ой зимы. Случалось, правда, и так, что норманны, державшие путь на запад или возвращавшиеся оттуда, по пути разоряли и Оркнейские острова, но это были, если можно так выразиться, внутрисемейные разборки.
Тому, у кого возникнут сомнения в искусстве мореплавания викингов, ясным и решительным доказательством послужат встречные приливы и отливы устьев пролива Пентланд-Фёрт со своими водоворотами, вихрями и водопадами, со своими «Могучими Людьми» и «Свелки». Грабители постоянно проходили Пентланд, но в сагах имеется очень скудное упоминание о его опасностях, и в этом видна школа, пройденная ими среди быстрин своих родных вод. Более того, прежде чем достичь Пентланда, им необходимо было преодолеть гораздо более грозное место. Как раз на их пути между Шетландскими и Оркнейскими островами находился «грозный бурлящий поток» Самбург-Руст. Можно подумать, что, проходя близ острова Фэр-Айл, они держались ввиду берега, не приближаясь к нему; однако на самом деле суда, напротив, обычно бросали якорь под защитой самого Фэр-Айла. Так, одному оркнейскому ярлу, захваченному бурей врасплох при проходе через Самбург-Руст, удалось выпутаться из этой беды, не потеряв ни одного из своих шести кораблей.
Однако, пройдя Пентланд-Фёрт, стремящиеся на запад норвежцы еще только приступали к решению трудных задач своего плавания. Не довольствуясь более плаванием близ более-менее безопасных берегов, некоторые из них пускались в беспокойный путь вдоль открытого Атлантике побережья Ирландии.
В Ирландии, равно как и на Гебридских островах и на острове Мэн, поселенцы вступали в браки с местным кельтским населением, давая начало смешанным родам, которых отличал уже свой собственный характер. Только Оркнейские острова остались колонией, сохранившей чисто норвежское население и еще очень долго не оставлявшей своих прежних занятий. Было время, когда оркнейские ярлы распространили сферу своего влияния от Шетландских островов через огромные пространства Шотландии до самой Ирландии. В течение весьма длительного периода острова оставались главным местом сосредоточения норвежских сил за пределами самой Норвегии.
Это не единственная, но одна из важных причин, почему мы знаем так много об истории Оркнейских островов и почему мы должны уделить им особое внимание в нашем рассказе о викингах на Британских островах. Благодаря тесной связи Оркнейских островов с Норвегией в исландских сагах, служащих основным источником нашего знания о викингах, сохранились записи практически обо всей истории этого владения.
Рассказы многих романтических саг, разумеется, были приукрашены на манер колоритных выдумок средневековых трубадуров. Однако подлинные исторические саги, застывшие, словно среди льдов, в отдаленной норвежской общине в Исландии, полностью сохранили свою безыскусную форму. Плеск воды под веслами и звон меча, ударяющего о щит, звучат в их строках вполне реалистично. В исторических сагах практически нет места вымыслу; по крайней мере, вымыслу намеренному. Рассказчик саги представлял события такими, как он их понимал, и мог черпать материал непосредственно из современного ему контекста. Описание важных событий было занятием скальдов, игравших с большим или меньшим успехом роль своеобразных военных корреспондентов. Оркнейскому ярлу Торфинну Могучему посчастливилось всегда иметь на своей стороне преданных скальдов, которые в стихах вели хронику его дел и слов, сражался ли он на суше или на море, совершал ли набеги на Шотландию или праздновал победу дома. Однако примеров подобного применения мастерства скальдов множество. Олав Святой незадолго до роковой битвы при Стиклестаде приказал трем скальдам, находящимся в его армии, укрыться за щитовым заслоном, то есть в кольце бесстрашных тяжело вооруженных воинов, дабы грядущее поколение располагало впечатлениями о битве из первых рук. Подобно газетному репортажу с рассказами свидетелей уличных происшествий, сага полностью приводит все три версии.
Разумеется, было бы наивным ожидать, что рассказ, передававшийся исключительно из уст в уста, не претерпел бы на протяжении нескольких поколений никаких изменений или искажений. И все же саги, помимо их литературной ценности, оказались при их пристальном изучении на удивление достоверными. Как бы то ни было, но именно они послужили основным источником сведений для данной книги, и мы лишь изредка дополняем их свидетельства материалом других источников.
Глава IIМеч и щит
Когда дроты пели и летали стрелы…
Среди персонажей саг нет такого, который был бы столь же пленителен, как берсерк. Необыкновенно сильный, нечувствительный к боли и ранам: трудно было найти лучшего товарища в бою. Несмотря на его рык и пену у рта, репутация его внушала даже еще больший ужас, чем он сам. Саги, рассказываемые у домашнего очага, повествовали о том, как эти герои, случись им прийти в ярость, могли глотать горячие уголья, вырывать с корнем деревья, рассекать человека пополам одним ударом. Конечно, их образ был окружен тайной.
Иметь в своей команде берсерка считалось честью, хотя и не доставляло удовольствия. Внутри коллектива и в периоды мира он был человеком совершенно невозможным. Памятуя о его сверхъестественных способностях, всякий радушно принимал его как гостя, однако берсерк был способен в любой момент стать причиной беспокойства домочадцев. Стоит слегка задеть его, как он, охваченный одним из своих сумасшедших припадков, без разбора обрушится на друга или на незнакомца и примется крушить имущество. Вероятно, он и в прямом смысле был сумасшедшим, то есть имел маниакальные наклонности. Возможно, он был неуравновешен вследствие чрезмерной погруженности в себя; возможно – из-за полного отсутствия какой-либо сдержанности. Да и зачем было ему контролировать себя, ведь его неистовство наполняло окружающих благоговейным страхом и почтением? Ведь ни один воин, несомненно, не мог быть столь полезным, учитывая манеру ведения боя, характерную для норманнов. Викингов можно было бы счесть прототипами морских пехотинцев – если бы их жизнь на море не предъявляла к ним особых требований. Одно и то же оружие они использовали одинаково как на море, так и на суше. Облаченные в шлем и кольчугу, они были движимы единственной идеей: добраться до ближайших жилищ и поразить их обитателей мечом или секирой. Сражались ли они на борту корабля или на равнине внутри страны, их девиз был таков: плечом к плечу, и пусть победит сильнейший. Сам по себе корабль также расценивался скорее как поле битвы, нежели как орудие ведения боя, так что необходимости в тактике или маневрах на море не было. Столкновения между соперничающими флотилиями напоминали парад и носили формальный характер. Типичная битва начиналась, подобно дуэли, с того же набора приличествующих в таком случае действий и проводилась так же педантично, как и столь любезный норманнам стереотипный наземный поединок (буквально «поединок на острове»). Поначалу обе флотилии со спущенными парусами и сложенными мачтами подходили друг к другу, останавливались на расстоянии полета стрелы друг от друга и убирали весла. Затем на обеих сторонах суда сводились вместе и составлялись – нос к носу, корма к корме – в компактное скопление, почти что единое целое. Похожим образом несколько отдельных бревен, связанных друг с другом по своей длине, образуют прямоугольный плот. Представьте два таких плота, стоящих краем к краю друг напротив друга, – это и будут две флотилии, стоящие нос к носу и ждущие сигнала. Когда все были готовы, военный рожок давал сигнал. «Те, кто стоял на штевнях, были на расстоянии удара. Кто был на носу, наносили удары копьями, а те, кто был ближе к корме, бросали копья с наконечниками и дроты. Некоторые пускали стрелы и камни, а те, кто стоял позади мачты, стреляли из луков».
Почетное место в передней части корабля принадлежало отборным воителям – по преимуществу берсеркам. Стоявшие на возвышении на носу корабля – на его единственной палубе – и открытые опасности, они рубили врагов и отражали удары прямо под знаменем своего предводителя. Однако и во всей остальной флотилии не оставалось места трусу. В ходе сражения корабли захватывались один за другим и очищались от людей; просить передышки, когда кровь викингов кипела, означало попусту тратить слова. Очистив корабль, захватчики перерубали канаты и предоставляли ему возможность плыть по воле течения куда угодно вместе с мертвыми и умирающими. Тем временем победители проникали на следующий в ряду корабль флотилии. Обычно захват начинался с боков, где располагались более слабые корабли; постепенно самое большое судно в центре оказывалось в окружении флотилии победителей. Считалось, что побежденной стороне повезло, если ей удавалось спасти треть своих кораблей.
Можно ли представить что-либо еще более непохожее на морские сражения средиземноморских военных галер? Никогда не предпринимались попытки идти на таран. Ближайшим аналогом тарана на носу был особым образом обшитый форштевень корабля одного из норвежских ярлов, давший судну уникальное имя Железнобородый. Однако даже столь причудливый корабль, каким был Железнобородый, в сражении был привязан к своему месту среди других кораблей и старался скорее проделать пробоину в непосредственно противостоящем ему судне противника, чем идти на таран.
В действиях отдельно взятого корабля, так же как и в битвах флотилий, огромную роль играло наличие дреков и абордажных крюков. Это можно проиллюстрировать одним эпизодом, повествующим об исландце по имени Гуннар, который пытался прорваться сквозь центр вражеской флотилии: «Гуннар поплыл вперед между кораблей. Тогда Вандиль схватил крюк, бросил его на корабль Гуннара и тотчас же притянул корабль к себе… Гуннар… не медля, вскочил на нос корабля Вандиля и тотчас же зарубил одного из противников насмерть».[1]
Можно опять же вспомнить сражение среди Оркнейских островов, произошедшее между ярлом Торфинном, имевшим пять кораблей, и шотландским царьком из Северного Бервика, располагавшим флотилией, превосходящей противника более чем в два раза. Вначале обе стороны связали свои корабли обычным способом. Торфинн расположил свой корабль носом в направлении судна шотландского короля; и первенство вскоре оказалось в руках оркнейцев. «Тогда шотландцы собрались все под мачтой королевского корабля, а ярл Торфинн соскочил с кормы на палубу и стал биться с большой отвагой. И когда король увидел, что число его людей на палубе редеет, он приказал им рубить канаты и плыть прочь. Тогда Торфинн и его люди бросили на палубу корабля конунга крюки, и Торфинн приказал поднять его знамя, понес его сам, а за ним устремилось множество людей». Проникая на шотландский корабль через нос, толпа захватчиков очистила его полностью от штевня до штевня.