даже больше заплатили, чем следовало бы.
— Звучат слова эти красиво, только дело обстоит не так, — не соглашался Гал. — Если я задолжал Пиште, то напрасно выплачивать Йошке…
Деме ухватился обеими руками за стул и, приподнявшись чуть-чуть, уселся поудобнее. Боль пришла не сразу, появилась она спустя некоторое время и была несильной, и болело не в животе, а где-то глубже, справа и слева от позвоночника. Деме был рад, что боль уже не так сильно мучает его, хотя прекрасно понимал, что положение его не улучшается. Ему казалось, будто в голове у него хлопья ваты, которые постепенно, слой за слоем, оседают в мозгу и от этого утихает боль, и реальная действительность куда-то отодвигается.