Викинг — страница 370 из 427

– Как скажешь, – не стал возражать дан. И нож пришел в движение…

* * *

Гудрун, дочь Сваре Медведя, проснулась внезапно и страшно. Сидящей на ложе, с отброшенным в сторону легким одеялом из шкурок чернобурки, с кинжалом в руке. Огонек в наполненной жиром плошке вздрогнул, но не погас. Ребенок в животе недовольно толкнул ножкой: он тоже проснулся. Потяжелевшая в последний месяц грудь Гудрун вздымалась и опадала, будто женщина не спала только что, а бежала со всех ног.

Гудрун облизнула пересохшие губы. Панический страх вытекал из нее, сменяясь непонятной тревожностью. Но с чего бы это? Снаружи – обычные ночные звуки. Челядь мирно спала в большом зале длинного дома. Скотина не тревожилась, не лаяли псы во дворе…

С чего это она вдруг вскочила, схватила кинжал и вспорола клинком темноту?

Быстрый точный удар, способный вогнать оружие до самого сердца. Гудрун помнила его не умом – телом. Что за призрак явился ей в ночи? Достало ли его оружие, заговоренное матерью от злых духов?

Гудрун показалось: заговоренный клинок вдруг облило багровой чернотой…

Показалось.

Лезвие было чистым.

Ни пятнышка крови.

Гудрун положила кинжал на прежнее место, рядом с изголовьем. Там, где ему и положено было лежать, оберегая от зла непраздную дочь Рунгерд, что унаследовала от бабки силу и власть над той стороной мира.

Дыхание выровнялось. Гудрун легла на бок, головой на подушку, набитую собачьей шерстью, устроила живот поудобнее, подумала о муже – и внутри сразу потеплело. Где бы он ни был, ее Ульф Свити, лучший из мужей, богатый удачей, щедрый, любимый, желанный… Где бы он ни был, он сейчас наверняка тоже думает о ней…

* * *

…Я почувствовал, как нож начал движение. Волк был со мной – и время сделалось неторопливым и вязким, как мед, вытекающий из сот. Звуки стали отчетливей, сумрак прояснился, и я, даже не поворачивая головы, увидел, как взметнулось тонкое шерстяное одеяло слева от меня и рука с ножом, уже взрезавшим кожу на моей шее (пока только кожу), тоже взметнулась вверх, отбивая летящую в голову ткань. И сразу – удар и звук, сообщивший, что нож попал туда, куда был направлен: точно в грудь лежавшей на ложе Зари. Лежавшей мгновение назад. Звук, с которым нож вонзился в цель, совершенно определенно сообщил мне: это не живая плоть, а всего лишь шерстяной тюфяк да деревянная основа ложа.

Швырнув в дана одеяло, Заря успела скатиться на пол.

Ульфхам выдернул нож еще быстрее, чем вонзил. И следующий удар должен был достаться уже мне. Но Волк был со мной, и когда дан всего лишь на миг перенес вес своей стокилограммовой тушки влево, я незамедлительно этим воспользовался: уперся, выгнулся и вывернулся из-под Ульфхамова колена, скидывая его с себя, а заодно освобождая левую руку.

Мое правое запястье Треска не отпустил – сдавил еще сильнее, но, заваливаясь на бок, не смог достать меня железом.

Зато я его достал. Вдавил большой палец левой руки в Ульфхамов глаз. Треска отшатнулся, но недостаточно быстро. Пальцем в глаз – это больно. Ульфхам зарычал… И совершил ошибку: вместо того чтобы снова пустить в дело нож, выпустил мою правую руку и перехватил левую.

Все. В следующий миг я окажусь у него за спиной, и тогда он – мой…

Отчаянный крик и размазанную полосу падающей сверху стали я увидеть успел. И даже успел крикнуть: «Заря! Нет!»

Но это ничего не изменило. Падение завершилось.

Вдоводел рубил щиты и кольчуги. Голову же Трески не защищало ничего, кроме гривы спутанных волос, так что меч вошел в череп на всю ширину лезвия.


Треска умер не сразу. Еще секунд двадцать он глядел на меня тускнеющими глазами и пытался что-то сказать. И я бы его с удовольствием расспросил. Я бы даже после этого оставил его в живых… Наверное. Миновавшая смерть сделала меня великодушным. Но… Не получилось.

«Интересно, попадет ли он в Валхаллу, – подумалось мне. – Будет ли засчитан нож в руке как оружие? А как насчет меча в черепе?»

Глупые мысли мешались в голове… Наверное, от счастья. От радости, что живой. Опять живой. И все, кто мне дорог, – тоже.

А потом в комнату набилось сразу много-много людей, и мне пришлось вспомнить, что я не только удачливый сукин сын, но еще и ярл.

– Спокойней, други! Мир! Мир! Опустите оружие! Брат! Все хорошо! все! Стюрмир, Гуннар, отпустите Оспака! Он ни при чем!

Ну да, я понимаю их реакцию. Наше гнездышко – все в крови. Мы с Зарей тоже. А посреди ложа любви – главный хёвдинг князя Рюрика в полном боевом и с моим мечом в башке.

Меч, впрочем, я выдернул. Наличие меча в данной ситуации важнее наличия штанов.

– Ты его убил!!! – рычит Оспак, которого Стюрмир вопреки моему приказу придерживает за шкирку. А это непросто, ведь не зря этого дана Парусом прозвали. Шириной он с трехстворчатый шкаф примерно.

– Не я, – вношу я поправку. – Она.

Заря смущенно улыбается. Она завернулась в простынку и всем своим видом изображает воплощенную скромность, но я знаю: мою девочку прямо-таки распирает от счастья. Мало того, что мы живы, так она еще и подвиг совершила былинной мощи. УБИЛА НАСТОЯЩЕГО ХЁВДИНГА!

Оспак осекается. Треска был его лучшим другом. И вот… убит женщиной. Вдобавок при весьма сомнительных обстоятельствах.

Хорошо хоть, все набившиеся в мою спальню люди – с опытом и понятием. Никому не надо объяснять, кто на кого напал. Вопрос лишь: почему?

– Ему приказал Рюрик?

Трувор. Вид у моего несостоявшегося тестя, скажем так… не бравурный. Лицо подергивается, туловище на сторону клонит. Небось еще и башка трещит. Я-то помню, как действовало зелье покойной ладожской колдуньи. У меня оно тоже легло на хорошую такую дозу алкоголя. Сначала – безмерная радость, потом еще более безмерная печалька.

Но Трувор – гранит. Воля и… еще раз воля.

– Рюрик?!

У меня огромное искушение сказать: «Да». Это «да» сразу изменит геополитический расклад на территории будущей Древней Руси в мою пользу. Все козыри окажутся у меня в руках. А единственный, кто мог бы возразить, уже ничего не сможет оспорить.

– Как себя чувствуешь, Жнец? – интересуюсь я. И сразу спешу порадовать: – Не беспокойся. Этот яд не смертелен.

– Разорви тебя тролли, Ульф Свити! Я задал тебе вопрос! – рычит Трувор. У него даже глаз начал подергиваться от избытка эмоций.

А я никак не могу решиться.

Без поддержки варягов Рюрик становится весьма слабой фигурой. А если они еще и выступят против него, то князя-соправителя можно вообще списать с политической доски.

Такое искушение…

Однако у меня есть разум. Разум же дан человеку, чтобы обуздывать желания, даже самые сильные. Особенно самые сильные.

И я удержался. Но, как говорят японцы, когда выбираешь из двух путей, жизни и смерти, выбирай путь смерти, потому что…

В данном случае – не важно почему. Тем более если путь смерти и путь правды совпадают.

– Нет, – ответил я. – Рюрик был бы не против того, чтобы я помер, но прямой приказ меня убить он отменил. А уж то, что задумал Треска, князь точно не одобрил бы. Мне жаль, Оспак, что Треска умер. Особенно что он умер так. Но то, что решили боги, нам с тобой уже не изменить.

Оспак подумал немного… и кивнул. Правильные воины призывают Тора, убивают врагов в бою и в бою же принимают смерть. Они не травят друзей и не режут врагов в постели. Коварное убийство – это по части Одина. Или Локи. Двойные бонусы и тройные риски.

Я потрогал шею. Ерунда. Кровь уже остановилась. На пару сантиметров поглубже – и конец. Хрупкое существо – человек. Но какое живучее.

– Я бы хотел одеться, – сообщил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Намек понят. Оспак со Стюрмиром подняли и унесли покойника.

Остальной народ тоже потянулся из моей уютной спаленки. Только Медвежонок немного задержался, чтобы сострить:

– Да, братишка, надень-ка ты штаны. Многие усомнятся, может ли быть ярлом муж с этаким червячком вместо настоящего мужского достоинства!

– Зато я умею им пользоваться, а ты своим только штаны протираешь! – ухмыльнулся я, подмигнув Заре.

Медвежонок хохотнул, убедившись, что я в порядке, и удалился. Любит он меня, мой большой младший братец. Первым на помощь примчался. Ну так и я его тоже люблю, берсерка черноголового…

И еще кое-кого я тоже очень-очень люблю!

– Спасибо, девочка моя! Ты меня спасла!

– А ты – меня!

Прижалась ко мне, вся целиком. Такая доверчивая, такая родная…

– Если два воина в одном бою спасут друг другу жизнь, они могут побрататься, – сказал я в маленькое ушко. – Но ты, к счастью, не можешь стать моим братом, только сестрой… – И, почувствовав, как она напряглась, тут же добавил: – Но этого уже я не хочу. А вот стать мне женой – самое время.

И плевать мне, что думает об этом ее папаша. Сегодня наш день! А я теперь ярл как-никак. Полновластный король на этой маленькой горке. Выше только судьба и боги. А король, он не спрашивает, он делает.

И, конечно, я никогда не скажу моей храброй маленькой девочке, что она напрасно убила Ульфхама Треску. Живым он был бы намного полезней.

Александр МазинМы платим железом

Глава 1Замковый остров. Свеи идут!

Они пришли за три недели до Йоля. Аккурат с началом календарной зимы. Пришли, чтобы нас уничтожить.

Нельзя сказать, что я их не ждал. Ждать неприятностей от соседей – это нормально для любого ярла. Тем более – такого, как я. То есть получившего землю и подданных не в наследство или в подарок, а заплатившего за ярлство, как здесь говорят, железную цену. То есть волшебной силой оружия превратившего чужое в свое. Собственно, всё, что было у меня, Ульфа Хвити, которого не так давно звали Ульфом Черноголовым, а еще раньше, в прошлой, считай, жизни – Николаем Григорьевичем Переляком, всё, что я нажил и чего достиг, всё это я добыл с помощью доброго клинка франкской работы по имени Вдоводел. Ну и благодаря моему умению им пользоваться. Хотя и возможности моего интеллекта отрицать не стану. Того самого, который нынче дал сбой и уверил меня, что в ближайшее время опасности не предвидится. Враг придет, это понятно. Не тот человек шведский король, а по здешнему – свейский конунг Бьёрн, чтобы еще разок не попытаться вернуть кирьяльскую провинцию. Конечно, свеи придут. Потом. Когда-нибудь. Весной. И не ранней, а ближе к лету. Когда сойдет лед, дороги подсохнут и откроется новый сезон морских и сухопутных походов.