Мы остановились на середине пути между особняком и воротами, и Арина, нисколько не стесняясь посторонних, потянулась ко мне. Я с удовольствием поцеловал девушку, но чудесный момент длился недолго.
— На морозе вредно целоваться, — рассмеялась Голицына, отпрянув от меня. — Губы обветрятся.
— Всю помаду тебе смазал, — улыбнулся я в ответ.
— Она у меня стойкая, не переживай. Всё, я побежала. Приеду домой, позвоню!
И заторопилась к выходу. Я упрямо дождался, когда Арина выйдет на улицу, сядет в машину и уедет, только тогда побежал в тёплый дом. Мне было необходимо осмыслить произошедшее в подвале, начиная от удачной перенастройки ядра до открытого разговора с княжной Голицыной. Фактически, мы подтвердили свои намерения в отношении друг друга. Пусть Мстиславские, Инглинги и прочие плетут козни и заговоры, чтобы завладеть мною, Арина станет старшей женой — без вариантов. Она доказала, что достойна Разрушителя, не побоялась поставить на кон свой Дар. Только один этот поступок возвысил её в моих глазах. Может, и хорошо, что между нами нет большой страсти? Зато мы объективно оцениваем свои желания и поступки, знаем, что нам нужно друг от друга. И когда я, дождавшись звонка от Арины, доехавшей до дома, сел в медитативную позу, вдруг ясно осознал, что мне хорошо и спокойно только от одного присутствия этой девушки рядом.
2
Учебный день начался с вызова к Дмитрию Сергеевичу — нашему директору. Пока я отбивался от наседающих на меня одноклассников с требованием рассказать, как я вообще оказался в Скандии, и сколько врагов безжалостно уничтожил, в класс зашла Анастасия Егоровна — заместитель господина Разумовского. Она строгим взглядом мгновенно потушила эмоции класса, и, держа руки вдоль бёдер, по-военному, отчеканила:
— Господин Мамонов, прошу вас пройти к директору. Он хочет с вами поговорить.
— А как же урок? — спросил я, поднявшись из-за парты.
— Фёдор Еремеевич в курсе, что вас некоторое время не будет, — госпожа Павленко простёрла руку в сторону двери. — Прошу вас.
Досада! Сейчас как раз начинается сдвоенный урок алгебры и геометрии, а мне кровь из носу надо присутствовать. И так пропустил несколько занятий, а навёрстывать упущенное по таким тяжёлым предметам — хуже гонки не придумаешь. Вздохнув, я направился следом за Анастасией Егоровной. По коридору разнёсся звонок на первый урок, но уже все находились в классах, поэтому мы очень быстро дошли до секретариата. У Разумовского был отдельный кабинет, и чтобы к нему зайти, нужно было миновать строгую пожилую даму, чем-то похожую на Изольду Юрьевну — верную помощницу Брюса. Павленко подтолкнула меня в спину, чтобы я не топтался на пороге, а сама быстро пошла на урок. Замдиректора иногда вела английский язык и русскую литературу, заменяя педагогов, которые по каким-то причинам отсутствовали на работе.
— Проходите, — блеснула толстыми линзами очков секретарша. — Дмитрий Сергеевич ждёт.
Я прошёл мимо её огромного стола, заставленного оргтехникой, среди которой возвышался довольно большой монитор, деликатно постучал костяшками пальцев по лакированной двери, и только потом осторожно заглянул внутрь.
— Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич, — с порога поприветствовал я директора, и прошмыгнул в кабинет.
Разумовский сидел на своём рабочем месте в белой рубашке, а его пиджак висел на спинке стула, задвинутого под совещательный стол.
— Не топчись у двери, — директор поманил меня рукой. — Подходи ближе, не кусаюсь. Присаживайся.
Я выбрал свободный стул рядом с серым пиджаком, сел и сложил руки на столе, как будто сейчас предстоял урок. Разумовский просмотрел какие-то бумаги, отложил их в сторону, и занялся созерцанием моего лица, сохраняющего спокойствие.
— Мне позвонили сегодня утром из Канцелярии Его Величества и очень просили не наказывать учащегося Мамонова, — нарушил молчание директор, — за несколько дней пропуска. Я знаю, в чём причина. Весь лицей гудит, не переставая, о твоём участии в некой секретной операции, о полученной боевой медали. Очень хотелось бы узнать подробности, но есть чёткий приказ не любопытствовать. Однако же, удивляет меня одно: каким образом несовершеннолетний ученик оказался втянут в освобождение заложников.
— Дмитрий Сергеевич, на этот вопрос я могу ответить только кратко, без подробностей, — вежливо проговорил я. — Дело в том, что по соглашению моего отца и одного очень серьёзного силового министерства я вступил в кадетскую программу, готовящую высококлассных специалистов. Профиль не могу сказать, подписку дал.
— Ты хочешь стать военным? — удивился Разумовский. — Мне казалось, твоё увлечение бронекостюмами вырастет в нечто большее. Инженерное образование должно помочь тебе в будущей работе… если ты, конечно, планируешь работать по-настоящему.
Это он намекает на то, что отпрыски некоторых аристократических семей после окончания университета начинают предаваться увеселениям и мотовству. Полученные знания быстро забываются, время молодости тратится вхолостую, бездарно. Ну, ещё бы! Имея на счету кругленькую сумму, тяжело отказаться от поездок в Европу, на шикарные пляжи, игр в казино. Таких меньшинство, к счастью, но ведь они пять лет занимали места, которые могли быть отданы талантливым ребятам из мещан или рабочих. Понятно, что в элитные университеты их всё равно бы не взяли, но ведь существуют программы, по которым можно обучаться за счёт государства.
— Я так и планирую, всё верно, — пожимаю плечами. — Военная составляющая — это всего лишь возможность обкатывать свои изобретения. Без допуска я не смогу участвовать в силовых операциях. Не будут же меня отправлять в зону локальных конфликтов!
— Но… тебе ведь и восемнадцати нет! По закону нельзя! — воскликнул директор и нервно простучал пальцами по столу.
— Так никто и не нарушает закон, — я улыбнулся. — Не переживайте вы так. Со мной занимаются опытные наставники, офицеры с боевым опытом. Меня в Скандию отправили с одной целью: взаимодействовать с боевой группой. Ничего страшного не произошло. Яхту освобождали несколько отрядов спецназа из Скандии и России.
— Страшно подумать, что скрывается за словами «взаимодействовать с боевой группой», — пробурчал Разумовский, зачем-то встал и подошёл ко мне. — От меня лично, от всех преподавателей, технического состава и учащихся хочу поблагодарить вас, Андрей Георгиевич, за спасение заложников. Пусть они подданные иностранного государства, но нам не чуждо сострадание и милосердие к каждому, кто попал в такую страшную ситуацию. И я очень горжусь тем, что вы, светлый княжич, учитесь в лицее «Чистые Пруды», — он подал мне руку, и я, ошеломлённый услышанным, чуточку суетливо поднялся и протянул свою ему навстречу. Мы обменялись крепким рукопожатием.
— К сожалению, я не могу устроить торжественное мероприятие, чтобы все увидели, какие герои у нас учатся. Увы, требование сверху… — директор ткнул пальцем в потолок, намекая на невидимых чиновников, а то и самого императора. — Только не понимаю: вроде бы в Сетях идут бурные обсуждения, крутятся кадры награждения, открыто говорят о помощи русских спецов королю Харальду, но провести чествование героя нельзя.
— Да ну, какой я герой? — мне сделалось неловко. — Там хватало бойцов, которые шли под пули, чтобы спасти невинных людей. Я пару раз, может, выстрелил… Представляете, как было страшно?
— Вполне себе представляю, — улыбнулся Разумовский. — И поэтому твоё участие в спецоперации не должно нивелироваться подобными высказываниями. Я уверен, что ты ещё очень многое скрываешь из-за своей скромности. Но я всё равно постараюсь убедить Министерство просвещения в необходимости торжественного чествования героя… пока ты ещё учишься здесь.
Директор снова улыбнулся, подержал меня за плечо и отошёл в сторону.
— Иди, учись, Андрей. Насчёт пропусков уроков не переживай. С успеваемостью у тебя весьма неплохо. Решено тебя не мучать индивидуальными зачётами. Сделаешь контрольные работы дома, закроешь некоторые пробелы по предметам.
— Спасибо, Дмитрий Сергеевич! — обрадовался я. — Вы самый лучший директор в мире!
— Мамонов, и без тебя льстецов хватает! — усмехнулся Разумовский и махнул рукой. — Иди, учись. Надеюсь, до выпускных экзаменов тебя больше не заберут, к примеру, гонять белых медведей.
— Я тоже хочу на это надеяться, — высказал я свою заветную мысль. И без этого дел хватает. Волновало, почему до сих пор молчит Арабелла. Неужели Дику не удалось забрать и переправить документацию в Россию? Это будет тяжёлым ударом. «Техноброню» и «Экзо-Сталь», если упустить время, уже не перегнать. Не скажу, что изготовление «Бастионов» на линейных двигателях моя приоритетная задача, но хотелось бы приносить пользу своей стране чем-то значимым.
На большой перемене я собрался к Арине, и тут ко мне подошла Лида, держа в руке чёрный пакет. С самого утра она была какой-то рассеянной, погружённой в себя. Задала только один вопрос, пока мы шли по коридору:
— С Ариной всё в порядке?
— Сама увидишь, — я не стал расписывать подробности нашего эксперимента и забрал у Мстиславской пакет. — Но уверяю, она жива-здорова.
Мне не терпелось самому проверить, каково физическое состояние княжны, и как действует антимагический щит. Лида первой вошла в кабинет и бросилась к Арине. Девушки, как у них и заведено при встрече, обменялись поцелуями в щёчку, а я закрыл дверь на «собачку», чтобы никто не мешал нам обедать. В кабинете вкусно пахло. Арина успела разогреть в микроволновой печке контейнеры с борщом, на столе уже красовались разнообразные салаты.
— Андрей, достань из пакета, пожалуйста, пирог, — попросила Лида, с тревогой глядя на улыбающуюся Голицыну.
О, так я пирог нёс? И с чем он? Кажется, с малиновым джемом. Осторожно извлёк завёрнутый почему-то в плотную ткань пирог и положил его на край стола, где ещё было место. А сам подошёл к Арине с другой стороны и тоже чмокнул в подставленную щеку. Сегодня же мы ещё не виделись.
— Ты что, какие-то процедуры омолаживающие проходила? — с недоверием спросила Лида, плюхаясь на стул.