— Угол займется поисками архитектора. Они же прикинут точно, сколько бабок понадобится. Но пока будем исходить из худшего, что придется эту дуру сносить и строить все заново.
— Так мы же прикидывали. Потянем в любом случае.
— Это если Жерех задираться не станет. Но ему, гаду, в последнее время неймется. Никак не может забыть те годы, когда я под ним ходил, гнида.
— Думаешь, попрет рогом?
— Не знаю, силы у него вроде не те, но и тормоза отказали. Способен полезть и в наглую. Рога мы ему поотшибаем, но и все бабки профукаем. Поэтому, если он не оборзеет окончательно, в драку не лезть, усвоил?
— Постараемся, — покорно ответил Крест.
— Да, как там Ворон, не знаешь?
— Хреново. Кость какая-то в плече сломана, — сообщил Крест, которому уже успели доложить о результатах предварительного обследования авторитета.
— Ты вот что, постарайся найти тех, кто это подстроил.
Так уж случилось, что развязанную им же войну Викинг вел в одиночку. Он был всем: и главнокомандующим, и генеральным штабом, и отважным войском. Ему не на кого было опереться в трудную минуту, получить добрый совет. Правда он мог не опасаться предательства, коварного удара в спину. К тому же его козырями являлись высокая мобильность и практически идеальная конспирация. Словно ночной охотник филин, он незамеченным подбирался к очередной жертве, наносил смертельный удар и также незаметно исчезал.
Однако, добиваясь успеха в каждом конкретном случае, Викинг с разочарованием убедился, что в целом его замысел не удался. Несмотря на ощутимые потери с обеих сторон, Седой и Жерех не спешили вцепиться друг в друга. Викинг даже решил, что он перестарался, пряча тела, и паханы до сих пор не уверены в смерти своих людей. Тогда он приготовился к ликвидации Креста, но очень быстро убедился, что сделать это пока невозможно. Первый помощник Седого большую часть времени находился дома и покидал его только в сопровождении отряда охранников. Викинг, впервые следивший за Крестом, тешил себя надеждой, что другие помощники Седого будут скорее походить на беспечного Фрола. Увы, его ждало жестокое разочарование. И Боцман, и Циркач, и все остальные шагу не ступали без нескольких вооруженных телохранителей. Аналогичная картина наблюдалась и в стане Жереха. Отсюда Викинг сделал казавшийся очевидным в данной ситуации вывод: уголовники не поддались на его провокацию, и теперь обе группировки роют землю, чтобы как можно скорее найти убийц авторитетов. Ведь не мог же он знать, что паханы не начинают войну только потому, что одному это невыгодно, а второй боится своего противника.
По логике, человек, решивший, что на него идет нешуточная охота, обязан хотя бы на время затаиться. Но Викинг решил действовать вопреки здравому смыслу и нанести новый удар. На этот раз по финансовой мощи одной из группировок. Но, просматривая полученные от Наумова бумаги, он обратил внимание на несколько, казалось бы, ничего не значащих деталей, своего рода нюансов в характеристике личной жизни уголовников. Упоминалось об этом, как о забавном курьезе, скорее достойном занесения в рубрику «Их нравы».
Речь шла об одном бригадире группировки Седого, опекавшего торговлю фальшивым спиртным. В отличие от всех остальных урок среднего и низшего звена, сплошь одетых в спортивные штаны фирмы «Адидас» или в крайнем случае «Рибок», сей оригинал носил исключительно светло-серые брюки в крупную черную или коричневую клетку. По-видимому, водились за любителем клетчатых брюк и другие странности, поскольку прозвище у него было соответствующее — Чудик. И тут же Викинг вспомнил сообщение Белова о том, что место убитого Сыча занял некий молодой человек, который неизменно ходит в фиолетовом вельветовом пиджаке. По слухам, парень появился у Жереха недавно, взят откуда-то со стороны и, скорее всего, еще не до конца влился в глотовский преступный мир. Хотя авторитет завоевать уже успел. И тут же у Викинга возникла одна интересная идея…
Сознание к Чудику уже возвратилось, но в глазах было по-прежнему темно. Он попробовал пошевелиться, но ни ноги, ни руки на эту попытку никак не прореагировали. Однако боль в них он все же ощутил. Тут Чудик еще раз открыл глаза и понял, что зрение вернулось к нему. Но частично. Глядя вперед и вверх, он наталкивался на непроглядную тьму, но стоило опустить глаза вниз — и он видел кусочек стула, покрытый ковром пол, чьи-то ноги на нем. Черт, это же его ноги и его ковер, и, судя по всему, его квартира. Что же с ним произошло?
Вечером он по традиции завалился в кабак. Выпивка, закусь, потом, как обычно, потянуло на девочек. Поэтому выпил еще. Девочек хватало и во время работы. А свободные вечера выпадали редко и хотелось провести время с максимальной пользой. А потом приперся Мокрый. Он обмывал новую «тачку» и переманил ребят в другой кабак, посолиднее. Чудик с Мокрым был на ножах, поэтому плюнул на всех и двинул домой. Он отлично помнил, как вышел из лифта и вставил ключ в замочную скважину. А дальше — все полная отключка.
Чудик попробовал шевельнуть рукой, но, даже не успев почувствовать боль, понял в чем дело. Значит, не зря ходят слухи о начавшихся между Седым и Жерехом разборках. Как же его угораздило вляпаться в это дерьмо? Вроде человек маленький, ни в каких делах не замешан, ни в чьи тайны не посвящен. Нет, тут какая-то ошибка. И Чудик в отчаянии забился так, что чуть не свалился вместе со стулом.
— Ну что, очухался, жук навозный?
Послышались тяжелые шаги и Чудику бросилась в глаза нижняя часть пиджака необычного фиолетового цвета.
— Чего молчишь? Как на людей наезжать, так смелый, а как отвечать, так только и умеешь, что сопли по щекам размазывать.
— Да ни на кого я не наезжал! — взвизгнул Чудик, одновременно пытаясь сообразить, о какой из его многочисленных жертв идет речь.
— А вчера на «пятачке» у театра кто Вовку Иванова на триста баксов расколол, Склифосовский, что ли?
— Не знаю я никакого Вовку Иванова, и Склифосовского тоже. Ты меня с кем-то путаешь, — робко отвечал Чудик, а душу уже всколыхнула неожиданная радость. Это не люди Жереха, а какой-то одиночка-неумеха, явившийся выколачивать чужие деньги. Но какой же лох — не сумел грамотно вычислить адрес жертвы. Да что говорить, даже глаза не удосужился толково завязать, теперь его вычислить по такой кричащей тряпке — раз плюнуть. И чтобы поскорее спровадить незадачливого вышибалу, Чудик предложил:
— Ну ладно, я отдам эти несчастные триста баксов, только развяжи меня.
Но у незнакомца было несколько иное мнение на сей счет.
— Ты отдашь не триста, а шестьсот, и не сегодня, а послезавтра, в восемь вечера, на дороге у карьера. Знаешь, где это?
Чудик кивнул. Еще бы не знать, если на этом самом месте глотовские урки назначали «стрелки» и устраивали разборки. Очень удобно — ровная «грунтовка», по которой почти никто теперь не ездит, ведущая к заброшенному карьеру.
— И учти. Если не придешь, я тебе в следующий раз ухо отрежу.
Чудик не знал: плакать ему или смеяться. Какой-то клоун пер нагло, как танк, не подозревая, что имеет дело с бригадиром Седого. Ну ничего, послезавтра он будет ползать в пыли, униженно вымаливая прошение. И Чудик еще сам не знает, простит он его или закопает в карьере — что-то больно много дураков развелось на этом свете, надо их потихоньку переправлять на тот.
— Не слышу ответа! — грозно рявкнул незнакомец.
— Да-да, я все понял, — подавляя в себе внезапно вспыхнувшее желание отомстить немедленно, сказал Чудик.
Незнакомец на прощание влепил ему увесистую затрещину, а Чудик еще долго корячился на стуле, прежде чем ему удалось освободиться…
— Я скоро, — пообещал Сквозняк своему новому напарнику, захлопывая дверцу «девятки».
Он поднялся на лифте на последний этаж, уверенно зашагал по уже привычному коридору.
— Что случилось? — спросил он у поджидавшего его хозяина фирмы.
— Да вот был какой-то странный звонок. Вроде, пытаются наехать, но как-то неуверенно, я бы сказал — робко. Сегодня обещали перезвонить. Ровно через десять минут.
Через пятнадцать минут Сквозняк резко поднялся.
— Господин Белов. Или вы предпочитаете товарищ?
— Лучше Георгий Иванович.
— Ну хорошо, — после исчезновения своего бывшего напарника — Сыча — Сквозняк на всякий случай предпочитал обращаться с рэкетируемыми вежливо и не ссориться с ними по пустякам. — Так вот, Георгий Иванович. Думаю, те, что звонили, следили за этим зданием и, увидев мою машину, поспешили убраться куда подальше. Больше вы о них не услышите.
…Сквозняк вышел из здания и застыл в изумлении: ни «девятки», ни напарника на месте не было.
— Ни хрена себе! — только и сумел выдавить он из себя.
Но затем успокоился и взял себя в руки. Ведь он отсутствовал почти тридцать минут. Возможно, у напарника возникло какое-то неотложное дело или он просто решил проучить его за солидную задержку. В любом случае поднимать тревогу рано. Самое разумное — отправиться в бар, где они договорились встречаться вот в таких непредвиденных ситуациях.
Напарник явился, когда Сквозняк уже начал терять терпение. Ну и видок у него был! Физиономия словно побывала в лапах медведя-шатуна, голову перекосило набок, а каждый шаг заставлял морщиться от боли. И только одежда, как ни странно, совершенно не пострадала и выглядела, как новенькая.
— Кто ж тебя так, родной! — невольно воскликнул Сквозняк при виде такого печального зрелища.
— Не знаю, — ответил напарник. — Мне бы сейчас водки стакан.
— Ну, давай, рассказывай, — потребовал Сквозняк, возвращаясь с бутылкой и двумя порциями шашлыка.
Напарник стряхнул со своего шикарного фиолетового пиджака невидимую постороннему глазу пыль:
— Понимаешь, чертовщина какая-то. Сижу себе спокойно в тачке, никого не трогаю, вдруг раскрывается дверца и мне неслабая плюха промеж глаз — хрясь. Я даже не усек кто, сразу отрубился. Оклемался — руки-ноги связаны, на глазах повязка. Чувствую — кранты. Хоть бы, думаю, сказали, за что мочить собираются. А на деле вышло — полный кордебалет. Оказывается, тот мужик, что меня вырубил — натуральный придурок. Решил, что я на какого-то его приятеля наехал и ломанул на триста баксов. Так он потребовал назад шестьсот.