Летчик бросился обратно. Летя вдоль берега, он бросил одну бомбу в стадо, другую в пастухов-мальчишек, стрелял из пулеметов. Вдруг вдали он заметил два мирных, незащищенных маленьких пароходика. Герой воспрял духом и направился к одному из пароходов. Бросает одну, другую, третью, четвертую бомбу, но некоторые из них не разрываются, некоторые ложатся по сторонам от парохода. Бомбы глушат рыбу… Река покрывается большой белопузой рыбой.
Озлобленный летчик бросается на второй пароход. Снижается до минимальной высоты и дает пулеметную очередь, но очередь что-то коротка, моментально последовал какой-то треск, содрогание пароходика, а затем на глазах всех пассажиров немецкий самолет рухнул в воду. “ Герой ”-летчик успел выбраться из самолета и с плачем просил о помощи.
Оказывается, в своем наглом стремлении расстрелять мирных людей “герой” не рассчитал высоты и зацепил корабельные мачты.
Значительно чаще немецкие летчики находят себе смерть от пуль нашей авиации…
Работаю здесь, не считаясь со временем. Работы очень много. Приходится нести две нагрузки: совсем как в Америке. Надо к приходу немцев легализовать себя. Многое сделано к их встрече, но еще больше надо сделать. Надеюсь, что если придут, найдут хороший прием, а не придут — жалеть, что труд пропал зря, не буду. Это, пожалуй, первая моя работа, на которую убиваешь много сил и средств, и не буду жалеть, если не придется посмотреть на результаты своих трудов.
Вот, кажется, и всё. Пиши, моя дорогая, пока есть возможность.
Крепко целую тебя, сына и Матильду Андреевну.
Страшно хочется написать несколько строк Татке, Ане и маме, но повторять письмо лень.
Пожалуйста, передай это письмо и адресуй им.
Еще раз крепко, крепко целую.
Ваш: Папа
Витя (подпись)
Зять
Письмо пиши: Николаев, Одесской обл., УНКГБ. Мне (фамилия моя). Пишу через Управление»{150}.
Такое вот послание. Неудивительно, что адресовать ответ нужно было не на Корнева — фамилию, под которой Виктор легализовался в Николаеве, а на Лягина. Ведь вдруг по какой-то причине письмо попадет в руки гестаповцам или их «соседям» из абвера — и конец «легенде» инженера Корнева. А Лягин… ну, пусть ищут этого Лягина, которого в Николаеве никто не знает! По той же причине письма писались на пишущей машинке — это, конечно, быстрее, нежели выводить буквы от руки, так называемым «вечным пером», определенно привезенным из Америки, тогда как простые советские граждане долго еще писали ручками-«вставочками», постоянно обмакивая перышко в чернильницу-«непроливайку», — но главное, никто не сможет предъявить все тому же «Корневу» письмо, прошедшее тщательную графологическую экспертизу, и с усмешкой заявить: «Это ваш почерк, герр Корнев… или товарищ Лягин!»
Ведь гитлеровцы были близко и обстановка делалась все сложнее.
«К середине июля 1941 г. германский вермахт с помощью армий союзников нанес советским армиям первого стратегического эшелона громадный урон. 28 дивизий было потеряно, а 70 лишились половины своего состава в людях и боевой технике.
Исход приграничных сражений для СССР был крайне неблагоприятным. Немецкие войска продвинулись в северо-западном направлении на 400–450 км, в западном — на 450–600 км, юго-западном — на 300–350 км. Они захватили Латвию, Литву, почти всю Белоруссию, значительную часть Эстонии, Украины, Молдавии, создали угрозу Ленинграду, Смоленску и Киеву. Над СССР нависла огромная опасность. Немецкое военно-политическое руководство уже предвкушало победоносное завершение войны. Гальдер[64] 3 июля в своем дневнике писал: “…кампания против России выиграна в течение 14 дней… Когда мы форсируем Западную Двину и Днепр, то речь пойдет не столько о разгроме вооруженных сил противника, сколько о том, чтобы забрать у противника его промышленные районы и не дать ему возможности, используя гигантскую мощь своей индустрии и неисчерпаемые людские резервы, создать новые вооруженные силы”»{151}.
Ну что ж, вспомним грибоедовское: «Блажен, кто верует, тепло ему на свете!»
Однако время шло, но не только «выигранная кампания» не завершалась, а гитлеровцам даже не удавалось форсировать Днепр.
19 июля Гитлер подписал директиву ОКБ, Верховного командования вооруженных сил, под номером 33, «О дальнейшем ведении войны на Востоке». В ней, в частности, говорилось:
«Активные действия и свобода маневрирования северного фланга группы армий “Юг” скованы укреплениями города Киева и действиями в нашем тылу войск 5-й советской армии.
2. Цель дальнейших операций должна заключаться в том, чтобы не допустить отхода крупных частей противника в глубину русской территории и уничтожить их. Для этого провести следующие мероприятия.
а) Юго-Восточный фронт.
Важнейшая задача — концентрическим наступлением западнее Днепра уничтожить 12-ю и 6-ю армии противника, не допуская их отхода за реку.
Главным румынским силам обеспечить прикрытие этой операции с юга.
Полный разгром 5-й армии противника может быть быстрее всего осуществлен посредством наступления в тесном взаимодействии войск южного фланга группы армий “Центр” и северного фланга группы армий “Юг”.
Одновременно с поворотом пехотных дивизий группы армий “Центр” на юг в сражение вступят новые, прежде всего подвижные силы… Эти силы будут иметь задачей не допустить дальнейшего отхода на восток русских частей, переправившихся на восточный берег р. Днепр, и уничтожить их»{152}.
Всё по-немецки четко, всё предельно ясно — да только 23 июля, теперь уже фельдмаршалу Кейтелю[65], пришлось дописывать к директиве № 33 дополнения. Мол, фюрер еще приказал:
«1. Южный участок Восточного фронта.
Противник, все еще находящийся западнее Днепра, должен быть окончательно разгромлен и полностью ликвидирован. Как только позволит оперативное и материально-техническое положение, следует объединить 1-ю и 2-ю танковые группы под руководством командующего 4-й танковой армией и совместно с идущими за ними пехотными и горнострелковыми дивизиями после овладения Харьковским промышленным районом предпринять наступление через Дон на Кавказ. Первоочередной задачей основной массы пехотных дивизий является овладение Украиной, Крымом и территорией Российской Федерации до Дона. При этом оккупационная служба в областях к юго-западу от Буга возлагается на румынские войска»{153}.
В общем, хотя и жутко было — но все ж таки не смертельно. Не удавалось гитлеровцам сокрушить советскую военную машину — что бы ни приказывали из Берлина, каких бы стараний ни прикладывали на фронте.
Тут даже и генерал Гальдер — месяц и неделю спустя после вышеприведенной записи в дневнике от 11 августа — запел по-иному:
«Во всей обстановке в целом становится все очевиднее, что колосс Россия, который сознательно готовился к войне, при всей безудержности, присущей тоталитарным государствам, был нами недооценен. Эта констатация относится как к организационным, так и к экономическим силам, а в особенности к чисто военному потенциалу. Начиная войну, мы рассчитывали иметь против себя примерно 200 вражеских дивизий. Но теперь мы насчитываем их уже 360. Эти дивизии, конечно, не вооружены и не оснащены в нашем понимании этого слова, и командование ими в тактическом отношении во многом неудовлетворительно. Но они есть. И если дюжина их разбита, русский выставляет новую дюжину»{154}.
Серьезные потери несли и гитлеровцы, что подтверждается материалами, полученными внешней разведкой:
«В первую неделю августа в Стокгольме было получено следующее сообщение шведского военного атташе в Берлине:
1) В германском Генштабе усиливается озабоченность в связи с непредполагавшимся советским сопротивлением. Германский план быстрого уничтожения Красной армии сорван.
2) По его подсчетам, к 20 июля уничтожено 6 бронетанковых и 20 пехотных германских дивизий полностью. Потери военных материалов, особенно танков, колоссальны.
Немцы вынуждены сейчас использовать танки старой модели К2[66].
3) Немцы испытывают исключительно большие трудности в обеспечении своих войск снабжением.
4) Советские танки оказались первоклассными, а их броня значительно лучше, чем немцы предполагали.
5) Задержка кампании дала русским время для полной мобилизации, которая должна быть закончена к 15-му августа»{155}.
Текст этого спецсообщения, направленного в Государственный Комитет Обороны СССР, подписал начальник Первого управления НКВД СССР Фитин.
Красноармейцы отважно и беззаветно сражались на фронте и в кольцах вражеского окружения на временно оккупированной территории; рабочие налаживали выпуск оборонной продукции на эвакуированных вглубь России предприятиях, а чекисты — те, кому выпал такой жребий, — готовились к своим тайным боям на той земле, которая пока еще оставалась советской и где царила та обманчивая тишина, которая обычно обрывается внезапным и оглушительным раскатом грома… Виктор Лягин приехал в Николаев под «легендой» инженера-судостроителя Корнева, командированного из Ленинграда, с прославленного Балтийского завода, а потому, как это и положено командировочному, первым делом отправился на место назначения — предприятие, именовавшееся «Николаевские объединенные государственные заводы им. Андре Марти[67]» или же «завод № 198».
(Нет смысла объяснять, что к зданию НКВД, расположенному на улице Декабристов, бывшей Глазенаповской, а ранее — Молдавской, Лягин не подходил как минимум на пистолетный выстрел. Мало ли кто мог приметить командированного из Ленинграда инженера, почему-то запросто заходящего в здание «конторы»?)