— Что за человек, сообщивший эти сведения?
Мы были готовы к ответу на этот вопрос, и я дал подробную характеристику нашему источнику. В частности, сказал, что он немец, близок нам идеологически, вместе с другими патриотами готов всячески содействовать борьбе с фашизмом. Работает в министерстве воздушного флота и очень осведомлен. Как только ему стал известен срок нападения Германии на Советский Союз, он вызвал на внеочередную встречу нашего разведчика, у которого состоял на связи, и передал настоящее сообщение. У нас нет оснований сомневаться в правдоподобности его информации.
После окончания моего доклада вновь наступила длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнес:
— Дезинформация! Можете быть свободны.
Мы ушли встревоженные»{127}.
Как-то оно не очень складывается… Сталин знакомится с представленными документами, вызывает к себе наркома госбезопасности Меркулова[56] и начальника разведки Фитина, выслушивает их объяснения, заявляет, что все это «дезинформация» — и на том разговор заканчивается. Словно бы вождь иносказательно предупреждает сотрудников: мол, успокойтесь, ребята, держите свои знания при себе — всё не совсем так, как вы считаете… Ведь при желании можно было бы все повернуть так, что Фитин и Меркулов намеренно пытались дезинформировать самого товарища Сталина — ну и всё, как говорится, пиши пропало… Нет, словно бы прозвучало какое-то завуалированное предупреждение. И всё! Как-то не в духе того жестокого и жесткого времени…
Почему же, имея достаточно объективную информацию о планах и, что еще важнее, о практических мероприятиях, осуществлявшихся гитлеровцами близ наших границ, Сталин на это практически не реагировал? Это остается одной из главных загадок кануна войны — наверное, загадкой номер один. Второй, пожалуй, загадкой почти тех же масштабов остается цель прилета в Англию обергруппенфюре-ра СС, заместителя Гитлера в руководстве нацистской партии Рудольфа Гесса. Причем если хранители первой тайны все давно уже сошли в могилу, и потому мы вряд ли когда узнаем, чем в данном случае руководствовался советский лидер, то все документы по второму вопросу засекречены англичанами, и неизвестно, когда будет снят гриф секретности.
«После Второй мировой войны английские государственные деятели в своих мемуарах пытаются представить “миссию Гесса” как “сплошное недоразумение” или “чистую комедию”. В создании и распространении такой версии “миссии Гесса” большая роль принадлежит Черчиллю»{128}.
Из вышесказанного можно понять, что и у нас, и у англичан существовали или предполагались какие-то тайные договоренности с гитлеровской Германией, почему-то не реализованные…
Вполне вероятно, что одна из причин этих «недоговоренностей» заключается в том, что фюрер просто-напросто зарвался, переоценил свои силы и возможности. К слову сказать, «медвежью услугу» ему в этом плане оказала недавно завершившаяся «зимняя война», в ходе которой войска РККА понесли ощутимые потери, выявились многие недостатки в их подготовке, боевой выучке, техническом оснащении и многом ином. По этому поводу фюрер удовлетворенно заявил в узком кругу, что мы, мол, переоценивали Красную армию… Не понимал Адольф Алоисович, дурачина, что русский мужик долго-долго ожидает, пока его жареный петух, извините, в зад клюнет, — а уж тогда начинает действовать быстро, решительно, безоглядно и беспощадно. Вот и в данном случае болезненный «клевок» зарвавшегося финского петуха возымел свое действие: уроки «зимней войны» были обобщены и усвоены довольно-таки быстро. Однако германские разведки — военная разведка абвер и VI управление РСХА, политическая разведка, — этого своевременно не заметили…
«Уверовав в непобедимость вермахта и слабость Красной армии, Гитлер уже с начала 1941 г. потребовал от своих генералов приступить к детальной разработке замыслов продолжения войны на период после разгрома СССР. При обсуждении в штабе ОКБ вопроса о стратегическом взаимодействии с Японией 17 февраля он заявил: “После окончания восточной кампании необходимо предусмотреть захват Афганистана и организацию наступления на Индию”. Затем по его указанию штаб ОКВ приступил к планированию других операций на будущее, которые намечалось провести осенью и зимой 1941/42 г. Замысел их был изложен 16 июня в проекте директивы № 32 (“Подготовка к периоду после осуществления плана ‘Барбаросса’”). Проектом предусматривалось завоевание Египта, Ирака, Палестины, а также Турции, если она посмеет защищать свою независимость, захват Гибралтара, английских владений в Западной Африке, а затем и высадку на Британские острова, чтобы вызвать полный развал Великобритании. Наряду с решением “английской проблемы” гитлеровские стратеги вынашивали замыслы захвата Исландии и ряда других островов в Атлантике, с целью превращения их в базы для ведения войны против США. В союзе с Японией они намеревались “устранить влияние англосаксов в Северной Америке”»{129}.
Да уж, планы воистину наполеоновские! Вот только Гитлер Наполеоном не был — по крайней мере в полководческом смысле. Впрочем, и как политик он должен был бы учесть опыт своих предшественников: ни тому же Наполеону не удалось подчинить себе Европу, ни Троцкому — развернуть знамя «мировой революции». Мудрый Сталин от этой идеи отказался, решив строить социализм «в одной отдельно взятой стране», при этом потихоньку раздвигая ее границы — хотя, с его-то самолюбием и амбициями, Иосиф Виссарионович вполне бы мог претендовать на роль мирового лидера. Не стал, однако. А фюрер вот рискнул…
10 июня войска вермахта начали выходить в исходные районы для нападения на СССР — война уже была неотвратима.
«На рассвете 22 июня 1941 г. фашистская Германия, вероломно нарушив договор о ненападении, внезапно, без объявления войны, обрушила на Советский Союз удар огромной силы. Ее авиация произвела массированные налеты на аэродромы, узлы железных дорог и группировки советских войск, расположенные в приграничной зоне, а также на города Мурманск, Каунас, Минск, Киев, Одесса, Севастополь. Немецко-фашистская артиллерия подвергла ожесточенному обстрелу пограничные укрепления и районы дислокации передовых соединений армии и частей пограничных войск. Вслед за первыми авиационными ударами и артиллерийской подготовкой перешли в наступление на фронте от Балтики до Карпат сухопутные войска. Одновременно начались бои южнее Карпат вдоль Румынской границы до Черного моря. Вместе с фашистской Германией в войну против СССР вступили Венгрия, Италия, Румыния и Финляндия. <…> Началась Великая Отечественная война Советского Союза против фашистской Германии и ее европейских сообщников»{130}.
Вот так вот… К сожалению, война эта началась совсем не так, как было «провидчески» показано в ряде ура-патриотических кинофильмов, вышедших на советские экраны в конце 1930-х — начале 1940-х годов. В фильмах этих агрессор сразу же получал сокрушительный и молниеносный отпор, после чего война должна была продолжаться «малой кровью и на чужой территории», а вот в реальной жизни все получилось совершенно по-иному.
«Частичное стратегическое развертывание Красной армии, начатое в мае — июне 1941 г., к моменту вторжения не завершилось. Войска западных приграничных округов не успели создать группировку сил, пригодную для отражения удара. Соединения и части их первого эшелона не могли сдержать массированные удары немецких танковых группировок, имевших на главных направлениях подавляющее превосходство сил. В результате вермахт с самого начала захватил стратегическую инициативу.
В 5 час. 25 мин. командующий Западным фронтом Красной армии отдал приказ: “Ввиду обозначившихся со стороны немцев военных действий приказываю поднять войска и действовать ‘по-боевому’ ”. В 7 час. 15 мин. последовала директива наркома обороны: “Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы, уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу”. В 10 час. начальник Генерального штаба Красной армии подвел первый итог: “Командующие фронтами ввели в действие план прикрытия и активными действиями подвижных войск стремятся уничтожить перешедшие границу части противника. Противник, упредив наши войска в развертывании, вынудил части Красной армии принять бой в процессе занятия исходного положения по плану прикрытия”»{131}.
Хотя и у гитлеровцев все пошло совсем не так гладко, как они заранее рассчитывали, не по накатанному «европейскому варианту» — причем уже с самого первого шага. По тщательно просчитанным в германских штабах планам, на преодоление сопротивления пограничных застав немецким войскам отводилось от тридцати минут до одного часа — в реальности же эти «минуты» превратились во многие часы, дни, а то и недели. И вот, кстати, на какой момент обращает внимание хорошо известный нам лично исследователь:
«Первыми страшный удар вермахта приняли на себя пограничники. Но никогда не говорят, что они подчинялись Л. П. Берии. И уж тем более не говорят о том, что Берия был единственным руководителем силовых ведомств СССР, который предпринял все необходимые меры для приведения вверенных ему войск в полную боевую готовность еще до нападения Германии. Никто, например, не вспоминает о том, что еще 16 июня 1941 г. лично Берия издал приказ, согласно которому в случае начала войны пограничные войска должны перейти в оперативное управление полевого командования РККА. Никто не говорит о том, что уже с 20 июня 1941 г. пограничные войска стали приводиться в полную боевую готовность. А к 21.30 21 июня 1941 г. по всей линии западной границы СССР они уже находились на заранее подготовленных рубежах обороны. Поэтому-то они и смогли более чем организованно принять на себя 22 июня самый страшный первый удар. А ведь речь-то идет о 47 сухопутных, 6 морских пограничных отрядах, 9 отдельных пограничных комендатурах западной границы СССР. И ни одна из 435 пограничных застав самовольно не отошла с занимаемых позиций. Или погибали все вместе, или же оставшиеся в живых отходили при получении соответствующего приказа»