А если все рестораны закрыты, то можно сделать заказ в номер. Или умереть с голоду. Но нет, Бев не станет спрашивать администратора — не хотелось услышать, что Эль-Чарито закрылась раньше из-за погоды. Кармелита один раз отрезала Бев все пути к отступлению, второй раз не выйдет. Она целеустремленно направилась к выходу.
— Миссис Кэрри! — окликнул администратор, но Бев даже не замедлила шаг. Служащий выбежал из-за стойки.
— У меня для вас сообщение от Кармелиты. Она просила передать, что полуночную мессу в соборе отменили. Епископ беспокоится, что гололед помешает прихожанам добраться домой. Вечерняя месса начинается в восемь. Собор недалеко, в конце площади — всего два квартала от гостиницы. Очень красивая служба будет, с фонариками и все такое.
«Ну, можно и туда сходить, — подумала Бев. — Хоть какое-то занятие».
Администратор провел ее к выходу.
— Поблагодарите Кармелиту от моего имени, — сказала она в дверях. — Feliz Navidad!
— И вам счастливого Рождества! — Администратор распахнул перед ней дверь. — Идите прямо, потом налево и выйдете на площадь к собору. — Он нырнул в лобби, спрятавшись от снега.
Проваливаясь по щиколотку, Бев торопливо шла по улице, склонив голову. Шел сильный снег. К утру здесь будут сугробы, как дома. Так нечестно. Из-за угла доносились звуки органа.
Собор возвышался над площадью, его окна горели ярким светом. Бев поняла, что оказалась неправа насчет фонариков, они вовсе не были безнадежно испорчены. Они стояли рядами по краям дорожки, на лестнице и горели ровным пламенем под падающим снегом.
Поблескивая в свете уличных фонарей, сверкающие хлопья тихо падали на резные веранды, на горшки с кактусами, на розоватые глинобитные домики. Небо над собором розовело, и ландшафт выглядел абсолютно нереальным, как декорация.
— О, Говард! — Бев словно открыла коробку с подарком.
Она вздрогнула от воспоминания о муже, ожидая привычного укола в сердце; но боли не было — только жалость, что Говарда нет рядом. И чуть забавно: ажурные снежинки на рукаве выглядят точь-в-точь как фальшивый снег в конце «Светлого Рождества». Щемящее, пронзительное чувство охватило Бев, словно купол розовеющего неба: любовь — к снегопаду, к настоящему, к Говарду.
— Это все ты… — она сказала и заплакала.
Слезы хлынули ручьями, омыли лицо, промочили пальто, растопили снежинки, налипшие на щеки. «Очищающие слезы», — подумала Бев и внезапно поняла давний ответ Говарда на вопрос, чем кончилось кино. Муж не сказал: «Они жили долго и счастливо». Он произнес: «У них было светлое Рождество».
— О Говард…
Зазвонил колокол, созывая на службу. «Хватит рыдать, пора идти на мессу», — решила Бев, пытаясь найти в сумке носовой платок. Слезы текли, словно из открытого крана.
Женщина в черной шали и с Библией в руках положила ладонь Бев на плечо.
— Что с вами, сеньора?
— Ничего страшного, все в порядке.
Женщина успокоено похлопала Бев по запястью и вошла в собор.
Колокол умолк, и вновь зазвучал орган. Началась месса, но Бев все стояла на площади и смотрела на падающий снег.
— Не знаю, каким образом, Говард, — произнесла она, — но чувствую, что без тебя здесь не обошлось.
В восемь вечера, посмотрев последние новости — все трассы по-прежнему закрыты, — Пилар уложила Мигеля спать.
— Засыпай. Санта скоро придет. — Она наклонилась поцеловать сына.
— Угу, — ответил мальчик со слезами в голосе. — Снег слишком сильный.
«Он испугался, что дороги перекрыты», — подумала Пилар.
— Санте не нужны дороги, — сказала она вслух. — У него есть волшебные сани, которые летят по воздуху даже сквозь метель.
— Угу.
Мигель слез с кровати и принес книжку про оленя Рудольфа, раскрыв ее на картинке, где Санта огорченно глядел на бушующую метель. Малыш встал на кровать и посмотрел в окно: снаружи мело точь-в-точь как в книжке.
— Но Рудольф показал Санте дорогу, — напомнила Пилар. — Видишь? — Она перевернула страницу.
Мигель с сомнением посмотрел на мать. Пришлось дважды перечитать вслух историю Рудольфа — от начала и до конца.
В четверть одиннадцатого Уоррен Несвик спустился в бар. Никакие объяснения, что Марджин — это его пятилетняя племянница, не помогли. Шэра как с цепи сорвалась. «Тебе отменили вылет из Цинциннати, — крикнула она, — а я отменяю свидание с тобой, сволочь ты этакая!» Он так и застыл с разинутым ртом, как рыба на берегу.
Следующие полтора часа Уоррен просидел на телефоне, пытаясь связаться с женщинами, знакомыми по прошлым поездкам… Ни одна из них не ответила. Потом он попробовал дозвониться до Марджин, сказать, что снега стало меньше и что авиакомпания предлагает вылет утром. Вдруг удастся загладить свою вину? Во время последнего разговора Марджин, похоже, была чем-то расстроена… Жена тоже не отвечала на звонки — наверное, уже легла спать.
Он повесил трубку и спустился в бар. Там не было ни души, кроме бармена.
— А чего так пусто? — спросил его Уоррен.
— Ты что, с луны свалился? — изумился бармен и включил телевизор над стойкой.
— …самый масштабный снегопад в истории, — вещал Дэн Абраме. — Хотя здесь, в Балтиморе, метель уже ослабевает, тем, кто был в других частях страны, повезло куда меньше. Мы переключаемся на Цинциннати, где спасатели продолжают разбирать завалы в поисках пострадавших.
Изображение сменилось на репортера, стоящего перед табличкой «Международный аэропорт Цинциннати».
— Невиданный до сих пор уровень осадков — сорок шесть дюймов снега — сегодня вечером привел к обрушению крыши главного терминала. Пострадало более двухсот пассажиров, еще сорок человек пока не найдены.
Гусь, нежный, с хрустящей корочкой, — чудо как хорош! — стал блюдом вечера. Все нахвалили подливку. «Это Люк сделал», — сказала тетя Лулла, но Мейдж и его мать говорили о том, как некоторые не умеют ездить в снежную погоду, и не услышали.
Подали десерт. Тут как раз и снег прекратился. Люк забеспокоился насчет снеговика, но возможность выскочить и посмотреть появилась только около одиннадцати, когда все начали одеваться.
Снеговик растаял, если так можно выразиться, оставив круглое жирное пятно на снегу.
— Избавляешься от улик? — Тетя Лулла, в своем старушечьем пальто, шарфе и перчатках, ткнула в пятно носком калоши. — Интересно, газон не пострадает?
— Гораздо интереснее, не пострадает ли окружающая среда, — заметил Люк.
Мать Люка выглянула в заднюю дверь.
— Что это вы там делаете в темноте? Заходите в дом. Мы тут решаем, кто устраивает ужин на следующее Рождество. Мейдж и Шорти считают, что очередь дяди Дона, но…
— Давайте у меня, — сказал Люк и подмигнул Лулле.
— А-а, — удивленно протянула мать и вернулась к Мейдж, Шорти и остальным. То-то будет разговоров…
— Лулла, только не гуся, — потребовал Люк. — Что-нибудь простое. И не жирное.
— Помнится, у Иена был прекрасный рецепт утки с апельсинами, — задумалась тетушка.
— У Иена Маккеллена?
— Нет, конечно же. У Иена Хольма. Иен Маккеллен ужасно готовит. Или… О, есть идея! Как насчет иглобрюха, рыбы-фугу?
В четверть двенадцатого по восточному времени снег прекратился в Новой Англии, на Ближнем Востоке, в Техасе, на большей части территории Канады и в Нуснеке, Род-Айленд.
— Метель века подходит к концу, обеспечив почти всем снежное, светлое Рождество, — рассказывал Вульф Блитцер на фоне новой заставки Сй-эн-эн «Завтра все будет хорошо».
— Слушай, меня только что осенило! — Чин протянул Нэйтану стопку распечаток с температурными данными.
— А именно?
— Этот фактор… Смотри, если — по твоей теории — на глобальное потепление влияют тысячи факторов, то любой из них, даже самый незначительный, мог стать причиной глобального снегопада.
Ничего подобного Нэйтан не говорил, ну да ладно.
— И что это за критический фактор?
— Светлое Рождество, — торжествующе сказал Чин.
— Светлое Рождество? — недоуменно протянул Нэйтан.
— Ага! Все мечтают, чтобы на Рождество пошел снег — в основном детишки, но и взрослые тоже. У каждого в голове есть этакая открыточная картинка идеального Рождества, во всех песнях об этом поется: и в «Светлом Рождестве», и в «Зимней сказке», а еще в этой, ну, где «за окном метет метель…», никак не могу вспомнить…
— «Пусть идет снег», — подсказал Нэйтан.
— Именно. Так вот, предположим, что все эти люди, все детишки одновременно пожелали идеального Рождества…
— И пожелали этот буран?
— Нет. Они его представили и… В общем, не знаю… Вещества в мозгу, или синапсы, или что там еще — создали некое электрохимическое поле, ну или что-то вроде этого… Образовали тот самый фактор.
— То, что каждый мечтал о снежном, светлом Рождестве?
— Да. Такое ведь возможно, да?
— Может быть, — ответил Нэйтан.
Наверное, какой-то критический фактор все-таки сработал: не мечты о снеге на Рождество, а что-то, внешне совсем не связанное с погодой — например, микроскопические колебания планетных орбит или миграции диких гусей. Или одновременное возникновение целого ряда подобных причин. Вполне возможно, что этот снегопад — единичный феномен, который больше никогда не повторится: аберрация, отклонение, вызванное взаимодействием всех этих неизвестных…
А может быть, теория Нэйтана о кризисе вообще неверна. Кризис — по определению неожиданное, внезапное явление. Но это не значит, что не существует предварительных индикаторов, вроде мигания лампочки перед отключением электричества. В таком случае…
Чин вернулся со стоянки, где вызволял машину из-под снега.
— Ты что, домой не собираешься? — спросил он.
— Нет еще. Надо бы кое-что рассчитать… В Лос-Анджелесе все еще идет снег.
— Что, думаешь снег снова пойдет? — Чин заметно напрягся.
— Нет, — ответил Нэйтан. — Пока нет.
В одиннадцать сорок три Кент Слаккен и Бодин Кромпс спели под караоке в «Смеющемся Лосе» несколько песен, включая «Светлое Рождество», и сказали бармену, что идут «кататься под луной на охренительном спуске». Друзья подхватили сноуборды и отправились в сторону лавиноопасных склонов в районе Вейла. Больше о них никто никогда не слышал.