бил приводить слова великого русского ученого Дмитрия Ивановича Менделеева, что «топить нефтью и газом — все равно, что топить ассигнациями». Нужно использовать продукты переработки нефти. Ничто не должно пропадать даром, ведь и в самой природе не существует отходов, всё имеет какую-либо ценность. Но кто сейчас прислушивается к словам Менделеева?
С самого начала у Муравленко появились знающие и мыслящие соратники в работе. Все они заслуживают того, чтобы войти в нефтяную летопись Западной Сибири. И без их облика не будет до конца ясен и образ Виктора Ивановича. Существует выражение: короля играет его свита. Но фраза эта хороша для кино, для театра. А здесь, на Тюменской земле, шла не игра, а сражение. Муравленко бесспорно был первой величиной в этой грандиозной битве, но и все сподвижники его также были масштабными личностями, поскольку он просто не мог терпеть возле себя бездарей или проходимцев. Последние не задерживались, исчезали вмиг. И справедливость требует хотя бы коротко рассказать— нет, не о «свите короля», а о военачальниках при главнокомандующем.
Среди них — Владимир Юрьевич Филановский-Зенков, ставший главным инженером и первым заместителем начальника «Главтюменнефтегаза». Вместе с Муравленко он работал еще в Куйбышеве. Это был очень цельный человек, с твердой системой нравственных и профессиональных принципов. Служение Отечеству, ответственность перед народом, своей совестью — вот главное его кредо. И это не пустые слова. Он считал недра, нефть — высшим достоянием народа. Боролся за предотвращение опережающей выработки наиболее продуктивных пластов, непомерно высокие темпы нефтеизвлечений были для него неприемлемы. Эту линию он проводил позже и в Госплане, куда ушел работать начальником отдела нефтяной и газовой промышленности, и на посту первого заместителя министра нефтяной промышленности СССР. Природа одарила его лучшими человеческими качествами — умом, доброжелательностью, обаянием, он был по-мужски красив, статен, а главное — высоким профессионалом в своем деле.
Особенно остро он реагировал на несправедливость, в какой бы форме она ни проявлялась. Мог устроить скандал организаторам Мирового нефтяного конгресса в связи с неважным отношением к устройству советской делегации в Буэнос-Айресе, мог открыто конфликтовать с председателем правительства, когда тот нелестно и несправедливо высказался о нефтяниках. Словом, настоящий рыцарь без страха и упрека. «Наш Фил» — называли его нефтяники Куйбышева и Тюмени. Имея столь грамотного технического руководителя в лице Филановского, Муравленко создал организацию, которая по своим возможностям превосходила Миннефтепром СССР.
Конечно, региону просто повезло на таких людей. Владимир Юрьевич проработал в Тюмени немного, до 1969 года, но за это время сумел сплотить инженерный корпус нефтяников, максимально приблизить научные разработки к нефтяному производству, решительно сломать устоявшиеся представления о порядке разбуривания, обустройства и ввода новых месторождений в разработку, а это резко снизило капиталоемкость освоения месторождений. Он поставил на промышленную основу использование термальных сеноманских вод для поддержания пластового давления и увеличения, в конечном счете, коэффициента нефтеизвлечения, решил на научной основе вопросы автоматизации.
Всё новое в технике и технологии нефтяного производства в Сибири — счетчики для воды, снегоболотоходы, решения по подготовке нефти и т. д. — так или иначе связано с именем Филановского. Появилась, например, идея струйного насоса — Филановский делает всё для доведения этой идеи до ее практического воплощения. При нем главные инженеры предприятий почувствовали свою роль в политике технического перевооружения нефтяной промышленности. К примеру, опыт газлифтной эксплуатации Правдинского месторождения сыграл решающую роль в принятии решения по применению газлифта на Самотлорском и Федоровском месторождениях.
Филановский научил своих подчиненных творческому подходу к вопросам стратегического планирования (а эту науку он воспринял у Муравленко). К сожалению, Владимир Юрьевич вступил в конфликт с тогдашним всесильным первым секретарем Тюменского обкома партии Щербиной. Их позиции оказались труднопримиримыми, и даже такой тонкий знаток человеческих взаимоотношений, как Муравленко, ничего не смог предпринять. Филановскому пришлось переехать в Москву, где он занялся в Министерстве нефтяной промышленности вопросами капитального строительства в отрасли и, к слову, очень много сделал для развития Западно-Сибирского топливно-энергетического комплекса.
Знания и эрудиция этого талантливого человека были безграничны. Ему довелось поработать еще и на Кубе, осваивать там месторождения в Бока-де-Харуко и Варадеро; в строительстве нефтепроводов этой страны тоже есть его большая заслуга. (В архиве Филановского хранится немало фотографий с Фиделем Кастро, с которым у него сложились самые теплые и дружеские отношения.) Его преждевременный уход из жизни — на совести тех, кто разваливал СССР ради личного обогащения. Он не мог вынести творящуюся в экономике неразбериху, резкий спад производства в нефтяной промышленности, полнейшее равнодушие к ее судьбе со стороны руководства России.
Еще один соратник Муравленко — его заместитель по геологии Юрий Борисович Фаин. В Тюмени он начал работать в 1962 году, а до этого был главным геологом Калтасинской конторы бурения в Башкирии, являлся первооткрывателем Арланского нефтяного месторождения. Он и в Сибири стал участником многих открытий, за что в 1970 году был удостоен Ленинской премии. Автор целого ряда изобретений и более 120 научных трудов — не шутка! Если говорить коротко, то Фаин считался одним из сильнейших промысловых геологов в стране, прекрасно знал недра, на память мог дать характеристику любому месторождению. Неоценимый помощник Муравленко, человек высшей профессиональной пробы, эрудит, но, кроме того, и чрезвычайно тактичный, скромный.
Вот один из примеров: когда Тольяттинский автозавод набрал обороты и Тюмень наводнили «Жигули», многие нефтяники стали приобретать «Волги». Фаин же имел в личной собственности старенький «Москвич-408», у которого одно крыло было привязано проволокой, Муравленко стыдил его:
— Юрий Борисович, перестань, пожалуйста, позорить наш главк. Только что пришла партия машин, поезжай на базу, выбери себе «Волгу».
— Успею, — отвечал Фаин. — Вот придет следующая партия, тогда куплю.
И дождался, когда его «Москвич» вообще перестал ездить. Пришлось ему покупать автомобиль «ВАЗ-2102» с кузовом.
— Тоже мне, нашел автомобиль, как торговец какой-то, — сказал Муравленко, узнав об этом.
Но таким был Юрий Борисович Фаин. Он тоже умрет в разгар перестройки…
Одним из первых, кого встретил Муравленко на промыслах в Сибири, был Мидхат Назифуллович Сафиуллин (Михаил Николаевич — как его для простоты произношения «перекрестили» в Тюмени). И Виктор Иванович сразу же ощутил в нем душу настоящего буровика. Они быстро нашли взаимопонимание, контакт. Сафиуллин был по-юношески строен, сухощав, стремителен в движениях. Башкир по национальности, он окончил Уфимский нефтяной институт, затем прошел все «классы» и ступени профессии буровика. Вот его послужной список: старший инженер участка конторы бурения треста «Туймазабурнефть» в башкирском поселке Наршишево, начальник производственно-технического отдела, главный инженер того же треста, затем — ведущий специалист-советник нефтяной промышленности на Кубе, снова в Башкирии, в городе Октябрьск, и, наконец, с 1962 года — Тюмень, управляющий трестом. Уже в 1966 году Муравленко выдвинул его на должность заместителя начальника «Главтюменнефтегаза» по бурению. Мидхат Назифуллович стал лауреатом Государственной премии, внес огромный вклад в освоение нефтяных и газовых богатств Западной Сибири, был награжден многими орденами и медалями.
К числу его научных достижений относятся разработка и внедрение комплекса технико-технологических и организационных решений, обеспечивших в сложных природно-климатических условиях высокие темпы разбуривания нефтяных месторождений и ускоренное создание нового нефтедобывающего района, создание и промышленное внедрение буровой установки БУ-3000 ЭУК для строительства кустов скважин, обеспечившей высокие темпы роста объемов буровых работ и наращивание добычи нефти в Западной Сибири.
Детство Мидхата Назифулловича пришлось на тяжелые военные годы. Разруха, голод, карточная система на хлеб. Студентом он получал 600 граммов хлеба в сутки, съедал мгновенно, за картошкой ездил к родителям — на крыше железнодорожных товарных вагонов, поскольку на билет денег не было. Жил в бараках. Сокурсники звали его Медиком (не только потому, что слово это было созвучно имени — обладал какими-то врачебными качествами). Внешне всегда был привлекателен, добр, открыт для друзей, с отменным чувством юмора. Таким и сохранился на всю жизнь. Уже работая управляющим трестом «Тюменьнефтегазразведка» (с 1962 по 1966 год), он явился родоначальником почти всех тогдашних буровых предприятий Западной Сибири. Организовывал одну за другой конторы бурения: Шаимскую, Усть-Балыкскую, Сургутскую, Мегионскую, Правдинскую, Стрежевскую (в Томской области). Муравленко очень уважал Сафиуллина и бесконечно доверял ему. Достаточно сказать, что все самые сложные задачи он поручал именно ему. И Сафиуллин справлялся с честью, никогда не подводил.
Бурение — это действительно очень сложный и опасный процесс, без эксцессов тут не обходится. А всякого рода препятствий в начальный период организации буровых работ в Западной Сибири было хоть отбавляй. Главная проблема — большая заболоченность и обводненность территории, иногда она достигала 80–85 процентов. А в районах разбуривания глубина болот достигала шести метров. Летом они вообще были непроходимы для техники, зимой же замерзали медленно. Даже при 45–50 градусах мороза тяжелое буровое и транспортное оборудование тонуло в болотах. К тому же вся Западная Сибирь покрыта многочисленными малыми и большими реками. Весной высокий паводок полностью или частично затоплял нефтяные площади. В таких сложных условиях разбуривать месторождения с применением обычных методов и существующей техники было невозможно. Требовались новые инженерные решения. Зарубежный опыт ничего полезного не дал. В Канаде, к примеру, при значительно меньшей заболоченности разбуривание велось только зимой, что для Муравленко и Сафиуллина было совершенно неприемлемо.