С призывом утвердить ЧВС на посту председателя правительства к депутатам Госдумы обратился также канцлер Германии Гельмут Коль.
4 сентября ЧВС, в отчаянной попытке спасти положение, обратился за поддержкой к Совету Федерации. Выступив на его заседании, он представил новую, весьма жесткую «стратегию экономической программы правительства». Совет Федерации большинством голосов поддержал ЧВС, но это принесло ему только моральное удовлетворение – утверждала кандидатуру премьера нижняя палата. Второе голосование в Думе также закончилось для ЧВС неудачно.
Трезво оценив сложившуюся ситуацию, ЧВС обратился к Примакову. Он был не единственный, кто его уговаривал занять пост премьера, но, думаю, одним из наиболее значимых. М. Тринога был свидетелем, как ЧВС уговаривал Примакова: «Стране нужен авторитетный премьер… сейчас нет времени на эксперименты… кто, если не ты… Но Примаков отказывался. ЧВС его три дня уговаривал. А потом к Ельцину вместе с ним пошел».
10 сентября Ельцин провел «неоднократные встречи» с Примаковым, Маслюковым (в ту пору депутатом Госдумы от КПРФ) и опять с ЧВС. По их результатам ЧВС попросил президента не выдвигать его кандидатуру на пост председателя правительства в третий раз и предложил представить на эту должность Примакова. Ельцин принял это предложение. На заседании правительства, как бы прощаясь со своими коллегами, ЧВС так разъяснил этот свой шаг: «Если Черномырдин является камнем преткновения, если вносит раскол во власть, если мешает, я сниму с себя полномочия премьер-министра. Я не могу вредить России, я не могу допустить, чтобы раскол привел к великим потрясениям… Это мой выбор, я только что сказал об этом президенту».
В середине дня ЧВС также выступил по телевидению:
«Уважаемые сограждане! Сегодня я принял решение просить президента не вносить в третий раз в Государственную думу мою кандидатуру. Обстановка накалена до предела, и я не хочу и не желаю становиться политической фигурой гражданского раскола в стране, символом распрей и раздора. Президент со мной согласился. Не без колебаний. Но он поддержал мой выбор, руководствуясь главным высшим интересом национального согласия…
Покидаю свое рабочее место в Белом доме, прямо скажу, с тяжелым чувством, ибо тиски кризиса сжимаются. Подчеркну, кризиса, которого при Черномырдине не было. Время неумолимо уходит, и каждый день ужесточает проблемы, с которыми сталкивается российская экономика…
Левое большинство нашей нижней палаты за последние две недели резко качнуло политическую ситуацию в стране. Не сомневаюсь, что оно готово было бы сделать это и вновь, столкнув страну в пропасть. Это не для меня. Мне слишком дорога Россия, чтобы играть в такие игры… Дела еще можно поправить. Есть предложенная мною Думе и Совету Федерации программа. Есть конкретный план действий. Содержание их известно. Решения жесткие, болезненные, но необходимые. Проведем их, значит, сумеем выйти из кризиса. Кто бы ни стал моим преемником на посту главы правительства, ему все равно придется идти этим курсом. Сказки о всеобщей национализации, переходе к плановой экономике, государственному регулированию цен и тому подобное сказками и останутся. Или превратятся, упаси нас бог, в настоящую драму, чего допустить нельзя!
Считаю, что пора называть вещи своими именами. У левой оппозиции вновь обострился революционный синдром. Ставка делается на форсированный демонтаж существующего политического и конституционного устройства страны, на отстранение президента от власти. Речь идет о ползучем перевороте и реставрации. Вот подлинная цена первых двух голосований по кандидатуре на пост председателя правительства. Я уже это говорил с думской трибуны. И ваша обостренная реакция лишь подтверждает мою правоту. Одумайтесь! Займитесь делом! Еще есть время сохранить лицо! Потом придется сохранять другие части тела. Я обращаюсь и к президенту. Борис Николаевич, дело не в Черномырдине, дело в том историческом пути, по которому должна идти Россия. Проявите волю! Вспомните, чем закончился Мюнхенский сговор! У нас затевается что-то очень похожее! Я никого не собираюсь пугать и шантажировать. Но власть в России должна быть и будет! Власть, опирающаяся на конституцию и законы! Я буду помогать этому самым активным образом, оставаясь в российской политике».
Только вот все эти уговоры-переговоры, совещания, политические соглашения и пр., в которые с головой ушел ЧВС, оказались, по сути, всего лишь формальным ритуалом. Все было решено заранее, за кулисами.
На своих встречах, в своих выступлениях ЧВС говорил про экономику, судьбу России, взывал к гражданской ответственности и – ничего никому не обещал. Люди, работавшие с ним, отмечают его некоторую наивность. При всем опыте и знании людей. Он был заточен на работу – не на интриги. Поэтому ситуацию он видел со своего ракурса.
Этот особый ракурс иллюстрируется одним примером. Шли тяжелые переговоры с депутатами, которых надо было склонить к тому, чтобы они проголосовали за возвращение ЧВС на пост премьера. А 9 сентября на рассмотрение нижней палаты были вынесены поправки к закону о статусе депутатов Совета Федерации и Госдумы. Депутатам устанавливались социальные гарантии на уровне федерального министра, соответствующие зарплаты, пенсии, узаконивалось право на приватизацию служебных квартир… И ЧВС как и. о. премьера ДАЛ ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ на эти поправки, мотивируя это тем, что они повлекут дополнительные бюджетные траты около 130 млн рублей в год.
А ведь нет сомнения, что умный, все в жизни понимает, людей знает. Но он считал, что интересы дела важнее. Должен был понимать, что после этого его шансы упали до нуля.
Не знаю, кто бы в такой ситуации не пошел навстречу депутатам. А вот ЧВС – нет. Дума, естественно, не посчиталась с этим заключением. Депутаты дружно проголосовали за поправки, повышающие их благосостояние.
Существует мнение, что политика – это не очень чистое занятие. Интрига в Думе против ЧВС требовала участия конкретных действующих лиц (выступающих с высокой трибуны) – чтобы продемонстрировать общую позицию депутатов. С одним из этих участников мой собеседник (он назвал его фамилию – очень известный и уважаемый депутат) столкнулся вскоре после похорон ЧВС: «Встретились мы в Жуковке. Он упал на колени: прости! Виктор Степанович меня перед смертью простил, и ты меня прости. За это паскудство…»
Нехорошая история случилась тогда в Думе. Даже прожженные циники и политиканы (не все, конечно) испытали стыд и раскаяние…
Было много причин провала попытки возвращения Черномырдина. Но, во всяком случае, операцию можно было провести гораздо тоньше – подвести дело к тому, что депутаты сами видят в Черномырдине единственного на тот момент достойного кандидата. Для этого необходимо было проводить консультации, прямо обращаться в Думу и Совет Федерации за помощью, созывать круглый стол. Ничего этого не произошло. Черномырдин просто был назначен, и все. Для Думы он 23 августа снова стал ельцинистом.
А главное, всем было очевидно, что, утверждая Черномырдина премьером, депутаты фактически открывают ему дорогу к президентству.
Как заявил Ельцин, личные качества кандидата станут «решающим аргументом на президентских выборах». ЧВС получал значительно большие полномочия, чем прежде, и президент соглашался ограничить свою власть. Фактически выдавал ему карт-бланш на управление страной.
Кризисный премьер ЧВС на время – это куда ни шло. Но будущий президент Черномырдин коммунистов не устраивал. Ведь одно дело бороться против стремительно стареющего Ельцина, но совсем другое – против крепкого ЧВС, в руках которого к моменту выборов (которые, как коммунисты поняли, могут пройти раньше 2000 года) была бы вся государственная машина. Против такой перспективы восстали не только коммунисты.
Не последнюю роль сыграла и позиция Лужкова, метившего в премьерское кресло. И даже еще дальше.
Рассказывали, как во время повторной попытки возвращения в кресло премьера глава аппарата правительства Владимир Бабичев реагировал на происходившее в приемной ЧВС:
«Бабичев: интересно наблюдать эту картину… Потом спрашивает у секретаря: сколько у нас народу? Полная приемная. Через какое-то время опять спрашивает: сколько народу? Человек 10 осталось.
Все, слили Степаныча…»
Очень чувствительная это среда – что Белый дом, что АП. Там у всех по-особенному обостряются чувства…
В результате ЧВС не получил никакой поддержки от губернаторов. От олигархов – тоже. Рем Вяхирев, например, ни разу не заявил публично о своей поддержке ЧВС. Кроме того, Березовский на тот момент проявлял слишком откровенную активность, что всех раздражало. Как тогда говорили, «Березовский замкнул Черномырдина на себя». И, вероятно, провал первого голосования в Думе заставил олигархов позлорадствовать – Березовскому указали его реальное место.
После того как возвращение не состоялось, ЧВС выступил с «прощальной» речью, где, в частности, заявил:
«Хотел бы сказать всем, кто в эти дни с пеной у рта нападал на президента, на меня, на само государственное устройство России. Та система власти в стране, которую мы с таким трудом создавали все эти годы, – не просто абстрактные демократические институты. Сегодня это, по сути, то, что позволяет удержать страну над пропастью, вытащить экономику из кризиса. Крушить государство, действовать по принципу “чем хуже, тем лучше” может только тот, кто желает для России беды! Поэтому я еще раз обращаюсь к своим оппонентам. Не тешьте себя иллюзией! Ни красных, ни розовых не будет. Эти цвета закрасят черным и коричневым».
Примакова утвердили без программы и без договора об общественном согласии. Думе все-таки удалось наконец победить президента. И даже создать коалиционное правительство, где были представлены все политические партии. В нем было всего понемногу – коммунисты, аграрии, яблочники, либералы.
«В работе с Маслюковым, – пишет в своей книге Мартин Гилман, представитель МВФ в России, – человеком общительным и доброжелательным, главная трудность заключалась в том, что в экономике он не разбирался и ему приходилось всему учиться на ходу. Имея за плечами опыт советского хозяйственника и руководителя, он привык выработать на основе некой выбранной концептуальной схемы план и затем осуществлять его под строгим контролем правительства. Он не чувствовал рынка и тем более рыночной экономики. Он вовсе не понимал финансовый мир, роль которого в советской экономике ограничивалась обычным бухгалтерским учетом. Поэтому роль МВФ он понимал и того меньше (ничем, кстати, в этом не отличаясь от Примакова и других высших руководителей страны).