— Все равно есть хочу, — вздохнул Тонино, с сожалением откладывая сырную корочку. — Так хочу есть, что готов даже фасолинки проглотить.
Мур вспомнил, что сунул фасолинки в карман, когда господин Таррантул стал ругаться. Он вытащил их и положил все семь штук рядом с фонарем. И тут оказалось, что они заметно округлились и заблестели. На четырех из них совсем не осталось морщинок. Даже самая старая и высохшая стала больше похожа на фасолинку, чем на ссохшийся бурый комочек. В свете фонаря они переливались приглушенными тонами красного и багряного.
— Интересно, — сказал Мур, катая их пальцем. — Интересно, это все тоже чародеи?
— Наверно, — отозвался Тонино, неотрывно глядя на фасолинки, — Он говорил, что хочет создать чародея с десятью жизнями. Получается, что здесь их семь, а скоро появится восьмая. Откуда же он собирается взять еще две?
«Из нас», — подумал Мур, надеясь, что Тонино до этого не додумается.
Но тут самая свежая и блестящая фасолинка внезапно подпрыгнула и перевернулась в воздухе, сделав сальто. Тонино позабыл, о чем они только что говорили, и заворожено нагнулся над верстаком.
— Смотри, она живая! Интересно, остальные тоже живые?
Похоже, они действительно ожили. Все фасолинки одна за другой вздрагивали и начинали подпрыгивать, и вот уже они катались по столу, то и дело подскакивая в воздух, даже самая старая, хотя у нее хватало сил лишь на то, чтобы перекатываться с боку на бок. Самая новенькая фасолинка так разошлась, что едва не соскочила со стола. Мур поймал ее и водворил к остальным.
— Они что, прорасти решили? — шепнул он.
— Как в сказке! — ахнул Тонино. — Ой, растите, ну пожалуйста!
При этих словах самая новенькая фасолинка лопнула по всей длине, обнажив бледно-зеленоватое нутро, — несомненно, живое. Но это было совсем не похоже на прорастающую фасоль. Скорее на взлетающего жука. Мгновение мальчики видели две пятнистые красноватые половинки шкурки, которые разошлись в стороны, словно надкрылья, а потом будто растворились. В воздухе развернулось нечто светлое, прозрачное, зеленоватое. Проросток очень быстро расправился в плоский семиугольник и стал ужасно похож на большой парящий фиговый листок, сотканный из зеленоватого света. В нем даже были нежные прожилки, и он еле заметно пульсировал.
К этому времени пять других фасолинок тоже полопались и проросли. Каждая превратилась в зубчатый листок с прожилками, но все были немножко разные, и Мур узнал листья плюща, смоковницы, винограда, клена и еще платана. Даже самая старая, седьмая фасолинка — и та пыталась прорасти. Но она так иссохла, и настолько было очевидно, как ей трудно, что Тонино прижал половинки указательными пальцами и помог ей лопнуть.
— Чародеи, чародеи, пожалуйста, помогите! — молил он, глядя, как фасолинка разрастается в маленький чахлый листок.
«Рябина», — подумал Мур и даже удивился — откуда он столько знает про деревья? Он печально посмотрел на стайку хрупких трепещущих зеленоватых теней, собравшихся у фонаря, и вдруг понял, что Тонино был совершенно прав, когда засомневался в том, что чародеи им помогут. Может быть, эти зеленые фитюльки когда-то и были чародеями, — Мур решил, что и в этом Тонино был прав, — но это же не призраки. Они мягкие, беспомощные и обалдевшие. Все равно что умолять о помощи только что вылупившихся из куколок бабочек.
— Вряд ли они нам помогут, — проговорил он. — Они даже не понимают, что с ними произошло.
Тонино вздохнул.
— Они чувствуют себя ужасно старыми, это правда, — согласился он. — Но и новыми тоже. Это мы должны им помочь. Надо спрятать их от господина Таррантула.
Он попытался поймать старый чахлый листок, но тот яростно вывернулся у него из пальцев. Остальные из-за этого перепугались. Они задрожали, затрепетали и ринулись спасаться за кувшин.
— Перестань! Ты их пугаешь! — велел Мур. И тут он услышал позади, в дальнем конце комнаты, какое-то шарканье. Оба — и Мур, и Тонино — резко обернулись.
Там, сияя среди перепутанной паутины, бился в липких пыльных нитях еще один лист — очень большой. Он трепетал и рвался еще более яростно, чем тот чахлый листок, который пытался убежать от Тонино, но с каждым движением все больше увязал в спутанных сетях и спускался все ниже и ниже к черной жестянке.
— Это тот мертвый чародей! — воскликнул Тонино. — Ой, скорее! Надо ему помочь!
Мур медленно поднялся. Ему было страшно. Так бывает, когда в комнату вдруг залетает птица, — ее паника почему-то очень заразная, — но когда он увидел, как сияющий лист внезапно превращается в фасолинку и падает, падает, падает в черную жестянку, он кинулся к дальней стене и в ужасе просунул руки за серый спутанный саван паутины. Он еле успел отбить фасолинку ребром левой ладони. Фасолинка отскочила от жестянки и свалилась на пол. Мур подхватил ее. Едва оказавшись у него в руке, фасолинка треснула и разрослась в лист — больше, ярче и зазубренней остальных. Мур накрыл его второй ладошкой, отнес, чувствуя, как он там щекочется, к свету и осторожно выпустил, и лист присоединился к прозрачной, пульсирующей, живой стайке, сияющей под фонарем. «Как мальки на отмели», — подумал Мур.
— Идет! — шепнул Тонино. — Прячь их скорее!
Мур услышал, как открывается дверь над лестницей. Он похлопал в ладоши над стайкой листьев.
— Кыш! — зашипел он. — Прячьтесь!
Листки шарахнулись от его рук, но — вот ужас-то! — остались где были, забившись за кувшин.
— Да бегите же! — умолял Тонино, когда господин Таррантул затопал по лестнице, отчаянно ругаясь. Но листья не двинулись с места.
— С чем вы там играете, мальчишки? — кричал господин Таррантул. Он заторопился к паутинному занавесу. — Судя по пентаграммам, Габриэль де Витт умер примерно две минуты назад. Его душа уже должна была прибыть! Почему вы не стучали в дверь? Вы что, так старались набить себе брюхо, что ничего не заметили? Недоумки!
Он промчался мимо верстака с фонарем, даже не взглянув на них. Листья затрепетали, когда их едва не смел порыв злобного ветра, поднятого полами черного сюртука. И тут, к невероятному облегчению Мура, новый, большой лист приподнял зубец, будто маня остальных, и тихонько соскользнул с края верстака во тьму. Остальные свернулись и юркнули за ним, словно стайка плоских рыбок, решивших уйти на глубину, а старый чахлый листок едва поспел за прочими. Мур и Тонино скосили глаза, чтобы убедиться, что листья спрятались, а потом поглядели на господина Таррантула. Он раздвигал паутину в стороны, чтобы добраться до жестянки.
Он схватил ее. Поднял. Потряс. И развернулся, прижав ее к груди, в таком изумлении и отчаянии, что Мур едва его не пожалел.
— Пустая! — простонал он. Лицо у него стало как у самой грустной обезьяны в самом жестоком зверинце в мире. — Пустая! — повторил он. — Все пропали! Все души, которые я скопил, пропали! Труд всей жизни! Что же пошло не так? — При этих словах горе на его лице внезапно сгустилось в гнев и подозрительность. — Мальчишки, что вы сделали?!
Мур давно уже был готов ужасно перепугаться, как только господин Таррантул поймет, что это они во всем виноваты. Его несколько удивило, что чувствовал он скорее собранность, чем страх. Очень помогало то, что напротив сидел Тонино и вид у него был стойкий и спокойный.
— Улетели, — сообщил Мур.
— Они стали расти — добавил Тонино. — Понимаете, это же были фасолинки, а фасолинки прорастают. А почему вы расстроились, сэр? Вы что, собирались их проглотить?
— Конечно да! — почти что взвыл господин Таррантул. — Я перехватывал души мертвых Крестоманси более двухсот лет, ты, глупый мальчишка! Накопив девять штук и проглотив их, я стал бы самым сильным чародеем всех времен! А вы их выпустили!
— Но там же было только восемь, — напомнил Тонино.
Господин Таррантул обнял жестянку и растянул рот в широкой улыбке.
— Нет, — прошамкал он. — Девять. У одного из вас, мальчишки, моя девятая душа, и остальные восемь тоже не выйдут из этой комнаты. — И он закричал, громко и неожиданно: — Куда они делись?
Мур и Тонино подскочили и сделали вид, будто они и представления об этом не имеют. Но крик, по всей видимости, напугал души мертвых чародеев, жавшиеся под столом. Один из средних листков, похожий на фиговый, рванулся на свободу, промчался между треснутыми ножками стула, на котором сидел Мур, и ринулся к лестнице и открытой двери. Остальные решили от него не отставать, словно не могли и мысли допустить, чтобы остаться, и понеслись за ним сияющей цепочкой.
— Ага! — воскликнул господин Таррантул.
Он уронил жестянку, с невероятной скоростью пробежал по комнате и взлетел на первые три ступеньки, как раз успев преградить дорогу беглым душам. Дверь над ним с грохотом захлопнулась. Цепочка листьев свернулась у самого подножия лестницы, а там они на миг растерянно замерли, а потом метнулись в сторону — самая новая душа неслась впереди, а самая маленькая и старая отчаянно пыталась не отстать.
Тогда господин Таррантул спрыгнул с лестницы и выхватил из груды хлама сачок.
— Ишь, живчики! — процедил он сквозь зубы. — Ну так недолго вам летать!
Из кучи мусора сами собой выскочили еще два сачка и прыгнули в руки — один Муру, а второй Тонино.
— Сами выпустили, — зашипел господин Таррантул, — сами и ловите! — И с этими словами он помчался длинными прыжками за струящейся цепочкой душ держа сачок наготове.
Мур и Тонино вскочили на ноги и стали делать вид, будто тоже ловят беглые души, изо всех сил мешая господину Таррантулу. Тонино забегал то спереди, то сзади, размахивая сачком совершенно не туда и вереща то «Поймал!», то «Тьфу ты, упустил!», старательно держась подальше от струящейся цепочки душ. Мур рысил рядом с господином Таррантулом, и стоило господину Таррантулу замахнуться сачком на души, Мур тоже замахивался и то задевал господина Таррантула за локоть, то подсекал его сачок своим, не давая поймать беглянок.
Господин Таррантул рычал и рявкал на Мура, но был слишком занят ловлей душ, чтобы сделать ему что-нибудь. Они носились вдоль стен подвала, словно чокнутые энтомологи, Тонино скакал в середине, переворачивая на своем пути поломанную мебель, а цепочка сияющих, отчаянно перепуганных душ пролетела по комнате на уровне пояса, шарахнулась от паутинного савана и наконец устремилась вдоль стены с окном, забирая все выше и выше.