Я ничего не ответил ему, а он подошел ко мне и, положив руку на плечо, продолжал:
— Наши товарищи так быстро покинули город, что кое-что забыли в нем. — Начальник штаба метнул насмешливый взгляд в угол вагона. — Прежде всего, денежные суммы в банке. Петлюра будет рад захватить их. Этого нельзя допустить, — закончил он решительно.
— Да, конечно, — согласился я.
— Вы должны провести соответствующую операцию. Выделяю в ваше распоряжение бронепоезд.
— Бронепоезд?
— Да, бронепоезд! На нем вы доедете до городской станции, на нем же вывезете все ценности из городского банка. Только нужно торопиться, пока петлюровцы не сделали это раньше нас. Вы знаете, где находится банк?
— Не знаю, но найду.
— Искать вам не придется, так как я пошлю с вами товарища, который прекрасно ориентируется в городе. — И он жестом показал мне на мужчину, сидевшего в углу вагона.
Начальник штаба проводил меня до самого бронепоезда.
— Сколько бойцов имеется в вашем распоряжении? — спросил он у командира бронепоезда.
— Шестнадцать человек.
— Возьмите человек сорок! — И, повернувшись ко мне, начштаба добавил: — Вы же возьмите с собой восемь человек.
Отобранные для проведения операции люди уже дожидались меня на перроне. У одного из бойцов были огромные усы. Я не удержался и спросил его по-русски:
— Вы, товарищ, откуда родом?
— Из Туркеви, — ответил мне усатый на чистом венгерском языке.
— Так вы венгры? — удивился я.
— Трое — венгры, остальные — украинцы.
— Что, земляков нашли? — улыбнулся начштаба.
— Да, — ответил я.
Сев в бронепоезд, мы тронулись в путь.
— Да смотрите там не попадитесь в лапы Петлюре! — напутствовали нас стоявшие на перроне товарищи.
Как выглядели бронепоезда времен гражданской войны? Перед паровозом и сзади него прицепляли по одной-две открытых платформы, борта которых обшивались листами толстого железа; около бортов лежали мешки с песком, позади них устанавливались пушки и станковые пулеметы и залегали бойцы с винтовками. Точно так же выглядел и наш бронепоезд с командой из сорока человек, среди которых была и моя восьмерка. Был с нами и один гражданский, банковский служащий.
К вокзалу в Каменец-Подольске мы подъехали с соблюдением всех правил осторожности. Я надеялся, что, если станция и занята гайдамаками, нам быстро удастся выбить их. Заняв станцию, можно будет прорваться к зданию банка.
На вокзале мы не встретили никакого сопротивления, но нас обстреляла артиллерия противника. Наши артиллеристы развернули было свои орудия в том направлении, откуда слышалась стрельба, но я запретил стрелять, чтобы ввести противника в заблуждение.
Мы проехали дальше. Артиллерийский огонь сначала стал чаще, а потом вдруг прекратился. Возможно, нас сочли за своих, потому что мы не ответили огнем на их огонь. Вскоре железнодорожное полотно пошло через лес, который послужил нам хорошим прикрытием. А когда лес кончился, наши пушки могли стрелять по цели прямой наводкой. Я приказал выстрелить по станции. Орудия сделали по одному выстрелу. Нам никто не ответил. Это показалось подозрительным.
— У следующей сторожки обходчика остановиться! — распорядился я.
В сторожке никого не оказалось. Я подошел к телефону и стал крутить трубку индуктора. Я уже хотел было бросить трубку, как в ней послышался чей-то голос.
— Алло! — закричал я в трубку. — Каменец-Подольск?
— Да, Каменец-Подольск, — ответили мне. — Станция слушает!
— Кто у телефона?
— Дежурный по станции.
— Фамилия? — поинтересовался я, словно это могло мне что-то дать.
На другом конце провода назвали фамилию, которая мне ничего не говорила.
— Давно заступили на дежурство?
— Сегодня.
— Станцию хорошо знаете?
— Как-нибудь сориентируюсь.
— Значит, вы недавно в городе? Вы петлюровец?
В трубке раздался хохот, и не одного человека, а нескольких.
— Я красный командир. Хочу уведомить вас, что через полчаса я прибываю на станцию!
— Очень рады будем встрече! Ждем с нетерпением!
Проговорив это, я вскочил на подножку паровоза, чтобы через несколько минут быть на станции и ошеломить белых столь быстрым появлением.
На большой скорости мы приближались к станции, там была заметна беготня. Я приказал сделать несколько выстрелов по вокзалу. Сбавили ход. В нас никто не стрелял.
Мы медленно подкатили к перрону. По тишине, которая показалась мне подозрительной, можно было предположить, что противник решил подпустить нас ближе, а затем расстрелять в упор. Однако один из солдат противника, видимо, не выдержал и выстрелил раньше времени из винтовки. Мы ответили на это длинной пулеметной очередью. И в тот же миг на нас обрушился шквал огня.
— Назад! — крикнул я машинисту. — Полный назад!
К нам с двух сторон по путям бежали петлюровцы.
Паровоз тем временем все больше набирал скорость. Мы распростерлись на полу платформы, укрывшись за мешками с песком.
По насыпи наперерез путям карабкались гайдамаки. Пришлось скосить их из пулемета. Бронепоезд въехал в лес. Я приказал сбавить скорость и остановиться.
— Зачем? — спросил меня машинист.
Многие из бойцов считали, что нам нужно поскорее убираться из этих мест в более надежное место. Я же не хотел подставлять еще раз наш бронепоезд под фланговый огонь вражеской артиллерии. Мы остановились, и буквально через несколько секунд пушки забили по насыпи, на которой, к счастью, не было нашего состава.
Артиллерийский обстрел продолжался добрых полчаса, потом канонада прекратилась.
— Ну, ребята, а теперь вперед! — скомандовал я.
Наш маленький паровозик мчался со скоростью, на какую был только способен. Пока артиллеристы противника заметили нас и разгадали наш замысел, мы были уже далеко.
Я надеялся, что на станции, откуда мы выехали, уже наведен какой-то порядок и организована хотя бы простейшая оборона, на которую наткнутся наши преследователи, если они на это рискнут.
Мне было стыдно возвращаться в штаб, не выполнив задания, но что я мог поделать?
Однако сразу дело до доклада не дошло, так как станция словно вымерла, и я было начал сомневаться в том, отсюда ли мы отправлялись на задание. Но на здании было ясно написано: «Ярмолинцы».
В станционном здании — ни души.
— Земляк, найди хоть кого-нибудь из наших! — попросил я усатого венгра.
Сам я пытался дозвониться до Проскурова, но мне никто не ответил. Наконец трубку подняли на промежуточной станции, однако мой случайный абонент оказался таким болтливым, что из его речи трудно было что-нибудь понять, кроме того, что поезда со станции ушли еще вечером.
Через несколько минут мой усатый земляк привел ко мне одного железнодорожника.
— Я ведь не красный, — объяснял железнодорожник, — я просто железнодорожник.
На вопрос о том, когда и в каком направлении отбыли со станции эшелоны красных, железнодорожник не ответил, сославшись на то, что его-де в то время здесь не было. Стоял и дрожал от страха.
— Поймите, что перед вами не Петлюра, не какой-нибудь атаман, а представитель Красной Армии. Станция же эта в руках красных, и останется у них.
Железнодорожник ответил:
— Вы можете здесь находиться, вам этого никто не запрещает. Пусть только при мне будет ваш человек.
Я выслал вдоль пути дозоры в составе трех бойцов с задачей добраться до ближайшей станции и выяснить там положение. Дозор из пяти бойцов я выслал в сторону железнодорожной ветки, которая отходила от главной магистрали.
Выставив посты вокруг бронепоезда, я разрешил свободным от службы красноармейцам спать.
Сам я попытался еще раз связаться с Проскуровом, но тщетно. Обошел и проверил посты, выслушал по телефону доклады дозоров, посланных на линию, которые ничего нового не узнали. Устав за день, я так и задремал с трубкой в руке. К счастью, кто-то из бойцов вынул у меня трубку и положил ее на рычаг. Вскоре позвонил один из дозорных:
— Прибыли на соседнюю станцию и напоролись на сторожевую заставу гайдамаков. Они нас окружили. Ведем бой!
— Сколько их?
— До взвода.
— Задержите их до нашего прихода! — крикнул я в трубку и, бросив ее на рычаг, приказал: — Тревога! В ружье!
Паровоз наш стоял под парами, и мы сразу же тронулись в путь.
— Выстрелите-ка несколько снарядов вот в этом направлении, — сказал я артиллеристам. — Может, это испугает гайдамаков.
Один за другим прогремели два пушечных выстрела.
Гайдамаки подожгли какой-то сарай, чтобы при его свете лучше видеть дом, в котором засел наш разведывательный дозор. Завидев бронепоезд, они вскочили на лошадей и умчались прочь. Мы послали им вдогонку несколько пулеметных очередей, но гайдамаки свернули в лес, и мы потеряли их из виду.
Произвели замену дозора, придав ему один станковый пулемет.
— Если появится противник, немедленно звоните, сразу же подъедем, — сказал я, прощаясь, старшему дозора.
Мы вернулись к себе на станцию, где я лично проверил все посты. Все было в порядке. Когда я вошел в комнату, зазвонил телефон. Говорил мой словоохотливый телефонный знакомый.
— Ночью, видимо, связь была нарушена, — пожаловался он.
— Был обрыв, но он уже устранен. А что у вас нового? — поинтересовался я.
— Проскуров захвачен противником. Я сам звонил туда ночью. Ответил какой-то атаман. — И он начал было рассказывать мне какую-то историю, которую я не дослушал до конца, так как на станцию прибыл какой-то состав.
«Черт возьми, что за поезд прибыл! Хорошо, если это не сам Петлюра!»
Я выскочил на перрон и увидел, что наши бойцы уже разговаривают с теми, кто прибыл эшелоном.
— Кто вы такие, товарищи? Где ваш командир? — спросил я.
Оказалось, что это полк регулярной Красной Армии, который отошел по ветке. В конце эшелона был прицеплен броневагон.
Я сразу же решил уговорить командира полка остаться на станции, чтобы удержать ее до подхода частей Красной Армии, тем более что Проскуров попал в руки противника.