В этой книге много говорится о мифологическом мышлении и о том, как оно определяет поступки, воззрения и в целом всю жизнь человека. Какими же мифологическими представлениями определялось положение «женщины викингов»? И, следовательно, каково оно было, это положение?
Учёные пишут, что в течение большей части своей истории (точнее, пока люди не выучились воевать) человечество жило по законам матриархата, о котором упоминается в главе «Не сердись, предок!». Это слово переводится как «власть женщин». Сейчас его произносят большей частью в шутку. Например, мужчина, у которого семья состоит, помимо него самого, из жены, матери, тёщи и дочери, может сказать, что у него в доме «матриархат». Матриархат иногда пытаются живописать сатирики и фантасты. Вряд ли кому не приходилось читать в романах о целых племенах «амазонок», воительниц и богатырш, и об их мужчинах – робких, униженных «домохозяевах»!
Похоже ли это на тот исторический матриархат, о котором пишут историки? Можем ли мы вообще теперь представить, как жили наши предки во времена «власти женщин»? Оказывается, можем.
Более того: именно так, оказывается, живут до сих пор некоторые народы, причём, что характерно, такие, которым на всём протяжении их истории мало с кем приходилось сражаться. Один такой народ с древнейших времён живёт в самой Скандинавии, о нём рассказывается в главе «Соседи викингов – саамы».
По мнению учёных, матриархат возник в самые, что называется, пещерные времена, причём как совершенно естественное явление. По-другому просто и быть не могло. В главе «Правое и левое» упоминается о разнице в строении и работе мозга мужчин и женщин. Соответственно существует и разница в психических качествах. Мужчина больше склонен к новым идеям, ко всякого рода изменениям и нововведениям (как правило, связанным с разрушением старого), абстрактные понятия ему бывают ближе жизненной прозы. По сравнению с ним женщина более консервативна, осмотрительна и осторожна. Можно выразиться и иначе: мужчина скорее умён, нежели мудр; женщина – скорее мудра, нежели умна; мужчина склонен разбрасывать, а женщина – собирать. Попробуем проиллюстрировать сказанное. По авторитетному мнению специалистов, мужские шахматы традиционно несколько сильнее женских не потому, что мужчины «лучше думают». Дело в том, что женский ум менее склонен «переливать из пустого в порожнее», хотя бы и на столь «благородном» уровне, как шахматы. Добавим к этому, что мужчина и как биологическое существо в гораздо большей степени подвержен разного рода изменениям и мутациям, нежели женщина. Иными словами, мужчина – разведчик человечества; женщина – его золотой фонд.
Всё выше сказанное говорилось отнюдь не в упрёк тому или другому полу. Просто, во-первых, никто ещё не отменял такую вещь, как биологическое предназначение. А во-вторых, пора уже наконец покончить с заблуждением, касающимся «изначального и вечного превосходства» одного из полов!
Закон о биологическом предназначении действовал в первобытной древности точно так же, как и в позднейшие времена. С той только разницей, что первобытные люди принимали его, не осознавая и тем более не пытаясь перекраивать.
У пещерного человечества была одна задача: выжить как виду. Сохранить свои гены, продолжиться в детях. Стало быть, приоритетными ценностями было благополучие матери и ребёнка. От кого зависело их соблюдение? От вождя. А значит, среди требований, предъявляемых к вождю, на первый план выдвигались психические черты, присущие женщинам: хранить, беречь, собирать. Самые первые главы семей, родов, а потом и племён были женщинами. Человечество жило ради жизни и её продолжения, а не ради завоеваний, грабительских походов и тому подобных «подвигов». Вот это и называлось матриархатом.
То, что в те времена женщины якобы валили лес, охотились на диких зверей и так далее, не имеет ничего общего с реальным положением дел. Разница в физических возможностях мужчин и женщин была такой же, как и теперь, а значит, таким же было и разделение труда. Мужчины вовсе не были «робки и забиты», как иногда пытаются изобразить. Совсем наоборот, они были скорее даже мужественней нынешнего. В отличие от многих и многих своих теперешних собратьев, они в полной мере осознавали себя не «господами и повелителями», а защитниками и хранителями женщин – носительниц генофонда и вековой мудрости человечества…
Насчёт «вековой мудрости» – это не полемическая оговорка. Опять-таки по авторитетному мнению специалистов, именно женщины хранили легенды и предания своего племени, его мифы – то, что мы теперь назвали бы наукой, ибо, как не раз уже говорилось в этой книге, миф есть сумма познаний и представлений, определённым образом закодированная. Эту-то вековую премудрость и сохраняли женщины, передавая её детям, которых во все времена воспитывали именно они.
Последнее, между прочим, очень легко проиллюстрировать. Попробуйте-ка выговорить: «дедушкины сказки». Неловко звучит, непривычно, правда? бабушкины они, и всё тут! Спрашивал ли себя кто-нибудь хоть раз, почему?
Но ведь, по вескому мнению учёных, сказка есть не что иное, как миф, только успевший утратить свои «священные» свойства, переставший быть «священной историей». Так почему именно «бабушкины»? Не только потому, что пожилые женщины присматривали за детьми, а значит, имели больше возможностей для передачи им знаний. Учёные пишут, что у женщин по сравнению с мужчинами несколько лучше развиты речевые центры в мозгу. Это значит, что им несколько легче облекать свои мысли словами…
Любознательный читатель вполне может проверить и убедиться, что всё сказанное выше – не досужие вымыслы автора, а выводы серьёзных учёных, которые автор лишь пересказывает. Как ни прискорбно, об этих выводах, видимо, даже не подозревают многочисленные писатели, которые утверждают, что, если наш сегодняшний мир во многом ориентирован на «мужские» ценности, то, мол, в далёкой древности он был «мужским» вдвойне…
Является ли матриархат приметой исключительно далёкого прошлого, чем-то навсегда канувшим в глубь веков? Нисколько. На сей раз прислушаемся к… политологам. Вот что они утверждают: чем больше женщин занимает посты в правительствах разных стран, тем меньше у человечества в целом склонности развязывать войны. Так, может быть, «вперёд, к матриархату»? Или мужчинам ещё не наскучило воевать?
Богиня или…
Уникальность женщины состоит ещё и в её способности рожать детей. Роль мужчины в этом процессе человечество осознало достаточно поздно; об этом говорится в конце главы «Ещё одна сторона гостеприимства». Зачатие ребёнка мыслилось древними скорее как нечто, происходившее между женщиной и Богами. Соответственно, женщина (не забудем и о её роли хранительницы мифов и мудрости!) считалась существом, более приближенным к Богам, нежели мужчина.
По мнению древних, рождение ребёнка, то есть появление новой жизни, нарушало границу между «тем светом» и «этим» (точно так же, как нарушала её и смерть, см. главу «Особые люди»). Мало что могло проникнуть сквозь получившуюся «дырку». Но не только проникнуть – могло и утянуть кого-нибудь на тот свет. Этим и объясняются представления о «нечистоте» роженицы, бытовавшие, кажется, у всех народов Земли. (О слове «нечистый», о его древнем и современном значении говорится опять-таки в главе «Особые люди»). Таким образом, способность женщины к деторождению воспринималась нашими далёкими пращурами как свидетельство её особых отношений с Потусторонним.
Легко убедиться, что воззрение это благополучно пережило века. Вот только во времена матриархата мужчина относился к «особым способностям» спутницы с почтительной опаской (живая Богиня рядом!). В дальнейшем, когда по ходу так называемого прогресса на первый план выдвинулась физическая сила и агрессивность мужчины, почтение сменилось презрением, а опаска превратилась в страх.
Вот пример из истории. Слово «ведьма» слышали все. То же самое мужского рода – «ведьмак» – ещё не во всяком словаре и найдёшь, да и толкования его весьма разноречивы. Другая форма, «ведун», снабжается пометкой «устар.» – сейчас её почти не употребляют. Средневековое руководство для инквизиторов называлось «Молот ведьм». Ведьм, а не «ведьмаков» или «ведунов». В злонамеренном колдовстве подозревались в основном женщины! А если взять художественную литературу? Как правило, если там действует злодей, он может быть изрядным негодяем, но всё же ограничен какими-то рамками, если же злодейка – её негодяйство превосходит все мыслимые границы. Большинство авторов художественной литературы, между прочим, – мужчины…
Если мы теперь присмотримся к положению древнескандинавской женщины, то сможем убедиться, что её жизнь определяли противоречивые воззрения, о которых рассказывалось в этой и предшествующей главах. Действительно, если ознакомиться с текстами тогдашних законов, можно сделать вывод о довольно-таки приниженном положении женщины. А если обратиться к мифологическим текстам, сохранившим мировоззрение более ранних эпох, то вот что можно там прочитать о старших сёстрах земных женщин – Богинях, жёнах Богов: «Но и жёны их столь же священны, и не меньше их сила».
Впрочем, реальная жизнь очень редко вписывается как в юридические, так и в религиозные кодексы…
С точки зрения закона
Если раба с точки зрения древнескандинавского закона как бы вовсе не существовало (это показано в главе «Положение раба»), то женщину этот закон, скажем так, едва замечал. Закон не признавал за ней политических прав, она не могла занимать выборную должность. Если она желала обратиться в суд, то не могла сама представлять своё «дело» – для этого требовался мужчина. С другой стороны, если на неё кто-то хотел подать в суд, то судиться приходилось не с самой женщиной, а с её супругом или иным родственником-мужчиной. В большинстве районов Скандинавии дочери учитывались при разделе наследства только в том случае, если у них не было братьев, а получать или выплачивать возмещение за убитого родича женщина могла, только если других наследников не находилось вообще.
В Дании и Швеции закон предписывал женщине с момента рождения и до самой кончины состоять под опёкой мужчины; за «самостоятельную единицу» в этих странах она не признавалась. В Норвегии и Исландии замужняя женщина находилась под опёкой мужа; незамужняя девушка – под опёкой отца, но только до определённого возраста. В Исландии этот возраст «женского совершеннолетия» равнялся двадцати годам. После этого она приобретала определённую самостоятельность, но опять-таки до известных пределов. Для сколько-нибудь крупных финансовых дел, при решении вопросов, связанных с собственностью, требовалось согласие опекуна…
Как пишут учёные, наибольшую самостоятельность, с точки зрения закона, женщина обретала, оставшись вдовой. Вот когда (вне зависимости от возраста!) она могла распорядиться и нажитым имуществом, и судьбами своих детей, да и своей собственной. Если девушка шла замуж большей частью за того, кого определяли родители (см. главу «Я и МЫ»), то вдова обычно сама выбирала себе жениха.
В некоторых случаях, особенно когда брак заключался насильственно и муж был ненавистен, женщина, если можно так выразиться, «активно добивалась» вдовства. Вот, например, какая история произошла, согласно сказанию, в начале IX века в Норвегии. Гудрёд конунг посватался к дочери Харальда конунга, получил отказ и очень обиделся. Он пошёл на Харальда войной, победил его в сражении и убил. Далее события разворачивались так:
«Гудрёд конунг взял большую добычу. Он увёз с собой Асу, дочь Харальда конунга, и сыграл с ней свадьбу. У них был сын, которого звали Хальвдан.
В ту осень, когда Хальвдану исполнился год, Гудрёд конунг поехал по пирам. Он стоял со своим кораблём в Стивлусунде. Пир шёл горой, и конунг был очень пьян. Вечером, когда стемнело, конунг хотел сойти с корабля, но когда он дошёл до конца сходен, на него бросился какой-то человек и пронзил его копьём. Так он погиб. Человека же этого сразу убили. А утром, когда рассвело, его опознали. Это был слуга Асы, жены конунга. Она не стала скрывать, что это она его подослала…»
Что было дальше с Асой, чья судьба так напоминает участь одной из героинь русских летописей – несчастной княжны Рогнеды? Может быть, Асу казнили за убийство ненавистного мужа? Ничуть не бывало. Вместе с маленьким сыном Аса уехала на родину и стала править во владениях, которые раньше принадлежали её отцу. Сын её вырос и стал могущественным правителем, основателем целой династии конунгов. Когда же Аса умерла, её похоронили с поистине королевскими почестями, на роскошном корабле, который зарыли в могильный курган. С течением веков произношение изменилось, «курган Асы» стали именовать «Усебергом». О знаменитом Усебергском корабле, откопанном археологами, рассказывается в главе «Жадность, благородство и древние корабли».
История Асы – конечно, случай исключительный. Зато наглядно показывающий, что реальная жизнь отнюдь не всегда «руководствуется» жёсткими предписаниями закона. Вообще говоря, судить о «нравах эпохи» по какому-нибудь древнему судебнику – это всё равно что о нашей нынешней – по Уголовному кодексу или даже по Конституции. Вот и реальное положение «женщины викингов» лучше всего описывает знаменитая поговорка: «Муж – голова, а жена – шея: куда она крутит, туда и голова поворачивается…»
Голова и шея
Утратив по окончании эпохи матриархата «официальную» власть, женщины превратились во вдохновительниц великих деяний. Во имя женщин создавались шедевры литературы и изобразительного искусства, им же порою посвящались и завоевательные походы. По крайней мере, легенды, связанные с определёнными историческими событиями, часто на этом настаивают. Так, объединение Норвегии в единое государство в конце IX века было вызвано, конечно, объективными историческими причинами. Но проследим, как оно описывается в сказании. Речь в нём идёт, между прочим, о внуке той самой Асы, о которой говорилось в предыдущей главе.
«Харальд конунг послал своих людей за девушкой, которую звали Гюда. Она была дочерью Эйрика конунга из Хёрдаланда. Харальд хотел сделать её своей наложницей, так как она была девушка очень красивая и гордая. Когда гонцы приехали, они передали девушке, что им было велено. Она же ответила им, что не хочет тратить своё девство ради конунга, у которого и владений-то – всего несколько фюльков.
– И мне удивительно, – сказала она, – что не находится такого конунга, который захотел бы стать единовластным правителем Норвегии, как Горм конунг стал в Дании или Эйрик в Швеции.
Гонцам показался непомерно заносчивым такой ответ, и они попросили её объяснить, что значит такой ответ. Они сказали, что Харальд настолько могущественный конунг, что она может быть довольна его предложением.
Однако, поскольку она ответила на него иначе, чем им бы хотелось, они не видят возможности увезти её теперь против её воли, и они стали готовиться в обратный путь.
Когда они приготовились к отъезду, люди вышли проводить их. Тут Гюда обратилась к гонцам и просила их передать Харальду конунгу, что она согласится стать его женой не раньше, чем он подчинит себе ради неё всю Норвегию и будет править ею так же единовластно, как Эйрик конунг – Шведской Державой или Горм конунг – Данией.
– Потому что тогда, как мне кажется, он сможет называться большим конунгом.
Гонцы вернулись к Харальду конунгу и передали ему эти слова девушки, и сказали, что она непомерно дерзка и неразумна и что конунгу следовало бы послать за нею большое войско, чтобы привезти её к нему с позором. Но конунг возразил, что девушка не сделала и не сказала ничего такого, за что ей следовало бы отомстить. Скорее он должен быть ей благодарен.
– Мне кажется теперь удивительным, как это мне раньше не приходило в голову то, о чём она напомнила, – сказал он. – Я даю обет, что я не буду ни стричь, ни чесать волос, пока не завладею всей Норвегией с налогами, податями и властью над ней, а в противном случае умру…»
Друзья и советники Харальда признали, что выполнить этот обет – задача, достойная конунга. И Харальд, не откладывая, взялся за дело. Далее сказание весьма обстоятельно повествует, как он присоединял к своему владению область за областью, какие и с кем вёл сражения и кто в них отличился. Волосы, которых он, согласно обету, не стриг и не чесал, между тем отрастали; Харальда так и прозвали – Косматым. Появлялись в его жизни и другие женщины, благо тогда было принято многожёнство. Наконец, около 890 года произошла грандиозная морская битва в Хаврсфьорде, после которой сколько-нибудь серьёзного сопротивления в Норвегии Харальд уже не встречал. Объединение страны породило самую настоящую эмиграцию:
«Все его самые могущественные враги погибли, а некоторые бежали из страны, и таких было очень много, ибо тогда заселялось много пустынных земель. В то немирное время, когда Харальд конунг овладевал Норвегией, были открыты и заселены заморские земли: Фарерские острова и Исландия…»
Со дня первоначального сватовства к Гюде минуло десять лет, но Харальд о ней не забыл.
«Тут он вспомнил, что ему когда-то сказала та гордая девушка. Он послал людей за ней, велел доставить к нему и положил её с собой. У них были такие дети: Алов была старшей, затем шли Хрёрек, Сигтрюгг, Фроди и Торгисль…»
Вскоре были подстрижены и расчёсаны обетные космы, и Харальд Косматый получил новое прозвище – Прекрасноволосый (Харфагр). Под этим прозвищем он и вошёл в историю.
Рассказанное выше, вероятно, относится скорее к области сказочно-мифологического обрамления реальных исторических фактов. Нам, однако, не особенно важно, так или не так всё было на самом деле. Важнее другое: люди эпохи викингов не находили ничего удивительного в том, что конунг берётся за завоевание целой страны, вдохновлённый дерзкими речами гордой красавицы. Попутно отметим, что, согласно сказанию, Гюда беседует с послами сама, хотя, согласно закону, вроде бы должна была смирно сидеть и ждать, как решит её судьбу батюшка-конунг. И в этом тоже слушатели ничего особенного не находили…
Вот и изучай после этого положение женщины по сборникам древних законов!
А теперь другая история, на сей раз более «приземлённая». Дело происходит в Исландии в начале XI века. Человека по имени Греттир, обвинённого в преступлениях и объявленного вне закона, схватили пастухи. Дело осложнялось тем, что некто Вермунд по прозвищу Тощий, которого считали в той местности старейшиной, как раз отлучился из дому. Между тем только он, согласно закону, мог распорядиться участью Греттира; следовательно, кто-то должен был подержать его у себя дома, пока старейшина не вернётся. Желающих не нашлось. Каждый заявлял:
«– Не велика честь, а хлопот не счесть брать его к себе и что-то с ним делать. Ноги его не будет в моём доме!
Так они перебрали всех хозяев, но каждый находил отговорку… Долго так проговорив, согласились они на том, что нечего обращать своё счастье в несчастье, взялись за дело и поставили в лесу виселицу, и решили повесить Греттира, и очень галдели по этому поводу.
Тут они видят: едут вверх по долине трое и один в крашеной одежде. Они смекнули, что это, верно, Торбьёрг Толстая, жена Вермунда Тощего. Она была женщина недюжинная и большой мудрости. Когда Вермунд бывал в отъезде, она распоряжалась в округе и заправляла всеми делами. Она свернула к толпе, и её сняли с седла. Люди учтиво её приветствовали. Она сказала:
– Что тут у вас за совет? И кто этот толстошеий, что сидит тут связанный?
Греттир назвался и приветствовал её…»
Разговор кончился тем, что Торбьёрг пригласила Греттира пожить у неё, взяв с него клятву, что он не тронет никого из тех, кто собирался лишить его жизни.
«Он поехал к ней и оставался там, пока не вернулся Вермунд, и хозяйка хорошо с ним обходилась. Это очень прославило её по всей округе. Вермунд нахмурился, вернувшись домой и узнав, почему там был Греттир. Торбьёрг рассказала…
– Чем это он заслужил, – сказал Вермунд, – что ты даровала ему жизнь?
– Многие были на то причины, – сказала Торбьёрг. – И первое, что тебе будет больше почёта, раз у тебя жена на такое отважилась.
– Всем ты мудрая женщина, – сказал Вермунд, – и прими от меня благодарность…»
Мудрая Торбьёрг не только успешно ведёт все дела в отсутствие мужа-старейшины; она искусно управляет и им самим, используя его самомнение. Вот уж действительно, «муж – голова, а жена – шея…»
Историки пишут: в эпоху викингов немало мужчин надолго покидало свой дом, отправляясь в военные или торговые походы. Такой поход мог занять не один год, а мог вообще кончиться гибелью путешественника и воина. Однако путешествия и приключения были бы попросту невозможны, если бы викинг не оставлял дома прочный «тыл» – разумную и деятельную жену, вполне способную в отсутствие мужа управиться с хозяйством и делами, а если нападали враги, то и возглавить оборону. Так что, если бы в реальности женщины были так принижены и бесправны, какими их рисуют сохранившиеся судебники, эпоха викингов вряд ли бы вообще состоялась.
Исторические и мифологические тексты донесли до нас психологические портреты многих «женщин викингов». Иные из них, подобно славной исландке Торбьёрг, «ткали мир», используя своё влияние на мужчин для установления примирения и спокойствия. Другие, горделивые и мстительные, наоборот, подстрекали своих мужчин к сражениям и кровопролитию.
Такова, например, была Гуннхильд, жена Эйрика Кровавой Секиры (сына Харальда Прекрасноволосого).
По выражению сказания, «она много вмешивалась в управление страной. Её называли Матерью Конунгов…» И далее в рассказе о деятельности этих самых конунгов их называют не «сыновьями Эйрика», а «сыновьями Гуннхильд». Муж её, несмотря на грозное прозвище и свой титул конунга, положительно теряется на фоне жены.
Спрашивается, а существовали ли в действительности те «прекрасные воительницы», которых так любят авторы исторических романов и, пуще того, сказочной фантастики? Существовали! В X веке в Ирландии действовала дружина викингов, так вот, их вождём была женщина. История, к сожалению, не сохранила её имени, только прозвище – Рыжая Дева.
Выше уже упоминалось о Богинях, которых викинги чтили наравне с Богами. Знает скандинавская мифология и воинственных дев. Это валькирии. Слово «валькирии» слышали, кажется, все, но многим ли известно, что в переводе оно означает «избирающие убитых»? Согласно легендам, валькирии носились на своих конях «по воздуху, по морю и по твёрдой земле». Они спешили к полям битв, чтобы помогать героям в сражениях, а среди павших избирать тех, кто был достоин пировать вместе с Богами на небесах. Вот имена некоторых валькирий: Хильд – «битва», Хлёкк – «шум битвы», Сванхвит – «лебяжье-белая». Учёные, изучающие мифологию, обычно причисляют валькирий к категории «низших женских Божеств». Однако в легендах можно встретить высказывания типа: «такая-то была дочерью такого-то конунга. Она была валькирией и носилась по воздуху и по морю. Потом она вышла замуж и оставила битвы…»
В существование валькирий викинги веровали свято. Значит, и «настоящая живая валькирия» вроде Рыжей Девы не должна была уж слишком их удивлять.
Проза и поэзия жизни
В главе «Я и МЫ» говорилось, что брак между молодыми людьми в те времена чаще всего заключался не по обоюдной любви, а в соответствии с интересами семейного клана. В главе «Введение в род» говорилось, что законной женой считалась женщина, «за которую был уплачен свадебный выкуп» – «мунд». В той главе не имело смысла заострять на этом внимание, и я сознательно несколько смягчила выражение подлинника, гласившее: «…купленная за мунд». Тем более что учёные пишут: мунд был не столько платой, как, например, за рабыню, сколько подарком семье, вырастившей невесту, возмещением за её «увод» из прежнего дома.
Так или иначе, молодая девушка, дочь на выданье, была не только членом семьи, но до некоторой степени и её «капиталом». В главе «Не сердись, предок!» показано, что выражение «выдавать замуж» возникло не случайно. Девушка переходила в другой род, а семья получала некоторую сумму – мунд. Без него, кстати, брак не считался законным. Выплачивая мунд, жених тем самым доказывал свою состоятельность, способность в будущем прокормить жену и детей. Существовал определённый минимум: в Исландии – восемь унций серебра, в Норвегии – двенадцать. Этот минимум назывался «платой бедняка». Реальная же сумма выкупа, как легко себе представить, напрямую зависела не только от платёжеспособности семьи жениха, но и от репутации невесты. Поэтому за репутацией девушки довольно строго следили. Справедливости ради сразу же отметим, что забота эта выражалась не столько в ограничении свободы самой девушки, сколько в гонениях на её ухажёров.
Что же считалось предосудительным? Как это на первый взгляд ни странно, – едва ли не всё, что входит в наши нынешние понятия об ухаживании! Посещения, разговоры, подарки, любовные стихи, сочинённые в честь дамы сердца, – за всё это можно было не только схлопотать поленом от разгневанного отца или брата, но даже и предстать перед судом, который мог приговорить к штрафу или вовсе объявить вне закона.
А если за столь усердными изъявлениями чувств не следовало официального предложения, дело могло кончиться и кровной местью: семья девушки считала, что ей нанесено тягчайшее оскорбление.
Особо подчеркнём: речь идёт не об изнасиловании (тут уж закон обрушивался вообще беспощадно), не о добрачных половых связях, не о каком-либо покушении на скромность (существовал целый «прейскурант» штрафов в зависимости от того, какую часть тела посмел лапать злодей). Речь идёт о каком-нибудь вполне, на наш взгляд, невинном стишке в восемь строчек, воспевающем красоту и душевные достоинства избранницы! Почему?
Здесь в который раз надо вспомнить о мифологическом мышлении и как оно влияло на поведение и быт людей.
С точки зрения древних, слово полностью равнялось поступку; словесное оскорбление было, пожалуй, даже хуже оскорбления действием. Почему? Всякому доводилось замечать, как скверно себя чувствуешь, получив в свой адрес «пару ласковых», без особенной разницы, за дело или не за дело. И, точно так же, всякий замечал, как окрыляет похвала. Конечно, это подметили и наблюдательные древние люди. Подметили и объяснили языком мифа.
Любая похвала, говорили они, имеет магическое значение, она привлекает к человеку удачу. А поношение, наоборот, отнимает у него силы, отнимает благополучие. Если же хула или похвала была выражена ритмически организованной речью – стихами, – воздействие возрастало многократно. Так в современной печати ядовитое и меткое четверостишие о политическом оппоненте действует порою сильнее, чем обстоятельная критическая статья.
По мнению древних людей, ритмически организованная речь лучше всего подходила для общения с Богами и иными высшими силами, то есть являлась «по определению» заклинанием. Таким образом, любое стихотворение опять-таки «по определению» обладало магической силой. Следовательно, хулительное стихотворение расценивалось как враждебное колдовство; сказания буквально пестрят упоминаниями об их вредоносном воздействии, иногда даже и смертельном.
Это, кстати, не следует расценивать как стопроцентный вымысел. Человек, свято уверенный, что ему положено заболеть или умереть, заболевает и умирает. Такие случаи происходили на глазах учёных, приезжавших изучать обычаи некоторых племён, живущих в отдалённых точках Земли. Что же касается хвалебного стихотворения о женщине или девушке, его рассматривали как «присушку», то есть опять-таки как попытку магического воздействия с целью вызвать любовь. И так ли уж безосновательно было подобное воззрение? Не растает ли самая неприступная красавица, узнав, что вдохновила поэта?..
С другой стороны, поэзия тоже редко когда считалась с запретами. Поэтому учёные не удивляются, обнаруживая среди обширного наследия древнескандинавских поэтов немалый пласт любовной лирики. Есть и стихотворения, намеренно выстроенные по принципу заклинания…
Но, тем не менее, в вопросах заключения брака решающее слово принадлежало не влюблённым, а их родителям. По мнению исследователей, во времена язычества у девушки не было особой возможности «отвертеться» от немилого замужества, кроме как убежать из дому, но многие ли на это решались? После введения христианства появилось ещё одно спасение: уход в монастырь. Тоже незавидная доля, если поступок объяснялся отнюдь не религиозным рвением!
Поэтому иногда подвергают сомнению сам факт существования в те времена пылкой и преданной индивидуальной любви. Влюблялись ли, мол, викинги в девушек? Или они руководствовались только интересами рода да материальными соображениями? Существовало ли что-нибудь помимо этих интересов? Или одни только простые потребности плоти?..
Для любви не названа цена…
Если обратиться к текстам древних сказаний, не так уж трудно убедиться: мечта о великой любви, о единственном на всю жизнь человеке сопутствовала нашим предкам всегда. И, как и поэзия, тоже ни в какие времена не желала считаться ни с предписаниями закона, ни с установленными обычаями.
Вот, например, какую легенду рассказывали о прославленном викинге по имени Хельги и о валькирии Сигрун, дочери конунга.
…Один, Отец Богов, счёл, что Хельги совершил уже достаточно подвигов и вполне доказал присущие ему доблесть и благородство. Пора было герою завершить свои дни на земле и вступить в небесную дружину, тем более что Один собирался поручить Хельги главенство над нею. Отец Богов послал Сигрун-валькирию, чтобы в одном из сражений она подправила удар вражеского копья и направила его в сердце воителя. И вот настал день битвы:
Прянули молнии,
Ярко сверкавшие:
Девы в шлемах
С просторов небесных
Мчались в кольчугах,
Обрызганных кровью,
Свет излучали
Копья валькирий…
Однако всё вышло не так, как задумывал Отец Богов. Сигрун с первого взгляда полюбила отчаянного викинга и вместо того, чтобы принести ему смерть, даровала победу в бою. Они встретились на поле брани, когда отгремело сражение. «Отчего ты так печальна, валькирия?» – спросил Хельги деву-воительницу, и Сигрун поведала ему о своём горе: её отец давно хотел породниться с другим конунгом, богатым и знатным. «Злой конунг, кошачье отродье!» – вот как говорила Сигрун о женихе. Она была уже просватана, но предпочла убежать из дому к любимому. Разгневанный своеволием дочери, отец проклял её, а брат пообещал отомстить. Сигрун сама ужасалась тому, что натворила, но переломить себя не могла. В довершение всех бед её бывший жених явился с войском отбивать беглую невесту. Началось жестокое сражение. Но за влюблённых нашлось кому вступиться:
Ринулись с неба
Валькирии в шлемах
Хельги на помощь,
Бой разгорался;
Молвила Сигрун —
Летали валькирии,
Волк пожирал
Ворона пищу…
Хельги и Сигрун поженились и очень любили друг друга. У них родились дочери и сыновья. Однако брат Сигрун, поклявшийся мстить, не позабыл своей клятвы. Он принёс жертву Одину и молился ему, прося о помощи, и Отец Богов услышал его молитвы, тем более что место Хельги в небесной дружине давно поджидало героя. Один даже дал мстителю своё копьё, от которого не было обороны. Брат Сигрун подкараулил Хельги и предательски убил его. Он надеялся, что Сигрун поедет с ним домой, благо в те времена брат считался родственником ближе мужа. Но сестра прокляла убийцу:
Пусть не плывёт
Отныне корабль твой,
Как бы ни дул
Ветер попутный!
Пусть не бежит
Конь твой послушно,
Когда от врагов
Спасенья ты ищешь!
Пусть не разит
Меч твой в битве,
Разве что сам ты
Сражён им будешь…
Хельги похоронили и насыпали над его могилой высокий курган, и Сигрун дни и ночи сидела на этом кургане, оплакивая любимого. Между тем душа упрямого викинга не торопилась исполнять волю Одина и возноситься в Обитель Богов. Люди видели, как лунными ночами тень Хельги вставала из могилы и беседовала с Сигрун: сама смерть не могла их разлучить. Однажды утром Сигрун нашли на кургане мёртвой, и лицо у неё было счастливое. И люди поняли, что даже воле Отца Богов пришлось склониться перед Любовью: Хельги и Сигрун отправились на небеса вместе.
Сказание кончается так же, как и многие подобные ему:
«Говорят, будто Хельги и Сигрун вновь родились…»