Положение ЧВС на посту премьера обрело устойчивость только к началу 1998 года – как раз накануне отставки: впервые положительная динамика экономики, успех пятилетней работы комиссии Гора – Черномырдина, выступление в Давосе (поддержка наметившихся успехов России зарубежной политической и деловой элитой).
Какое место занимал премьер в системе государственной власти? Вроде бы очень высокое – второе после президента. Но… Тут надо иметь в виду особенности нашей политической системы и политической культуры.
Насчет первой достаточно определенно высказался Гайдар:
«К сожалению, за неспособность политических элит найти компромисс, избежать силового решения пришлось платить, и тут сразу выясняется, что главная жертва – демократия. Еще утром 3 октября президент Ельцин – лишь один из многих игроков на российской сцене, первый среди равных, ведущий при посредничестве патриарха сложные переговоры с целью найти выход из политического тупика. Утром 5 октября у него в руках вся полнота власти в стране. Из киселеобразного двоевластия мы угодили де-факто в авторитарный режим, который немалая часть народа, уставшая от этого двоевластия, от роста преступности и мечтающая о восстановлении нормального порядка, поддержит или по меньшей мере не будет ему активно противодействовать… Именно тогда, в октябре 1993 года, от него, более чем когда-либо до или после, зависел выбор пути России. И он его сделал. В радикально изменившейся ситуации на референдум был вынесен уже не относительно сбалансированный компромиссный вариант новой Конституции, выработанный летом на конституционном совещании, а гораздо более жесткий, типично президентский.
…Видно и то, как изменилась в последнее время обстановка вокруг Б. Ельцина. В 1992 году, когда я возглавлял правительство, вмешательство какого-нибудь Коржакова или Барсукова в экономическую политику было вообще за гранью мыслимого… Вместо четкой и последовательной линии на равные правила игры, унификации налогового и таможенного режима имеем теперь, после октября 1993 года, поток странноватых решений об индивидуальных льготах. Определенный крен в сторону коррумпированного, бюрократического капитализма, с его тесно переплетенными собственностью и властью».
В определенный период – когда Коржаков был при власти – на политическую культуру значительное влияние оказывали – или пытались оказать – силовики.
«Тема силовиков – борьба с преступностью, коррупцией, главное же – национальная безопасность. А команда Чубайса не могла с этим прийти к президенту, – рассказывает Юмашев. – Это была не их тема. Не могут экономисты поднимать тему спорта. Налоговики – тему культуры. Члены избирательного штаба – тему национальной безопасности. А вот силовики могут. Так что у силовиков были на руках все козыри: если не сейчас, то через полгода все равно съели бы своих противников. Силовики реально считали Чубайса и олигархов вредными для Ельцина, для государства. Тут им совсем не сложно было убедить самих себя, что заботишься не о своем месте под солнцем, а о государстве. О Родине».
Враждебное окружение – старая песня силовиков. Во-первых, она повышает их значимость. Во-вторых, дает четкое направление деятельности. В-третьих, жанрово соответствует их профессии – они выявляют и предупреждают козни врагов.
Не могут же силовики регулярно докладывать – все в полном порядке, все под контролем. Про них тогда просто забудут. Наоборот, они должны сгущать краски, утверждать, что враги окружили, но мы за ними следим и контролируем. Задача спецслужб – отслеживать врагов. Если явных врагов нет, спецслужбы находят подозрительных, ненадежных. Спецслужбы ведь не могут заявить президенту: все спокойно, врагов нет, опасности нет. А значит, сокращайте кадры, сокращайте финансирование.
В советское время силовики работали под мощной структурой партаппарата. С приходом демократов этого мощного противовеса силовикам не стало. Они и выдвинулись на первый план – как системная структурирующая государственную власть сила. Партию заменили спецслужбы. Должен же быть у государства какой-то стержень!
Глава 7. «Какую бы общественную организацию ни создавали…»
В дополнение ко всем премьерским обязанностям у ЧВС появилась новая забота. В конце апреля 1995 года президент провел встречу с ЧВС и Иваном Рыбкиным, на которой поручил им создать две партии. ЧВС не очень стремился заниматься партийной работой. Это дело было явно не его. Где он и где партстроительство? Формировать партийную идеологию, думать над программой, уставом и прочими партийными документами…
Выходя с совещания, Виктор Степанович отреагировал в свойственной ему манере – с элементом здорового юмора:
– Мне Борис Николаевич поручил создать… то ли правоцентристский, то ли левоцентристский… – заявил он журналистам. – В смысле партию.
Рыбкин его поправил:
– Вам, Виктор Степанович, правоцентристский…
Судя по всему, партстроительство было коллективной идеей, разработанной тогдашними руководителями управлений администрации президента РФ М. Урновым и А. Логиновым, а также помощником президента Г. Сатаровым. Идея понравилась. Двухпартийность – важный шаг на пути строительства развитого парламентаризма.
Вернувшись в Белый дом, Виктор Степанович вызвал главу своего аппарата Бабичева (тот был опытный партаппаратчик, работал в ЦК КПСС):
– Президент поручил мне создать правоцентристский блок. Я в этом ничего не понимаю. Найди ребят, которые в этом разбираются, и давайте вперед.
Вспоминает В. Рыжков:
«Бабичев в тот же день позвонил Головкову[9]: срочно приезжай в Белый дом. Тот – умница, был опытным политиком и политтехнологом – работал с Бурбулисом, Гайдаром, Черномырдиным. Один из активных участников создания “Выбора России”, для которого придумал всю символику, лозунги, руководил штабом. У Бабичева полдня проходит обсуждение – как, что, из кого. И в тот же день мне звонят из Центра либерально-консервативной политики:
– Срочно подъезжай!
Я подъезжаю и с этого момента попадаю в проект “Наш дом – Россия”. Я загорелся, мы все загорелись. Мы понимали: сидим в Думе, но у нас нет своей партии, а нам хочется продолжать свою карьеру и политическую жизнь. А тут нас вызывает сам премьер и предлагает заняться этим делом.
Мы сели и к вечеру стали делать наброски того, что станет НДР».
Утром встреча Ельцина с лидерами будущих политических движений, а вечером команда Черномырдина уже начинает писать идеологию!
В то время существовало большое число партий и политических объединений с однотипными общедемократическими программами и лозунгами, что, понятно, только разъединяло электорат. Мысль о том, что надо объединиться, демократов периодически посещала. Но до реальных шагов дело никогда не доходило. Поэтому при подготовке к выборам в Госдуму-95 реформаторские силы пытались найти способ исправить такую неблагоприятную политическую ситуацию.
Фоном предстоящих парламентских выборов 1995 года было недовольство политикой Ельцина – его ощущали и те, кто прежде поддерживал демократов и экономические реформы. Разочарование было вызвано не только отсутствием заметных результатов реформ. Авторитет президента серьезно подорвала и первая чеченская война. Словом, избиратели уже не связывали с демократами свои надежды на перемены к лучшему. Рядовые члены демократических партий понимали необходимость консолидации, но их лидеры не желали поступаться личными амбициями, даже перед угрозой коммунистического реванша.
В таких условиях и проходила организаторская работа по созданию нового блока реформаторских сил, способного на выборах противостоять коммунистической и националистической угрозе.
Понятно, почему Ельцин ее одобрил. Модель двухпартийного парламента вполне здравая, она успешно работает в странах традиционной демократии. У нас, по задумке власти, к ЧВС должно было отойти лояльное власти городское население. Плюс – объединение под свои знамена всех карликовых демократических партий и движений (не представленных в парламенте), тешащих амбиции своих лидеров и увязших в идеологических спорах. А Рыбкин должен был забрать все, что останется, – прежде всего сельскую глубинку.
«Через пару дней, – рассказывает Рыжков, – мы втроем едем в Белый дом к Бабичеву и докладываем ему свои первые наметки. Говорим, что движение надо делать с опорой на регионы, приглашать наиболее авторитетных губернаторов и политиков, создавать региональные отделения, готовить съезд. После этого Бабичев завел нас к Виктору Степановичу, где я с ним и познакомился. Бабичев представил меня: молодой парень с Алтая, толковый, вот он будет заниматься движением.
А название “Наш дом – Россия” родилось в Центре либерально-консервативной политики. Я его сам придумал. Мы долго крутили разные варианты, а потом я предложил – НДР. Всем понравилось. Поехали к Виктору Степановичу. Все слова русские, аббревиатура тоже благозвучная.
Мне нравится, сказал Черномырдин».
25 апреля 1995 года, общаясь с прессой после церемонии передачи Всероссийской книги памяти в Музей Великой Отечественной войны на Поклонной горе, Виктор Степанович заявил: «Я хочу создать сильное избирательное объединение, чтобы не дать экстремистам победить на выборах и получить возможность сформировать правительство на основе большинства в Думе».
В тот же день Ельцин прокомментировал заявление Черномырдина: «Я уверен, что он сумеет объединить в своем движении самых серьезных людей для серьезного дела. И твердо знаю, что таких людей в России гораздо больше, чем разных безответственных экстремистов, которые в политику лезут, только чтобы себя показать».
Уже 27 апреля в Магнитогорске ЧВС выступил с программным заявлением, что цель его блока – «создать правительство, опирающееся на парламентское большинство, которое будет иметь возможность не только обещать, но и выполнять». И еще: «Мы хотим создать сильное избирательное движение, чтобы обеспечить стабильность в стране и нормальную, эффективную власть. Это будет широкая коалиция. И войдут в нее люди, которые не понаслышке знакомы со сложнейшими проблемами управления экономикой, государством, финансами и предпринимательством».