И. Н.
Крым. 1986
Вчера забавный сон приснился. На звонок открываю дверь. На лестничной клетке в кресле сидите Вы, держите на коленях рыжего котенка и спрашиваете: «Вам морские волки нужны?» От смеха и проснулась.
Откуда у Вас обида на женщин? Или это кокетство? За всю жизнь стоящую не нашли?…
Люблю перечитывать Ваши книги. Мне думается, что так и надо писать сейчас, в наше время. Т. е. ничего не выдумывать, а постараться выразить то, что в тебе накоплено. И вовсе это не должны быть бесспорные суждения, истины. Я с Вами не во всем согласна, многие Ваши суждения мне кажутся неверными и даже, простите, легкомысленными. Ну и что? Каждый имеет на это право…
Н. Казакова
Дубна. 1986
Ваши книги много сделали в нашей жизни доброго, они сумели так нам помочь, как ничто. И в самые трудные, тяжелые моменты жизни помогают успокоиться и уравновешивают наше душевное состояние. Моего мужа (он был моряком) уже нет в живых, он перенес 33 операции, 3 года пролежав в госпитале после тяжелого ранения 1944 года. Когда нет никаких сил сопротивляться той боли, которую я ношу и буду носить в своей душе, я беру Ваши книги и попадаю в свою молодость, попадаю в среду, где много порядочности, доброты и теплых, хороших человеческих отношений, и мне делается легче. Примите от меня низкий, земной поклон. Да отведет судьба свой лик суровый от всех ведущих в море корабли.
М. Н. Маслова
Москва. 1986
Прочитав Ваше повествование о Казакове, не могу удержаться, чтобы не написать. Почему? Да потому, что справедливость в жизни — это одно, а уж несправедливость в искусстве, тиражированная колоссальным тиражом, — это уже беда не моя лично, а миллионов. Откуда у Вас эта смердяковщина? Откуда упрямое желание подчеркнуть, что все неразумное, мерзкое — непременно русское? Мало, что ли, льют на нас многие и многие писатели, кинематографисты и т. д. иных национальностей? Пользуясь долготерпением и укоренившимся в нас интернационализмом? (А он русским более свойствен, чем кому-либо другому. Вспомните наше низкопоклонство и вспомните историю. На каких только баррикадах не сражались русские, за свободу каких только угнетенных не дрались! Даже в Эфиопии, даже на о. Ломбок!)
Вы писатель, которого любят и читают, которому верят, Вы все время становитесь в позу презрения к своему народу. Перед кем Вы вертите бедрами? Чье одобрение стремитесь заслужить? Почему это «отличные ребята», матросы из крестьян, «уже не крестьянство, а выходцы из него», а торговцы, потерявшие человеческий облик, — не выходцы? Вот они-то как раз скорее выходцы!
Или в рассуждении «есть Бог» — «нет Бога». «Середину» между этими полюсами каждый проходит по-своему, с мучительными колебаниями и раздумьями, не всегда, кстати, осознаваемыми. Странно утверждать, что «середина неинтересна», да еще именно «русскому человеку»! Почему? Откуда Вы это взяли? Почему Вы уверены, что француз, немец, англичанин по-иному проходят эту «середину»? И откуда Вы знаете, как ее минует каждый русский? Зачем Вам эти пижонские наскоки? Зачем Вы идете против того, чему присягаете вслед за Чеховым: «Дай мне Бог никогда ничего не говорить про то, чего хорошо не знаю». Но — говорите.
Далее, Вы пишете: «Чем человек умнее, тем ему необходимее умный собеседник — это азбучная истина. Чехов чуть не весь век терпел Суворина и с ним переписывался, хотя и никогда его порядочно не любил и давно раскусил, а терпел до самого Дрейфуса, потому что старая и подлая лиса умен был бесовски». Чехов «терпел» Суворина! Да Суворин много лет в буквальном смысле слова спасал Чехова! Платил за него долги, списывал их, давал ему деньги по первой просьбе и, не ограничивая, возил на свой счет за границу, ибо разговоры Чехова о возвращении долга за это так и остались разговорами. Правда, какую-то мелочь Суворин принимал от Чехова в счет долга, чтобы успокоить его совесть. Но и только!.. Любил ли его Чехов? Он постоянно и всем писал о доброте и благородстве Суворина, о его бескорыстии и щедрости…
Как раз в год вселенской шумихи, организованной вокруг Дрейфуса, он пишет Суворину: «Сестра в восторге от Вас и от Анны Ивановны, и я рад этому несказанно, потому что Вашу семью люблю, как свою».
И еще. Как писатель, который ведет за собой умы, Вы обязаны знать истинное положение вещей. А для этого должны изучить еврейский вопрос. Ныне он — главный. Если перед войной Второй мировой главенствующей силой в политике был фашизм, то сейчас — сионизм. Он в сто раз страшнее фашизма…
Нас пугают неофашизмом. Но исторические явления возвращаются только как фарс. Действительно, и это движение захвачено сионистами, решившими «предотвратить антисемитизм», на самом же деле превратившими его, как они сами шутят, в «кошерный фашизм»…
Ваша поклонница
1986
P. S. Вам, писателю, вероятно, покажется интересной такая подробность: евреи — единственный народ в мире, не имеющий и никогда не имевший сказок. А ведь именно сказки несут в себе веру народа в добро, справедливость. Евреям же добро и справедливость ни к чему. Не случайно они пустили в ход хохму: ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
Н. К.[53]
Мы всерьез намерены провести конференцию по Вашему творчеству… Оказалось, что по Вашим произведениям готовить конференцию труднее, чем по другим. Это путевые дневники? Публицистика? Поэмы? Автобиография?
В конце концов сошлись на том, что все они — роман, все события которого и действующие лица группируются вокруг личности автора, сильной и беззащитной, ядовитой и неуверенной, веселой и трагичной, контактной и одинокой, человечной и беспощадной.
Что же получается? Герой нашего времени? Конечно же да.
Через авторское отношение рассматривать и события, и действующих лиц?
А как говорить о проблемах Ваших сочинений? По традиции с заглавий? Есть сомнения по поводу заголовка «Вчерашние заботы». Заботы ушли в прошлое? Тогда в этом есть нечто конъюнктурное, что Вам несвойственно, в общем-то. Или желание, чтобы эти заботы канули в Лету? Или, перефразируя Золотусского, Вы хотите «заклять себя» этим названием от ударов, которые обрушивают на Вас чиновники мореходства за сор из избы?
Знали бы Вы, с какой гордостью за Вас мы читаем о том, как Вы отбиваетесь от ударов после каждого произведения, как мужественно отстаиваете свое право на плавание, на борьбу. Бывает очень больно, стыдно и горько, когда Вас унижают дураки…
Учителя
Поселок Юшкино, Кемеровская обл. 1987
Вас у нас, на Крайнем Севере, любят и ценят за точность пера, реализм, остроту вопросов, юмор тонкий, «делу полезный». Я все, что могу добыть Конецкого, — добываю и с особым удовольствием читаю… Был со мной случай. Недавно попал в клинику Института терапии в Новосибирск (расплата за 30 лет на Севере). Иду я в соседнее здание на самую «любимую» экзекуцию — зондирование желудка. С тоской думаю, как я два часа с зондом в утробе перенесу. И — вдруг! В цокольном этаже, в киоске «Союзпечать», — Конецкий! В карман его! Благо что формат карманный (к сожалению, не больше). И вот два часа я булькал с зондом в утробе смехом (или чем-то похожим на смех — с зондом не расхохочешься). Доктора, по-моему, решили, что пациент не по их профилю и надо зондировать не желудок, а мозги. Но быстро поняли меня, увидев Вашу книгу, — читал я «Квазидурака». Вот в какой неординарной ситуации мною был воспринят Ваш юмор…
А. Соколовский
Магадан. 1987
Много лет я разгадываю Вашу тайну. Откуда, скажите, вы знаете, чего я жду, какие мне нужны слова, как поддержать меня, когда мне трудно? Я так благодарна вам! Чтение для меня всегда диалог, и создается иллюзия, что вы знаете именно меня и обращаетесь именно ко мне, как к верному, старому другу… Может быть, Ваша тайна в том, что Вы в своих книгах абсолютный хозяин: и писатель, и режиссер, и герой, и художник…
М. Соколова
Одесса. 1987
Я не литературовед, но знаю, что выражу не только свое мнение, когда скажу, что в настоящий момент в нашей литературе Ваши произведения — лучшее, что написано о торговом флоте. Повествование от первого лица, юмор, правдивость, наличие хорошей доли «морской травли» — все это каким-то непонятным пока для меня образом соединено именно в такой сплав и именно в тех пропорциях, которые необходимы. К сожалению, мне пришлось немало прочитать совсем других «морских» произведений, где есть и кошмарные опасности морской службы, и героическое их преодоление, и всяческие «вражеские провокации» и любовь, но нет самого главного, что есть у Вас, — настоящего, правдивого изображения жизни моряка изнутри, да еще так, чтобы это было по-настоящему интересно. Я уж не говорю о ляпах в терминах, которые одни часто сводят на нет все впечатление о книгах иных писателей и которых у Вас я ни одного не могу вспомнить.
Да, я моряк, к сожалению уже бывший. Закончил ДВВИМУ, четыре года работал в Дальневосточном пароходстве механиком, даже обошел один раз вокруг света. По семейным обстоятельствам пять лет назад вынужден был уволиться, и вот все эти годы вижу морские сны. Прочитав Ваши произведения, с новой силой потянуло назад, на моря, к оставшимся друзьям, а может быть, и самому написать что-нибудь, только с нашей, «механической», стороны, а то почему-то ни разу мне такие книги не встречались.
А. Пивоваров
Саратов. 13.03.88
Честно говоря, в самые черные моменты мне знакомые предлагали попробовать сходить в церковь, но я как-то не могла — не мое это, хотя воинствующей атеисткой не являюсь. Наверное, другая мне вера нужна была, земная. А в Вас я верю, свято верю. Одно меня беспокоит. Особенно после телевизионной трансляции встречи «Советской культуры» с ленинградской интеллигенцией. Мне как-то жутко стало: Вы же сплошной обнаженный нерв! Я понимаю, что творец, все через себя пропускающий, таким, наверное, и должен быть. Но все-таки… Простите за банальность, но на тот свет отправиться никогда не поздно, а Вы всем, и стране, живым нужны, книги Ваши нужны, мысли, чувства живые, а не бронзовый памятник или мемориальная доска…