Остальным делать стало нечего. Братья потихоньку разбрелись по берегу, обследуя незнакомую местность. Кто-то занялся рыбной ловлей на лесу, кто-то, убивая время, отправился искать птичьи гнезда. Риг Длиннорукий, брат Фроди Глазастого, любопытный и непоседливый, как малый ребенок, не поленился вскарабкаться на самую высокую вершину. Вернувшись, рассказал, что весь берег представляет собой сплошную каменную гряду, отделяющую сушу от моря. Дальше, вглубь, начинается болотистая равнина с чахлой растительностью, а куда она тянется, про то, наверное, только боги ведают. Может, до самой границы Мидгарда, за которой начинается сумеречный Утгард, страна великанов. Признаков вроде, мол, нигде не видно, ни огонька, ни дыма во всей округе. Скучное место, неприветливое. Совсем пустое.
Воины, слушая его, соглашались, что здесь, на севере, много подобных пустых земель, где никогда не селятся люди. Конечно, и здесь кое-где встречаются защищенные от ветров фиорды с обильной растительностью и богатым промыслом, но в основном – болота, пустынь и лысые, каменистые холмы. Унылые места, это точно. Люди не селятся в здешних краях, значит, наверняка полно хищных троллей и коварных гномов, эти всегда выбирают места подальше от людских глаз. Да что говорить, сюда, надо думать, частенько забредают и злобные великаны – поразмять плечи, покидать в море скалы и валуны, подразнить подводного владыку Эгира. То-то вся прибрежная полоса засыпана камнями, словно их нарочно сеяли. Совсем плохие места, не стоило бы здесь задерживаться…
–Сьевнар, ты сильно занят?– спросил Гуннар Косильщик.
Спросил тихо, спокойно, лишь в уголках прищуренных светлых глаз дрожала усмешка. Сьевнар, не поднимаясь с колен, глянул на него через плечо.
Неслышно приблизившись по береговой кромке, старший брат, видимо, давно уже наблюдал, как скальд, сосредоточенно посапывая, выкладывает из мелких камешков длинную крепостную стену. Развернул строительство так широко, что сам не на шутку увлекся. По углам обозначены, но еще не достроены четыре опорные башни, вдоль стены, как положено, глубокий ров, через ров к воротам уже перекинут мост из плоских голышей. Он отчетливо представлял себе, как, допустим, жуки пришли в его крепость держать оборону от мурашей. Вот здесь у них колодец, здесь – оружейная, а здесь они разведут костры, чтобы лить на головы осаждающих смолу и масло…
–Сильно, конечно… Не видишь что ли?– проворчал Сьевнар.
Он был смущен, что его застали за таким ребячьим занятием. Чувствовал, как предательски краснеют щеки.
–А то, думаю, вдруг не очень сильно? Дай, думаю, поинтересуюсь,– спокойно продолжил старший брат.
Косильщик – такой! Умеет насмешничать одними глазами.
–Может, и не очень…– все так же ворчливо отозвался Сьевнар.– А что?
–Пойдем, чего покажу.
–Ну, пойдем, что ли…
Скальд все-таки не удержался, добавил в стену еще один камешек. Проверил пальцами, крепко ли держится. Привстал на коленках, полюбовался со стороны.
И то сказать – когда он играл в последний раз? Наверное, еще совсем маленьким, в Гардарике. Потом уж стало совсем не до игр…
–Пошли, пошли, не пожалеешь,– пообещал Гуннар.– Я сам удивился, когда увидел.
–Да что там такое?
Старший брат лишь загадочно улыбался.
Сьевнар одним движением поднялся с колен. Зашагал вперед.
–А крепость у тебя красивая получается. Дострой обязательно,– вдруг сказал Гуннар, когда они прошли дальше по берегу, отвернули от моря и начали подниматься вверх.
–Да ладно тебе…
–Нет, я серьезно… Иногда я удивляюсь тебе, брат,– сознался Косильщик.– Иной раз посмотришь – зрелый муж, провяленный ветрами дорог, что пережил и битвы, и страдания, и потери. А иногда глянешь – мальчишка мальчишкой. Даже непонятно, откуда берутся такие висы, где вместе с пламенем сердца звучит настоящая, зрелая мудрость.
–Ладно тебе…
–Нет, так, наверное, и должно быть… Только не каждому удается сохранить в себе достаточно детского, чтобы стать по-настоящему мудрым.
–Многие бы не согласились с тобой. Сказали бы, мудрость – удел стариков. А в ребячестве – откуда она возьмется?
–Видят боги, они ошибаются. Мудрость – не ключник в поместье ярла, для нее недостаточно лишь житейского опыта и практической сметки. Тут нужно что-то еще. Может, правда, нужно принимать мир с восторгом ребенка, чтобы он в ответ улыбался тебе…
Сьевнар подумал, что Гуннар сказал удивительно верно. Лучше не скажешь, пожалуй. Он всегда знал, что под личиной шального, бесшабашного Косильщика, Гуннара Невидимый Меч, спрятан глубокий, думающий ум. За то и любил названого старшего брата, и восхищался им.
Он вдруг вспомнил своего врага, ярла Рорика Неистового. Вот в нем точно ничего не осталось детского. Немного осталось даже от пылкого, нетерпеливого юноши, каким его увидел когда-то мальчик-словен. Вспомнить последнюю встречу в Хильдсъяве – жесткое, холодное, словно вырубленное из камня лицо, ставшее совсем неподвижным от привычки всегда скрывать свои мысли.
Таким сделали годы неистового ярла. И такому человеку стала женой Сангриль, его любимая…
Скальд помрачнел и отвернулся, пряча взгляд.
Тем временем они неторопливо поднимались вверх, где над каменистым склоном высились скалы. Время и ветра выгладили их вершины так, что со стороны они напоминали очертания голов и плеч. Словно действительно на берегу встали плечом к плечу великаны Утгарда. Присмотреться, прищуриться – вон из той скалы проступает напряженное, совсем человечье лицо, решил Сьевнар. Да и та, что рядом, вроде как улыбается ехидно. А соседняя – хмурится…
Может, в рассуждениях ратников о нехорошем, заколдованном месте есть какая-то своя, затерянная в веках правда?– задумался он. Допустим, вышли великаны на берег в боевом порядке, бросили вызов морю и небу, а боги-ассы перехитрили их, превратили силачей в камни. Оттого и кажутся они слишком живыми, что до сих пор вспоминают ту жестокую битву между землей и небом.
Сьевнар почувствовал, как в голове мелькнули… нет, пока не висы, не строки, мелькнул ритм, то особое настроение, из которого вырастают стихи.
Поймал себя на этом и усмехнулся. Поэзия напоминает болезнь – хочется зарифмовать целый мир, разложив по строкам и придав ему ритм…
–Пришли, нам сюда,– перебил его мысли Гуннар.
Скальд недоуменно осматривался. Он не понимал, куда ведет его старший брат, скалы выглядели слишком крутыми и неприступными, чтоб карабкаться на них без веревок и металлических костылей. Потом заметил узкую, высокую расщелину между двумя выступами.
Сначала пришлось почти протискиваться, но дальше ход расширялся, скоро они смогли идти рядом. Снизу скальные стены казались еще выше, чем со стороны, зубчатые вершины подчеркивали узкую полоску неба. Было темно, мрачно и как-то очень тихо.
Далеко идти не пришлось. Расщелина заканчивалась широкой, неожиданно ровной площадкой в центре которой… Сначала Сьевнару показалось, что это просто огромный валун, обломок скалы, каким-то чудом получивший гладкую, причудливую, почти рукотворную форму. Только вглядевшись, он начал различать широкое, плоское лицо, равнодушно-холодный разрез узких глаз, огромные, налитые груди, необъятные бедра…
–Но это же…
–Вот именно!– подтвердил Гуннар.– Каменная баба. Пусть мне никогда не взяться за рукоять Самосека, если не такую же ты таскаешь в своей походной суме. Только эта, бьюсь об заклад, побольше будет, эту в суму не засунешь… Риг Длиннорукий нашел ее утром, он же привык бегать всюду. Я подумал, тебе будет интересно взглянуть…
Косильщик еще что-то говорил, но Сьевнар уже не слушал его. Смотрел на каменную богиню, а перед глазами мелькали смуглые лица из его видений в пещере с отравой. Рокот барабанов, колеблющееся пламя факелов, распаленное, неприкрытое вожделение… Великая Мать давно исчезнувшего народа…
Исчезнувшего? Может быть. Или ушедшего за край Мидгарда в поисках того лучшего, но не очень понятного, что обычно ищут для себя люди.
Странная встреча, думал он. Именно встреча, по-другому не скажешь… Не только с собственным прошлым, и не только с прошлым этой суровой земли, встреча с самим временем. Как будто оно, время, окаменело и смотрит теперь на него с равнодушием вечности перед мигом…
–Да, в мире много загадок. Мир вообще не любит открывать людям свои тайны. Вот говорят – боги управляют людьми, а я думаю – не только управляют. Но и берегут от них,– от нас то есть, самые сокровенные тайны мира,– рассуждал Гуннар, когда они шли назад.– В этом тоже их предназначение. Вот нам, свеонам, кажется, что фиорды – эта наша земля, исконная, из поколения в поколение. А может, она не наша. И до нас здесь жили, и после нас будут жить. Нас, к примеру, и не вспомнит никто…
–Получается, и богам нельзя верить?– покосился Сьевнар на старшего брата. Видел, у того сегодня разговорчивое настроение.
–А кто им верит? Они – боги, у них свой разум, другой… Нам их трудно понять, да и боги нас не всегда понимают… Вот ты, небось, до сих пор гадаешь, откуда взялось искусство меча, которому я тебя учил?– внезапно спросил он.
–Ну…
–Сознавайся, Сьевнар, гадаешь?– весело щурился старший брат.
Они уже выбрались из расщелины и опять шли вдоль по берега. Серое море сливалось в туманной дымке с таким же небом, монотонно шумела, набегая, волна, над водой низко проносились чайки, предвещая непогоду. Привычная картина…
Вопрос удивил Сьевнара. До сих пор они не говорили об этом. Он, было дело, пытался разузнать, но Гуннар решительно отмахивался. Скальд для себя вывел, что старший брат связан клятвой молчания, и на том успокоился.
–Не то, чтобы гадаю,– сознался Сьевнар.– Говорят, колдовство гномов, которое ты должен хранить в секрете… Много чего говорят…
–Колдовство!– фыркнул Косильщик.– Я учил тебя столько времени, и скажи, положа руку на сердце,– видел ли ты хоть какое-нибудь колдовство в наших упражнениях?
Сьевнар улыбнулся и покачал головой.