— Миленькая, — ласково заговорил он, — ты обиделась, что я вчера к тебе не зашел? Напрасно, утром я забегал, но ты так сладко спала, что пожалел будить. А вскоре вместе с группой ушел на задание. Если б ты знала, на какое задание мы ходили!
И Володя рассказал, что несколько недель назад из штаба соединения пришел приказ принимать в партизаны всех парней, мужчин и девчат даже без оружия, потому что гитлеровцы при отступлении устраивают облавы и вывозят наших людей в Германию.
Отряд быстро рос. И вот разведка доложила, что в Жлобине остановилась воинская часть, якобы готовящаяся снова блокировать партизан. Командование бригады решило сделать запас продуктов хотя бы дней на десять.
В разговоре с командиром роты Володя предложил не посылать новичков на заготовку продуктов: не зная границ партизанской зоны, они по ощибке начнут брать скот, муку и другие припасы у партизанских семей или у тех, чьи сыновья и отцы сражаются на фронте. Воробейчик одобрил это предложение, тем более что Бойкач сам вызвался съездить на выполнение задания. Еще раньше Володя слышал, что в бараках довоенной МТС, рядом со слободской станцией, живут семьи полицейских. Партизаны туда не заходят. А говорят, в хлевах там полно свиней. Почему бы не «позаимствовать»?
Группа все время шла лесом. Обогнули Слободу и во второй половине дня были в кустах недалеко от бараков. До вечера наблюдали. В бараки забегали полицаи, но на ночь все они отправились в казарму на станцию, превращенную в своеобразную крепость: вокруг двух кирпичных домов деревянные, засыпанные песком завалы, над ними колючая проволока, в завалах бойницы. На путях стоят какие-то вагоны.
Наступила полночь. Партизаны пробрались во двор, сразу вывели из хлева лошадь и запрягли в телегу. Потом открыли свинарник, где за перегородкой из жердей, головой к двери, лежала огромная свинья, а по другую сторону перегородки штук пять подсвинков. Прикрыв перчаткой зажигалку, Володя посветил, а Анатолий просунул между жердей бесшумку и выстрелил в голову свиньи.
Бойкач не понял, что произошло дальше. Вдруг разом рухнула перегородка, и он вылетел на свинье за двери, упал и обжег руку зажигалкой. Свинья с пронзительным визгом носилась по двору, запряженная лошадь бросилась к воротам, зацепила, разнесла их и умчалась по полевой дороге. Со станции по крыше хлева ударила пулеметная очередь, только щепки посыпались. Партизаны мгновенно залегли. Свинья все еще хрипела посередине двора, с ночного поля доносилось тарахтение телеги, и тут по ней начал бить миномет.
Володя поднялся и подошел к свинье — посмотрел, не доходит ли. Но она сидела неподвижно, и лишь в горле клокотала кровь. Хлопец пнул сапогом в лопатку, чтобы свалить ее, но свинья вскочила и опять завизжала. Пулеметная очередь на этот раз пришлась по двору. Пули пробарабанили по штакетнику, отскочив рикошетом от земли. Володя бросился со двора, за ним все хлопцы.
— Гори она огнем, эта зараза! — выругался командир и упрекнул Анатолия: — Ты же выстрелил в лыч, и пуля вышла под шеей!
— Я бил между глаз, — оправдывался Толик.
— А может, надо было между ушей. Черт его знает! Такая работа не для диверсантов.
По дороге ребята пробовали шутить над командиром, лихо проехавшимся на свинье, но тот, все еще сердясь, не реагировал на шутки.
— Пошли мы, Валечка, в Дубравку, — продолжал хлопец. — Люди дали нам буханок десять хлеба. С тем и вернулись.
— Почему же ты сразу ко мне не зашел?
— Задержался в землянке у Воробейчика, там все начальство собралось. С полчаса хохотали над моим рассказом о том, как брали полицейскую свинью…
— А что командир сказал?
— Что? Не поп, говорит, так и не облачайся в ризу.
— Видишь, — улыбнулась Валя, — пошли без меня, так и со свиньей не смогли справиться.
Володя нагнулся и начал целовать ее. Девушка высвободилась.
— Что ты делаешь? Увидят! — прошептала он.
— Пускай смотрят, при всех буду целовать тебя.
— Вон сколько девчат в отряд пришло, они засмеют нас. Это не хлопцы, которым все равно. Все ребята из нашей группы уже знают или догадываются о наших отношениях, а никто слова не сказал. Были бы это девушки…
— Я девичьих душ не знаю, кроме твоей. Скажи лучше, как нога?
— Лежу спокойно — не болит. Но врач пока не разрешает ходить.
— И не нужно. Пока что я из отряда никуда не уйду. Только пошлю двух наших ребят за Березину, под Речицу.
— Зачем?
— Там была до войны в лесу смолокурня, и осталось много смолы, Они должны привезти сюда бочку: есть идея сжечь деревянный мост у Днепра, в устье Добасны. Это на окраине Жлобина. Мост длинный, я по нему еще до войны много раз ходил. Правда, теперь там очень сильная охрана, но больше полицаев, чем немцев.
— Опять что-то выдумываешь. Хватит с тебя одного моста. На нем будто в пекле побывали, а теперь лезешь в Жлобин. На тот мост нужно всем отрядом идти.
— Отрядом? — удивился Володя. — Чтобы ввязаться в бой со жлобинским гарнизоном? Нет, достаточно нашей группы. Мне нужна только связь с двумя полицаями, которые в условленную ночь будут в числе охраны. А потом Данилов тихо снимет немца возле казармы, и пошло… Вот, миленькая, как, — хлопец взял руку девушки и поднес к губам.
— А я встану и поговорю с командиром роты. Он тебе не позволит это делать. Воробейчик не захочет, чтобы группа погибла.
— Ты будто сговорилась с ним. Он почти то же самое твердил мне перед прошлой операцией. Но есть еще и отрядные, и бригадные командиры. А Сергеева я убедить сумею, он мне верит.
— Скоро наши придут, а ты хочешь голову сложить. Почему другие партизаны так не лезут на рожон?
— Мы — диверсионная группа, у нас свои цели, задачи и свое назначение. Видишь, занялся я хозяйственными делами, на свинье проехался, а толку не получилось.
В шалаш заглянул политрук роты.
— Вот где он, — улыбнулся Пинчук. — Был бы я девушкой, так позавидовал бы раненой.
— А почему не мне? — спросил Володя.
— С таким орлом бесполезно в этом деле тягаться.
— Не переоценивайте меня. Вы командир и можете любому орлу крылья обрезать, как Лжесаблин сделал со мной.
— Ну, Лжесаблин — исключение. Пойдем, Володя, к Булынке.
Бойкач встал, одернул гимнастерку, поправил пилотку и повернулся к девушке:
— Валечка, я еще зайду.
В землянке командир отряда и начальник штаба сидели над картой.
— Бойкач, найди Данилова, и оба ко мне, — распорядился Булынка.
— Есть! — Володя вышел.
Подрывники всегда держались немного в стороне от остальных партизан. Откуда появилась такая традиция, никто не мог бы сказать. Вначале получилось так, что они последними строили свой шалаш, а поэтому строили на окраине лагеря. Со временем окраина и закрепилась за ними, где бы ни останавливался отряд.
Сейчас в шалаше негромко играл баян, ребята без слов напевали мелодию вальса. Володя вызвал Данилова.
— Нас приглашает командир отряда.
Данилов торопливо отряхнул брюки, застегнул пуговицы френча.
— Неудобно, — провел он ладонью по щеке, — не успел побриться.
— Что ты, Николай, у нас на это не обращают внимания. Можешь отпустить бороду хоть до пояса.
— Нет, мы должны встречаться с немцами, а они даже на карикатурах рисуют партизан с бородами.
— Верно, я об этом не подумал.
В землянке Булынка пригласил их сесть.
— Слушай, Данилов, это ваша дивизия — я имею в виду ту, в которой ты служил, — прокладывала железнодорожную колею в сторону Шатилок?
— Один батальон нашей дивизии. Мы тогда стояли в Жлобине, а батальон готовил колею, чтобы поездом подвозить строительные материалы к укреплениям.
— Почему же ее проложили только до леса?
— Считали, что пока достаточно. Планировалось проложить дальше, когда закончится строительство укреплений около Слободы.
— А скоро оно закончится?
— Не могу точно сказать. Но торопятся. Возможно, и скоро.
— Володя, может быть, стоит заранее поставить на насыпи около леса десятка два противотанковых мин? Начнут гитлеровцы класть рельсы дальше, они и сработают.
— Согласен, товарищ командир. Только нужно, чтобы столяры сколотили из досок ящички для мин нажимного действия. Натяжного действия не годятся, немцы заметят их и снимут. А ящичек закопал в землю, и пускай стоит.
— Сделают, размеры ты им сам дай. Данилов, не знаешь, где уже построены укрепления, а где только намечаются?
— Интересовался. — Данилов склонился над картой. — Где тут Слобода?
Булынка подчеркнул название деревни и передал карандаш Данилову. Тот начал ставить на карте точки и тире, а там, где строительство намечалось, вопросительные знаки. Булынка и Хоромец внимательно следили за движениями его руки.
Командиру отряда было лет тридцать, но худощавое, клинообразное, морщинистое лицо его выглядело старше. Тонкие губы словно подчеркивали строгость Булынки, а серые глаза, глубоко сидящие под покатым лбом, смотрели прямо и открыто. Володя только теперь заметил, что, когда командир отряда поворачивает глаза, у него нервно дрожат веки. Наверное, результат контузии, полученной в начале войны.
— Так… Эти координаты мы сообщим дальше. Нужно, чтобы наша армия знала о гитлеровских укреплениях около Слободы, — сказал Булынка и начал складывать карту.
— А второй вопрос? — подмигнул начальник штаба. И командир отряда с улыбкой обратился к Володе:
— Наседает командир разведки, чтобы из твоей группы забрать Данилова.
У Бойкача заходили желваки на скулах, раздулись ноздри. Булынка постарался успокоить его: мол, он только спрашивает, а решения никакого еще не принимал.
— Тогда скажите, зачем он им? — произнес Володя.
— Для разведки, — вмешался Хоромец.
— Ездить по партизанской зоне и наблюдать, куда направляются немцы? Скажите своему новому начальнику разведки, что он еще мало знает партизанскую борьбу! Наша группа по чужим разведданным никогда не действовала и действовать не будет. Мы в первую очередь сами разведчики. Позовите начальника разведки и устройте ему и мне экзамен. Даже не мне, а хотя бы Павлу Пыл иле: убежден, что Павел лучше знает сегодняшнее положение во всей зоне, до самого Жлобина, чем командир разведки! Впрочем, зачем я все это доказываю? Спросите у Данилова, где он считает себя наиболее полезным.