— Самым большим недостатком наших командиров я считаю то, — сказал Воробейчик, — что когда они приезжают к нижестоящему, так и разговаривают только с ним. Сумеет гладко доложить — все в порядке. А на самом деле доклад этот далек от истины.
— Пинчук, ты знал, что Саблин был на озере? — спросил Бизунок.
— Нет. Он чуть ли не ругал меня за то, что мы прорывались через железную дорогу. Если б вступили в бой с обходчиками, он, мол, бил бы их с тыла.
— Выходит, за десять километров сумел бы достать? — рассмеялся Воробейчик. — Ну и ну! Носить орден Красного Знамени и с перепугу так далеко удрать — позор. Лучше бы в кармане носил, чтобы лес не смешить.
— Чего ты на него взъелся? — удивился Пинчук. — Он же неплохой командир, шустрый.
— Хотя я всего лишь бывший студент юридического института, а разбираться в людях умею. По отношению к кому шустрый? К девчонкам! Скажи спасибо, что сегодня жив остался. И смотри, чтобы в другой раз Саблин своими приказами не подставил тебя под фашистскую пулю.
Бизунок лишь курил да посмеивался. Мысленно он поддерживал Воробейчика, а сам помалкивал, надеясь, что неудачи, особенно сегодняшняя, перевоспитают Саблина. И не только его. Разве в этой неудаче вины командиров взводов нет? В том числе и его, Бизунка, вины? Отмахнулся Саблин от его предложения — Бизунок промолчал. И с другими взводными получается так же. Что это, как не беспринципность? Неизвестно, как бы повел себя командир роты, если бы взводные твердо стоили на своем.
В небе над лагерем появилась темная туча, и хотя косые лучи солнца по-прежнему падали на шалаши, хлынул крупный «цыганский» дождь. Комбриг и комиссар направились к землянке Саблина.
— Может быть, тут, под елкой, переждем? — неуверенно предложил командир роты, испугавшись, что теперь откроется его сожительство с Зиной. Сергеев улыбнулся:
— А почему ты боишься пустить нас в свой дом?
— Там душно.
— Ничего, зато посмотрим, как ротный живет.
Комиссар открыл дверь и остолбенел: поджав под себя ноги, на нарах сидела Зина. Увидев Сергеева, она быстро спустила ноги, и по лицу ее скользнула улыбка, выражавшая больше горечь и обиду, чем радость.
— Входите, Александр Данилович, присаживайтесь. Давно я вас не видела…
— Не ожидал я такой встречи, тем более здесь. Петр Егорович сказал, что группа ушла на задание, я и подумал, что ты с ней.
— Илья Карпович, садитесь, — пригласила Зина.
— И давно ты так воюешь? — спросил комбриг.
— Давно…
— Ты что, адъютантом ее к себе взял? — серьезно глянул на Саблина комиссар.
— Зато она в безопасном месте, — ответил тот.
— Еще вопрос, где более безопасно для молодой девушки — возле командира роты или в подрывной группе. Там человек растет, мужает, а тут… У вас же сыро.
— Вы что, поженились? — поднял брови Ядловец и взглянул на Зину.
Та беспомощно посмотрела на мужа, который в последнее время все чаще и чаще говорил, что серьезной жизни у них быть не может. И не успела ответить, как Саблин опередил ее:
— Да, живем.
— Что значит — живем? Она твоя жена? — нахмурился комиссар.
— Да.
— Так и говори. Сколько раз встречались, даже не похвастался. Береги Зину, уважай, она заслуживает этого. Я ее знаю почти с первых дней войны.
Слова Александра Даниловича больно задели Зину, и она не сдержалась. Закрыла обеими руками лицо, горько заплакала. Саблин растерянно стоял посередине землянки: опять не повезло, будь он проклят, так некстати хлынувший дождь! Только бы Зина не начала выкладывать все начистоту!
Комбриг и комиссар чувствовали себя неловко. Так всегда бывает с мужчинами, когда они видят, как плачет чужая жена.
— Успокойся, Зина, успокойся, — подошел Сергеев к нарам. — Наши бьют фашистов на всех фронтах. Скоро мы выйдем на простор, и жизнь станет другой.
— Ничего, это я так. Не обращайте на меня внимания, — вытерла Зина слезы.
Сергееву очень хотелось знать, как воспринял эту женитьбу Володя. Но он не стал называть его имя, думая, что Саблину ничего не известно об их прежней дружбе. Ведь и Володя при встрече ни слова не произнес о девушке. «Молодец, умеет себя держать, повзрослел», — подумал комиссар, возвращаясь к столу.
— Чего стоишь, как сирота? — обратился комбриг к Саблину. — Садись.
Ротный послушно сел.
— Я уже говорил, что немцы восстанавливают железную дорогу Жлобин — Калинковичи. Твоя рота должна не только провести разведку, но и детально изучить перегон Слобода — Дубравка. Выясните, где там укрепления, где гитлеровцы размещают на ночь засады, чтобы их можно было сразу накрыть минометным огнем. Подсчитайте, сколько понадобится семидесятиграммовых толовых шашек из расчета одна на рельс. О начале наступления сообщим дополнительно. Сергеев, ты хотел еще что-то сказать?
— Да. Наши люди в деревнях мало знают о событиях на фронте. В частности, о провале немецкого наступления на Орловско-Курской дуге. Нужно, чтобы разведчики, подрывники, да и все, кто выезжает за пределы лагеря, захватывали с собой последние номера нашей газеты. Где смогут, там пускай и читают людям сводки и другие материалы. И еще: из вашей роты давно не поступает ни одной заметки о боевых действиях партизан и о зверствах фашистов. Обо всем этом нужно помнить. Скоро пришлем в роту политрука, вам станет легче.
Саблин слушал, утвердительно кивая головой. Раньше ему казалось, что смог бы командовать и дивизией, а теперь понял, как трудно быть во главе даже партизанской роты. Провести разведку… Вот и верти, Саблин, мозгами, как лучше разведать железную дорогу… Придет недобросовестный разведчик, скажет, что обнаружил засады, — попробуй проверь, врет или нет. Отряд ударит по засадам, и, посчитав, что засады уничтожены, — в наступление, да прямо на вражеские пулеметные очереди!.. Тут уж наверняка сделают выводы о командире роты, да еще какие…
— Петр Егорович, — обратилась Зина к мужу, — может быть, я на кухню схожу?
— Нет, нет, — в один голос ответили Ядловец и Сергеев, поднимаясь из-за стола, — ничего не надо. Нам пора.
Попрощавшись с Зиной, они ушли. Следом за ними, задумчивый и хмурый, шагал Саблин. Только увидев, что комбриг и комиссар направляются к своим лошадям, он распрямился и с облегчением вздохнул. Но Сергеев тронул его за плечо, спросил:
— О чем задумался? Держись, брат, держись. И Зину не обижай. Ты растерялся, смотри, чтобы этого не заметили партизаны. Где нужно военную дисциплину держать — действуй. Мы поможем.
— Хватит, поехали, — сказал комбриг и легко вскочил на коня. Комиссар тоже сел в седло, махнул ротному рукой и поехал вслед за комбригом.
Саблин решил пройтись по лагерю, посмотреть, какое настроение у партизан, особенно у тех, которые сегодня были в засаде. Ничего необычного он не заметил. В одном шалаше стонали раненые, в другом хлопцы резались в карты, возле третьего остроносый худощавый парнишка играл на немецкой губной гармошке. Вокруг него собралось множество партизан. В круг протиснулся широкоплечий приземистый боец в кубанке с красным верхом, раскинул руки и крикнул:
— Шире круг!
Партизаны расступились, а парень продолжал:
— Выступает заслуженный деятель искусств республики из кустов… я, разведчик Иван Иванов. Даешь «Яблочко»!
И пошел по кругу, подпевая гармонисту:
Эх, яблочко, куда ты катишься,
Немцу в зубы попадешь, не воротишься!
Эх, яблочко, да на тарелочке,
Удирайте от фашистов, наши девочки!
Партизаны хохотали, не замечая, что к ним подходит командир.
— Довольно! Расходись! — громко сказал Саблин. И музыкант сразу спрятал гармошку в карман. Партизаны стали неохотно расходиться.
7
Второй день наблюдают подрывники за движением поездов по железной дороге, ожидая, когда их командир вернется из Жлобина. Время тянется медленно. В деревню хлопцы идти не хотят, потому что здесь, в Марковщине, они когда-то уничтожили нескольких полицаев. Откуда знать, не найдется ли сволочь, способная предать? А гитлеровцы — рядом, возле железнодорожного моста, переброшенного через речку. И подрывникам становится веселее, когда тут, за околицей, их навещают хозяева крайнего двора.
Вот и недавно женщина принесла кусок сала и каравай душистого хлеба. А стемнеет, придет еще раз, с кувшином парного молока.
Только Пылила, ничком лежа в стороне от всех, тяжело вздыхает, не хочет есть. Хлопцы не знают, что Павел пошел с ними в последний раз. Так решил Володя, которому Валя рассказала о той ночи на лесной поляне. Ему стыдно было за Павла; какая дикость иной раз проявляется в людях! Будь командиром роты не Саблин, а другой человек, они вдвоем придумали бы наказание. Но Саблин не лучше Пылилы: этот хоть раскаивается, а тот… Все же Володя решил вывести Павла из состава группы.
Валя отправилась домой проведать мать и скоро должна вернуться. Придет и командир. Павлу станет еще тяжелее. Если бы не разбитая губа, было бы легче смотреть в глаза друзьям. А так кажется, будто все обо всем знают.
Заезжать отсюда к матери в Дубовую Гряду тоже стыдно.
— Кажется, командир идет, — сказал Федор и подполз к щели под крышей сарая, в котором лежали хлопцы.
Из ольшаника вышел парень, осмотрелся вокруг и по высокой ржи направился к деревне. Сразу нельзя было узнать в нем Володю. Подрывники привыкли видеть своего командира в военной форме, а сейчас он одет в черный пиджак и широкие серые брюки.
Хлопцы начали собирать портянки, обуваться. Все ожидали от командира необычных новостей. За время отсутствия Бойкача, лечившегося на Большой земле, никто из ребят не бывал в Жлобине, и группа потеряла связь даже с «полицейским» Войтиком. Но вернулся Володя, начали немцы восстанавливать железную дорогу, и он уже что-то придумал, чтобы помешать им. После «рельсовой войны» от моста возле Жлобина до Шатилок движения не было. Теперь гитлеровцы торопятся оживить эту магистраль. Перед тем как отправиться в город, Володя долго наблюдал за движением на дороге и за охраной моста. О своих планах он никому не сказал. Что же скажет теперь, вернувшись из Жлобина?