Но вот интересно, как смотрели на Лягина те самые обмотанные пулеметными лентами и обвешанные пистолетами «молодчики» на улицах Киева. Они-то вроде бы готовились пролить кровь за Отечество — и действительно проливали, потому как это явно был какой-то «молодняк», пороху еще не нюхавший, ибо после первых выстрелов желание пофорсить у подавляющего большинства исчезало напрочь, — а он явно выглядел как какой-то тыловой пижон, в дорогом импортном костюме, в кожаном пальто, по неизвестным причинам избежавший призыва в действующую армию… Впрочем, думается, что чужие оценки Виктора волновали меньше всего. Он сознавал, что чем меньше он сейчас нравится соотечественникам, тем более придется ко двору «немецким товарищам», тем меньше подозрений у них вызовет.
Война между тем подходила к столице Советской Украины все ближе и ближе.
«Поскольку группа армий “Юг”[62] в начальный период войны не достигла ближайшей стратегической задачи на южном крыле советско-германского фронта, перед ней стояли прежние задачи: овладеть Киевом, захватить плацдармы на восточном берегу Днепра и одновременно левым крылом (1 — я танковая группа и 6-я армия) совершить глубокий охватывающий маневр через Белую Церковь в юго-восточном направлении, а затем всеми своими силами окружить, расчленить и уничтожить советские войска на Правобережной Украине. <…>
Во второй половине июля — первой половине августа решающие события развернулись на киевском направлении в полосе Юго-Западного фронта. Командование группы армий “Юг” вначале считало, что для наступления на Киев и захвата плацдарма на левом берегу Днепра достаточно будет 3-го моторизованного корпуса, что главные силы 1-й танковой группы после прорыва обороны советских войск в районе Бердичева осуществят глубокий охватывающий маневр через Белую Церковь, западнее Днепра в общем направлении на Кировоград, а 6-я и 17-я армии, наступая от Бердичева в юго-восточном направлении, соединятся с 11 — й армией и замкнут кольцо окружения вокруг советских войск.
Советское командование приняло срочные меры для устранения угрозы, нависшей над столицей Украины: были усилены войска Киевского укрепленного района; активизировала действия 5-я армия[63], наносившая удары с севера во фланг 6-й немецкой армии и 1-й танковой группе; началось наступление 26-й армии Юго-Западного фронта против этой же танковой группы с юга. В результате к середине июля серьезная попытка противника использовать разрыв между 5-й и 6-й армиями Юго-Западного фронта для захвата Киева с ходу была сорвана. 11 июля войска Киевского укрепленного района остановили передовые части мотопехоты и танков 3-го корпуса противника на реке Ирпень.
Так началась оборона Киева»{148}.
Как мы понимаем, столица Украины была для Виктора Лягина — как и для бойцов его группы, о которых мы расскажем чуть позже, — всего лишь одним из «остановочных пунктов». Возможно — и сборным пунктом, где все они наконец-то встретились. Уже буквально на следующий день после написания своего подробного письма жене Виктор отправлялся далее по выработанному в Центре маршруту — на юг, в город у Черного моря Николаев.
О том, как он туда добирался, Лягин написал в еще более подробном, нежели предыдущее, письме. Переписка — и то уже односторонняя — оставалась той единственной ниточкой, а может быть даже и тончайшей паутинкой, что пока еще связывала Виктора с семьей, со всей той прежней, невозвратной, довоенной жизнью. Конечно, он надеялся, что ответ еще успеет прийти, — но он даже не знал, где в это время находится Зинаида с сыном и когда до них дойдут его послания. Зато было понятно, что совсем скоро переписка оборвется полностью — из немецкого тыла вряд ли чего уже напишешь, разве что сделаешь приписку к зашифрованной радиограмме: «Передайте родным — жив и здоров». Да и вообще, твердой гарантии, что всё сложится именно так, как запланировано в Центре, ни у кого не было: а вот не захотят гитлеровцы привлекать к работе русских специалистов — и всё! Или засадят их всех на какое-нибудь тюремно-казарменное положение, с автоматчиками у порога и минимальным продовольственным пайком — что тогда делать? Но даже в идеальном случае, если всё получится именно так, как задумано, не стоит надеяться, что «командировка» во вражеский тыл окажется краткосрочной… О том же, что он может погибнуть, Виктор, очевидно, старался не думать — такими мыслями только себя запугаешь, но делу никак не поможешь.
Вот и стремился Лягин написать как можно больше, рассказать о себе всё, что можно — а потом, видимо, когда была возможность, думал о том, как это письмо будет читать Зинаида, как передаст его маме и Ане и что они тогда скажут, как будут его обсуждать, сидя вечером на кухне, под оранжевым абажуром…
Письмо, которое мы здесь помещаем, было написано 29 июля, уже из Николаева, и хранится ныне в Николаевском музее. Воспроизводим его полностью, письмо очень интересное по своему содержанию и написано хорошим русским языком, так что, думаем, читатель на нас за это в обиде не будет:
«Дорогая Зиночка!
Исключительно мучительно и трудно оставаться в неведении о своей семье. Ведь я же совершенно не знаю, как вы устроились. Ничего не знаю о Татке и всех ленинградцах. Несколько дней назад говорил по телефону с Павлом Михайловичем <Фитиным>. Он говорит, что все добрались, все благополучно, но никаких подробностей о вас, конечно, рассказать не мог.
Как сын? Наверное, еще больше стал смеяться и мучить свою бабушку попрыгушками.
Получила ли ты мои первые два письма? Помнишь ли мою просьбу целовать Витьку от моего имени каждый день с прибавлением: “Это папка тебя целует”. Очень прошу тебя, не забывай этого делать.
Зинуша, дорогая, пиши чаще. Учти, что почта идет очень плохо и долго. Бери пример с меня, видишь, я пишу уже третье письмо.
Восстановила ли ты связь с Таткой и ленинградцами? Если они недалеко, проси их писать через тебя, а если далеко, то тоже через тебя.
Это письмо пишу с места моего нового назначения. Пришлось перепробовать все виды транспорта: авто, конный, речной и железнодорожный. Каждый из видов транспорта имел свои трудности и воспоминания, связанные с некоторыми приключениями.
Как я уже писал, до Киева наша группа добиралась грузовой машиной. Ехал и вспоминал наши путешествия по Америке, нашего Бьюика и Плимут-7, вспоминал американские дороги и с большой обидой признавался, что нам за такой короткий срок существования Советской власти было, конечно, не под силу одолеть российское бездорожье…»{149}
И тут мы, уважаемый читатель, сделаем остановку и вспомним «Одноэтажную Америку» Ильфа и Петрова:
«Когда закрываешь глаза и пытаешься воскресить в памяти страну… представляешь себе не Вашингтон… не Нью-Йорк… не Сан-Франциско… а скрещение двух дорог и газолиновую станцию на фоне проводов и рекламных плакатов».
Между прочим, ни Петрову, ни Ильфу — так же как и Виктору Лягину — возвратиться в Америку было не суждено. Фронтовой корреспондент газеты «Красная звезда» Евгений Петров погибнет меньше чем через год, 2 июля 1942-го, возвращаясь из командировки в осажденный гитлеровцами Новороссийск, — транспортный самолет, на котором он летел, будет сбит немецким истребителем. А Илья Ильф к тому времени давно уже умер — во время поездок по прекрасным американским дорогам у него открылся застарелый туберкулез, и он скончался в злосчастном 1937 году.
Вернемся, однако, к письму Виктора Лягина и к нашим советским (российским) реалиям:
«…Правда, мне все же повезло. Как второй водитель, я получил место в кабине вместе с шофером, остальные же товарищи ехали в кузове. Ехали под палящими лучами солнца, ехали часами в клубах бесконечной пыли, ехали в дождь, ехали ночью, жутко мерзли…
Поездка на пароходе превратилась в хорошую прогулку по Днепру. Три дня мы плыли по великим водам Днепра. Грязен и мутен Днепр! Взбудоражилось дно, верховья мертвецами полны. Кто-то из киевлян рассказывал, что в одном местечке немцам удалось прорваться к мосту через Днепр. Лавиной бросилась фашистская свора на наш берег. Мост был переполнен немцами. Казалось, немцы были у цели, как вдруг грянула наша артиллерия, несколько удачных попаданий, мост — взлетает, и через несколько секунд все падает вниз на дно и образует новую переправу через обмелевшую реку. Немцы бросились на нашу сторону по трупам своих товарищей. Стон тяжело раненных, просьба о помощи, хватание за ноги бегущих не останавливали стервятников. Нашей артиллерии пришлось бить по трупам и разрушать эту новую переправу.
Так можешь себе представить, что представляет собою сейчас Днепр и его воды?!
Иногда немцы по своему радио передают “письма” от солдат с фронта своим родным. Содержание этих писем вкратце следующее: живем на Украине, кушаем белый хлеб с салом и купаемся в Днепре…
Как они живут в действительности и как они грабят население, чтобы, хоть чуть-чуть, утолить свой голод, ты хорошо знаешь из газет…
Жаль реки. Какие чудные места, какая красота! Реки уже испохаблены. Спокон веков местные жители пользовались днепровской водой. А сейчас уже категорически запрещено пить сырую воду из Днепра, Десны.
Последний этап моего маршрута я прокладывал поездом. В этих местах передвижение любым видом транспорта связано с известным риском: вражеские самолеты обстреливают все, что можно обстрелять, а особенно мирные, незащищенные объекты. Что же может быть безопасным, как обстрелять санитарный поезд, движущийся по шоссе автомобиль или маленький гражданский пароходик. Правда, даже эти налеты кончаются смертью для многих немецких летчиков. Если ты еще не устала, я опишу тебе один эпизод, произошедший пару дней тому назад.
Немецкий самолет возвращался на свой аэродром после неудачной бомбежки. Ему, по-видимому, было дано задание — разрушить промышленные пункты, железнодорожные мосты, военные объекты. Летчик принял задание, подлетел к одному объекту — зенитка, опасно для жизни, он подлетел к другому — наши “ястребки” идут навстречу, еще опаснее, чем зенитка. Остается одно — удирать, удирать и еще раз удирать, пока не поздно, пока “ястребки” не набрали высоту.