— Вы знаете, господин д’Эрбле, что каждое ваше слово— семя, которое в моем уме прорастает и приносит плоды. Я еду в Лувр.
— Помните, д’Артаньяну не нужно ехать через Сен-Манде. Он прямо отправится в Лувр; нужно вычесть этот час из того времени, которое есть у нас в запасе.
— Может быть, у д’Артаньяна есть все, но у него нет моих английских лошадей. Через двадцать пять минут я буду в Лувре.
И, не теряя ни секунды, Фуке приказал подать лошадей. Арамис успел сказать ему:
— Возвращайтесь так же быстро, как поедете туда; я буду ждать вас с нетерпением.
Через пять минут министр летел к Парижу.
Между тем Арамис попросил указать ему комнату, где отдыхал Портос.
На кровати лежал Портос. Его лицо покраснело, лучше сказать — полиловело, глаза опухли, рот был открыт. От храпа, который вырывался из глубин его груди, дрожали оконные стекла.
Глядя на вздувшиеся мышцы его лица, на спутанные и прилипшие ко лбу волосы, на сильное движение поднимавшегося подбородка и плеч, нельзя было не почувствовать своего рода восхищения: сила, доходящая до такой степени, почти божественна.
По приказанию Пелисона слуга разрезал сапоги Портоса, потому что просто снять их не было ни малейшей возможности. Четверо лакеев тщетно пробовали снять их. Им даже не удалось разбудить Портоса.
Сапоги сняли, разрезав их на ремешки, и ноги исполина положили на кровать. С него срезали все остальное платье; отнесли в ванну и целый час продержали в теплой воде; надели на него чистое белье; уложили в согретую грелкой постель. Все это стоило большого труда. Усилия слуг пробудили бы мертвого, но Портос даже не открыл глаз, ни на секунду не прервал своего могучего храпа.
Арамис, худощавый и нервный, собрав все свое мужество, хотел превозмочь усталость и поработать с Гурвилем и Пелисоном, но, внезапно лишившись чувств, повалился на стул и не смог подняться.
Его отнесли в соседнюю комнату. Вскоре отдых в удобной кровати успокоил его возбужденный мозг.
XXVIIФУКЕ ДЕЙСТВУЕТ
Тем временем Фуке мчался к Лувру на своих английских лошадях.
Король работал с Кольбером.
Вдруг Людовик задумался. Два смертных приговора, которые он подписал, вступая на трон, время от времени вспоминались ему.
Когда он сидел с открытыми глазами, они вставали перед ним, как два траурных пятна. Когда он опускал веки, ему представлялись два пятна крови.
— Господин Кольбер, — внезапно повернулся он к интенданту, — мне иногда кажется, что люди, которых я осудил по вашему совету, не были так уж виновны.
— Ваше величество, они были выбраны из стаи откупщиков, чтобы покарать их в пример другим.
— Кто выбрал их?
— Необходимость, государь, — холодно ответил Кольбер.
— Необходимость! Великое слово! — прошептал молодой король.
— Великая богиня, ваше величество.
— Не правда ли, это были преданные друзья суперинтенданта финансов?
— Да, ваше величество, это были его друзья, которые за него отдали бы жизнь.
— Они ее и отдали, — заметил король.
— Правда, но, к счастью, без всякой пользы, а это не входило в их намерения.
— Сколько денег присвоили эти люди?
— Около десяти миллионов, причем шесть были конфискованы у них.
— И эти деньги у меня в казне? — спросил король с чувством отвращения.
— Да, ваше величество; но эта конфискация, которая должна была бы разорить Фуке, не достигла своей цели.
— Какой из этого вывод, господин Кольбер?
— Я считаю, что, если Фуке поднял против вашего величества толпу мятежников для того, чтобы спасти от казни своих друзей, он поднимет целую армию, когда самому понадобится избегнуть кары.
— Удивляюсь, — сказал король, — что, думая так о Фуке, вы давно не дали мне совета.
— Какого совета, ваше величество?
— Сначала скажите мне ясно и определенно, что вы думаете о Фуке.
— Я думал, государь, что Фуке не довольствуется тем, что приобретает деньги, как кардинал Мазарини, отнимая таким путем у вашего величества часть вашего могущества, но и привлекает к себе всех любителей веселой, роскошной жизни, поклонников того, что бездельники называют поэзией, а политики — испорченностью; что, поднимая против вас, государь, подданных вашего величества, он наносит ущерб королевским правам, и если так будет продолжаться, он сделает из вашего величества слабого и незначительного короля.
— А как называют такие замыслы, господин Кольбер?
— Государственным преступлением.
— И что делают с такими преступниками?
— Их арестовывают, судят и карают.
— А вы уверены, что Фуке задумал совершить то преступление, которое вы ему приписываете?
— Более того, государь. Он уже приступил к исполнению своего замысла. Есть очевидное, осязательное, вещественное доказательство его измены.
— Какое?
— Я узнал, что Фуке укрепляет Бель-Иль.
— С какой целью?
— С целью со временем защищаться против своего короля.
— Но если это верно, господин Кольбер, — сказал Людовик, — необходимо немедленно же поступить так, как вы говорили: нужно арестовать Фуке.
— Невозможно!
— Я уже, кажется, говорил вам, что этого слова не должны произносить те, кто мне служит.
— Слуги вашего величества не могут помешать Фуке быть суперинтендантом.
— Так что же из того?
— Благодаря этой должности за него весь парламент, так же как и вся армия — благодаря его щедрости, все писатели— благодаря его любезности, все дворянство — благодаря его подаркам.
— Значит, другими словами, я бессилен против Фуке?
— Да, по крайней мере, в настоящую минуту, ваше величество.
— Вы плохой советчик, господин Кольбер.
— О нет, ваше величество, я не ограничиваюсь простым указанием на опасность.
— Полно. Как можно подкопаться под этого колосса?
И король с горечью засмеялся.
— Он поднялся благодаря деньгам, убейте его деньгами же, ваше величество.
— Лишить его должности?
— Это плохое средство.
— Укажите хорошее.
— Разорите его.
— Как?
— Воспользуйтесь любым удобным случаем.
— Каким?
— Вот, например, его королевское высочество будет венчаться. Свадьба должна быть великолепна. Это прекрасный повод потребовать у него миллион. Фуке, который охотно платит двадцать тысяч, когда он должен всего пять, конечно, без труда найдет миллион для вашего величества.
— Хорошо, — согласился Людовик XIV.
— Если вашему величеству угодно подписать ордер, я сам пошлю за деньгами.
И, подвинув королю бумагу, Кольбер подал ему перо.
В эту минуту дверь приоткрылась, и лакей доложил о приезде суперинтенданта финансов.
Людовик побледнел.
Кольбер уронил перо и отошел от короля, которого он словно осенял черными крыльями, как злой ангел.
Фуке вошел и, как опытный царедворец, с первого же взгляда понял положение вещей.
Положение было неутешительным для него, хотя он и сознавал свою силу. Маленькие черные глаза Кольбера, расширенные завистью, и светлый, горевший гневом взгляд Людовика XIV не предвещали ничего хорошего.
Молчание, встретившее Фуке, сразу предупредило его о грозившей ему опасности.
Король молчал, пока Фуке дошел до середины комнаты. Юношеская застенчивость Людовика заставляла его сдерживаться. Фуке воспользовался удобным случаем.
— Государь, — сказал он, — я с нетерпением ждал возможности увидеть ваше величество.
— Почему? — заговорил король.
— Потому что хотел сообщить вашему величеству хорошую новость.
Не обладая великодушием и благородством Фуке, Кольбер во многих отношениях походил на него, не уступая ему в проницательности и знании людей. Кроме того, у него была способность владеть собой, которая дает лицемерам время обдумать и приготовиться, чтобы сильнее нанести удар.
Он угадал, что Фуке идет навстречу удару, который хотел нанести он, Кольбер. Его глаза блеснули.
— Какую новость? — спросил король.
Фуке положил на стол свиток бумаги.
— Прошу ваше величество соблаговолить взглянуть на эту работу, — сказал он.
Король медленно развернул свиток.
— Планы? — удивился он. — Чего?
— Новой крепости, государь.
— А, — сказал король, — значит, вы занимаетесь тактикой и стратегией, господин Фуке?
— Я занимаюсь всем, что может принести пользу правлению вашего величества, — ответил Фуке.
— Прекрасные чертежи, — кивнул ему король.
— Без сомнения, ваше величество разбирается в этом плане? — проговорил Фуке, наклоняясь над бумагой. — Вот — пояс стен; тут — форты, передовые укрепления.
— А что кругом?
— Море.
— Что же это за место?
— Бель-Иль, — негромко произнес Фуке.
Услыхав это название, Кольбер сделал такое заметное движение что король оглянулся, призывая его к сдержанности.
Суперинтенданта, видимо, нисколько не смутили ни движение Кольбера, ни предупреждающий взгляд короля.
— Значит, господин Фуке, вы велели укрепить Бель-Иль?
— Да, государь, и я привез планы и счета вашему величеству, — ответил Фуке. — На это дело я истратил миллион шестьсот тысяч ливров.
— А для чего это? — холодно спросил Людовик, подстрекаемый полным ненависти взглядом Кольбера.
— Мою цель легко понять, — ответил Фуке. — У вашего величества были натянутые отношения с Великобританией.
— Да, но с момента реставрации короля Карла Второго я заключил с ней союз.
— Это случилось месяц тому назад, ваше величество. А укрепления Бель-Иля начаты шесть месяцев назад.
— Значит, они стали бесполезны.
— Крепость никогда не бывает бесполезна, ваше величество: я укреплял Бель-Иль против Монка, Ламберта и граждан Лондона, которые играли в солдатики. Теперь Бель-Иль будет крепостью против Голландии, с которой неминуемо начнут войну либо ваше величество, либо Англия.
Король опять взглянул на Кольбера.
— Кажется, Бель-Иль принадлежит вам, господин Фуке? — спросил Людовик.
— Нет, государь.