Глава 10
– Я уже не чаяла вас увидеть, – с плохо скрываемой настороженностью сказала Белова, по-хозяйски разливая по чашкам густой ароматный чай. Тут же на подносе стояли вазочки с печеньем, сушками и конфетами. – Что-то случилось с Викентием или вы решили снять с него опеку?
– Спасибо, но вы плохо о нас думаете, – кивнул Иван, глядя на изящные руки настоятельницы. На правой руке простенькое колечко с капелькой аквамарина, слабо фонящего охранительным плетением. На левом пальце перстенек, других колец не видно. Почему такая видная женщина не замужем? Ей сорок пять лет, большая часть из которых прошла в стенах приюта. Молодость покрыта зыбким туманом неизвестности. Дворянка, родители живут в Москве, брат погиб в военном конфликте с немчурой, две сестры уже замужем, имеют детей. А почему Белова так ревностно лелеет свою свободу? – Насчет усыновления решаю не только я, но и Старейшина и Глава Рода. Скорее они, чем я. Мой голос здесь в последнем ряду.
– Но взять мальчика под опеку, тем не менее, вы решили быстро, – усмехнулась Белова.
– Здесь ситуация другая, – развел руками Булгаков. – А я приехал специально к вам с надеждой договориться.
– О чем? – зашуршав оберткой конфеты, поинтересовалась Барыня, уже зная ответ.
– Нас очень интересуют родители Вика Волховского.
– Я ведь уже говорила, что никакой информации давать не намерена, – покачала головой настоятельница. – Мало того, что Мамоновы годами изводят меня, так еще и Булгаковы включились в эту малоприятную игру. Вы взяли в свой Род мальчика с весьма специфическими умениями, и кажется, рады этому обстоятельству. Зачем вам нужно копаться в прошлом?
– Чтобы в будущем моя семья не пострадала, – тут же ответил Иван, с хрустом ломая сушку. – Чтобы была гарантия безопасности для мальчишки. Меня не Дар его пугает, а неизвестные проблемы, которые обязательно возникнут на его пути.
– Не обязательно они будут связаны с Даром.
– В большей мере – будут, – уверенно ответил Булгаков. – Сейчас Вик ходит в элитную гимназию, общается с детьми из знатных Домов, постепенно обретает уверенность. Моей жене мальчишка нравится, что уж душой кривить. Да и мой родной дед снисходителен к его забавам. А характер у него весьма тяжелый. Вредный старик, честно.
– К сожалению, Иван Олегович, ваш рассказ не разубедит меня в моем решении, – Белова покачала головой с аккуратной прической. Отставив мизинец, она поднесла к губам чашку с чаем.
Ее больше всего беспокоило нахождение в комнате мага, с которым пришел Булгаков. Степан сидел тихо, попивая чай с печеньем, и просто слушал разговор, не перебивая своего хозяина. Господа, судя по всему, что-то задумали. Сначала Белова подозревала, что ею пытаются манипулировать, но никаких воздействий на свой разум не замечала. Тогда что? Царапнула мысль, насколько же она поступила дальновидно, забрав письмо из кабинета. Или показать его? Как же плохо, что никому довериться нельзя! Запрет на распространение личной информации исходит от Попечительского Совета. До восемнадцати лет воспитанник детского дома находится под защитой. Пусть Булгаковы ждут, не переломятся.
Уделив еще полчаса гостям, тщательно расспрашивая о Волховском, Марья Дмитриевна встала и с сожалением сказала, что ее ждут в городском управлении Попечительского Совета. Гости откланялись и покинули кабинет.
Во дворе приюта Иван повстречал мага Забиякина. Казалось, тот специально стоял возле ворот и ждал, когда появится Иван Олегович.
– День добрый, – приветливо поздоровался покалеченный маг. – У вас не найдется время для разговора?
– О чем вы хотели поговорить, любезный эээ… Мирон Афанасьевич?
– Помните мое имя, – улыбнулся Забиякин. – Хорошая память, Иван Олегович.
– Не жалуюсь, – сухо произнес Булгаков, выходя за ворота приюта. Маг Степан слегка придержал шаг, чтобы не вслушиваться в разговор. – Да и не так много времени прошло с последней встречи. Я вас слушаю…
– О Волховском речь. У меня есть информация по нему. Она вас интересует, кажется? Или я ошибся адресатом?
– Садитесь в машину, – не оглядываясь, Булгаков нырнул в салон, а следом за ним влез Забиякин. Хлопнув по плечу водителя, Иван приказал: – Сходи, погуляй, воздухом подыши. И Степана с собой прихвати.
– Слушаюсь, – водитель покинул машину.
– Говорите, – повернулся Иван к магу, внутренне содрогаясь от вида обожженного лица. Вроде бы не первый раз встречаются, а вот привыкнуть никак не может.
– Вы приехали с целью заполучить информацию про Волховского, – неторопливо произнес Мирон Афанасьевич. – Не стоит об этом просить Белову. Она женщина осторожная, боится вас.
– Какая в том причина?
– Письмо, пришедшее недавно на ее имя. В нем одна дама очень подробно описывает проблему, приведшую Викентия в приютский дом.
– Где это письмо? – навострил уши Булгаков.
– Надежно спрятано. Вы его не найдете. Но я могу рассказать его содержание, если дадите слово дворянина, что ни при каких обстоятельствах имя Беловой не всплывет в разговорах. Женщина боится, потому что стала носительницей неприятной тайны.
– Даю слово дворянина, могу даже кровью поклясться, – твердо ответил Булгаков.
– У меня с собой нет необходимых амулетов, – покачал головой Забиякин. – Я готов поверить вам на слово, Иван Олегович.
Он постучал пальцами по спинке переднего кресла, как будто собирался с мыслями. Иван затаил дыхание, приготовившись слушать откровение инструктора-физрука. Но на всякий случай спросил:
– Вы позволите мне сделать запись на магический кристалл?
– Увы, Иван Олегович, придется воспринимать на слух. Я не хочу, чтобы любая задокументированная информация появилась на свет. Ваш кристалл я нейтрализовал сразу же, как только подошел к вам. Извините.
– Что ж, я готов слушать.
– Письмо я искал сознательно, зная о его содержании из беседы с Беловой. Но я хотел лично узнать содержимое, чтобы правильно расставить акценты, нащупать ниточки, понять контекст произошедшего. Проникнув в кабинет настоятельницы, я обнаружил письмо, прочитал и запомнил. На следующую ночь письмо пропало. Проверял специально, насколько Белова осторожна. Полагаю, она перепрятала компромат. Но ближе к делу… Четырнадцать лет назад на порог Новгородского приюта подкинули корзинку с ребенком, о котором ничего не было известно. Разве что вышитое на пеленке имя Викентий, не дающее никакого представления, кто он, из чьей семьи, сирота или бастард. Лишь недавно стало известно, что Вик является сыном Георгия Яковлевича Мамонова. Мать – урожденная дворянка Аксинья Федоровна Гусарова, третья жена Мамонова.
Иван про себя выругался. Он ожидал чего-то подобного, но подспудно мечтал, чтобы Вик не был кровным родственником влиятельной семьи.
– Когда мальчик родился, у него была очень выраженная искра. В чем заключался Дар, в письме не сказано, – продолжил Забиякин, уловил перемену в настроении Булгакова. – Но однажды произошел несчастный случай. Искра погасла. Неожиданно и вдруг. Представляете состояние отца? Он ведь рассчитывал, что наследник станет сильным одаренным… Аксинье Федоровне стало известно о разговоре, произошедшем между мужчинами Рода. Главное подозрение падало на мать мальчика. Якобы она согрешила с кем-то, что неблагоприятно сказалось на ее возможности передавать наследственную искру своим детям. Старейшина Рода высказался радикально: от мальчишки нужно избавиться, чтобы в будущем его дефект не стал причиной конфликта между Мамоновыми и Родом невесты. Ну и защита одаренных наследников стояла не на последнем месте. Остальные, к их чести, постарались обелить женщину и отстоять ее ребенка. Самым лучшим решением посчитали отдать его в Ленский приют и следить за ним на протяжении нескольких лет. Если искра появится, его можно забрать обратно. Но Аксинья Федоровна посчитала, что угроза жизни сыну весьма нешуточная, и решается на побег.
На мгновение замолчав, словно вспоминая ровные строчки из подсмотренного письма, Забиякин глухим голосом повествовал дальше.
– Госпожа Гусарова владеет Даром отвода глаз. Ей удалось, несмотря на преследование, добраться до Иркутска, откуда она поехала в Москву. Но боязнь за сына продолжает глодать ее душу. Тогда княгиня неожиданно проворачивает ход: не заезжая в родовое поместье, направляется в Новгород. О ее приезде никто не знал, хотя родственников что в Москве, что в Новгороде у нее хватает. Таким образом мальчишка оказался в приюте.
– Интересно, – прокручивая в голове рассказ Забиякина, Иван смотрел через лобовое стекло, как по тротуару вдоль забора прогуливаются водитель и маг. – Очень занимательный рассказ. Мамонов ведь не развелся с Гусаровой? Я не слежу так пристально за частной жизнью аристократических родов. Своих дел хватает.
– Удивительно, что до сих пор Мамонов состоит в отношениях со своей третьей женой, – Забиякин усмехнулся своим мыслям. – Правда, живут отдельно. Аксинья Федоровна сейчас находится в родовом имении, и обратно в Ленск не возвращается. Муж не дает развод.
– Он не будет разводиться до тех пор, пока не найдет Вика, – тут же откликнулся Иван. – Как только его вернут в Семью, Мамонов разорвет отношения с Аксиньей. Все логично. Но во всей этой истории меня интересует вопрос. Как настоящее имя мальчика?
– Все зависит от его положения в обществе, – развел руками боевой маг. – Если вернется к Мамоновым, то и будет носить их фамилию. А так он сейчас Гусаров Андрей. Прошу любить и жаловать.
– А почему Аксинья поменяла имя сыну, дав такое… необычное? – с интересом спросил Булгаков.
– Да никто его не давал, – рассмеялся Мирон. – В приюте шутка ходит, что это имя было вышито на пеленке, в которую завернули мальчишку. Так и остался Викентием. Даже неплохо вышло. Эмиссар Мамоновых крутится вокруг него, а доказать ничего не может. Искры нет, анализ крови запрещено брать – вот и нет никаких следов. До восемнадцати лет Вик может спа