В первый раз, войдя в комнатку Штормана, Вольфрам Зиверс взглянул на него. Он заметил, что в панцире готового к повиновению члена СС прятался растерянный человек, который не понимал, чего начальник ожидает от него. Пришла пора объясниться.
— Мы в СС знаем, как выиграть эту войну и дать рейху тысячелетнее господство, — шепотом сказал старший офицер. — Не надо изобретать новых ракет, не надо придумывать хитроумные стратегии в кабинетах военного ведомства. Мы знаем, что у наших предков были другие, куда более радикальные средства для победы над врагами. Сегодня наша задача — найти Антикрест и уничтожить всех, кто нам сопротивляется. Однако в Берлине, даже в самых высших сферах, есть люди, которые думают не так, как мы. Мы с ними носим одну форму, говорим на одном языке, одинаково поднимаем руку в приветствии, но они — наши враги. Вы понимаете, Шторман? Слава богам, есть другие люди, и их все больше, которые разделяют нашу веру и полны решимости принести ей славу и торжество. Для блага нашей родины мы должны работать вместе и черпать в тайнах прошлого силу для будущего. Вы согласны, Шторман?
— Да… конечно, герр Зиверс, — ответил молодой человек, окончательно растерявшись. — Но чего вы хотите конкретно от меня?
Начальник положил ему руку на плечо. Сейчас, и только сейчас, его лицо осветила улыбка.
— Конкретно от вас? Я хочу, чтобы вы нашли абсолютное оружие — то, которое некоторые наши источники называют Антикрестом. Вы идете по следу викингов, и я верю в ваши способности: они велики, я знаю. Если СС раскроет секрет непобедимости викингов, нас ничто не сможет остановить. Откройте для нас Божий Молот, установите настоящую роль Роллона в саге о сыновьях Туле. Но вы, Шторман, должны все делать очень быстро и не давать ни секунды передышки тем, кто хочет вставлять нам палки в колеса. Я даю вам все полномочия. Не смущайтесь ничем: важен только результат. За рейхом гонится свора — мы не должны дать ей загнать себя. Но олень опасней всего, когда ранен. Мы люди лесные, Шторман, не забывайте! От наших предков мы сохранили искусство сражаться в тысячелетних дубовых чащах. Мы не имеем отношения к пустыне и смерти. Мы — воплощение жизни, но чтобы жизнь восторжествовала, сперва мы будем нести смерть.
Шторман счел себя обязанным отозваться на последнюю фразу: он приветствовал начальника, вскинув руку и слишком зычно для ночного времени выкликнув: «Хайль Гитлер!»
— Гитлер? — улыбнулся Зиверс. — Ну что ж, пожалуй. Итак, жду от вас результатов, и помните: ни малейшей слабости! В связи с этим я был вынужден посадить Харальд сена в камеру. Ненадежный человек. Сохраните его рукопись, используйте ее по вашему усмотрению — например, чтобы его допросить.
— Но он приехал сюда как друг… — нерешительно произнес Шторман.
— Я сказал вам, Шторман: никакой сентиментальности. Я на вас полагаюсь — не подведите меня. Мы, несколько человек из СС, отправились в этот бой и уже основательно ввязались в него. Мы решились, и никакой пощады не будет тем, кто не окажется на высоте доверенной ему миссии. Доброй ночи!
Зиверс вышел из комнаты Штормана, даже не взглянув на него. Молодой человек посмотрел на нелепое пресс-папье, стоящее на стопке бумаг. В первый раз он подумал, что свастика, пожалуй, не так крепка, как кажется. Потом он взглянул на рукопись Харальдсена. У него потемнело в глазах: а сам-то он будет ли на высоте своей миссии?
Глава 12
Он уже в третий раз проехал мимо большого дуба и маленькой церковки, укрывшейся под его ветвями. Проходившая навстречу женщина с охапкой соломы посмотрела на него подозрительно. И вправду надо сказать, у Пьера Ле Биана был вид злоумышленника: он носился на велосипеде все время одной и той же дорогой — то туда, то обратно. А ведь в этих местах ничего завидного не было. Деревья в садах росли довольно чахлые; на фермах, стоявших внизу в долине, народ жил явно бедный. Даже коровы, которые паслись на лужайках, были далеко не так хороши, как перед войной. Как и вся искалеченная бедствиями страна, этот утолок Нормандии не спасся от людского безумия.
Теряя терпение, Ле Биан оглянулся, чтобы убедиться, что не прозевал маленькую тропку вдоль реки. Где же может прятаться это чертово местечко под названием «Горбатая Корова»? Ему казалось, будто он все помнит точно — но вот теперь он все никак не мог отыскать тот путь, по которому он ходил когда-то с матерью. А оттого, что он отвлекся, велосипедное колесо не преминуло угодить в яму на самой середине дороги. Выбоина оказалась так глубока, что колесо застопорилось — всего на мгновенье, но этого хватило, чтобы седок потерял управление своей машиной. Заднее колесо резко занесло влево, и Ле Биан, описав дугу, приземлился за несколько метров в высокой траве.
— Тьфу, зараза! — крикнул он, поднявшись и оглядевшись.
Он содрал кожу на локтях и больно стукнулся о землю подбородком. Но ссадина беспокоила его меньше, чем велосипед. Впрочем, машина не сильно пострадала. Он прокатил ее несколько метров, чтобы убедиться, все ли в порядке, и понял, что велосипед едет, но колесо вихляет.
— Жалость какая, такая машина красивая! — послышался голос у него за спиной.
Ле Биан повернул голову и увидел ту самую женщину или девушку, которая косилась на него, когда он ездил туда-сюда под дубом. Молодой человек, отправляясь сюда, собирался держать свои дела в строжайшем секрете, но в его положении лучше было раскрыть карты.
— С машиной ничего страшного, — улыбнулся он в ответ. — Не такое бывало. А вы мне случайно не поможете? Я собирался навестить старушку Леонию, да никак не вспомню, по которой тропке свернуть к ней на ферму.
Девушка внезапно переменилась в лице: она опять насторожилась и недоверчиво спросила:
— А вам от нее чего нужно, от Леонии?
— Да вы не бойтесь, — ответил Ле Биан, изо всех сил стараясь быть как можно более убедительным. — Я ничего плохого не хочу, мне только нужно у нее кое-что расспросить про эти места. Видите ли, я историк…
— Но вы хоть с фрицами не якшаетесь? — прервала его женщина, нахмурившись.
С необычайными осторожностями Ле Биан достал из кармана бумажный пакетик. Он осторожно развязал ленточку на нем и протянул пакетик женщине. Этот подарок он вез для Леонии, но подумал, что половину стоит отдать этой девушке — пусть проводит его к старушке.
— Смотрите, — сказал он, передавая свое сокровище, — это плитка чудного шоколада. Сейчас такого в магазинах не сыщешь, только на черном рынке можно достать. И если немцы проведают про мой маленький промысел, у меня будет пара часиков очень неприятных, будьте покойны.
Едва ли такими доводами можно было успокоить собеседницу, но она не преминула отломить от плитки большой кусок и тотчас засунуть его в рот.
— Помню, когда я был маленький, — стал объяснять Ле Биан, — мать водила меня к Леонии. У меня все время болели уши, и наш доктор прямо сказал, что ничем помочь не может. Осталось только к этой старушке идти — про нее же слава, что она целительница. И самое удивительное, что она мне и впрямь помогла! Все прошло раз и навсегда.
— Это верно, она сильна, Леония-то, — ответила девушка с такой гордостью, как будто говорила о самой себе. — Только тут у нас ее не все любят. Иные даже твердят, будто она ведьма, словно мы в Средние века живем… А я знаю: она бабушка хорошая. Сейчас она глаза потеряла, а все равно видит побольше иных обормотов, которые тут в долине шляются.
Ле Биан радостно вздохнул. Шоколад и детские воспоминания смягчили встречного цербера. А девушка говорила дальше и останавливаться как будто не собиралась:
— В нашей семье ей всегда помогали. Мы ей и дрова все время носим очаг топить, и фрукты, и овощи, даже мясо, если бывает. А чем уж она там промышляет, то не наше дело!
Молодой человек не понял, что означала последняя фраза. У старой Леонии есть какие-то еще секреты? Он сделал вид, что не обратил внимание на проговорку встречной, и крепко взялся за руль велосипеда.
— Ну что, — проговорил он весело, — отведете меня к вашей приятельнице?
— Ммммм, — промычала девушка. Подумав, можно было понять, что это значит: «Ладно, так и быть».
Она указала на густолиственную заросль кустарника и пошла туда, раздвинув ветки. Ле Биану стоило некоторых трудов протиснуть сломанный велосипед сквозь чащу, но все-таки пробился и он. Между прочим, он потревожил снегиря, выбравшего для жилья местечко на ветке недалеко от воды. Речка детства текла перед глазами Пьера. Девушка скорым шагом шла по утоптанной, скользкой от дождей тропке.
— Так вы историк? — спросила она. — А зачем эти историки нужны? Истории рассказывать?
— Ну, можно и так сказать, — улыбнулся Ле Биан. — Только не выдумки, а правдивые истории. Я пытаюсь разобраться, как что когда происходило, как это было на самом деле.
Девушка не сбавила шага, но сильно задумалась. Теперь Ле Биан рассмотрел ее — в первый раз с тех пор, как они повстречались. Трудно было точно определить ее возраст, как и у всех деревенских женщин, не знакомых с парижскими модами и ухищрениями макияжа. Но, скорей всего, она была моложе, чем выглядела. Пьер стал думать о Жозефине. Кажется, между ней и этой, решил он, ничего нет общего. Он даже подумал, что сказала бы Жозефина, увидев, как он так вот идет с незнакомой девушкой у речки в безлюдном месте. Ему бы хотелось, чтобы она его приревновала. Но ничто не позволяло утверждать, что так бы оно и было.
— Так-то все говорят, — подала голос спутница, и Ле Биан очнулся от своих мечтаний. — Мы правду рассказываем — скажите на милость! Так ведь у каждого есть своя правда, почему она должна быть краше или верней, чем у других?
— Наверное, так и есть, — ответил Ле Биан. — А звать-то вас как? Меня Пьером зовут.
— А меня Жанной, — откликнулась спутница, продолжая идти и размышлять, зачем нужны историки.
Наконец ветки стали реже, идти легче. Жанна подобрала палку и развлечения ради делала вид, что отгоняет собак. Пьер все так же упорно толкал свой велосипед.