Иерархия статусов и эволюция степеней свободы
У истоков: «Песнь о Риге»
Содержание
Самые ранние письменные свидетельства о социальном разделении в племенной группе свионов (свеев) содержатся в хрестоматийном их описании у Корнелия Тацита. Среди других кратких сведений (о кораблях, оружии, воинах и др.) автор называет следующие социально-правовые разряды в их среде: «царь» (rex, здесь — вождь, сканд. «конунг») и знатный человек; свободнорожденный, он же полноправный простолюдин; в самом низу — лично зависимый и бедный человек, раб[1063]. Это описание представляет социальную стратификацию, типичную для родо-племенного общества.
К началу эпохи викингов такая социальная стратификация в среде скандинавов в главных чертах сохраняется. Доказательство тому — известное северогерманское собрание эпических и мифологических песен «Старшая Эдда», окончательно сформировавшихся на рубеже X–XI вв., но в большинстве случаев сложенных еще до середины VIII в., т. е. до начала походов викингов, и зачастую уходящих корнями в эпоху Великого переселения народов. В частности, речь идет о «Песни о Риге» (Rigsðula). Содержание и задачи этого небольшого произведения — мифологическое объяснение, в конечном счете осмысление истоков трехчленной структуры северных обществ. Но ценность его состоит также в том, что попутно в нем даются вполне реалистические описания быта и занятий людей каждого слоя, подчеркивающие различия между ними.
Сюжет мифа заключается в том, что некое верховное существо, один из богов по имени Хеймдаль, скорее всего верховный бог Один, «старый… многомудрый, храбрый и сильный» (ст. 1), принял облик человека, называемого Риг (Righ), т. е. Король[1064]. Он последовательно посещает жилища трех разных супружеских пар. У каждой он встречает самое радушное, широкое гостеприимство — обычай, который у древних германцев отмечали многие авторы, начиная с Тацита. Для гостя на стол выставляется все, чем были богаты хозяева, а на ночь они укладывают его в лучшую — супружескую — постель. Взаимодействие верховного бога и людей было коротким, но имело решающие результаты. Риг проводил в каждом жилище трое суток, учил хозяев уму-разуму, а на ночь укладывался между хозяином и хозяйкой. И в каждом жилище через девять месяцев появлялись дети соответствующего общественного положения.
Сначала Риг посетил бедную хижину, где жили «Прадед с Прабабкой», носившие «старинные одежды» (ст. 2); прабабка в оригинале — edda[1065]. В этой хижине Рига угостили грубым хлебом, с мякиной и толстой коркой, и похлебкой. В положенный срок у Прабабки родился безобразный лицом сын — темноволосый, сутулый, «с желтой кожей», со сморщенными руками и жилистыми, узловатыми суставами, «с грубыми пальцами, с толстыми пятками»; зато он «здоров был и крепок». Его «окропили водой», т. е. произвели церемонию наречения именем, принятую у дохристианских германцев (см. выше), назвали Трэлем (træl, ðræl, раб). Подросши, Трэль драл лыко, делал веники (на корм скоту. — А.С.), а также «целыми днями хворост носил», т. е. заготавливал топливо. Он принял в дом случайную побродяжку, босую и кривоногую Тир (tir, tyr, рабыня, невольница), загорелую, с приплюснутым носом и шрамами на грязных ногах. Они «болтали, шептались», а потом разостлали общую постель.
У них родились дети: 12 сыновей и 9 дочерей. «Песнь» называет их имена. Сыновей назвали Хлевник, Черномазый, Слуга, Скотник, Грубиян, Обрубок, Лентяй, Вонючий, Сутулый и т. д. А дочерей — Амбэтт («Служанка-невольница»), Оборванка, Пузатая, Толстоногая, Болтушка и т. д.[1066] С детства Трэль «трудился по дому», теперь же вместе с детьми выделывает шкуры, удобряет поля, добывает торф, пасет коз и ухаживает за свиньями (ст. 7–12). «Отсюда пошло все сословье рабов», — заключает этот сюжет «Песнь».
Обращает на себя внимание то, что Прадед и Прабабка были одеты в «старинные [или „старушечьи“ — по другому переводу] одежды». Объяснение этой интересной подробности может заключаться в том, что они носили одежду, унаследованную от предков, не имея возможности приобрести новую, чтобы в ней встретить гостя. Или же — это намек на давнее происхождение сословия рабов у скандинавов?[1067]
Пройдя дальше по дороге, Риг подходит к жилищу «с открытыми дверями». В доме, куда он вошел, царил порядок и все дышало достатком. «Огонь в очаге», в углу — ларь. Владельцы жилища, «Бабка и Дед», заняты работой по дому (ст. 14–20). Дед, кудрявый, с подстриженной бородой, «трудился над деталями ткацкого стана». Бабка пряла. Она «была в безрукавке, на шее платок»; носила «головной убор и наплечные пряжки» (знаменитые скандинавские фибулы, которыми скреплялись детали одежды. — А.С.). Здесь Рига угостили много лучше: хлеб был мягкий, из просеянной через сито муки, а на столе много кушаний, в том числе «лучшее блюдо… телятина». Снова гостя уложили спать между супругами. И в положенное время у Бабки родился сын, и «облит [водой] он был». Назвали мальчика Карлом («мужик», свободный и самостоятельный хозяин-простолюдин. — А.С.)[1068] и спеленали. Ребенок появился на свет русоволосым, румяным, с живыми глазами, а когда подрос — «здоров был и крепок». Он мастерил плуги, «запрягал быков» (надо полагать, в том числе запрягал их в плуги для пахоты. — А.С.), «делал повозки и землю пахал».
Когда Карлу пришло время жениться, все было сделано по правилам, в соответствии с положением жениха и невесты. Невесту для Карла, по имени Снер («Сноха»), «во двор привезли». Она была «в платье из козьей шерсти, с ключами у пояса» (символ хозяйки дома. — А.С.). Супруги завели собственный двор. У них появилось 12 сыновей и 10 дочерей, также независимых, вольных людей. Сыновей звали Буи, Боди, Бонди («живущие [на земле]», т. е. свободные земледельцы, крестьяне), Смид («кузнец»; в то время это слово служило для общего обозначения ремесленников. — А.С.), также Бородатый, Широкий и т. д. Дочерей звали Карла («Мужичка», хозяйка), Снор и Снот (и то и другое — «Госпожа»), Виф («Женщина»), Сванни («Гордая»), Спрунд («Горделивая»), Спракки («Надменная»), а также Жена, Невеста, Хозяйка. И автор «Песни» заключает эту часть так: «Отсюда пошли земледельцы свободные» — бонды и, добавим, ремесленники, первоначально от них не отделявшиеся (ст. 21–25).
Последнее жилище, которое посетил Риг, было богато убрано и названо «хоромами», «просторным чертогом», у которого даже «кольцо было в [обращенной на юг] двери» (чтобы стучать? но дверь и здесь была не заперта). Пол в хоромах был застлан соломой (этот обычай в сельской Скандинавии сохранялся долго. — А.С.). Там жили «Отец и Мать», которые сидели рядом, держась за руки и смотря в глаза друг другу. Они могли так проводить время, поскольку надрывать себя работой у них не было необходимости. Тем не менее определенные дела у них все же были. Отец занимался своим оружием: «Тетиву себе прочную вил, / Стрелы точил, лук резьбой украшал». «Мать» красовалась перед гостем собой, своей белоснежной кожей и блестящими бровями, длинной узорной одеждой, поясом, головной повязкой и подвеской на шее. Она носила высокий головной убор, «одежду до пят», голубую рубашку. То и дело оправляя свой наряд и кокетливо поддергивая рукава, хозяйка, однако, помнила о своих обязанностях. Она вынула скатерть из тонкой льняной ткани с разводами и накрыла ею стол. Принесла пшеничные блины, уставила стол посеребренными блюдами с потрохами и салом, жареной птицей, «ценными кубками» и принесла кувшин с вином. Пили, беседовали до позднего вечера, потом улеглись в постель; гость снова устроился между хозяевами (ст. 26–33).
В положенный срок и в этих чертогах родился ребенок. Его завернули в шелк. «Облит водой был он, назван Ярлом» («Вождь», в будущем герцог. — А.С.). Ребенок был белокож и светловолос, «молнией очи сверкали змеиные». Подрастая, Ярл учился воинским премудростям: обращению с луком, дротиками и стрелами, с конем и щитом; он учился — метать копья, «с мечом управляться» и плавать в неспокойном море. А также изготовлять оружие: «сплетать тетивы, / луки он гнул, стрелы точил». Риг «обучал его рунам», подарил ему «земли наследные, старые селения» и в завершение объявил Ярла сыном и назвал своим именем, т. е. как бы признал его право стать королем. Подросший Ярл вел непрерывные распри, «вздымая свой меч»: «поля обагрял [кровью], врагов убивал, завоевывал земли» (ст. 34 и сл.). В результате в его владении оказалось восемнадцать дворов-усадеб (гардов), что, как мы помним, считалось в тогдашней Скандинавии очень большим богатством.
У Ярла была дружина — «окольные», которых он щедро одаривал дорогими одеждами, «поджарыми конями» и кольцами, «запястья рубил» (т. е. разламывал в дар дружинникам драгоценные браслеты).
Когда Ярлу пришло время жениться, он послал сватов «дорогой водною» к Херсиру[1069], дочь которого была «белая, с тонкими пальцами, / Стройная, умная», белолицая. То, что характер путешествия подчеркивался, должно было, видимо, означать, что невесту для Ярла выбрали в каких-то не самых близких землях. Она приехала в брачном наряде. После того как отпраздновали свадьбу, супруги стали богато и счастливо жить в светлых хоромах и «множили род свой». У них было 12 сыновей, которые, подрастая, «щиты мастерили, / стрелы строгали, / укрощали коней, / потрясали щитами». Младшего назвали Кон, т. е. именем носителя власти: «молодой» конунг (konr + ung, где ung или ing означает принадлежность к роду королей). Все сыновья Ярла хорошо владели воинским искусством. Но Кон был одарен особенно, волшебно: он
Руны знал вещие, с вечною силой;
Мог защитить он в сраженье мужей,
Меч затупить мог и море утишить.
Мог он родильницам в родах помочь,
Птичий он говор разгадывать мог,
Пламя, и воду, и боль заговаривать,
Дух усыплял, тоску разгонял он.
Силу имел он восьми человек.
В мудрости рун с ним Ярл Риг состязался,
И побежден был отец и наставник:
Кон получил от учителя право
Ригом назваться и руны хранить.
Изучая саги, мы нередко встречаемся с упоминаниями о подобных волшебных умениях верховного правителя.
В «Песни» есть ряд пропусков. Окончание ее не сохранилось. Там, судя по оставшимся отрывкам, Кон направлялся в другие местности, где были земли лучше, чем у него, где жили умелые мореходы и воины, где наш герой, видимо, мог рассчитывать стать королем или, во всяком случае, расширить свои владения (ст. 41–48). Это наводит на мысль, что «Песнь» дает мифологическую версию происхождения какого-то определенного скандинавского королевского рода — возможно, Инглингов. В ней также отсутствует авторское заключение: «Отсюда пошло…» Но в нем нет нужды, поскольку ясно, что последним своим посещением бог Один если не создал, то, по крайней мере, значительно укрепил общественную элиту, из состава которой выходили и ярлы, и конунги.
Итак, перед нами мифологическое, дохристианское объяснение того, как по промыслу верховного божества, вмешавшегося в жизнь людей, возникло и из каких страт состояло «трехслойное» общество древних германцев, в том числе скандинавов. Прелестная «Песнь о Риге» весьма содержательна и многозначна. Она дает живое, зримое представление о социальном составе и занятиях разных слоев скандинавов в этом доклассовом, но уже переходном, резко стратифицированном по материальному достатку, занятиям, престижу и, безусловно, правовому статусу обществе: рабы; свободные и полноправные, исполненные самоуважения хозяева-простолюдины; знать во главе с правителями-ярлами и конунгом. Очевидно, что такое общество существовало на далеком от Античности Европейском Севере задолго до «Песни о Риге».
Рабство имело домашний характер, рабы использовались как прислуга в доме, а вне его — на самых грязных, физически тяжелых или неприятных, но очень важных работах. Судя по последнему обстоятельству, рабов, видимо, было много: надо полагать, каждый общинник стремился иметь рабов хотя бы для ухода за скотом. Раб стоял вне гражданского общества, не случайно ему было не обязательно «оформлять» свой брак. В «Песни» раб имеет свою хижину, но это обстоятельство, возможно, вызвано композицией произведения, а не реальным положением вещей.
Собственно говоря, гражданских, полноправных сословий всего два. Наименее ярко охарактеризованы свободные землевладельцы, землепашцы и мастера, обладающие самыми разными умениями. Наиболее ярко — высшее сословие во главе с конунгом, именно он главный герой произведения.
Элита, включая вождя-конунга, — это прежде всего воины. Воинские функции — их главная обязанность и основное занятие. Они воюют непрерывно, захватывают имения, земли, изготавливают и чинят свое оружие.
Власть конунгов фактически наследственная. Конунг имеет дружину, «окольных», к которым неизменно щедр.
Более того, «Песнь» наделяет конунга сверхъестественными умениями, знаниями, могуществом. Во время создания фольклорной основы «Старшей Эдды», в том числе «Песни о Риге», в северных странах еще не сложились средневековые государства, царили племенные общности и их политические образования, каждое из которых занимало определенную территорию, носящую имя населяющей ее общности (обычно племени), и управлялось своим вождем — ярлом либо «малым» конунгом. Так вот, «Песнь» содержит наглядное свидетельство обожествления, сакрализации уже этих малых конунгов, местных вождей, т. е. верховной власти в обществе, еще раздробленном на племена или союзы племен, догосударственном или переходном к раннему государству. В «Песни» описываются некоторые колдовские навыки и вообще умения (или, как они назывались позднее, «искусства») конунга, например победоносность, в том числе воинская «удача», способность понимать язык птиц, «затуплять мечи», лечить, знание рунического письма. Эти и другие способности позволяли вождю выполнять и какие-то жреческие функции, следы этого имеются в сагах. Но ни о них, ни о судебных или фискальных (сбор дани, например) правообязанностях конунга в «Песни» речи нет. Элита во главе с ярлом или конунгом — сословие воинов, причем прежде всего сами предводители, вожди присваивают основные плоды завоеваний.
Имея не одно земельное владение, конунги и другие представители элиты должны были много шире, чем бонды, использовать рабов на различных работах. Но достаточно ясно это можно проследить только по другим материалам, прежде всего по сагам, и только там содержатся вполне четкие сведения о характере землевладения знати (см. ниже).
«Песнь» свидетельствует, что скандинавы в период раннего Средневековья разводили скот и сеяли злаки, обрабатывали землю, пекли хлеб (т. е. имели подовые печи?) изготовляли ткани при помощи ткацкого стана, мастерили оружие, охотились, были отважными воинами и искусными мореходами. «Песнь» дает представление о топливе того времени (это, в частности, хворост), о «составе» скотного двора, о том, как одевались люди каждой из трех страт тогдашнего общества. Саги, как мы уже могли убедиться, обнаруживают устойчивую преемственность занятий и быта северных германцев на протяжении столетий.
«Песнь» свидетельствует о зарождении таких социально-правовых «связок», как овладение землей — земельная собственность — статус, а также земельная собственность — занятие — власть. Не случайно в произведении подчеркивается, что в результате своих воинских предприятий Кон сумел приобрести два десятка дворов (имений, хуторов), т. е. серьезно расширить свою недвижимость. Очевидны и такие социально-правовые «связки», как функции — статус; функции — занятие — свобода и/или несвобода.
«Песнь» дает представление об этических нормах, распространенных среди людей: о гостеприимстве и ритуале приема гостей, об уважении, которым пользовались доблесть, мудрость, физическая сила, разнообразные знания и умения.
Некоторые соображения
Это небольшое произведение, давно известное специалистам, но недооцененное, представляет собой неиссякаемый источник сведений и впечатлений. В предпринятом мной исследовании повседневной частной и общественной жизни людей саги и их исторической памяти о себе «Песнь о Риге» занимает большое, важное и емкое место.
Многие из тем, которые впервые затрагиваются в «Песни», уже рассмотрены выше на материале саг и сопутствующих им произведений. Настала пора обратиться к основному сюжету «Песни» — социально-правовым стратам, характерным для Скандинавского региона в начале эпохи викингов. В то время эти страты, похоже, в основном совпадали с тем, что описано «Песнью». Перед нами предстает трехслойное общество, характерное для родо-племенного строя на стадии его разложения, — то, что А. И. Неусыхин называл «древностью, но уже без первобытности». Там представлены бесправные люди, преимущественно домашние рабы; полноправные, самостоятельные хозяева, исполненные достоинства простолюдины; привилегированная родовая знать, из среды которой выходят короли и общественные функции которой включают войну, управление и, вероятно, жреческие.
Трудно сказать, когда именно эта стратификация, представленная «Песнью» в художественно-мифологизированной и выпуклой, но все же схематичной форме, стала в реальности усложняться путем расщепления всех страт и появления новых социальных групп. Но эпоха викингов сравнительно быстро изменила социально-правовое членение скандинавских обществ, обозначила, точнее, обострила полюса каждой страты.
Однако сразу же оговоримся: до XIII столетия сословная структура в Северном регионе не получила правового определения в кодифицированном праве, зато была вполне ясно отражена в обычном праве; поэтому дальше речь пойдет не о сложившихся сословиях, а о социально-правовых слоях, чьи общественные позиции и эволюция зафиксированы в сагах.
И еще одно соображение, существенное для понимания последующего текста этой части. В конечном счете скандинавы подразделялись на две основные категории: лично свободных и лично зависимых людей. Вторая категория находилась почти вне рамок основного правового поля. Первая же состояла из массы рядовых полноправных людей и привилегированной знати, но была объединена решающими общими признаками: лично-наследственной свободой и наличием независимого собственного хозяйства. Бонды и знать находились в сложных, противоречивых отношениях, они то противоборствовали, то объединялись. В той жизни, которая описана в сагах, эти два общественных слоя присутствуют одновременно, выступают в неразрывном единстве, так что, говоря об одном из них, невольно уделяешь внимание и другому. И так было почти до конца классического Средневековья.