ры. Так, собственно, и происходило последние 30 лет, следствием чего и встала сегодня так остро проблема импортозамещения.
Но тогда слова ЧВС воспринимались как сигнал тревоги – глава правительства заговорил про тяжелую промышленность, курс реформ в опасности!
В общем, назначение ЧВС породило серьезную тревогу в умах. С одной стороны, его выдвинул президент, с другой – за него дружно проголосовал съезд. С одной стороны, он сразу же заявил, что он за рынок, с другой – что «против лавочников».
ЧВС, безусловно, раздражали недоверие, постоянные упреки демократической общественности, что он плохо разбирается в современной рыночной экономике. Тем более что он был уверен в своем праве возглавлять правительство.
Он, вспоминают его соратники, говорил им, обиженный: вот эти ребята обвиняют меня, что я не понимаю рынок. Да я создал первый в Союзе рыночный концерн, как Шелл, Тоталь, я первый в Советском Союзе начал заключать с немцами рыночные контракты на поставку газа, первый разобрался, что такое западный рынок. А они меня учат рынку! Да я лучше их понимаю, что такое рынок!
Как себя ощущал ЧВС в новой роли? Да, он досконально знал свою энергетическую отрасль. А тут свалилось сразу все – вся экономика: финансы, промышленность, наука, образование, сельское хозяйство, культура…
С одной стороны, он вовсе не чувствовал себя первоклашкой на уроках рыночной экономики. Опыт создания Газпрома придавал уверенности. Но с другой – ему хотелось разобраться, как люди, ничего не понимающие в производстве, так много понимают в современных экономических процессах, ясно видят взаимосвязи всех составляющих экономики. Значит, все-таки не все необходимые знания дал ему производственный опыт.
У ЧВС шла определенная переоценка ценностей. И он учился, учился, учился. После того как ЧВС стал премьером, он переварил огромный объем информации: конечно, он не мог и не имел времени проштудировать тома Фридмана, Хайека и других, но по всем интересующим вопросам помощники и специалисты писали ему справки. Потом – непрерывные разъезды по регионам, постоянные встречи в Москве с теми, кто имеет информацию по текущим вопросам (особенно интересовали руководители предприятий и главные инженеры – ЧВС мог, запершись в кабинете, несколько часов потратить на беседу с человеком, у которого выспрашивал, как предприятие встраивается в новые рыночные отношения).
Он не принадлежал к тем людям, которые считают, что все уже знают лучше всех. Учиться он считал не зазорным, а даже абсолютно необходимым. Учился, не переставая, – уникальное для большого начальника качество, которое мне встречалось очень редко.
Знал одного совсем высокопоставленного государственного деятеля, про которого его ближайший многолетний помощник рассказывал: тот абсолютно убежден, что уже знает все, что ему необходимо в этой жизни. И ни в каких новых знаниях больше не нуждается.
Чувствуя наступление нового времени, ЧВС еще в советскую эпоху отправил в Америку на семинары к Нобелевскому лауреату по экономике Василию Леонтьеву своего помощника Тарасова, чтобы тот набрался знаний в области современных экономических теорий. Он видел, что устои социалистической экономики зашатались, необходимо лучше усвоить, как устроена экономика на Западе, тем более Газпрому надо понимать, в каких условиях ему предстоит работать.
Тарасов рассказывает, что первые впечатления от учебы стали шоком. Он ведь в Советском Союзе изучал экономику, но оказалось, что хоть названия у них и одинаковые – что там экономика, что у нас, – но они совершенно про разное. «Я даже представить себе не мог, насколько они отличаются друг от друга», – вспоминает Тарасов.
(Кстати, Леонтьев в 1988 году был приглашен в СССР как эксперт для консультации по вопросам проведения перестройки. Его сразу избрали членом Академии наук СССР, но особо слушать не стали. В начале 1990-х годов он приезжал в Россию с предложением помощи в реформировании российской экономики. Вернувшись в Америку, он сказал: «Я туда больше не поеду. Они ничего не слушают».)
Когда в Россию приезжал Вацлав Клаус, председатель правительства Чехии, ЧВС встречался с ним и часами беседовал, бесконечно задавая вопросы.
В правительстве у него было два человека, чьим экономическим знаниям он доверял. Уринсон 20 лет проработал в Главном вычислительном центре Госплана, ЧВС знал его еще по советским временам. С Ясиным общаться было не только полезно, но и комфортно – все-таки люди одного поколения.
Я. Уринсон: «Степаныч беспрерывно обучался. Он читал все время. Мы тогда писали первую правительственную программу Черномырдина 93 года “Развитие реформ и стабилизация российской экономики”, и целая группа в Волынском сидела во главе с Евгением Ясиным. А потом на ее основе вышло постановление правительства об экономической политике – 10 марта 1995 года. И когда мы эту программу писали, Степаныч в Волынское почти каждый день по вечерам приезжал, а субботу и воскресенье с нами сидел. Он вцепился больше всего в Ясина (он ему больше всего доверял): как это, а как это, почему и т. д.». У Геращенко была масса ценной информации, необходимой ЧВС, чтобы начать серьезно разбираться в финансовой системе страны. Геращенко был многоопытный профессионал, блестяще знавший свое дело, – этого не оспаривали даже те, кто расходился с ним во взглядах на финансовую политику Центробанка.
Вот, например, как видел ситуацию Н. Масленников:
«У Геращенко ведь не главная задача была печатать деньги. Это верхушка айсберга. Ты занимаешься единством денежного обращения на территории РФ после развала СССР. Там валюта, у нас валюта, и как между собой идут все расчеты… ЦБ в первую очередь предлагает – коэффициенты пересчета, множественность валютных курсов, как это работает, кому это выгодно, а кому не выгодно. А как у нас банковская система выглядит, сколько у нас банков? Как ты их контролируешь? Олигархи какие-то частные банки насоздавали – что это? Это угроза – не угроза? Они сейчас банкротиться начинают – кто несет потери, кто компенсирует? А вот, например, старый советский банк государственный. Ну, акционировали его. Теперь чего? А как ты решаешь проблему конфликта интересов? И т. д. и т. п. Словом, тьма вопросов. Но либералы, за исключением двух-трех человек, плохо разбирались в финансах. А ведь рыночной финансовой экономики еще нет, ее только создать надо. Из всех этих осколков пазл собрать».
Реформаторам рыночные преобразования представлялись как чисто техническая задача, пускай и сложная. Ожидалось, говорит Е. Гонтмахер, что «через год-другой экономика будет “цвести и пахнуть”. И денег на все хватит. В 92-м году Гайдар и реформаторы опирались на опыт Польши. 89-й год – Бальцерович, шоковая реформа. В Варшаве сидела наша группа из академии наук и наблюдала за проведением этих реформ. Там сидели Сабуров, Яременко, Явлинский бывал. Шаталин. Они там сидели и все фиксировали. И они думали, что сделают так, как Бальцерович, и через год-два все пойдет. Там, действительно, первые год-полтора было тяжело. А потом все пошло. Польша была рекордсменом. У них с начала 90-х не было ни одного квартала с минусом ВВП.
Поэтому у наших была абсолютная уверенность. И у Гайдара была уверенность. Если бы Гайдар знал, что это продлится десятилетиями…
И все равно Бальцеровича снесли. Пришел Квасьневский. Пришли к власти как бы левые. Но у них не было по-настоящему коммунистической партии. Не коммунисты, а, скорее, просто люди советской эпохи. Квасьневский ничего не стал рушить. Он все это взял под свой патронат. Кого надо обвинили, но они все, что делал Бальцерович, оставили. Так же, как потом Примаков с Маслюковым. В результате поляки пережили хоть и непростой, но достаточно короткий переходный период, а потом все пошло. Но оказалось, что Россия – это не Польша».
Вот уж не Польша! Как только ЧВС сел в кресло премьера, ему доложили: хлеба осталось на две недели. Надо что-то решать. Так что первый визит ЧВС в страны ближнего зарубежья – в Казахстан – состоялся уже 17 декабря – через три дня после назначения.
ЧВС поехал к Назарбаеву за хлебом… Решив вопрос с хлебом, ЧВС начал заниматься другими вопросами.
В январе вышло постановление правительства о запрете ввоза в страну и регистрации автомобилей с правым рулем. В тот период «японки» в приморском автопарке хотя составляли меньшинство – 21 %, но эта доля стремительно росла. В адрес Ельцина, Черномырдина, Хасбулатова улетела телеграмма от моментально сорганизовавшейся приморской общественности: «Необдуманное решение правительства ущемляет конституционные права граждан, влечет за собой дестабилизацию обстановки и еще большее обнищание трудящихся…»
Вот что по этому поводу писал Гайдар:
«В январе правительство утвердило новые правила эксплуатации автомобилей. Наряду с прочими техническими статьями, разумными и полезными, в них содержалось запрещение использовать в России автомашины с правосторонним расположением руля. Вроде бы логично: безопасность на дорогах повысится. И никто не взял на себя труд сообразить, что резко возросший импорт из Японии на Дальний Восток сделал машины с правосторонним управлением очень распространенным здесь транспортным средством. Буквально весь огромный регион поднялся в борьбе за свои права. Правительству пришлось отменить принятое решение».
3.3. Как ЧВС сразу подставился
Но больше всего шума вызвало, конечно, «скандальное» постановление правительства «О государственном регулировании цен на отдельные виды продукции и товаров», которое ЧВС подписал 31 декабря 1992 года. Практически он сразу же подставился, как бы подтверждая дурные предчувствия сторонников рыночных преобразований: если в своей энергетике премьер разбирается, то, как работает экономика в целом, как в ней все взаимосвязано, – абсолютно не понимает.
После назначения на ЧВС навалилась гора проблем. Вникнуть сразу в свои премьерские обязанности он просто физически не мог – для этого элементарно не было времени. И поэтому, скорее всего, доверился тем, кого брал в правительство его предшественник. Л. И. Розенова была тогда председателем Комитета цен.