— А, была — не была! — Хрящ резко прибавил скорость и стал неуклонно приближаться к «Мерседесу».
Когда тот свернул на ведущую к коттеджам дорогу, он бросил «жигуленок» вперед, лихо подрезав импортное чудо и заставив его уткнуться в обочину. Кое-как натянув капроновый чулок и выхватив из бардачка газовый пистолет, Хрящ бросился к «Мерседесу», направив ствол прямо на Сынка.
— Открывай! — диким голосом заорал он.
Сынок прыгающими руками открыл дверцу. Он пытался что-то сказать, но из горла вылетали только какие-то клокочущие звуки. Хрящ за шиворот вытащил парня из машины, уткнул лицом в землю и быстренько обыскал.
— Лежать! — приказал Хрящ и юркнул в салон иномарки.
Ящичек весил, наверное, целый пуд. Хрящ аккуратно поставил его в тайник, оборудованный под задним сиденьем, и поехал обратно в город. Распластавшись в пыли, на дороге лежал все еще дрожащий от страха Сынок.
— Глеб, ты сошел с ума. Ты сошел с ума! — Белов повторял эти слова, словно заклинание.
Викинг смотрел на друга с пониманием, но без всякого одобрения. Он сохранил хладнокровие, причем, не просто чисто внешне, но и внутренне, хотя ситуация складывалась непростая.
Белов, чьи первоначальные подозрения насчет деятельности Викинга вскоре превратились в твердую уверенность, тем не менее, продолжал хранить молчание, пока его не озарила элементарная, в общем-то, мысль: если Глеб не остановится, его непременно убьют. Подобные мысли приходили Георгию в голову и раньше, но только в виде неуверенных догадок, предположений, и он их немедленно отгонял прочь. Мол, Глеб знает, что делает. Но сегодня эта же мысль вдруг предстала в виде теории, подкрепленной столь могучими доказательствами, что Белову стало страшно за друга. Георгий вдруг понял, что не в последнюю очередь из-за его попустительства Викинг оказался в смертельно опасном положении. Он походил на альпиниста, который выбрал себе вершину не по плечу, и все же продолжает упрямо карабкаться вверх, не понимая, что еще десяток-другой метров — и он обречен.
«Глеба надо остановить, пока не поздно, — думал Белов, направляясь домой к приятелю. — Он недооценивает этих людей. Не понимает, насколько они хитры, решительны, беспощадны, не учитывает, что на их стороне многолетний опыт подобной борьбы».
Как видно, Белов стремился остановить Глеба, опасаясь только за жизнь друга. Тот факт, что Викинг без суда и следствия отправил на тот свет больше десятка преступников, его нисколько не волновал. К новым хозяевам жизни России он относился примерно так же, как американские колонисты к индейцам (причем, с куда большим на то основанием), и вполне мог, перефразировав, повторить знаменитую фразу «хороший новый русский — мертвый новый русский».
То, что Белов так откровенно высказался о том, о чем совсем недавно предпочитал умалчивать, поначалу несколько смутило Викинга. Трудно было вот так сразу выбрать новую линию поведения. Что делать в этой ситуации? Лгать, от всего отпираясь, бесполезно: Георгий слишком много знает. Честно и откровенно признаться? Тоже глупо: Белов сразу же станет его невольным соучастником, к тому же тогда к Глебу можно будет подобраться через Георгия. Викинг попытался замять разговор.
— Я бы не хотел говорить об этом, — сухо сказал он.
— Ну надо же, «не хотел» — буквально взвился Белов. — А мне, прикажешь сматываться из города?
— Это в связи с чем?
— А как же я смогу смотреть в глаза твоим родителям после того, как тебя пристрелят?
— Ты-то здесь при чем?
— А кто же еще толкнул тебя на эту авантюру? Да разве ж я мог себе представить, во что это выльется, когда предложил тебе поработать на меня.
— Ишь, губу раскатал — он меня подтолкнул. Закатай обратно — ты здесь ни при чем. Я сам…
Все же слишком молод был Викинг, неопытен. И если в реальных поединках просчетов практически не допускал, то в словесной дуэли, да еще с лучшим другом, вошел в азарт и тут же допустил грубейший промах. По сути дела, открытым текстом подтвердил самые худшие подозрения Белова. И усугубил их довольно неуклюжей попыткой сменить тему разговора:
— Лето на дворе. Ты бы съездил куда, отдохнул. А то нервный какой-то стал, суетишься по пустякам.
— Ничего себе пустяки. Он затеял войну со всей уголовщиной города и считает это детской забавой. Да ты хоть представляешь, какие силы против тебя ополчились!?
— Пока я вижу, что против меня ополчился мой лучший друг, у которого внезапно развилась мания преследования.
— Глеб, с тобой невозможно серьезно разговаривать.
— А как я могу серьезно разговаривать с человеком, одержимым какими-то бредовыми страхами.
— Ладно, — ледяным тоном произнес Белов. — Посмотрим, что ты запоешь, когда я подробно опишу все твои художества. А хочешь, назову имя твоей будущей жертвы?
— Вот даже как. Значит все обдумано, взвешено и даже просчитано наперед?
— Именно так.
— Может ты даже составил рекомендации, как мне лучше действовать дальше?
— На это и не надейся.
— А зря. Раз уж ты залез в эту кучу, так не поучай, стоя с умным видом по уши в дерьме, а помоги его разгрести. Только учти: я не потерплю никакой самодеятельности. И сам погоришь, и меня за собой потянешь. Взаимодействие между нами останется прежним, ни о каких боевых заданиях даже не мечтай. Но поскольку у меня от тебя уже не будет секретов, тебе, возможно, иногда придется выполнять кое-какие щекотливые поручения.
Все надежды Белова рухнули в одночасье. Припертый к стенке, Викинг резко изменил тактику, моментально взял инициативу в свои руки и дал понять, что останавливаться не собирается, и если Георгий хочет его спасти, то единственная возможность для этого — посильная помощь в кровавых делах приятеля.
— Глеб, не лучше ли остановиться? — уже скорее по инерции, как-то безнадежно взмолился Белов.
— Нет, не лучше.
— Но почему?
Викинг на минуту задумался. Затем встал, принес шахматную доску, расставил фигуры, а затем убрал у черных по одному коню, слону и ладье.
— Представь: играют два шахматиста. Один из них, благодаря неожиданной домашней заготовке, добился вот такого преимущества. И вдруг он встает и говорит: «Ладно, мне что-то расхотелось сегодня играть, поэтому предлагаю ничью. Встретимся еще раз через недельку или месяц, когда вы разберетесь с моей заготовкой и найдете против нее контригру. Тогда и выясним окончательно наши отношения». Идиотизм, не так ли? А ведь ты мне предлагаешь практически то же самое. Оставить бандитов в покое, когда у них ликвидировано несколько ключевых фигур, нанесен мощнейший удар по финансам, посеян страх.
Белов внимательно выслушал друга, затем решительным жестом смел с шахматной доски все фигуры.
— Помнишь легенду о том, как один индийский раджа вздумал наградить изобретателя шахмат?
— Смутно. Но при чем здесь это?
— А ты послушай. Когда человек, выдумавший игру в шахматы, обучил ей одного индийского раджу, тому она так понравилась, что он решил по-царски наградить ее создателя и предложил выбрать любые ценности из своей сокровищницы. Мудрец долго думал над тем, чего же ему потребовать в качестве награды, и наконец заявил: «Мне не надо ни золота, ни драгоценных камней, о господин. Лучше прикажи положить на первую клеточку шахматной доски одно зернышко риса, на вторую — два, на третью — четыре, на четвертую — восемь, и так, удваивая, вплоть до шестьдесят четвертой. Вот этот рис, что придется на все клетки шахматной доски, и станет моей наградой. Ты согласен выполнить мою просьбу?» Раджа досадливо поморщился: этот человек не дает возможности продемонстрировать ему свою щедрость. Ну что он просит? Несколько горстей риса. Самое большее — мешок.
Но когда было подсчитано требуемое количество риса, раджа пришел в ужас. Столько зерна не было не только у него, но и на всем земном шаре. И всей его сокровищницы не хватило бы на то, чтобы расплатиться с мудрецом.
— Занятная история, — заметил Викинг.
— И только? А ты не находишь, что очень похож на этого раджу? Считаешь в жменях, когда надо в тоннах. Ведь тебе противостоит целый мир, населенный самыми гнусными существами. Смотри, что получается. Ты убрал одного с первой клеточки, а перед тобой уже двое. Ты убрал и их, а на третьей стоят четверо. Ты разобрался и с ними, а в результате заполучил восемь новых врагов. Даже если и они будут уничтожены, ты не сможешь прошагать все поле. Ты обречен с самого начала, и вопрос только в том, когда наступит конец: на этой клеточке, следующей или через одну.
— Но мне проще, чем радже. Моих врагов в миллиарды раз меньше, чем зерен. — Улыбнулся Викинг. — А если серьезно, то ты упускаешь одну важную деталь. Вон та, первая клеточка — она чистая. Ее теперь может занять нормальный, хороший человек. И вторую, и третью. А, даст Бог, — и пятую, и десятую. И еще. Если ты думаешь, что, прекратив войну, я таким образом сохраню себе жизнь, то приходится только удивляться твоей, мягко говоря, наивности. Слишком многим подонкам я воздал по заслугам. Паханы мне этого никогда не простят. Они не прекратят поиски, пока не найдут. Меня или свою могилу.
Седой был почему-то уверен, что в захваченном у Сынка чемоданчике окажутся наркотики. Дело прибыльное, отработанное, а географическое положение Глотова идеально подходило для создания здесь перевалочной базы. Наркотиком сейчас никого не удивишь, ими занимаются все, кому не лень. Просто, по расчетам Седого, Перстень с москвичами ворочают колоссальными объемами. Тем лучше. Доказав ненадежность перстневой группы, Седой всерьез рассчитывал занять их место.
Оказалось — не все так просто. Известие о том, что в чемоданчике находятся радиоактивные вещества, буквально ошарашило пахана. Люди, занимавшиеся радиоактивными материалами, соблюдали конспирацию куда серьезнее, чем наркодельцы. Они наверняка тысячу раз все просчитали, прежде чем подключили к этому делу Перстня. И можно не сомневаться, что никто в Глотове заменить его не сможет. Как бы Седому этого ни хотелось.