Черномырдин: Ну, я уже это объяснял: эти слова президента были вызваны тем, что я сразу объявил о своем решении.
Альбац: Вы говорили президенту, что будете выдвигаться?
Черномырдин: Конечно. Почему я так быстро объявил, что было, возможно, неожиданностью для президента, я тоже могу объяснить. Во-первых, отставка многим не совсем была понятна. Второе: что значит ушел Черномырдин на политическую работу, и притом – готовить президентские выборы? У любого нормального человека такой вопрос возникал. Дальше: все привыкли, что Черномырдин – в тени, что Черномырдин – второй человек, хотя не все, может быть, знали, что Черномырдин горбатил так, как не дай бог. Ну это такая уж доля – никуда не денешься, и такой у меня характер. Так вот, я сделал это заявление, чтобы не было никаких недоразумений, чтобы ни у кого не было никаких сомнений, что, дескать, Черномырдин оказался в каком-то непонятном положении».
Альбац приводит резоны, что слишком заранее объявлять о своем желании баллотироваться на пост президента – это ошибка: «У оппонентов появляется фора во времени, есть возможность подготовиться и “спалить” конкурента до финального забега». И на это у Виктора Степановича имеется ответ.
«Черномырдин: Я не люблю неясностей. Вы же помните, сколько было разговоров о том, что, как только Черномырдин уйдет из премьеров, его на третий день забудут. Как будто все эти шесть лет вроде как без Черномырдина прошли. Ничего подобного. Вот чтобы вопросов не возникало, я и сказал: “Ушел на эту работу и буду действительно серьезно ей заниматься”».
Альбац поинтересовалась его недавней – сразу после отставки – серией встреч: Березовский, Невзлин, Гусинский – это его политическая и финансовая опора?
«Альбац: Надо ли это понимать так, что самые мощные информационные империи решили поддерживать на выборах именно вас? И вы, в свою очередь, будете на них опираться? Как из “неизбираемого” (за два дня до отставки в интервью НТВ Борис Березовский категорично заявил, что ни президент, ни Черномырдин не избираемы) вы в течение одной недели превратились в “избираемого”, или они твердо уверены, что сделают вас таковым?»
Виктор Степанович и тут нашел как ответить:
«Черномырдин: Это те ребята, которые участвовали в президентских выборах 1996 года. И я в них участвовал. Вы помните, что тогда вначале рейтинг президента был низкий. И эти все ребята работали как надо, каждый был на своем месте. Это та команда, которая умеет работать и которая может эту работу делать хорошо. Для меня это важно, и я буду очень рад, если они будут участвовать вместе со мной в президентской кампании».
А в заключение ЧВС наговорил совсем лишнего. Последний вопрос касался послевыборной ситуации, а конкретно – администрации президента: если бы ЧВС стал президентом, какие изменения он бы произвел в сложившейся политической системе?
«Альбац: Предположим, уже 2000 год, и вы стали президентом. Какие бы изменения вы произвели в структуре власти? Ну, скажем, специалистов смущает наличие двух полюсов в федеральной власти, в результате чего власть все время испытывает себя на разрыв и делает принятие решений крайне долгим. Имеются в виду Администрация Президента и Правительство.
Черномырдин: Никаких двух полюсов быть не может. Президент принимает решение, а правительство его исполняет. По сути дела, администрацией президента является правительство – в классическом варианте. А президентские службы – это наградить, отметить. А двух полюсов быть не может – это не дай бог. Это для России не подойдет. Администрации не надо влезать в дела исполнительной власти – президент об этом все время говорит, там есть где разгуляться по части сокращений. А если начнут каждый – я имею в виду администрацию и правительство – тащить одеяло на себя, это будет хаос».
То есть, помогая ЧВС в избирательной кампании (см. вышеприведенные слова Юмашева о поддержке ЧВС администрацией президента в 2000 году), после его избрания АП должна была бы сдать все свои властные полномочия.
Из стенограммы пресс-конференции фракции «Наш дом – Россия» (поддержка решения В. С. Черномырдина баллотироваться в президенты). 1 апреля 1998
[ГА РФ. Ф. 10100. Оп. 14. Д. 5869. Л. 179, 190]
Умел же ЧВС вербовать себе союзников…
Тяжело читать это интервью – ведь все последующие события хорошо известны. Он окончательно сошел с политической сцены как значимый самостоятельный игрок. По большому счету он никого не устраивал, ни новое поколение политиков, ни старое, ни бизнес-элиту. Был всем чужим. И хотя и дальше занимался политикой – но по ситуации, по конкретным направлениям.
Шохин:
«В августе – начале сентября, когда его снова позвали, он был страшно горд, на пике счастья: “поняли, что без меня не обойтись”. Такая сатисфакция! Поэтому, когда президент не решился в третий раз предложить Черномырдина Думе, боясь, что она его не пропустит и тогда – досрочные выборы, Виктор Степанович оказался раздавленным. Он не сомневался: в третий раз “прободал” бы Думу (ведь и Кириенко до этого прошел с третьего раза). И обида на то, что Ельцин не додавил парламент, была горше, чем на то, что президент его унизительно снял в марте. ЧВС догадывался: не экономика свалила его весной. Экономику задвинули политические игры, связанные с президентскими выборами 2000 года. Очевидно, “ближнему кругу” Ельцина и ему самому показалось, что Черномырдин не только мечтает стать президентом, а мысленно уже занял эту позицию. Его, в 1996-м державшего (хоть и недолго) ядерный чемоданчик, набравшего за год до этого в правительство сильную команду ключевых игроков (Чубайс, Немцов, Уринсон, Сысуев), окружение Ельцина решило тряхануть, подвинуть, дабы не чувствовал себя, что называется, “сменщиком”. Это могло стать главной причиной. И тот факт, что в апреле Черномырдин заявил о намерении баллотироваться в президенты, косвенно подтверждал недобрые подозрения “ближнего круга”. Но коли так, зачем этот орден, дружеские объятия Ельцина на дне рождения? Нашлись люди, которые объяснили: “А чем плохо? Если Ельцин, с одной стороны, отправил в отставку, а с другой – демонстрирует поддержку, это хороший знак. Можно идти в президенты вроде бы из оппозиции”. Для широкой публики это основание для поддержки. Ведь рейтинг Ельцина в то время был очень низок. Для чиновников же складывается несколько иная картина: все делается как бы по согласованию с Ельциным, значит, будет административный ресурс и соответственно голоса избирателей».
Но подобные рассуждения годятся в совершенно иной политической культуре… У нас отставник сразу оказывается в полном одиночестве.
Писатель и публицист Дмитрий Быков[15] считает, что говорить о «России Черномырдина» вообще не имеет смысла, поскольку стать президентом у него не было никаких шансов: «Черномырдин не мог оказаться в государстве на первых ролях, потому что он был свойский, во многих отношениях родной, без той страшноватой харизмы, которая всегда отличает в России высшую власть… Он внушал чувство надежности и уверенности, он великолепно справлялся с технической работой, но никогда не воспринимался как царь. Он всегда был человечен, человечны были его оговорки, его странные афоризмы, его улыбчивость, его выпивание с казаками. Его никто не видел в ярости. Нельзя было представить его в том холодном бешенстве, в каком видели и Ельцина, и Примакова, и часто видят Путина. Он был слишком хорош, чтобы возглавлять страну, и именно поэтому его так жалко».
Все верно. Сегодня идеологии, программы построения светлого будущего сильно потеряли в цене. Веры в них заметно поубавилось. Зато резко возросли в цене человеческие качества политика – его честность, порядочность, открытость, искренность чувств, способность сопереживать.
12.2. Неудавшееся возвращение
Через пять месяцев правительство Кириенко – правительство технократов – было смыто волной мирового экономического кризиса.
Конечно, оно не предполагало и не было готово работать в условиях кризиса. Смена премьера оказалась совсем не ко времени. Надвигался мировой экономический кризис. Утверждение Кириенко в Думе застопорилось, что связывало руки правительству. В ситуации, когда надо было принимать срочные меры по защите экономики, финансовый и экономический блок были в жестких контрах – даже не разговаривали друг с другом.
Масленников: «Решение принимает президент, еще премьер, глава ЦБ и глава Минфина. Но эта четверка после отставки не могла собраться в течение нескольких месяцев. Вложите БН – он озвучит. А кто вложит? Премьера нет, он не утвержден, а ЦБ и Минфин в течение этих нескольких месяцев не здороваются друг с другом за руку. (Задорнов и Дубинин. Там был конфликт между Задорновым и Алексашенко, а Дубинин поддерживал позицию Алексашенко.) А как в такой ситуации принимать решение по курсу – ведь это политическое решение? Тогда не было свободно плавающего рыночного курса [речь о том, что одним из способов смягчения кризиса была девальвация рубля. – А. В.]. Та политика, к которой мы привыкли, началась с 2014 года. В итоге решение не принималось в течение трех месяцев».
С. Анисимов: «Многие были уверены: сохрани то правительство власть накануне августа 1998 года, дефолта удалось бы избежать. Виктор Черномырдин все 90-е шестым чувством понимал, где именно затыкать финансовые дыры при постоянном дефиците денег. “Не ушло бы правительство, дефолта бы в России не было, – уверял он потом. – Это однозначно. И не потому, что я себя нахваливаю. Просто мы уже две волны мирового кризиса пережили. Первая настигла нас в ноябре 1997 года. Ее-то, самую страшную, мы перенесли, хотя должны были развалиться мгновенно. Но мы с Мишелем Камдессю, тогдашним директором МВФ, так дружно работали… Он как раз тогда Бразилию спасал. Звонит мне и говорит, мол, думал, Виктор Степанович, тебе конец будет первому… А у нас конца не было – мы успели! То есть сумели мгновенно отреагировать и спасти экономику».