Мы все выглядели неважно: еще бы, два налета, град зажигательных бомб, Ви на посту наблюдателя. Снова пришлось спасать мясную лавку, а помимо нее — булочную и распятие тринадцатого века.
— Говорила же Джеку: пробило крышу алтаря, — возмущалась Ви, когда мы с ней выносили распятие из церкви. — Твой приятель не нашел бы зажигалку, даже если б она свалилась прямо на него.
— Ты сказала ему, что бомба упала на церковь? — переспросил я, разглядывая деревянное изваяние. Нижняя часть — ноги, прибитые к кресту, — обуглилась, словно Христа не распяли, а казнили на костре.
— Ну да. И даже сказала куда: на алтарь. — Она обернулась и оглядела неф. — Вот же бомба, как войдешь, сразу видно…
— А он что? Так и не нашел?
Ви задумчиво посмотрела на крышу.
— Может, конечно, она застряла между стропил и только потом рухнула вниз. Впрочем, какая разница? Все равно мы ее потушили. Пошли на пост. — Она поежилась. — Холодно тут.
Я тоже замерз. С нас обоих текло: мы только справились с пожаром, как в церковь ворвался отряд вспомогательной пожарной службы и залил все ледяной водой.
— Сам ему приколол, — не унимался Моррис. — А герцогиня Йоркская поцеловала его в обе щеки и назвала гордостью Англии.
Он принес бутылку вина — отпраздновать награду сына; вытащил к столу Ренфрю, завернутого в одеяло; уговорил Твикенхема оставить на время печатную машинку. Питерсби притащил еще стульев, а миссис Люси сходила наверх за хрусталем.
— К сожалению, только восемь, — объявила она, вернувшись с изящными бокалами. Руки миссис Люси покрывала копоть. — Остальное перебили немцы. Кому-то придется пить из зубного стаканчика.
— Спасибо, мне не нужно, — сказал Джек. — Я не пью.
— Как так — не пьешь? — весело откликнулся Моррис. Он снял каску, открыв белую полоску лба на перемазанном сажей лице, — словно специально начернился, собираясь выступать в мюзик-холле. — Тогда хотя бы подними с нами тост за Квинси. Подумать только! Мой мальчик — кавалер ордена!
Миссис Люси ополоснула стаканчик для полоскания зубов и передала его Ви, разливавшей вино. Все взяли по бокалу; Джеку достался зубной стаканчик.
— За моего сына Квинси — лучшего пилота Королевских ВВС! — провозгласил Моррис.
— Пусть посбивает все немецкие самолеты! — громко поддержал Суэйлс. — И закончит, наконец, эту проклятую войну!
— Чтобы по ночам можно было спокойно спать, — добавил Ренфрю, и все засмеялись.
Мы выпили. Джек поднял стаканчик вместе с другими, но как только Ви принялась доливать всем вина, прикрыл его ладонью.
— Представьте только, — продолжал Моррис, — мой сын — и с орденом. У него были трудности в колледже — попал в плохую компанию, неприятности с полицией… Как я волновался о нем, беспокоился, что из него выйдет!.. А пришла война — и он стал героем.
— За героев! — сказал Питерсби.
Мы выпили снова, и Ви влила оставшееся в бутылке вино в бокал Морриса.
— Вот и все. — Она просияла. — А у меня есть бутылка вишневого ликера от Чарли!
Миссис Люси поморщилась.
— Подождите-ка! — Она исчезла в кладовой и вернулась с двумя заросшими паутиной бутылками портвейна, который и налила всем — щедро и немного неловко.
— «Строго запрещается держать на посту алкогольные напитки, — процитировала она. — Штраф: за первое нарушение пять шиллингов, за каждое последующее нарушение — один фунт». — Она положила на стол фунтовую купюру. — Интересно, кем был Нельсон до войны?
— Уродом, — сказала Ви.
Джек по-прежнему закрывал стаканчик ладонью.
— Директором школы, — предположил Суэйлс. — Нет, знаю: налоговым инспектором!
Все засмеялись.
— Я до войны была чудовищем, — заявила миссис Люси. Ви хихикнула. — Служила диаконисой — знаете, из тех кошмарных женщин, что украшают церковь цветами, устраивают благотворительные распродажи и держат в страхе священника. А уж как я служек терроризировала — заставляла их раскладывать книги с гимнами по скамьям прихожан строго по линеечке… Моррис знает, он пел в церковном хоре.
— Верно, — сказал Моррис. — И всегда требовали, чтобы мы выстраивались по росту.
Я попытался представить миссис Люси ярой поборницей правил, мелким тираном вроде Нельсона — и не смог.
— Иногда, чтобы найти свое настоящее призвание, требуется что-то страшное, вроде войны, — проговорила она, глядя в бокал.
— За войну! — радостно воскликнул Суэйлс.
— Не уверен, что стоит пить за такие ужасы, — с сомнением произнес Твикенхем.
— Не так уж война и ужасна, — возразила Ви. — Из-за нее мы и собрались вместе, правда же?
— Да, ты никогда бы не познакомилась со своими пилотами, а, Ви? — поддел ее Суэйлс.
— Даже в самой плохой ситуации всегда найдется хорошее, — обиженно заметила Виолетта.
— Некоторые идут и дальше, — заметил Суэйлс. — Некоторые пользуются войной для сомнительных целей, вот, например, полковник Годалминг. Я тут говорил с одним парнем из вспомогательной пожарной службы; оказывается, возвращался полковник совсем не за ружьем. — Он подался вперед. — Говорят, у него была интрижка с белобрысой танцовщицей из «Мельницы». Жена-то его считала, что он на куропаток в Суррее охотился, а теперь у нее появилось много неприятных вопросов.
— Не один полковник войной пользуется, — ответил Моррис. — В ночь, когда откапывали Киркадди, я нашел пожилую пару — их убило ударной волной. Я вытащил тела на дорогу, чтобы их отвезли в морг, а потом смотрю, кто-то наклонился над ними и что-то такое с ними делает. Я было подумал, он хочет уложить их поровней, пока не закоченели. А потом меня осенило: он их грабил. Мертвых.
— А кто сказал, что их убила ударная волна? — добавил Суэйлс. — Сейчас ведь повсюду трупы… и никто их подробно не рассматривает. Кто сказал, что их убили немцы?
— Ну вот, завели… — возмутился Питерсби. — Мы ведь празднуем, а не смерть обсуждаем. — Он поднял бокал. — За Квинси Морриса!
— И за ВВС, — добавила Ви.
— За хорошее в плохой ситуации, — сказала миссис Люси.
— Правильно, — произнес Джек и поднял бокал, но так и не отпил.
Через три дня Джек отыскал четверых.
Я не слышал никого из них до того, как мы начинали копать; а последнюю, тучную женщину в полосатой пижаме и розовой сетке для волос, не слышал вообще — хотя она потом утверждала, что «звала, молилась и снова звала».
Твикенхем все подробно описал в «Весточках». Он снял с первой полосы статью об ордене Квинси Морриса и печатал новую передовицу.
Миссис Люси в очередной раз попросила у него машинку, заполнить бланк формы А-114.
— Это что? — спросила она.
— Ну как же, «срочно в номер» — пояснил Твикенхем, передавая ей лист. — «Сеттл находит четверых».
— «Джек Сеттл, недавно присоединившийся к команде поста номер сорок восемь, — прочла миссис Люси, — прошлой ночью отыскал под обломками четырех человек. „Я хотел принести пользу людям“, — скромно ответил мистер Сеттл на вопрос о том, для чего он прибыл в Лондон из Йоркшира. И он оказался нужен в первую же ночь на посту, когда…» — Миссис Люси вернула статью Твикенхему. — Извините, но печатать такое нельзя. Нельсон и без того вовсю разнюхивает и задает вопросы. Он уже отобрал у меня подчиненного и чуть не погубил его. Больше я ему никого не отдам.
— Но это же цензурный произвол! — вознегодовал Твикенхем.
— Идет война, — отрезала миссис Люси. — Нам не хватает рабочих рук. Я освободила мистера Ренфрю от обязанностей — он уезжает к сестре в Бирмингем. Впрочем, даже если бы у нас в отряде случился переизбыток людей — я все равно не отдала бы Нельсону никого. Он чуть Олмвуда не убил.
Она вручила мне форму А-114, и я отнес ее в управление. На месте девушки, с которой я говорил в прошлый раз, сидела другая.
— Это заявка для наружных усовершенствований. Вам надо заполнить форму Д-268.
— Я уже приносил Д-268. Мне сказали, что брусья относятся к «наружным усовершенствованиям».
— Только если ими укрепляют снаружи. — Она дала мне форму Д-268. — Извините, — виновато произнесла она. — Я бы рада вам помочь, но начальство требует, чтобы все делали по правилам.
— Вы можете помочь в другом, — ответил я. — Мне надо передать сообщение одному из тех, кто у нас в неполную смену — только вот забыл, где он работает днем. Вы адресок не подскажете? Джек Сеттл. А то придется возвращаться в Челси и смотреть там.
— Минуточку. — Она убежала по коридору и вернулась с листом бумаги. — Сеттл? Пост сорок восемь, Челси?
— Да-да. Мне нужен его рабочий адрес.
— А у него нет.
Джек покинул место происшествия, когда мы откапывали из-под обломков тучную женщину. Начинало светать; мы только соорудили ворот и обвязали пострадавшую, как вдруг Джек передал свой конец веревки Суэйлсу и сказал: «Мне пора на работу».
— Вы уверены? — спросил я девушку.
— Уверена. — Она показала мне документ, утверждавший Джека на нашем посту, с подписью миссис Люси. Графы для домашнего и рабочего адресов пустовали. — Больше в его папке ничего нет. Ни разрешения на работу, ни удостоверения личности, ни даже продовольственной карточки. Мы храним для всего этого копии. Выходит, у него нет работы.
Я вернулся на пост с формой Д-268, но миссис Люси не застал.
— Приходили от Нельсона с новой инструкцией, — объяснил Твикенхем, печатая экземпляры газеты на копировальном аппарате. — Теперь по ночам обязаны патрулировать все — кроме тех, кто дежурит на посту наблюдателя и у телефона. Все. Она собирается устроить Нельсону взбучку! — радостно закончил он. Похоже, гнев на цензурный произвол уже улегся.
Передовица влажной свежеотпечатанной копии рассказывала о вторжении Гитлера в Грецию; в правом нижнем углу помещалась заметка о Квинси и его ордене, а над ней располагался список, озаглавленный: «Что для нас сделала война». Первым пунктом шло: «Раскрыла в нас способности, о которых мы не подозревали».
— Миссис Люси сказала, что он — убийца, — прибавил Твикенхем.
Убийца.
— А что ты хотел ей сообщить? — спросил Твикенхем. «Что Джек нигде не работает, — подумал я. — У него нет продовольственной карточки. Он не стал тушить зажигалку в церкви, хотя Ви объяснила ему, куда именно упал снаряд. Он знал, где искать андерсеновское убежище».