– Готов! А ты горазд драться, Роскви. Надо как-нибудь тебя подучить…
– Меня?! – вылупился Бородин, намечая улыбку.
Беловолосый исчез. Он двигался настолько быстро, что шаги его были смазаны. В долю секунды оказавшись рядом, Йодур несильно ткнул Валерку пальцем, твердым, как зубило, в живот.
Бородин задохнулся, а Беловолосый ответил:
– Тебя. Ладно, двинули…
Пробравшись к пристани, они застали пожар в самом разгаре. Брандер уже прогорал и тонул, зато подожженные скейд и кнорр разгорались, охваченные пламенем от носа до кормы.
– Ушли, гады!
«Рататоск» подгребал к пристани, подальше от горящих кораблей, и воины, собравшиеся на его палубе, могли лишний раз убедиться, что Эйнар верен себе, – «Морской сокол» и «Тангриснир» не приняли боя. Они снялись и поспешно уходили вниз по течению, бросив товарищей с подожженных кораблей.
Около половины «погорельцев» успели вскочить на палубу отходивших скейда и кнорра, а остальные замешкались – и попали под раздачу.
Экипаж «Рататоска» был зол, поэтому пренебрег всякими табу и высадился на пристань. Да и как биться на воде, если корабли горма горят?
Воины Эйнара оказались посмелее предводителя, они стойко приняли удар судьбы, то бишь удары мечей да секир. Сопротивлялись бойцы отчаянно, прекрасно понимая, что пленных не будет. Да и какой истинный воин станет молить о пощаде?
Хродгейр сцепился с Лейфом Тихоней, одним из ближников Эйнара, – ярл и его бросил. Лейф сражался с ожесточением смертника, деваться ему было некуда, разве что захватывать какую-нибудь ромейскую кубару или хеландию и на ней ворочаться до дому. Или догонять ярла, чтобы поговорить с ним по-мужски, вызвать на хольмганг и рассчитаться за все и за всех.
Хродгейр, чтобы прекратить обмен ударами, подставился Лейфу, и тот повелся на уловку – совершил выпад. И тут же лишился мускулистой десницы, даже тяжелая серебряная спираль, что обвивала руку на манер поруча, не спасла.
Сверкнуло лезвие, окрашенное кровью, и раскроило лицо Тихони, да так, что замаралось мозговой жидкостью.
Свенельд тоже отличился – вступил в поединок сразу с тремя бойцами. Те, похоже, плохо соображали, поскольку навалились на варяга всем скопом, мешая друг другу. Наверное, поэтому Свенельд заколол того, что мялся в серединке. Оставшейся парочке стало посвободней, щит Счастливого, держась на одном ободе, не выдержал и развалился, но тут же и тому викингу, что махал клинком слева, резко поплохело – в спину вошло копье.
Правого Свенельд уделал сам.
Бой с самого начала распался на дуэли, победу в которых одерживал, как правило, экипаж «Рататоска». Лишь однажды случилось исключение – Люта зарубили двое данов.
Тех едва на куски не порезали, но Люта уже было не вернуть.
Мгновенно вспыхнувший бой не менее стремительно угасал.
…Скейд и кнорр скрывались за южной оконечностью острова.
– Догоним – поубиваю всех! – кипятился Хвитсерк.
– Поздно догонять, – сказал Хродгейр. – Стемнеет скоро, а ночь нынче безлунная. Двинем завтра с утра.
Константин подумал, что обвинять Эйнара в трусости было бы неверно: в этом времени никто не мог стать ярлом «по блату». В ярлы выходили лучшие воины, а иначе эти скандинавские «графья» остались бы без дружин – какой боец пойдет на службу к недотепе, у которого есть связи, но руки, пардон, из задницы растут?
Пешеход, по всей видимости, следовал своей стратегии: главное – добраться до Миклагарда самому и передать императору хотя бы основную часть даров от Косматого.
Ради этого он жертвовал своими людьми и уходил, пока те бились насмерть. Некрасиво? Зато эффективно.
– Заливай, заливай!
– Ведра где?
– Лови!
Экипаж попытался затушить пожар, черпая воду, причем все внимание было оказано кнорру. Скейд – боевой корабль, а вот дорогой груз наверняка на торговом.
Огонь кое-как сбили и груз спасли – обгорелые сундучки сохранили в целости золотые и серебряные монеты, слитки и прутки, кубки и церковную утварь. Моржовые клыки лежали ниже и ничуть не пострадали – нагрелись только.
Команда «Рататоска» дружно взревела – не зря они почти весь Непр шли по пятам за Эйнаром, не зря терпели боль! Золото уврачует лучше любого лекарства.
– Это всего лишь часть, – быстро сказал Эваранди, боясь, что северяне удовольствуются перепавшей им добычей и откажутся от преследования Эйнара, – на «Тангриснире» куда больше сокровищ.
– Никуда они от нас не денутся, – уверенно сказал Хродгейр. – Некуда им деваться! Мы тут кое-кого поспрошали, – херсир небрежно повел рукой в сторону убиенных, – «Морской ястреб» основательно приложило на порогах. Швы потекли, скейд нужно чинить, иначе им плохо придется. В шторм так и вовсе – воды будет затекать больше, чем они успеют вычерпывать. Свенельд! Ты спускался по Непру, скажи – где Эйнар сможет задержаться?
– На берегу – нигде, – ответил Счастливый. – Только на острове, а таких два. Ближний – это остров Борисфен, который славины переиначили в Березань, а ромеи посвятили Святому Элевферию. Борисфен лежит в устье Непра, но вряд ли Эйнар решится там останавливаться, хотя проверить нужно обязательно. Скорей всего, он направится к острову Левке – тот лежит на море.
– Туда и нам путь держать! – кивнул Хродгейр и построжел. – А теперь позаботимся о павших.
Глава 35. Константин Плющ
Непр, борт корабля «Рататоск». 6 июля 871 года
Закат был великолепен – багровые, желтые, оранжевые полотнища на полнеба. И на этом фоне впечатляюще выделялся храм бога солнца – шестиугольное строение с остроконечной крышей, уложенной плитками шифера.
За раздернутыми занавесями виднелось само святилище – несколько костров, разожженных по кругу, бросали отсветы на статую Хорса, истукана, прижимавшего к пузу солнечный диск из золота.
К капищу вели грубоватые каменные ступени, на них недвижимо стояли жрецы – трое стариканов в белых одеждах, с непременными посохами в руках.
Хродгейр храбро вышел к ним и поклонился, испрашивая позволения совершить траурный обряд, дополнив слова подношением.
Старцы милостиво кивнули и даже выделили пузырек с ароматным маслом, пообещав, что их слуги принесут к месту сожжения факелы, запаленные от негаснущего огня храмовых костров.
Место для кремации находилось чуток севернее, на скалистой оконечности Хортицы. Там имелась гладкая круглая площадка, уже не раз опаленная погребальным огнем.
– Дров нынче много, – усмехнулся Йодур. – Займемся!
Корпус полусожженного кнорра порубили быстро, вдесятером. Добавили плавника и хвороста из лесу, и получилась уже не куча даже, а настоящая гора дров.
На самый верх уложили Свейна, Торбранда и Вагна. Их тела, уже тронутые тлением, обрядили в белые одежды, обмазав лица благовонным маслом.
Жрецы не подвели – в потемках показались трое служек, несущих факелы. Их приняли Хродгейр, Свенельд и Хадд.
Священному огню пришлось по вкусу нагромождение дров, он перекинулся, затрещал хворостом, разгораясь, жадно охватывая шершавые стволы плавника, источенные камнями и песком.
Костер запылал ярко и могуче, поднимаясь в небо слепящими клубами, закручиваясь пламенными вихрями. Треск уже не был слышен, теряясь в громовом гуле огня.
Тела героев сгорали, возносясь с дымом к небесным чертогам Вальхаллы.
Подъем скомандовали очень рано, до рассвета. Костя, сонный и вялый, сходил к ручью, что падал с камня в реку, совсем рядом с пристанью, и умылся. Холодная вода хорошо освежила, проясняя сознание, выгоняя остатки сна, возвращая в явь.
– Все на борт! – скомандовал Хродгейр. – Пожуем в дороге…
Экипаж был довольно бодр – ценный груз, что занял место в маленькой загородке под носовой полупалубой, грел их души.
А если они до конца уделают Эйнара, то разбогатеют весьма основательно – и на крепкий дом хватит, и на хозяйство. И на мунд за невесту останется. Стимул – великое дело.
Валерка тоже радовался – его домовитая натура горячо поддерживала и одобряла «раскулачивание» Пешехода.
Костя спокойнее относился к «бонусам». Хотя, чего греха таить, тяжесть «побрякушек» была ему приятна. Но в данный момент, в это самое утро, спокойствие шло не от предвкушения добычи.
Хродгейр продолжал погоню, и это было главным. А Кривой не из тех, кто даст улизнуть врагу или зверю на охоте. Этот, уж коли вцепится, то не выпустит, пока не доконает.
Скрылась за кормой Хортица, по сторонам распахнулся Великий Луг – днепровская пойма, настоящее царство пернатых. Безбрежные плавни уходили, казалось, в бесконечность. Прорезанные массой проток, они перемежались с болотами, озерами, бобровыми запрудами, плавневыми дубняками, клочками степи, и отовсюду доносилось кряканье, писк, щебет. Иногда разжиревшая щука, хватающая птенца, пугала птиц, и громадные стаи пеликанов, бакланов и прочих птахов поднимались в небо, настоящими тучами застя солнце.
– А они не скрылись в плавнях? – нахмурился Йодур, оглядывая шуршавший простор.
– Вряд ли, – флегматично ответил Хродгейр. – Да и что это даст Эйнару? Мы же сможем его запереть на Непре! И будем дожидаться, пока он сам на нас выйдет. Нет, не станет Пешеход задерживаться. Он не успокоится, пока не попадет в Миклагард.
– А нам по дороге! – хохотнул Беловолосый.
Вечером к берегу не приставали, хотя бы потому, что было неясно, где же он, этот берег: на Великом Лугу понятие «суша» было расплывчатым – в обоих смыслах.
Кнорр загнали в камыши и бросили якорь. Натянули тент над палубой и улеглись, кто где мог. Птицы спать не мешали, в темноте их неутихавший гомон смолк, как будто все бесчисленные стаи снялись с места и улетели прочь.
А ранним-ранним утром, когда рассвет только намечался, «Рататоск» снова вышел в путь.
Несколько дней подряд житие не святого Константина наполняли скука и скученность. Непр давно уже катил свои обильные воды на юго-запад, завершая великую дугу по степи.