Больше всего Хельги хотелось рухнуть на палубу и умереть. Однако прежде пришлось отнести на место весло, а потом Ракни велел слазить в трюм и проверить, много ли воды. А потом ставили над скамьями шатёр, и Хельги еле справился с растяжкой, которую сунули ему в опухшие руки. Он отупел от усталости, но откуда-то издалека пробивалась глухая обида. По всей справедливости, это ему следовало заметить расселину, а потом оказаться на носу и не дать кораблю пропороть бок об утёс… И не беда, если бы его раздавило в лепёшку. Он бы ещё услышал голос Ракни сэконунга: жаль, мы не поверили сразу, это действительно был внук Виглафа из Торсфиорда… Поистине судьба давала ему случай, но он предпочёл струсить и не заметить его, и неоткуда знать, будет ли другой.
Оттар поднялся наконец с палубы и пошёл к своей скамье. Он пошатывался, и Карк всё норовил его поддержать. Однако Оттар дошёл сам, и Хельги принёс из трюма его спальный мешок. Карк зло посмотрел, но ничего не сказал.
Хельги потом только узнал, что его, самого молодого, едва не оставили на ночь сторожить, но Ракни не позволил, сказав, что мальчишка не выдержит и заснёт всё равно… Вот и выпало Карку ходить по палубе до утра, беседуя с выбравшимся на прогулку котом.
8. Финны живут в здешних местах
На другой день мореходы поднялись не рано. Ни у кого не было сил даже поддразнивать несчастных, вынужденных с отвращением натягивать холодную, сырую одежду и сушить её на себе. Имевшие запасы делились с товарищами, но на всех не хватало.
Один Оттар проснулся как ни в чём не бывало и принялся умываться водой из-за борта. Любой другой лежал бы пластом, перенеся выпавшее ему накануне, а Оттару – хоть бы что. Это потому, подумал Хельги угрюмо, что я полдня грёб вместо него и он не устал.
Он сказал Оттару:
– Вчера ты выручил всех…
Викинг отмахнулся полотенцем – раскрасневшееся загорелое тело было твёрже морёной бортовой доски. Он ответил:
– Всё дело не во мне, а в сапогах. У меня сапоги из акульей кожи, вот я и не поскользнулся.
Хельги попросил его:
– Окати и меня.
Если бы он был скальдом и вздумал сложить про Оттара хвалебную песнь, он непременно сравнил бы его с берёзой. Что может быть мужественней белоствольного дерева, схватившего корнями скалу и развернувшего упругие ветви навстречу яростным осенним штормам!..
Вокруг молча высились отвесные кручи, не везде позволявшие выйти на берег. Снег таял, и вниз со звоном бежали ручьи. Больше ничего не было слышно; ветер притих, и серый плащ неба рвался тут и там, показывая слепящую голубизну. Косые потоки света порождали серебряные пятна на тёмной воде. Молодые ребята ловили глупышей и жадных бакланов, закидывая крючки, спрятанные в катышки сала. Ощипанные тушки подвешивали. Потом их бросят в котёл.
Ракни велел положить сходни и отрядил несколько человек поискать сушняка на костёр. Он напутствовал их так:
– Возьмите оружие и почаще оглядывайтесь по сторонам. И не разговаривайте громко!
Парни молча кивнули. Оттар отомкнул для них сундук, где сохранялось оружие, и каждый взял своё – кто секиру, кто меч. Хельги подошёл было расспросить, в чём дело и почему нельзя громко болтать, но все слова тут же разлетелись с его языка в разные стороны, ибо Оттар вытащил из сундука свой собственный меч и сдернул с него ножны, проверяя, не завелась ли ржа.
Какой это был меч!..
Хельги видел подобные только у дяди и у старшего брата: они привезли их из Гардарики, и на любом торгу за них дали бы страшную цену. Клинок в два локтя длиной казался одетым прозрачной чешуёй из-за причудливого рисунка, проступавшего в глубине. Такие делают из множества металлических прутьев, скрученных вместе; оттого получается, что внутри меча живёт вязкое, неломающееся железо, а на лезвии блестит острая сталь.
Подобное оружие любят верно, как единственную женщину, чтят как вещую святыню и в бою полагаются, как на побратима.
Хельги сначала задохнулся и онемел от восторга, потом робко потянулся к мечу:
– Можно мне… подержать немножко…
За подобную просьбу вполне можно было получить по затылку, но Оттар только усмехнулся и протянул ему серебряную рукоять. Хельги благоговейно принял меч и немедленно перепугался, как бы не оступиться на колебавшейся палубе да не выронить чудесный клинок в бездонную солёную воду… Наверное, Оттар всякой раз перед сражением накрепко стягивал на запястье петлю!
– Я называю его Гуннлоги, – сказал Оттар.
Гуннлоги, Пламя Битвы… хорошее имя. Хельги обхватил пальцами черен и несколько раз взмахнул мечом над головой, повторяя приёмы, которые знал. Меч был ещё тяжеловат для него, но если бы заиметь хоть вполовину такой… уж он бы с утра до вечера таскал и подбрасывал камни на морском берегу, чтобы рука сливалась с мечом воедино и сама становилась такой же упругой и крепкой…
Нежданное счастье совсем лишило его наблюдательности, и он не заметил удивленного одобрения, отразившегося у Оттара на лице. Хельги возвратил меч и с сожалением покосился на свою пустую ладонь, ещё хранившую отпечаток рисунка. Оттар сказал, пряча Гуннлоги в ножны:
– Жаль было бы вчера утонуть. Я левша, и не многим нравится драться со мной. Вагн редко ввязывается в сражения, но люди рассказывают, что это величайший боец!..
После еды Хельги отправился чистить котёл. Его уже почти перестало бесить это рабское дело: он решил для себя, что через него придётся пройти.
Он никогда не бывал в море подолгу, и твердь под ногами раскачивалась, как палуба корабля. Ему тоже не велели отходить далеко, и на сей раз он вызнал причину.
– Финны живут в здешних местах, – объяснил Оттар. – Видишь сложенные камни там на горе? Это их путевой знак.
Финны жили и в Раумсдале, где-то в заросших лесом горах. Но они были немногочисленны, и их никто не боялся, предпочитая, правда, не ссориться. Все финны рождались могучими колдунами, а колдунов не стоит сердить. Хельги понизил голос, чтобы не расслышал подкравшийся оборотень, и спросил:
– Ракни конунг хочет устроить набег?
Это была глупость, и Оттар засмеялся:
– Не много толку было бы от набега, потому что финны обычно успевают удрать, да и взять-то с них нечего, кроме дырявых оленьих шкур… Ракни просто не хочет обижать финских Богов. Они живут в камнях и не любят, чтобы рядом шумели.
Вот Хельги и вертел головой, сойдя с корабля. Мало ли кто сидит в соседней скале! Он даже песком по донцу котла старался шаркать потише. Это не всегда получалось, и Хельги виновато косился на крутые лбы валунов: не серчайте, финские Боги. Я же совсем не хотел вам помешать.
А про себя уповал, что могучий Тор его защитит. Не сюда ли, на север, ездил Тор в своей колеснице и крушил молотом великана за великаном, а карликов, жителей подземелья, просто давил ногой, как червей!..
Хельги притащил чистый котёл назад на корабль, и Оттар посмеялся над ним снова. Финны, сказал он, клали жертвы вовсе не каждому камню подряд, а лишь некоторым, и те священные камни очень легко было отличить.
А пока Хельги возился в грязном песке, Оттар успел сходить на лодке к расселине в скалах. Теперь, когда отступили накатывавшиеся волны, там совсем не стало прохода тяжёлому морскому кораблю.
– Лучше разведать, что хорошего впереди, – сказал Оттар конунгу, когда лодочку втащили на палубу. – Но зато я видел кита, застрявшего в бухте. Мы можем вернуться и убить его на мелководье.
– Посмотрим, – ответил вождь.
9. С глупцами не спорь…
Совсем поздно ночью, когда солнце повисло низко над северным горизонтом, Хельги улизнул с корабля поискать особенные валуны, стоявшие, как объяснил Оттар, каждый на нескольких других, поменьше. Было страшно, но любопытство возобладало. Да и не собирался он уходить далеко.
Он сперва даже вздрогнул, увидев рыжего Луга коленопреклоненным. Но потом разглядел две палочки, связанные накрест, и успокоился. Все ирландцы христиане. Можно было с самого начала сообразить, что к чему.
Луг заметил присутствие Хельги, но молитву не прекратил. Хельги сел неподалеку и стал смотреть, как Луг шевелил губами и делал священные знаки у себя на груди. Он не боялся, что помешает ирландцу. Брат говорил – христиане любят славить своего Бога в людных местах.
– Ты молился Белому Богу? – спросил Хельги, когда Луг поднялся с колен. Ирландец кивнул, а потом указал на будто выстриженные волосы у себя надо лбом:
– Видишь? Это теперь всё заросло, а раньше здесь была тонзура. Я монах.
Хельги много слышал об удивительных людях, которые не носили оружия и не брали себе жен. Но видеть живого монаха ему не приходилось. Он поудобней устроился на подушке серого мха:
– Расскажи мне об этом, ведь вы, ирландцы, умеете рассказывать занятно. И ещё я хочу, чтобы ты выучил меня своему языку. Все мои родичи ходили к вам в Западную Страну, и я там побываю.
Луг подошёл к нему и сел рядом.
– Теперь у меня другой рассказ на уме, Хельги сын Хельги. И тоже очень занятный.
Хельги вскинул на него глаза:
– Ты… назвал меня по имени, ирландец?
Монах улыбнулся доброй улыбкой.
– Надо быть сыном хорошего отца, чтобы грести, как ты вчера, и не жаловаться на холод.
Хельги отвернулся, чувствуя, что краснеет. Ему-то всё это виделось совершенно иначе.
– Ладно, – буркнул он, пряча смущение. – О чём ты собирался мне рассказать?
– О том, – ответил ирландец, – как я сам угодил к ним на корабль, и, может быть, это научит тебя и предостережет. На вашем языке такое называется страндхуг… Ракни и ещё один вождь, с которым они тогда вместе ходили, решили поживиться в нашем монастыре. Откуда ему было знать, что у нас только что случилось немирье с другим монастырём, так что, кроме пленников, нечего было взять! Его людям показалось, что меня можно будет с выгодой продать на торгу, но я всех раскидывал, пока не подошёл Оттар и не скрутил меня один на один. Тогда меня связали и бросили в трюм, где сидел уже Карк. Его ещё раньше взяли в каком-то датском дворе, и там он тоже был рабом. Вот так я оказался в плену и думал, что, верно, всю жизнь буду пасти свиней где-нибудь в Северном Мёре. Однако Господь покарал викингов штормом вроде того, который загнал нас сюда, но только ещё похуже, и второй корабль опрокинулся у всех на глазах. Ракни хотел спасти людей, но вытащили всего троих. Вот тогда кто-то сказал, что морским Богам нужна жертва, и для этого могут пригодиться пленники, сидящие в трюме.