— Знайте: мы расправимся со всеми террористами, которые суют нам палки в колеса Будь они церковные или светские — нам нет дела Они заплатят за свое безумство. Вспомните, что сказал рейхсфюрер на собрании генералитета СС в Позене 4 октября прошлого года: «Закон природы таков: хорошо то, что твердо; хорошо то, что сильно; хорошо для будущего то, что способствует борьбе за существование телесно, душевно и духовно. Наши принципы — кровь, отбор и долгое будущее». Обдумайте эти слова, фон Бильниц: в них многое сказано. А теперь я хочу, чтобы меня больше не тревожили. Меня ждет работа.
Шторман повернулся к фон Бильницу спиной, а тот горько пожалел, что так обнаружил при всех свою вражду с ним. Он знал, что так или иначе им все равно придется существовать вместе, и подозревал, что пойти на компромисс все равно придется ему.
Глава 30
Снова открылась дверь подъезда, и снова, как всякий раз, сжалось сердце Ле Биана. Он беспокойно посмотрел на подвальную лестницу, но тут же и успокоился. Эту пару ног он узнал бы из тысячи: по лестнице грациозно спускались длинные ноги Жозефины. Она так улыбалась, что Ле Биан поневоле подумал: ей, пожалуй, нравится новое необычное положение. Он, Ле Биан, день и ночь сидит запертый в подвале у кого-то из их товарищей, а она бегает по городу, свободная, как ветер. Убежище студента находилось на улице Бефруа. Оно было сравнительно просторно и даже могло бы показаться довольно удобным, если бы в нем не валялось умопомрачительное количество всяких никому на свете не нужных предметов. Старые велосипедные колеса без половины спиц, горы ящиков для яблок, пустые бутылки, покрытые пылью, напоминавшие о довоенном изобилии — таково было убранство подземного укрытия. К счастью, Ле Биану удалось устроить для себя небольшой спальный уголок между двумя стопками ящиков, а главное — ему дали стол, стул и лампу, чтобы он мог продолжать работу. Немного фантазии — и его подземелье покажется филиалом Национальной библиотеки…
— Привет, Пьер, — весело сказала Жозефина. — Я тебе принесла пироженце с кремом. Съешь обязательно, а то, если все дальше так пойдет, нам скоро придется жрать топинамбуры и кошачье сало.
— А ты нашла книгу фон Листа, о которой я тебя просил? — ответил он, даже не взглянув на лакомство.
— Какой же ты гад! — воскликнула она, сразу обозлившись. — Я ношусь по всему городу, ищу ему то, что ему угодно. Я его кормлю. Он ругается — я слушаю. Ни в чем ему не перечу. А ты не думал, что мне может надоесть?
— Нет, не думал, — ответил он насмешливо. — Я же вам нужен — тебе и твоему так называемому отряду…
Тут Жозефина уже всерьез рассердилась. Она швырнула пирожное на стол и закричала:
— «Так называемому»? Ну, ты и сволочь, Ле Биан! Да без этого так называемого где бы ты сейчас спрятался? Тебя же боши чуть не схватили!
— Ну да, а если бы я вас не встретил, мне бы и прятаться не пришлось.
— Ага, — презрительно ответила Жозефина. — Никто тебя не заставляет любить родину. На всякой войне бывают герои, а бывают трусы.
Ле Биан встал и подошел к Жозефине. Он ласково погладил ей волосы, а она его не оттолкнула.
— Прости меня, — тихо сказал он. — Я нервничаю, потому что никак не могу разгадать тайну этой проклятой книги. А притом мне кажется, что в ней-то и лежит ключ ко всей этой истории.
Жозефина подвинула стул и села за стол. Она развернула сверток, вынула пирожное и с очаровательной улыбкой лакомки поднесла ко рту.
— Хорошо, господин учитель, — сказала она с набитым ртом. — Тогда объясните мне все сначала. Кажется, я пропустила несколько уроков.
Ле Биан улыбнулся. Он тоже сел и подвинул книгу ближе к себе, чтобы Жозефина не испачкала ее кремом от нормандского пирожного.
— Ты видишь уникальную вещь, — начал он, словно читая лекцию внимательным слушателям. — Это Четвероевангелие; они, конечно, все традиционные, но это не похоже ни на один известный список Евангелия. Оно написано рунами — древним письмом викингов. Других таких примеров я не знаю, а я их Бог знает сколько держал в руках. В общем, это очень древняя рукопись с миниатюрами, вероятно, переписанная какими-то монахами. Скорее всего, она древнее изобретения книгопечатания. Насколько я сам видел и знаю, склонен был бы ее датировать предположительно X веком — тем временем, когда викинги Роллона поселились в наших местах и многие из них еще не знали латинского алфавита. Вероятно, было задумано распространять Евангелие среди людей Севера, чтобы помочь их обращению в христианство. Но ты, конечно, спросишь меня, откуда я знаю, что Евангелие нормандское.
— Да нет… ну да… почему же? — пробормотала Жозефина, никак не ожидая, что ее о чем-нибудь спросят.
— Это очень просто, — продолжал Ле Биан. — Просто, а вместе с тем сложно. Сейчас скажу. Некоторые отрывки в книге написаны по-латыни. Простым глазом трудно разглядеть, но я смотрел через лупу и, насколько могу судить, чернила там другие. И я вовсе не удивлюсь, если латинские записи окажутся более поздними, чем рунический текст. Но там есть еще кое-что и похлеще, и вот этого я уже не понимаю…
— Чего ты не понимаешь? — перебила его Жозефина уже сама. Видно было, что ей все интереснее слушать.
— В конце кодекса, на странице, которая, должно быть, первоначально была пустой, есть странная таблица — что-то вроде конкорданса. Там пять латинских букв и пять соответствующих им рун, но не видно никакой логики: на самом деле они друг другу никак не соответствуют. Смотри:
Уже несколько часов ломаю голову над этой страницей и не могу понять, что бы это значило.
Жозефина взяла книгу и тоже принялась внимательно рассматривать последнюю страничку. Она вглядывалась и в знакомые буквы, и в те значки, которые для нее были не понятнее китайских иероглифов.
— И еще есть коротенькая запись вот тут, на заглавной странице внизу. Смотри:
Это мог бы быть какой-то шифр, но не такими рунами! Они ни к чему не относятся. Как я думаю, это буквы из футарка — первого рунического алфавита, придуманного около IV века. Потом появился упрощенный вариант из шестнадцати знаков вместо двадцати четырех.
Девушка ниже наклонилась над книгой и прищурилась.
— Смотри-ка, — сказала она очень тихо, очевидно, задумавшись. — Тут такие смешные черточки. Вот эта шляпка вверху, да и эта сбоку, пожалуй.
— Ну да, — раздраженно ответил Ле Биан. — Это руны. Буквы такие, сколько можно толковать?
— Я не тупая, — ответила Жозефина, тоже рассердившись. — Я только хочу сказать, что эти черточки зачем-то, не знаю зачем, пририсовали позже. Сразу видно, что ты никогда не подделывал отметки в дневнике. А я хорошо навострилась переделывать нолик на шестерку, а четверку на семерку. Поупражняться только надо.
— Погоди-погоди! — возбужденно воскликнул молодой археолог. — Ты о чем говоришь? О крышечке над руной Одала и о стрелке над руной Тюра ? Без них получается X и L. Но тогда руна Манна — это М, руна Иса I — она и так I, ну а руна Кена, <, похожа на повернутое V. Выходит пять букв: M-L–X-V–I. A MLXVI — это 1066. Во, дела!
Жозефина только что взяла новое пирожное, чтобы отпраздновать свою археографическую викторию. Дожидаться друга ей было уже не под силу.
— 1066! — воскликнул Ле Биан. — Ты понимаешь? Это же год кометы Галлея!
— Кометы? — переспросила Жозефина. — А почему уж сразу не полета на луну?
— Ничего ты не понимаешь, — восторженно отвечал Ле Биан. — 1066 год — это год завоевания Англии Вильгельмом Завоевателем, прямым потомком первого герцога Нормандского.
— А! — воскликнула девушка. — Это даже я знаю. Они там крепко поколошматили джон-булей и убили их короля Георга или Эдуарда, как бишь там его. Должно быть, я в тот день не прогуляла урок, вот и запомнила.
— Не Георга и не Эдуарда, а Гарольда, — уточнил Ле Биан. — Рассуждаем дальше: Евангелие относится ко времени правления Роллона; для простоты скажем — 911 год. А позднейшие приписки, должно быть, сделаны на полтора столетия позднее, в 1066-м. Но оно все время оставалось в одном семействе, в роду герцогов Нормандских.
Жозефина вытерла руки полотенцем и скривила губки:
— Отлично. Ну и что это нам все дает?
Ле Биан встал с места и взял девушку за обе руки, словно намереваясь попросить о чем-то очень-очень важном.
— Жозефина, — сказал он торжественно, — ты должна мне помочь. Мне совершенно необходимо посмотреть на гобелен из Байё. Но только не на копию, обязательно оригинал. Его надо рассмотреть как можно внимательнее.
В это же самое время в руанской комендатуре Шторман снял плащ и подошел к большому письменному столу. Он развернул коричневый сверток и достал оттуда стопку бумаги. Один из его людей поднес ему стакан чая. Шторман удобно уселся на стул, поднес чай к губам, надел маленькие круглые очки и уставился на первую страницу. Через несколько секунд он тихонько проговорил:
— Ну ладно, старый висельник Харальдсен, где бы ты ни был теперь, пора нам с тобой потолковать…
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. РОЛЬФ ПЕШЕХОД. НОРМАНДСКАЯ САГА
Рукопись доктора Олафа Харальдсена, профессора истории университета Осло
Книга одиннадцатая
Лондон, 923 г.
Две вороны яростно дрались за кусок свиной шкуры. Одна, покрупнее ростом, уже было победила, но тут на пир без приглашения явился черный кот и показал, кто здесь главный. Птицы улетели, не дождавшись даже объедков. Вдоль Темзы шли высокая женщина с грустным лицом и мальчик-подросток. Они остановились ненадолго, молча посмотрели на эту сцену и продолжили свой путь.
— Видите, сын мой, — сказала женщина, — сама природа дает нам важные уроки. Эти вороны — узурпаторы. Одну зовут Роберт, и царство ее продлилось не долее, чем взмах крыла. Вторая же ворона — Рауль, другой разбойник, что мнит теперь себя воцарившимся над землями вашего отца…
— А кот? — спросил мальчик (его звали Людовиком). — Он кто, по-вашему?