елается медленным, незаметным ростом”. Сейчас тебе уроки музыки могут показаться малоинтересными, но пройдет время, и ты сама будешь благодарить меня… Без труда ничего не дается, а упорно трудиться, отдавать все силы учению любят не все дети. Потом они вырастают и остаются пустыми, отсталыми людьми. Работать они по-настоящему не научились, много не знают и не понимают, поэтому и живут плохо. Так что, пожалуйста, не ленись…
Напиши мне о бабушке, как она себя чувствует? Береги ее — она у нас старенькая. Бабушка ведь моя мама и потому она твой лучший друг, любящий тебя безгранично. И ты люби ее…»{97}
Что тут просто бросается в глаза, так это та пронзительная, неутихающая боль, с которой вспоминает Виктор Лягин о своей покойной жене Ольге. Он очень хочет, чтобы и в сердце дочери жила любовь к ее маме, которую Таточка по своему малолетству почти, наверное, и не помнила, — и потому старается поделиться своей памятью, своей любовью…
Но, кстати, в этой книжной публикации почему-то искажены финальные строки, в которых на самом деле написано:
«Береги бабушку, она у нас старушка, мы все должны ее беречь… Бабушка твой лучший друг, который тебя безгранично любит, и ты люби бабушку больше всех. (Про то, что «бабушка ведь моя мама», в письме нет ни слова. — А. Б.)».
Определенный интерес представляют для нас и заключительные строки из этого письма:
«Татик, с нашей перепиской пока выходит очень плохо. Пиши мне обязательно два раза в месяц 10–15 и 25–28 числа каждого месяца. Пиши сама, если тетя Аня опоздает со своими письмами».
Почему же Виктор, достаточно жестко высказавший свои претензии сестре и маме, дочку только хвалит и дает ей советы? Наверное потому, что он прекрасно понимал: когда ребенку всего девять лет, его поступки и поведение в основном определяются окружающими его взрослыми. Так что если бы бабушка и тетя дружно садились писать письма далекому папе Вите, то и Таточка делала бы то же самое с превеликим удовольствием. Потому ругать ее было не за что. Хотя рекомендация писать самостоятельно была…
Зато потом уже в письмах появилось «Татуся-свиню-ся» — это когда все писали, а она нет. Но ничего, исправилась!
И еще есть одно письмо, в котором Лягин пишет своей дочке, что Зина, его жена, Таточку очень любит, ждет ее писем, купила ей теплых вещей на зиму, а также — плюшевого медвежонка… Татьяна Викторовна берегла этого мишечку всю свою недолгую, к сожалению, жизнь[42].
Признаем, что читать «американские» письма Виктора Лягина не то чтобы очень интересно. Ведь никакой «привязки к местности», никакой «заграничной экзотики»! Понятно, что о своей работе разведчик ничего не пишет, круг его общения остается «за кадром» — но хотя бы океанский прибой описал, красоты легендарной Калифорнии (кто тогда не помнил фразы из чеховских «Мальчиков»: «А в Калифорнии вместо чая пьют джин»?) или сам город Сан-Франциско, «чудесную приморскую смесь Неаполя и Шанхая»! Нет, и про это было писать нельзя — строжайшая секретность… Поэтому все письма «оттуда» и содержали исключительно советы, вопросы, эмоции, какую-то минимальную житейскую информацию — в общем, ничего интересного для стороннего читателя.
Ну а если что и было о своей жизни, то примерно на таком уровне, как в письме от 16 февраля 1940 года:
«О жизни здесь писать абсолютно нечего — всё страшно однообразно. Живем только на работе и работой. Порою дела складываются хорошо, но какая-либо мелочь снова портит все сделанное — приходится начинать снова».
Очень содержательно и все понятно! Так что возвращаемся к службе нашего героя — по нашим источникам. Хотя, как мы уже говорили, она и скрыта за завесой секретности, но кое-какая информация у нас все-таки имеется. Так, ссылаясь на книгу наших товарищей, можем сообщить, что «в начале 1941 года Виктор Лягин был переведен для работы сотрудником резидентуры внешней разведки в Нью-Йорке под прикрытием должности инженера “Амторга”»{98}.
Но тут возникает вопрос: а под каким прикрытием работал Виктор Александрович в Сан-Франциско? Как нам представляется, либо под тем же, «амторговским», либо он считался каким-нибудь инженером-стажером. Ведь перевести его с дипломатической должности на инженерную означало бы в первую очередь полнейшее неуважение к американской контрразведке: неужто они бы там не догадались сразу, что эти должности являются прикрытием для совсем иной деятельности? Нет сомнения, что вслед за Корневым-Лягиным в Нью-Йорк из Сан-Франциско пришло и его досье по линии контрразведки, как понимаем, весьма тощее, ибо ничего предосудительного за ним замечено не было…
Между тем не станем отрицать, что контрразведка страны пребывания работала достаточно эффективно, и вскоре по «легальной» нью-йоркской резидентуре, в которую как раз тогда прибыл Виктор Лягин, будет нанесен хотя и не сокрушительный, однако весьма ощутимый удар. Но речь о том пойдет уже в следующей главе, а пока мы скажем, что и советская разведка работала в это время весьма и весьма эффективно. Вот что пишет исследователь:
«Загранаппараты советской внешней разведки в США в предвоенные годы добывали важную разведывательную информацию. Успешно они справлялись и с работой по линии научно-технической разведки, приобретая образцы современного по тем меркам американского вооружения. Только в 1939–1940 гг. советскими разведчиками в США было получено свыше 30 тысяч листов технической документации, около 1100 комплектов чертежей и свыше 150 образцов технических новинок»{99}.
К сожалению опять-таки у нас нет никакой возможности узнать, какой именно конкретный вклад внес в эту поистине титаническую работу герой нашей книги. Но думается — весомый! Еще интереснее, конечно, узнать, как были реализованы добытые разведчиком материалы, однако и это остается совершенно закрытой темой.
Глава седьмаяGOOD BYE, AMERICA!
Первая половина 1941 года была насыщена многими важными событиями, в той или иной степени коснувшимися Виктора Лягина, — как мирового масштаба, так и, разумеется, личного плана.
Самое главное, что 24 января у них с Зинаидой родился сын, которого мама решила назвать Виктором, в честь его отца. А вскоре, как мы уже сказали, Виктор Лягин-старший (отныне так) был переведен в нью-йоркскую «легальную» резидентуру — «под крышу» «Амторга». Об остальных личных событиях будем рассказывать по мере их развития…
Европа тем временем уже была охвачена военным пожаром.
Официально Вторая мировая война началась нападением Германии на Польшу 1 сентября 1939 года, потому как именно это событие наконец-то вызвало хоть какой-то отпор со стороны ведущих европейских держав: 3 сентября Англия и Франция объявили агрессору войну. Можно считать, что ответ Германии был незамедлительным: «В 9 часов вечера 3 сентября 1939 года… германский флот нанес удар. Немецкая подводная лодка “U-30” без предупреждения торпедировала и потопила в двухстах милях к западу от Гебридских островов британский лайнер “Атения”. Лайнер шел из Ливерпуля в Монреаль, имея на борту 1400 пассажиров. Погибло 112 человек, среди них 28 американцев»{100}.
В тот же самый день, вслед за своей метрополией, войну фашистской Германии объявили Индия, тогдашняя британская колония, и британские же доминионы Австралия и Новая Зеландия. На следующий день японское правительство поспешило заявить о невмешательстве Японии в «европейскую войну», а 5-го числа о том же самом — о своем нейтралитете в этой войне — сообщило и правительство Соединенных Штатов Америки. Зато 6 сентября войну Германии объявил Южно-Африканский Союз, а 10-го — Канада, то есть еще два британских доминиона. Однако ни одна из вышеперечисленных стран (исключая Германию, разумеется) боевые действия так и не открыла.
И вообще, страны «оси Берлин — Рим», то есть агрессивного союза между Германией и Италией, к которому несколько позже присоединится Япония, после чего «ось» продлится до Токио, воевали уже давно и активно — каждый на своем направлении. Вот какая картина изображена в «Политическом словаре»:
«В 1935 г. Италия напала на Абиссинию и поработила ее. Удар был направлен также против Англии и ее морских путей из Европы в Индию, в Азию. Летом 1936 г. началась военная интервенция Германии и Италии против Испанской республики, имевшая целью перехватить морские пути Англии и Франции к их громадным колониальным владениям в Африке и Азии. В марте 1938 г. Германия заняла Австрию. В октябре 1938 г. Германия при содействии Италии добилась от Англии и Франции согласия на расчленение Чехо-Словакии. Вначале Германия заняла Судетскую область; затем, впоследствии, 15 марта 1939 г., она заняла Чехословакию, затем Клайпеду, а Италия — Албанию. В 1937 г. японская военщина, нарушая международные договоры, захватила Пекин, вторглась в Центральный Китай и заняла Шанхай, в 1938 г. — Ханькоу и Кантон, а в 1939 г. — остров Хайнань, нанеся удар по интересам Англии, Франции и США. Таким образом, завязались новые узлы войны: на кратчайших морских путях из Европы в Азию; на юге Европы, в районе Австрии и Адриатики; на крайнем западе Европы, в районе Испании и омывающих ее вод, и на Великом океане — в районе Китая. Отличительной чертой второй империалистической войны на первых порах являлось то, что ее вели и развертывали Германия, Италия и Япония, в то время как Англия и Франция, против которых была направлена война, пятились назад и отступали, делая Германии, Италии и Японии уступку за уступкой»{101}.
Похоже, нападение Гитлера на Польшу явилось неожиданностью для всех — но в особенности для самих поляков, ибо польское руководство очень надеялось на равноправный союз с Германией в борьбе против СССР. Тому в подтверждение мы можем привести фрагмент из совершенно секретного доклада советской разведки, содержавшего запись беседы рейхсмаршала Германа Геринга, почему-то названного в документе премьер-министром, с польским маршалом Эдвардом Рыдз-Смиглы