Миссис Люси взглянула на свой почти съеденный кусок торта, словно удивляясь, что он так быстро закончился.
— Он не говорил.
— Я в смысле — симпатичный? — уточнила Ви, кладя вилку на тарелку с тортом. — Может, я ему сама отнесу?
— Хилый. И бледный, — ответил Суэйлс с набитым ртом. — Похож на чахоточного.
— Нельсон на такого вряд ли позарится, — добавил Моррис.
— А, тогда ладно. — Ви передала тарелку мне.
Я поднялся на площадку третьего этажа, переложил тарелку в другую руку и зажег фонарик.
Джек стоял у окна и глядел поверх крыш на реку. С его шеи свисал бинокль. В небе сияла луна, отражаясь в воде и озаряя дорогу бомбардировщикам — словно немецкая осветительная ракета.
— В твоем секторе что-нибудь было?
— Нет, — отозвался он. — Они пока на востоке.
— Вот, малиновый торт, — сказал я.
Он повернулся ко мне. Я протянул тарелку.
— Приятель Виолетты угостил. Он из ВВС.
— Спасибо, не надо. Я не люблю сладкого.
Я вытаращился на него. Поверить в это было так же трудно, как в имя Виолетты, выписанное на носу истребителя.
— Она принесла целый торт. Хватит на всех.
— Благодарю. Я не голоден. Съешьте без меня.
— Ты на самом деле не хочешь? Такой торт сейчас нигде не достанешь.
— На самом деле, — сказал он и отвернулся к окну.
Я неуверенно покосился на кусок торта; стыд за собственную жадность боролся во мне с неутоленным голодом. Что ж, тогда я по крайней мере не пойду спать и составлю ему компанию.
— Виолетта — это та, за которую ты дежуришь. — Я сел на пол и прислонился к окрашенной деревянной стене, принявшись за еду. — Она опоздала, но вообще работает в отряде в полную смену. Всего у нас таких пятеро: Виолетта, я, Ренфрю, — его ты не видел, он спит; ему сейчас тяжело приходится, совсем не может спать днем, — Моррис и Твикенхем. И еще есть Питерсби. Он у нас, как ты, в неполную смену.
Джек стоял, не оборачиваясь, и ничего не ответил. Только смотрел в окно. С неба, освещая комнату, упала россыпь ракет.
— Ребята они неплохие. — Я подцепил вилкой кусочек торта. В неверном свете ракет малиновая начинка казалась черной. — Суэйлс, правда, любит позубоскалить, а Твикенхем любого вопросами замучает; но во время бомбежки на них можно положиться.
Он повернулся.
— Какими вопросами?
— Для нашей газеты. Вообще-то это не газета, а информационный листок — для инструкций, сведений о новых типах бомб, всего такого. Твикенхем вообще-то должен просто перепечатывать его и рассылать на другие посты; но он, кажется, всегда мечтал проявить себя в литературе — и вот выдалась возможность. Он назвал листок «Весточки Твикенхема» и добавляет туда всякую всячину — новости, рисунки, последние слухи, интервью.
Гул моторов в ночном небе становился все громче и громче и наконец пронесся мимо. Раздался тихий свист. Потом свист усилился и превратился в вой.
— На лестницу! — Я выронил тарелку, схватил Джека за руку и затащил его на лестничную площадку. Мы сжались, ожидая взрыва; я закрыл голову руками. Но ничего не случилось: вой перешел в пронзительный визг — и вдруг зазвучал уже в отдалении. Я выглянул из-за балки и посмотрел в окно. Вспышка, за ней удар — не меньше чем в трех секторах от нас.
— Фугаска. — Я подошел к окну, пытаясь определить, куда она попала. — Где-то на юго-востоке, похоже, в Ли.
Джек навел бинокль.
Я вышел на лестницу, сложил ладони рупором и крикнул в подвал: «Ли! Фугас!» Вернувшись, снова усаживаться не стал — бомбардировщики были слишком близко, — а прислонился к стене.
— Твикенхем нас всех проинтервьюировал. Он захочет узнать, чем ты занимался до войны, почему пошел в ПВО и все такое. На прошлой неделе писал заметку про Ви.
Джек опустил бинокль, но продолжал глядеть туда, куда упала бомба. Пожар еще не начался — от фугасной бомбы огонь занимается не сразу: нужно время, чтобы разлетевшиеся горящие угли подожгли газ из поврежденных труб.
— А кем она была до войны? — спросил Джек.
— Ви? Стенографисткой. И очень одинокой, по-моему. Война для нашей Ви стала настоящим благословением.
— Благословением, — повторил Джек, неотрывно глядя в ту же точку. Я не видел его лица — только темный силуэт — и не мог понять, покоробило его это слою или удивило.
— Ну, не то чтобы благословением, конечно. Вряд ли этот ужас можно назвать благословением. Но Ви получила шанс, которого до того была лишена. Моррис говорит, что если бы не война, Ви умерла бы старой девой. А сейчас у нее отбоя нет от поклонников.
— Моррис, — произнес Джек так, как будто не был уверен, о ком идет речь.
— Рыжий, усы щеточкой. У которого сын — летчик.
— Выполняет свой долг. — Лицо Джека озаряли красноватые отблески, но я по-прежнему не мог понять, что оно выражало.
За рекой, искрясь и сверкая, падали зажигалки, и повсюду занимались пожары.
Следующей ночью случился налет на Олд-Черч-стрит: два фугаса. Миссис Люси отправила меня с Джеком узнать, не нужна ли наша помощь. Похоже, полное затемнение бомбардировщикам не помешало. Пробираясь в кромешной тьме до Кингс-роуд, я перестал понимать, где мы находимся.
Место попадания фугасок чувствовалось по запаху. Точнее, это был не совсем запах; скорее резкое неприятное ощущение в носу от цементной пыли и взрывчатки, которой немцы начиняют снаряды. Ви от такого всегда чихала.
Я попробовал сориентироваться, но различал в черноте только чуть более темные очертания какого-то холма слева. Похоже, мы зашли не туда: в Челси нет холмов.
И вдруг я понял, что это и есть место происшествия.
— Первым делом надо найти ответственного за работы по происшествию, — объяснил я Джеку.
Синего фонаря нигде не было видно. Наверно, спасатели работали с другой стороны холма.
Мы вскарабкались на холм — я впереди, Джек следом, — стараясь не оступиться на ненадежном склоне. На дальней стороне другого холма, пониже, горел синий огонек: призрачное голубоватое пятно слева от нас.
— Вон они, — показал я. — Надо доложить о прибытии. Ответственным наверняка окажется Нельсон, а он любит, чтобы все делалось строго по правилам.
Я побежал вниз, оскальзываясь на разбитых кирпичах и штукатурке.
— Осторожней, — крикнул я Джеку. — Тут везде стекло и острые доски.
— Джек, — окликнул он.
Я обернулся. Джек остановился на середине склона и глядел вверх, словно прислушивался к чему-то. Я тоже посмотрел вверх, испугавшись, что возвращаются бомбардировщики — но все звуки заглушал грохот зенитных пушек. Джек стоял неподвижно; теперь он опустил голову и разглядывал обломки.
— В чем дело? — окликнул я его.
Он вынул из кармана фонарик и стал беспорядочно светить им во все стороны.
— Прекрати! — закричал я. — Ты нарушаешь затемнение!
Джек выключил фонарик.
— Тут, внизу, есть живой. — Он опустился на колени. — Его надо откопать.
Он вытащил из обломков балясину перил и стал ковырять ею гору мусора.
Я недоуменно взглянул на него.
— Откуда ты знаешь?
Он разгребал обломки.
— Достань кирку. Эта штука твердая, как камень. Скорей, — нетерпеливо крикнул он.
Ответственным за спасательные работы оказался кто-то мне незнакомый. Это меня обрадовало: Нельсон никогда не выдал бы кирку без соответствующих санкций. У ответственного — он был моложе меня и весь в прыщах под слоем кирпичной пыли — кирки не нашлось, но он вручил мне пару лопат, не задавая никаких вопросов.
Я полез через холмы назад. Дым и пыль немного улеглись, в небе у реки дождем падали осветительные ракеты, которые озаряли все чересчур ярким, не дающим ничего различить светом — как автомобильные фары в тумане. Джек стоял на четвереньках на середине склона и втыкал балясину в холм, разгребая завал, — словно убийца, снова и снова вонзающий нож в тело жертвы.
С неба упала россыпь ракет, уже намного ближе. Я пригнулся и поспешил на помощь Джеку, протягивая ему одну из лопат.
— Не выйдет, — отмахнулся он.
— Что такое? Ты больше его не слышишь?
Джек упорно ковырял балясиной в склоне.
— Что? — Он поглядел на меня так, будто понятия не имел, о чем я только что спрашивал.
— Ты его слышишь? — повторил я. — Голос?
— Эта штука… — произнес он. — Лопатой ее не возьмешь. Ты захватил корзины?
Корзин я не принес, но на склоне нашлась большая жестяная кастрюля. Я передал ее Джеку и стал копать. Он, конечно, оказался прав: я вогнал лопату в обломки и тут же погнул ее о потолочное перекрытие. Снизу подцепить перекрытие не удавалось — сверху его придавил здоровенный кусок балки. Бросив лопату, я выломал из перил еще одну балясину и опустился рядом с Джеком.
Перекрытие придавливала не только балка, но и сыпучая груда обломков — кирпичи, куски дерева и штукатурки. Все это было спрессовано крепче цемента. Мы углубились фута на три, как вдруг невесть откуда возник Суэйлс.
— Это глина такая, тверже мрамора. Весь Лондон из нее выстроен, — объяснил он.
Суэйлс принес два ведра и новости. Оказалось, Нельсон уже прибыл и успел разругаться с прыщавым ответственным из-за того, кто руководит работами на объекте.
— Нельсон с криком тычет в карту, где обозначено, что эта сторона Кингс-роуд входит в его район, — весело рассказывал Суэйлс. — А прыщавый ему и говорит: «Ах так? Ну и разбирайтесь тут сами».
Даже с помощью Суэйлса мы продвигались слишком медленно. Попавший под обвал либо задохнется, либо умрет от потери крови, прежде чем мы его отроем. Джек не прерывался ни на секунду, хотя прямо над головой свистели бомбы. Он, казалось, точно знал, где надо копать, но даже в краткие минуты затишья никто из нас не слышал ни звука. Сам Джек, похоже, особо не прислушивался.
Балясина, которой он орудовал, сломалась в твердой, как камень, глине; Джек взял мою и стал рыть дальше. Из груды обломков показались разбитые часы. Потом — подставка для яиц.
Появился Моррис. Он только что закончил эвакуировать людей с двух улиц, где упала неразорвавшаяся бомба. Суэйлс рассказал ему о Нельсоне и ушел разузнать что-нибудь про обитателей дома.