Молодой человек ученого вида, в очках, тщательно и модно одетый — комментатор фильма. Женщина неопределенного возраста и тоже ученого вида без тени улыбки на лице. Пожилой мужчина львиной внешности, с палкой, которой тычет в направлении экрана:
— Я считаю объекты уникальным случаем физио-психологической несовместимости.
Женщина:
— Обыкновенная цепь случайностей. Этакий рок. Для кинокомедии годится. Для длительных исследований и экспериментов нет никакой основы.
Мужчина в кресле, в котором угадывается шеф всей группы. Перестает смеяться, говорит уже веско и даже жестко.
— Татьяна Васильевна, знаете, «комическое» от «космического» отличается всего одной буквой. Пожалуй, вам придется поиграть роль судового врача. И полгода, и год. Диссертация от вас не уйдет, а может, и приблизится. Теперь так. Взаимоотношения этих объектов, конечно, занятная штука. Но главное по нашему договору с пароходством: «Выработка конкретных рекомендаций по профотбору, проведение комплексных исследований в натуральных условиях, чтобы установить, за счет каких механизмов развиваются те или иные невротические реакции и нервно-психические расстройства у моряков дальнего плавания». Папенька отпустит дочку в кругосветное плавание? — спросил он мужчину с львиной внешностью.
Тот решительно стукнул палкой себе по колену. Раздался деревянный, мертвый звук.
— Если бы не это, я пошел бы в рейс сам. Я предлагаю назвать будущее исследование «Пер аспера ад астра», ибо его роль для исследования космоса мне представляется…
— Называйте как хотите, — сказал шеф. — Только не забывайте: мы пока живем на Земле. — И вдруг опять захохотал. — Кот-то! Кот как прыгал! А этот? Катушкин его фамилия?
— Нет, Ниточкин, — доложил молодой научный работник.
— А вы кем пойдете? — спросил его шеф.
— Камбузником, — доложил молодой научный работник.
— У вас какие сигареты? — спросила Татьяна Васильевна шефа.
— «Честерфилд».
— Папа, у тебя какие?
— «Столичные».
— Тьфу, черт, — сказала Татьяна Васильевна. — «Беломора» ни у кого нет?.. Ерунда это, а не несовместимость. Ерунда.
На палубе теплохода «Профессор Угрюмов» заканчивали раскреплять палубный груз — автобусы, бульдозеры и скреперы.
Из трехтонного самосвала с причала выгружали на кормовую надстройку судна огородную землю.
Львиный мужчина и его дочь стояли на пеленгаторном мостике, самом высоком месте судна, среди антенн радиолокаторов и радиопеленгаторов, напоминающих очертаниями космические сооружения.
Татьяна Васильевна наблюдала за объектом номер два в бинокль.
Петя Ниточкин поднимался на палубу судна с чемоданчиком в руке и транзистором на шее. Внимание его привлекла металлическая четырехугольная загородка. От нее веяло скорбью.
— Клетка от акул, что ли? — спросил Ниточкин чумазого камбузника, тащившего ведро отбросов. В камбузнике мы узнали молодого научного работника, который комментировал любительские киноленты.
— Не угадали. Для бабушки четвертого механика.
— А! Понятно! — засмеялся Ниточкин. — Кладбищенская загородка, скроенная и сваренная из ворованного металлолома в рабочее время за период кратковременного ремонта?
— Точно, — подтвердил камбузник и поставил ведро в ватервейс.
— Мрачное хобби у четвертого!
— Его зовут Гриша, а кличка Айсберг. Вы суеверны? — неожиданно и пытливо спросил камбузник, вытащил очки и нацепил их.
— Хрен знает. А тебя, конечно, очкариком дразнят?
— Бывает, но я не обидчивый… И знаете, мне нравится ваша улыбка, — с обезоруживающей простотой и благожелательностью сказал камбузник. — Вы любите живопись?
Если бы у Ниточкина были очки, он, вероятно, сейчас надел бы их.
— Слушай… — Ниточкин несколько секунд изучал собеседника, подбирая для него соответствующее обращение. — Ты, Диоген, давно из бочки?
— Я могу сказать, что для вас характерно усваивать некоторые явления при помощи интуиции, а не мышления: внезапное прозрение… Вы быстро охладеваете к собственным идеям?.. Простите… — Ученый камбузник подхватил ведро с отбросами и исчез, потому что заметил приближающегося старшего помощника капитана.
Татьяна Васильевна внимательно наблюдала объект номер один в бинокль. Рядом с ней находился отец.
Объект выглядел внушительно. Это был мужчина отменно мужской внешности. Крепкие челюсти старшего помощника сжимали замечательную трубку: черное дерево, слоновая кость и на фасаде — зловещий лик Мефистофеля. Абсолютно белые кудри выбивались из-под фуражки.
Судовой кот, знакомый нам по любительскому фильму, тоже абсолютно белый, крутился вокруг ног Эдуарда Львовича.
Объект номер два заметил старпома и расплылся в радостной улыбке.
— Ниточкин чувствует себя отлично, — сказала Татьяна Васильевна. — Высокоактивный, социомобильный экстраверт…
— Да-да! — пробормотал ее папаша, поднимая фотоаппарат. — Сейчас увидишь его активность…
Ниточкин бросился к трапу и начал торопливо подниматься. На ходу он кричал:
— Эдуард Львович! Здравствуйте! Опять свела судьба! А у меня штурманский диплом в кармане! Последний рейс в матросском звании!..
— Очень приятно, — невозмутимо сказал старший помощник капитана, наступил на кота, покачнулся и под мощный рев боцмана: «Уходи с под груза! Полундра!» — полетел с трапа самым нелепым образом, ибо угодил в кладбищенскую загородку. А грузовая площадка с горой огородной земли плыла в этот момент над встретившимися объектами, и земляная пыль сыпалась сквозь ее щели.
Крановщик, увидев нелепое падение старшего помощника капитана, рванул рычаги, и добрая тонна чернозема рухнула в кладбищенскую загородку, похоронив невозмутимого моряка.
На пеленгаторном мостике львиный мужчина лихорадочно щелкал фотоаппаратом.
Татьяна Васильевна опустила бинокль и задумалась.
— Раздвоение внимания? Потеря способности правильно оценить обстановку? — спросила она саму себя.
Ниточкин дергал дверцу кладбищенской загородки и орал:
— У кого ключ от этого кладбища?
Огромный амбарный замок не поддавался его усилиям.
Из кучи чернозема показался Эдуард Львович.
— Не орите! — сказал он Ниточкину. — Что нам с вами, Петр Иванович, привыкать, что ли?
— Эдуард Львович, я не нарочно, я… Господи! Мистика! — причитал Ниточкин совершенно по-мальчишески.
— Возьмите себя в руки, Петр Иванович. Никакой мистики здесь нет. Есть дурацкие стечения обстоятельств. Теперь о деле. Будете еще разок артельным: у вас есть опыт. Сейчас бегом на склад и получите семена лука, редиски и укропа… А отсюда я сам вылезу…
— Противостолбнячный укол для первого близкого знакомства — это неплохо, — сказала Татьяна Васильевна. — И под этим соусом измерю ему кровяное. Пожалуй, папа… простите, профессор Ивов, путь к звездам через тернии начинает меня интересовать…
Капитан теплохода «Профессор Угрюмов» кормил здоровенного попугая. Попугай сидел на цепочке и жрал кукурузный початок.
Вошел профессор Ивов:
— Товарищ Кукуй? Фаддей Фаддеич?
— Возможно, — сказал капитан. Он не привык к таким неожиданным вторжениям в свою каюту. — Вы из санэпидемэкспедиции? Из газеты? Из роддома?
— Шутим? — спросил профессор.
— Плачем, — сказал Кукуй.
— Вот приказ начальника пароходства, вот виза министра, — сказал профессор. — На вашем судне будет производиться психосоциологический эксперимент. Вернее, исследование.
— Потому и плачу, — сказал капитан. — Виски или джин с тоником?
Профессор выгрузил из портфеля десятка два больших конвертов. Сургучные печати украшали конверты.
— Попрошу хранить в сейфе. От джина не откажусь. Соберите экипаж. Я профессор Ивов Василий Никифорович. Я проведу короткую информацию. Судовой врач Татьяна Васильевна Ивова, моя дочь, будет руководить исследованиями. Кто из ваших помощников может принять на себя организацию дела? Но вы сами понимаете — это должна быть сильная личность!
— Ясное дело, не попугай, а старший помощник, — сказал капитан Кукуй и снял телефонную трубку: «Чифа ко мне!»
Чиф в медпункте застегнул брюки после укола. Татьяна Васильевна прилаживала ему на руку аппарат для измерения кровяного давления.
Судовая трансляция прорычала: «Старшему помощнику немедленно к капитану! Экипажу приготовиться к лекции по психике социологии».
— Зачем вы мерите мне давление? — спросил чиф.
— После противостолбнячного укола это обязательно, — не моргнув глазом, солгала Татьяна Васильевна.
— Живодер ты, а не женщина! Мое животное истекает кровью! — Видимо, уже в десятый раз заглянула в дверь медпункта буфетчица Мария Ефимовна. Судовой кот Жмурик барахтался в ее руках.
— Ефимовна, прекратите хулиганить! — приказал старпом. — Идите к капитану и доложите, что мне измеряют кровяное давление.
— Есть! — четко сказала Мария Ефимовна, просунула в медпункт Жмурика, захлопнула дверь за ним и исчезла.
В медицинской тишине был слышен шум выходящего из резиновой груши воздуха.
— Нормальное!!! — с неподдельным удивлением пробормотала Татьяна Васильевна.
На дымовой трубе, на святой нашей эмблеме — серпе и молоте, — висел мальчишка и грыз яблоко.
— Товарищ капитан, сейчас он свалится! — сказал профессор.
— Никуда он не свалится. Доест яблоко и слезет, — сказал капитан Кукуй. — Кажется, это четвертого механика выродок…
Вошла Мария Ефимовна, спросила:
— Закусывать будете? Брюссельские огурчики остались…
— Где чиф? — сурово спросил Кукуй.
— Они с вашей новой докторшей кровяное давление измеряют…
Вошел старпом.
Физиономия его была заклеена пластырем и значительно опухла.
— Как давление? — спросил капитан.
Эдуард Львович подошел к барометру и постучал пальцем по стеклу.
— Я про твое, — сказал капитан.
— В норме.
— Сейчас наука тебе его повысит, — сказал капитан. — Вот приказик. Распишись.
— Вот тут, будьте любезны! — указал профессор. — Вы назначены ответственным за анкетирование экипажа. Вот миннесотский опросник. Здесь пятьсот шестьдесят шесть вопросов, касающихся самых разных сторон личности…