сти, мотался по производственным объектам, выбивал фонды и лимиты, материл нерадивых подчиненных, требовал выполнять и перевыполнять план. Конечно, экономику ЧВС знал, все-таки прошел путь от простого рабочего до министра, но знал только в ее советском плановом изводе, в своей отдельной специфической отрасли. А кому такие знания сегодня нужны?
Что он смыслит в рынке, который ему предстоит выстраивать?
Не лучший вариант, а вынужденный компромисс. А значит, очевидна опасность ослабления энергии реформ, их сворачивания на какой-то самодельный вариант, у которого отсутствует надежный фундамент мировой экономической науки.
ЧВС, как будто нарочно, был весь собран из характерных примет советской эпохи. Визуально – типичный советский директор или министр. Смотришь на его фотографии с министерскими коллегами, с «партхозактивом» – никаких различий.
И биография у него соответствующая, типично советская: прошел путь с самых низов – от простого рабочего до министра. На зарубежные семинары не ездил, в научных конференциях не участвовал. Практик, хозяйственник, производственник чистой воды.
Потом – привычка «тыкать» и не совсем складная, корявая – литературно неправильная – речь. Добавьте к этому увлечение охотой (любимое занятие советской номенклатуры, хотя и сейчас тоже, но не начальников федерального уровня) и игру на баяне. Можно себе представить реформаторов за этими занятиями? Гайдара, Чубайса, Немцова, Авена, Коха?
К тому же жена его увлекалась русскими народными песнями, а не симфониями Стравинского, да и любимая певица ЧВС не Монсеррат Кабалье, а Людмила Зыкина.
Безусловно, здесь нет ничего предосудительного. Однако все это плохо ложилось на образ премьера, задачей которого было подальше отплыть от гавани советской системы. Да, безусловно, ЧВС – яркая колоритная фигура советской эпохи, которая пришла в новый мир, начавший строиться на обломках Советского Союза. Но в этом мире он считался уже «уходящей натурой».
Участники III съезда «ДемРоссии», открывшегося 19 декабря, выступили резко против рокировки Гайдар – Черномырдин. Вся предыдущая деятельность нового премьера, по их мнению, свидетельствовала о том, что он «откровенно тормозит демократические реформы». «Печально известные указы по топливно-энергетическому комплексу, электроэнергетике, газовой и нефтяной промышленности не только выводят из-под приватизации важнейшие отрасли, но и создают невиданные в мире сверхмонополии», – заявили участники съезда.
Характер отношения демократической общественности к новому премьеру, пожалуй, лучше всех передает публицист и писатель, летописец эпохи 1990-х Олег Мороз: «Трудно постичь, как могла прийти в голову Ельцину безумная идея выдвигать человека, вскормленного на догмах политэкономии социализма, на практике социалистического хозяйствования, не понимающего азов рыночной экономики, на роль лидера рыночных реформ».
«На смену… ученому-экономисту, – пишет Мороз, – раздражающему депутатов своим интеллектом, эрудицией, образованностью, интеллигентностью, пришел “красный директор” – человек генетически родственный, близкий и понятный большинству нардепов. Свой в доску. Это было, пожалуй, одно из самых крупных поражений Ельцина за все годы его правления».
Далее Мороз приводит высказывания депутатов-демократов.
Отец Глеб Якунин: «Колоссальное поражение. Самое ужасное, что этого не понимает сам президент».
Сергей Юшенков: «Это не поражение демократов, а сокрушительный разгром».
Ельцин вполне мог бы этого поражения избежать, считает Мороз. Достаточно было предложить на пост премьера не Черномырдина, а Гайдара. И после того как депутаты второй раз провалили бы его, назначить Егора Тимуровича вновь и. о. председателя правительства на следующие три месяца (хотя было очевидно – правительство, которое не может взаимодействовать с законодательной властью, будет заведомо слабым, не способным придать реформам необходимую динамику).
А вот свидетельство депутата Ю. М. Воронина, с которым поделился своей оценкой назначения ЧВС советник президента по военно-промышленному комплексу Михаил Малей, представлявший в свое время программу реформ: «Что же вы натворили? – с горечью сказал он. – Черномырдин всю жизнь только дырки в земле сверлил, больше ничего делать не умеет, а вы ему Россию доверили. Он вам скоро покажет!»
К обструкции ЧВС приложил руку и пресс-секретарь Ельцина Вячеслав Костиков: «В декабре, когда Черномырдина назначили премьером, он заявил, что намеревается работать в тесном сотрудничестве со съездом. Это побудило пресс-секретаря Ельцина, Вячеслава Костикова, написать о нем саркастическую статью, которая была опубликована под псевдонимом. Черномырдин пожаловался Ельцину, который сказал Костикову, что его критика справедлива, но свое мнение он должен держать при себе: “С Черномырдиным я сам разберусь”».
Потом все вроде бы свыклись, успокоились – тем более что ЧВС не делал каких-то явно антирыночных или антидемократических шагов. Однако такой «несовременный» шлейф, бэкграунд за ним все равно сохранялся.
Вообще на протяжении своей работы в правительстве ЧВС получил немало негативных оценок. Тяжелый ход реформ связывался прежде всего с неспособностью премьера эффективно решать стоящие перед правительством задачи. Так, известный политолог Лилия Шевцова писала: «Премьер постоянно не справлялся с экономическими проблемами». «Основные пружины обвала 17 августа были заложены во время премьерства Черномырдина».
Резко высказывался о ЧВС видный ученый-экономист Григорий Ханин. Уж он-то (на заре перестройки в соавторстве с В. Селюниным он опубликовал в «Новом мире» прогремевшую статью «Лукавая цифра», где авторы с цифрами в руках доказали, насколько завралась советская экономическая статистика и что о каких-то выдающихся достижениях социалистической экономики говорить просто не приходится) в экономике разбирался: «Он был… малограмотен в экономическом отношении…» И чтобы окончательно добить Черномырдина, подытожил: «просто малограмотен, что проявлялось в его убогой речи».
Для Ханина это вообще что-то из ряда вон: чрезвычайно сложными и многоплановыми изменениями в экономике, где важна их последовательность и всесторонняя разработанность, занимается человек, который, вместо грамотного и развернутого ответа относительно взятого направления реформ, заявляет: «У нас один курс – правильный». Вместо разъяснения отличия экономической ситуации в настоящее время от советского периода, утверждает: «Здесь вам не тут». Вместо объяснения причин тяжести реформ, объявляет: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Вместо сравнительного анализа экономической ситуации в России и Советском Союзе, требует: «Встаньте те, у кого все было!»
Словом, вот если бы на месте ЧВС был образованный экономист, который четко понимал, что надо делать, все пошло бы совсем иначе.
Ученые вообще помешаны на знании и не хотят понимать, что политика (а пост главы правительства – это все-таки обязательно и политика) вносит существенные изменения в экономику, влияет на нее самым решительным образом. Порой вынуждая и Гайдара сворачивать в сторону от последовательного реформаторского пути.
Кстати, и сам Гайдар не удержался от того, чтобы дать обобщенную характеристику работе ЧВС на посту премьера. Известна его фраза, что никогда еще учеба одного человека не обходилась стране так дорого (имеется в виду, что, разбирайся ЧВС в рыночной экономике, реформы прошли бы гораздо успешнее, быстрее и не были бы сопряжены с тяжелыми потерями).
Гайдар был настроен на решительное и быстрое проведение реформ. И убедил в возможности этого президента. Ельцину тоже хотелось поскорее увидеть результаты рыночных преобразований. Он рассчитывал, что глобальные политические и экономические реформы смогут состояться в рамках жизни даже не одного поколения, а в срок его президентства. В возможности этого убеждал его опыт Польши, стран Восточной Европы и Балтии. Настраивал Гайдар (программа «500 дней» Явлинского про то же – что за 500 дней можно кардинально изменить всю Россию). Достаточно вспомнить интервью Гайдара «Известиям» (2 января 1992 года: «Будущее принесет нам новые цены и забытые товары»), которое Ельцин наверняка прекрасно помнил: «К концу года темпы роста цен замедлятся до нескольких процентов, курс рубля стабилизируется, возникнут объективные предпосылки для притока иностранных инвестиций».
Фигура Черномырдина выплыла действительно совсем неожиданно – как спасительный вариант компромисса. Неожиданно и для самого Ельцина. Поэтому в своей книге «Записки президента», вышедшей в 1994 году, Ельцин подробно комментирует свое решение о назначении ЧВС:
«Я знаю, что реакция Запада на выдвижение Черномырдина была достаточно прохладной. Впрочем, как и в нашей прессе. Называли его типичным партработником. Хотя он не просто партработник, он хозяйственник, изъездивший, исколесивший Сибирь и Урал. Человек, который знает почем фунт лиха. И не с точки зрения райкома-обкома. Мне приходилось видеть Черномырдина по колено в грязи, в болотных сапогах – в командировках, на угольных разрезах, на стройках – такая была у него работа, по-настоящему тяжелая.
…За несколько дней до начала седьмого съезда мне позвонил Буш. Он просил меня не отдавать без борьбы Гайдара и Козырева. Именно в Гайдаре западные правительства видели гаранта экономических реформ… Однако одно дело – оценивать ситуацию оттуда, со стороны. Другое дело – находиться здесь. Шансов пройти через съезд у Гайдара не было. В этой ситуации я остановил свой выбор на Викторе Степановиче Черномырдине. Вроде бы это снова компромиссная фигура. Снова выдвижение кандидатуры, устраивающей всех. Обусловленное, прямо скажем, печальной необходимостью. Мы уже много раз видели, что из этого не получается ничего хорошего».
У Ельцина было время – почти два года, – чтобы оценить это назначение. Поэтому хотя сначала оно и представлялось достаточно вынужденным, а в глазах соратников выглядело как отступление, даже поражение президента, но в дальнейшем обернулось очевидными плюсами.