«.Мне тошно, когда я слышу притворные всхлипы одного: «Тайком от меня спрятались в пуще и ломали Союз, как дрова» (это о М. Горбачеве. - Авт.) и гусарскую похвальбу другого: «Мы рисковали - нас могли арестовать. Но мы делали верное дело».
Ну какой там риск? Все было безопасно, как на любой царской охоте. И ельцинскую поездку туда никто в тайне не держал. Бориса Николаевича проводил в дальний путь из своего кабинета лично Михаил Сергеевич».
Далее Полторанин приводит рассказ Ивана Силаева, который 6 декабря долго не мог попасть на прием к Ельцину. Тот был у Горбачева, а когда вернулся, сообщил Силаеву следующее:
«Сейчас я еду в Белоруссию. Это обычный политический визит. Хотим пригласить туда Кравчука, чтобы уговорить его отказаться от идеи выхода из состава СССР».
Насчет «уговорить» это, конечно, привычный ельцинский туман, обычная «деза». Уговаривать Кравчука в Белоруссии? Для этого был Киев, Москва. Байка для легковерных! И второй очень важный момент - зачем для обычного мужского разговора «у костра» Ельцин взял с собой в Беловежскую пущу спецкоманду: Геннадия Бурбулиса, Егора Гайдара, юриста по особо важным поручениям Сергея Шахрая и министра иностранных дел России Андрея Козырева. Понятно, что не для освежевания трофеев. Команда ехала проводить операцию, обговоренную в Кремле.
Они (Ельцин, Шушкевич, Кравчук) подписали документ о прекращении существования Советского Союза, и ...Борис Николаевич через своего министра-переводчика Козырева бросился докладывать об этом событии президенту США Бушу-старшему. А потом.
Из рассказа Леонида Кравчука: «.Шушкевич дозвонился Горбачеву. Тот обиделся, что мы проинформировали Буша первым».
Когда читаешь эти строчки, даже не верится, что Горбачев не просто знал о предстоящем событии, но и сам, фигурально говоря, махал вслед Ельцину белым платочком. Подтверждает это и депутат Госдумы Анатолий Лукьянов, который наравне с В. Илюхиным в Спецкомиссии представлял сторону обвинения. Вот что он сообщил коллегам на одном из заседаний: «И нельзя снимать вины с бывшего президента Советского Союза. Огромная вина на нем. Если бы он действовал в рамках Конституции, он мог вообще не допустить собрания в Вискулях. Мне белорусы передали, что там были звонки президенту Советского Союза: что с ними делать? И никакого ответа».
Можно ли верить после этого Горбачеву, что он не знал, зачем Ельцин едет в Белоруссию? Ведь тогда в воздухе витала идея, которую позже цинично выразил министр иностранных дел А. Козырева: «.Поскольку нельзя было убрать Горбачева из страны, можно было выдернуть страну из-под Горбачева». Теперь, спустя время, многие склоняются к мысли, что Михаил Сергеевич был хорошо проинформирован о предстоящем преднамеренном развале СССР, но тогда, накануне поездки, во время встречи 6 декабря двух президентов, СССР и РФ, «слабый» Горбачев выторговывал у «сильного» Ельцина свое гарантированно благополучное будущее .
А за что «увольняют» президентов? В каждой стране за разное. Российская Конституция, принятая 12 декабря 1993 года, в статье 92 предусматривает досрочное прекращение исполнения обязанностей президента «в случае его отставки, стойкой неспособности по состоянию здоровья осуществлять принадлежащие ему полномочия или отрешения от должности». А вот статья 93 уточняет процедуру импичмента: «Президент Российской Федерации может быть отрешен от должности Советом Федерации только на основании выдвинутого Государственной Думой обвинения в государственной измене или совершении иного тяжкого преступления, подтвержденного заключением Верховного Суда Российской Федерации о наличии в действиях Президента Российской Федерации признаков преступления и заключением Конституционного Суда Российской Федерации о соблюдении установленного порядка выдвижения обвинения».
Вам все это не напоминает игольное ушко, через которое надо провести верблюда? Барьеры, сквозь которые депутаты Госдумы решили пройти в процессе отрешения Ельцина от должности, казались непреодолимыми. И ведь романтиками ни Илюхина, ни фракцию коммунистов, ни тем более Коржакова, «подписавшихся на это дело», не назовешь. Попробуй докажи государственную измену. Борис Николаевич с фотоаппаратом, замаскированным под пуговицу, по Кремлю не бегал, шифровки в тайники не закладывал. А тяжкие преступления? Он сам в защитников Верховного Совета из танка не целился. Все Зло делалось с его ведома, по его указам и распоряжениям, но официально. Специальной комиссии надо отдать должное - депутаты, входившие в нее, смогли обосновать прямую и косвенную взаимосвязь между действием или бездействием президента с теми тяжелейшими для страны и народа последствиями, которые они понесли.
Комиссия вычленила, как мы говорили, только пять пунктов обвинения, которые она смогла увязать с положениями Конституции. Первый касался беловежского преступного сговора по уничтожению СССР. Второй пункт - обвинение в государственном перевороте сентября-октября 1993 года. Третий - развязывание братоубийственной войны в Чечне. Четвертый отражал действия президента по целенаправленному разрушению системы безопасности и обороноспособности страны. Пятый звучал так - «Геноцид российского народа». Все они весомы сами по себе, но как их провести через «игольное ушко» Основного закона? Возможно ли это?
Бесспорно, такую Конституцию «перешагнуть», продвигая назревшую и перезревшую идею отрешения президента от должности, почти невозможно. Илюхин, являясь главным обвинителем, это хорошо понимал. Итальянскому журналисту Ивану Марино в этот горячий момент чудом удалось упросить Виктора Ивановича Илюхина в перерыве между обсуждениями вопросов по импичменту дать интервью.
«- Вы, как самый главный инициатор обвинения против президента, в чем видели суть своей работы?
- Если бы я писал эту Конституцию Российской Федерации с ее статьями 92 и 93, я бы никогда такой процедуры не предложил. Она весьма туманна, весьма сложна и по сути дела невыполнима в условиях Российской Федерации. Выдвигает обвинения Государственная дума в отношении президента, дальше материалы идут на экспертную оценку в Конституционный Суд, в Верховный Суд Российской Федерации, и при их положительном отзыве материалы должны быть направлены в Совет Федерации, который окончательно решает этот вопрос. Конечно, хотелось бы, чтобы процедура была расписана дополнительно в каком-либо законодательном или нормативном акте. Но учитывая, что статьи 92, 93 Конституции Российской Федерации прямого действия, мы вправе начать процедуру и реализовать ее.
- Прохождение какого этапа процедуры импичмента, по вашему мнению, является наиболее сложным?
- Самая сложная процедура - это формирование обвинений в отношении президента. Законодатель не должен заниматься сбором доказательств, не должен определять квалификацию деяний, как это предусмотрено в Конституции РФ. Здесь сложно соблюсти функции законодателя и не присвоить себе функции судебных органов. Это, на мой взгляд, самый сложный момент, который возникал у нас тогда, когда мы формировали обвинения, а потом отстаивали свои позиции в Специальной комиссии. Еще будут большие сложности, если материалы все-таки дойдут до Совета Федерации. В Совете Федерации половину состава представляют губернаторы, руководители администраций краев, областей, республик. Многие из них близки к Ельцину. Конечно, они голосовать против Ельцина не будут.
- Какие из пяти данных обвинений могли быть подтверждены Верховным Судом?
- Я хочу отметить, что достаточно мотивированы и установлены все пять пунктов обвинения. Но наиболее сильным обвинением с правовой точки зрения я считаю первый пункт обвинения, связанный с разрушением Советского Союза, с заключением антиконституционных, как мы говорим, преступных беловежских договоренностей. И второй момент - это обвинение, изложенное во втором пункте, связанное с событиями сентября-октября 1993 года, когда президент своим указом разогнал представительную власть в Российской Федерации, будучи уже фактически отрешенным от этой должности, расстрелял Верховный Совет. Были массовые жертвы. Вот эти два эпизода наиболее сильны. Хотя и события в Чеченской Республике тоже имеют право быть квалифицированы и стать предметом обсуждения при рассмотрении процедуры по импичменту.
- Какие у вас имеются поправки к Конституции, чтобы сделать процедуру импичмента более реальной?
- Я бы не стал заставлять законодателя проводить фактические действия по сбору доказательств. Если у законодателя появились данные о том, что президент нарушил Конституцию, совершил иное тяжкое преступление, то законодатель должен был бы принять одно решение - поручить Генеральной прокуратуре провести предварительное расследование, а потом истребовать эти материалы, и на основании их уже решать вопрос об отрешении президента от должности. Совмещение законодательных функций и функций, по сути дела, по сбору доказательств я считаю недопустимым. Я бы полагал, что президент может быть отрешен от занимаемой должности не в связи с совершением преступления, а в связи с грубым нарушением Конституции, других важных законодательных актов, то есть нарушением, которое не всегда, допустим, образует состав преступления.
А если говорить о преступлениях, то, по нашей Конституции, президент может быть отрешен только лишь в связи с совершением государственной измены или иного тяжкого преступления. А если он совершил не тяжкое преступление? Что, его отрешить уже нельзя?
Мы вводим двойные стандарты, ставим людей в неравное положение перед законом, перед Уголовным кодексом. Ведь до тех пор, пока президент не отрешен, его нельзя привлечь к уголовной ответственности. Но отрешить его можно за совершение тяжких преступлений. Значит, мы ему выдаем, по сути дела, гарантию, что он не будет привлечен к ответственности в случае совершения менее тяжких преступлений. Я полагаю, что этот вопрос в Конституции решен абсолютно неправильно.
- Если произвести сравнительный анализ с моделями в США, во Франции и в Российской Федерации об импичменте президента, то какая из конституций лучше позволяет произвести процедуру отрешения президента?