Утром Сынок провел окончательную обработку китайца, а Слоник занялся подготовкой к увеселительному мероприятию. В начале пятого троица перешагнула порог спортзала. Там не было ни души. Предусмотрительный Слоник успел позаботиться и об этом.
— Скоро подруги явятся? — пробурчал Сынок, глядя, как Слоник выставляет на стол всевозможные деликатесы.
— Да зачем же им знать сюда дорогу? Я вот с этим управлюсь и подскочу за ними. Без проблем.
Через несколько минут Слоник выбежал из зала, захлопнув дверь на защелку. Сынок уселся за стол, с минуту провел в абсолютной неподвижности, налил себе рюмку, выпил. Затем от нечего делать вышел из комнаты в спортзал посмотреть на то, как китаец истязает немыслимыми растяжками свое тело. Щелкнул замок.
— А, девочки, наконец-то! — радостно улыбнувшись, Сынок двинулся навстречу гостям.
Но девочками там и не пахло. Внутрь шагнули двое парней с пистолетами в руках.
Один из стволов, удлиненный глушителем, выдохнул характерный звук и, дополняя сине-белую расцветку рубашки Сынка, на груди у него расплылось алое пятно.
— Нет! — успел вскрикнуть Сынок, — Нет… — но вторая пуля — в голову — так и не позволила узнать, с чем конкретно он не согласен.
Второй убийца тем временем пытался уложить китайца, но здесь возникли проблемы. Только первый выстрел застал Мо врасплох, да и то он успел среагировать. Вместо сердца пуля вошла ему в плечо. А затем, совершенно немыслимыми зигзагами уклоняясь от пуль, китаец стал приближаться к убийцам. Те уже палили в два ствола, но и это ничего им не дало. Будь у китайца возможность бежать, он бы наверняка остался жив. Но у зала не было другого выхода. И когда до убийц оставалось метра три, пронзившая грудь пуля остановила его порыв, а вторая бросила на землю. В третьей уже не было необходимости. Но выпустили и ее. Для верности.
Юрий Михайлович смотрел на Перстня и чувствовал, что перестарался. Впопыхах расправился с сыном, не подумав, что это способно убить и отца. И последнее, кажется, могло произойти в любую минуту. Уж больно бледен был Перстень, причем, нехорошо бледен: с какой-то мертвенной сероватостью, наводящей на самые траурные мысли. Ему бы лежать и лежать. Так нет, собирается сегодня же лететь домой. Очень может быть, что не долетит, преставится по дороге. И что тогда станет с арсеналом?
Долгорукий посторонился, уступая дорогу медсестре.
— Больной, хоть мы и сняли с себя всякую ответственность, но обязаны сделать все, чтобы сохранить вашу жизнь. Лягте на минуту, я вам сделаю укольчик, — затараторила она.
— Давай, Илья Самойлович, соглашайся. Они знают, что делают, — поддержал Долгорукий.
Перстень молча улегся на уже собранную постель, обнажил дряблый зад. Медсестра отточенным годами движением всадила иглу, мягко вжала поршень, мазнула пару раз ваткой.
— И лекарства, что вам дали, не забывайте принимать, как доктор написал, — напомнила она.
— Угу, — промычал Перстень и, натянув штаны, уже в который раз посмотрел на часы.
— Илья Самойлович, дорогой, мне кажется, вам было бы лучше остаться! — Долгорукий и сам не понял, с чего бы это он перешел на «вы».
— Завтра хоронят моего сына, — в голосе Перстня уже не осталось никаких эмоций: он напоминал запрограммированную речь робота.
— Я искренне сочувствую вашему горю, но ведь жизнь продолжается. У нас с вами впереди столько дел.
— Вы, Юрий Михайлович, извините, чушь порете. Какие могут быть дела, когда у меня убили сына.
Долгорукий уже успел забыть, когда в последний раз с ним разговаривали подобным тоном, и пролепетал нечто малоубедительное:
— Но поймите, из-за вас могут пострадать интересы многих людей.
— Раньше надо было думать об интересах людей. А то сначала сделали, а теперь за голову хватаетесь: ой, переборщили, как бы теперь на неприятность не нарваться!
Вот, наконец, и прозвучали роковые слова. Невозможно было еще прозрачнее намекнуть на то, кого именно Перстень считает организатором убийства сына. А еще стало ясно, что не все чувства угасли в душе у Ильи Самойловича. Одно из них, наоборот, разгорается все ярче и вскоре по своему накалу заменит остальные. И чувство это — жажда мести. Надо отдать должное Долгорукому — он моментально уловил изменение в состоянии Перстня и легко догадался, с чем это связано.
— Эх, дорогой Илья Самойлович. Вся беда в том, что не на кого положиться. До сих пор не пойму, кто меня окружает: то ли преданные дураки, то ли умные предатели. Вечно делают не так, как надо.
— Да, да, — эхом отозвался Перстень, мигом потерявший интерес к разговору.
— Ведь приказали этому кретину — разобраться с похитителями контейнера, — как ни в чем не бывало продолжал Долгорукий. — А он что? Не понял? Или сделал вид, что не понял? Почему поднял руку на тех, кого и пальцем не смел тронуть? Надо разобраться.
— С кем именно? — встрепенулся Перстень.
— Э, Илья Самойлович, зачем тебе его имя? — несколько на восточный манер протянул Долгорукий. — Это сильный человек. Тебе с ним не справиться, раздавит как муху.
— Но вы-то хоть с ним разберетесь?
— Кто знает, кто знает? Как это говорится: кто старое помянет тому глаз вон. Если мы решим снова с ним сотрудничать и он опять напортачит, тогда придется наказать. А за прошлое… Нет смысла. Кому это надо?
— Мне! — непроизвольно вырвалось у Перстня.
— Да? Но ты же отказываешься дальше с нами работать, — снова, тонко уловив момент, перешел на «ты» Долгорукий. — Какой тогда нам смысл заниматься таким сложным делом?
— Но ведь в этом есть и ваша вина! — в отчаянии воскликнул Перстень.
— Что-то я ее не чувствую, — цинично ответил Долгорукий. — Ошибка — возможно, но вины — никакой.
— Имя, его имя! — Перстень, казалось, был готов броситься на своего собеседника.
И Долгорукий испугался. Но совсем другого. «Чего доброго, его сейчас хватит удар», — подумал он и примирительно сказал:
— Я могу назвать его имя, но тебе от этого будет только хуже. Представь, ты знаешь убийцу своего сына, но не в состоянии отомстить ему…
— Хорошо, — сдался Перстень. — Чего вы от меня хотите?
— Для начала — сущую мелочь. Надо на время приютить консервы.
— Какие еще консервы? — изумился Перстень.
— Рыбные. Во всяком случае это все, что тебе следует о них знать.
В Таджикистане, на одном из полноводных притоков Аму-Дарьи умные и влиятельные люди, которые в это смутное время предпочли не стрелять, а делать деньги, присмотрели консервный заводик, который еще с советских времен превращал знаменитых аму-дарьинских сазанов в невыразительную, воняющую гнилыми помидорами массу, заточенную в жестянки. А вскоре из Афганистана да и самого Таджикистана потянулись к заводику курьеры с грузом опия-сырца. Здесь, в специально оборудованном цеху-лаборатории его перерабатывали в героин. Рядом установили оборудование, закупленное новыми хозяевами у своих коллег то ли в Америке, то ли на Сицилии. Хитрый агрегат до половины заполнял консервную банку героином, герметично закрывал, плюхал сверху урезаную порцию сазанов в томате и запаивал банку. Наркотик был готов к транспортировке.
Грузополучателем значилась не Россия, а более платежеспособные в данный исторический момент страны. Долгорукий тоже имел в этом деле небольшой, но лакомый кусок. Первая партия груза уже была в пути, когда произошло самое ужасное. Попух главный организатор переброски груза через границу бывшего Союза, а вместе с ним и несколько людишек поменьше. Приходилось искать новые пути, а на это время «консервы» следовало поместить в надежное место. Арсенал Перстня идеально подходил для этого.
— Ладно, я согласен, — устало вздохнул Перстень. — Имя?
— Седой.
— Странно, я думал Жерех, — равнодушно заметил Илья Самойлович и уже совсем другим тоном добавил. — В любом случае он должен как можно скорее последовать за моим сыном.
Одним из излюбленных боевых приемов викингов был следующий: выманить противника в чистое поле, заставить его атаковать, раскрыться — и нанести мощнейший ответный удар. К каким только уловкам они для этого ни прибегали.
Легендарный Рольф, гроза французских королей и основатель норманнского герцогства, воюя с фризами, придумал следующую военную хитрость. Он приказал задним рядам своего войска стать на колени, накрыться щитами и в таком положении ждать нападения неприятеля. Подошедшие фризы, решив, что имеют дело с небольшим отрядом, опрометчиво помчались в атаку. Вдруг со страшным криком викинги поднялись с колен и стремительно бросились на врага. Опростоволосившиеся фризы не знали, что им делать. Одни уже без прежнего энтузиазма двигались навстречу викингам, другие, пока не поздно, стали искать спасения в бегстве. Многим из них это удалось. Сразившимся же с викингами пришлось куда хуже. Они были жестоко разбиты. Среди пленных, помимо прочих, оказался и граф Рагинер — второй человек в войске фризов.
Знаменитым братьям Готтвилям, создавшим норманнское королевство на юге Италии и в Сицилии, не понадобилось прибегать к ухищрениям, чтобы заставить арабов атаковать себя. Ведь войско противника численно превосходило армию норманнов минимум в пять, а по словам историка Готтвилей, — в десять раз. Мусульмане были настолько уверены в победе, что некоторые двинулись вперед, не дожидаясь общего сигнала к атаке. Тем неожиданнее для них оказалось поражение, хотя вряд ли стоит верить словам историка, что в битве пало десять тысяч арабов и ни одного викинга. Однако фактом остается то, что каждый норманн, потерявший в бою лошадь, мог получить вместо нее десять новых.
Но самую изощренную хитрость продемонстрировал берсерк Торер, сумевший выманить противника с укрепленной позиции на вершине большого холма. В присутствии одного из пленных, понимавшего язык викингов, приближенные берсерка сообщили, что противник слишком испуган и слаб, и поэтому можно устроить большой праздник в честь бога Тора. Вечером «пьяный» викинг, принесший пленнику еду, «забыл» запереть дверь, и тот немедленно бежал к своим, где рассказал о предстоящей возможности разгромить врага. С первыми лучами солнца отряд спустился с холма и приблизился к лагерю, где, по их мнению, мертвецким сном спали перепившиеся норманны. И тут с леденящим кровь ревом викинги выскочили из-за изгороди и бросились вперед. Все было кончено через несколько десятков минут.