Сергей Шапран.
"Знамя Юности", Минск. Сентябрь 1989 г.
— Каждое поколение — поколение своего времени. Мы — поколение рок-революции в музыке. Каким был ваш путь в нее? Как ощущалось родство с ней? Откуда у восемнадцатилетнего Виктора Цоя, управляющего в кочегарке, появилось это мятущееся одиночество и протест против него, неуемная жажда жизни, общения, какой-то героический романтизм?
— Я так жил. Никогда не считал себя героем или борцом. Просто сидел, писал песни о том, что мне нравилось, волновало. Я считал, что это нормально. Меня, конечно, не прельщало то количество неприятностей, которые из-за этого были, но к ним относился достаточно спокойно. Было ли в этих песнях такое, что кому-то нравилось? Наверное, все же да, раз они задевали. Правда, меня меньше всего интересовало мнение каких-то администраторов, чиновников…
— Как-то вы сказали: "Я ничего не создаю. Просто выходу на сцену и пою. Я сам — образ". Насколько адекватно ваше "Я" на сцене и "Я" в жизни?
— Мне часто задают этот вопрос. Трудно ответить на него, также как и на то, насколько похож человек, который идет, на человека бегущего. Он остается одним и тем же. Но вот я сейчас сижу и разговариваю с вами, а потом буду петь на сцене. Разницы — никакой. У меня нет специальной установки на поведение. Какой я в жизни, такой и на сцене. Я веду себя так, как считаю необходимым в каждой определенной ситуации.
— Вы поете о том, что вам интересно. А что интересует вас сегодня? Не так давно вы пели: "Мы ждем перемен…" И они наступили. Какие проблемы волнуют сейчас?
— Никогда не бывает такого, когда уже ничего нет нового и уже все известно. Всегда хочется чего-то иного. Кажется: будет что-то впереди лучше. Жизнь бесконечна, и в ней постоянно что-то происходит, меняется. Перемены могут быть даже в лучшие времена.
— Виктор, вы больше пессимист или оптимист?
— Я никак не пессимист. Хотя не могу сказать, что и оптимист. Вероятнее всего — реалист: ведь в жизни есть и плохое и хорошее.
— Ваш слушатель — в основном молодежь от пятнадцати до восемнадцати лет. То, о чем вы поете, близко затрагивает чувства юных. Теперь вам 26, потом будет 30. Кому адресуете свои новые песни? На какого слушателя ориентируетесь при этом?
— Я не считаю, что люди, которые слушают нашу группу, только 15–18 летние. А даже напротив. Конечно, много и таких, но в основном они все же старше. Не могу сказать, будто обращался к какой-то определенной возрастной категории людей. Просто пою песни, а они могут нравится и тем, кому 15, и людям гораздо старшего возраста.
— Может быть, не желая того, вы стали лидером, неким романтическим героем на сцене. А с песней "Мы ждем перемен!" — где-то даже оракулом для молодых: это ведь звучало как призыв, будоражило. Ощущаете ли вы на сцене бремя популярности?
— Знаете, если бы я писал песни и заранее при этом вкладывал в них какую-то особую ответственность, думал об этом — было бы плохо. Мне не нравятся люди, которые считают себя пророками и думают, что в состоянии научить других, как жить. Я пою о своих проблемах, увлечениях и никого учить жить не собираюсь. Если песни кому-то нравятся, то я этому, конечно, рад.
— Немногие рок-команды могут похвастаться стабильностью. Что вас вот уже четыре года держит всех вместе? Возникают ли между вами какие-либо проблемы?
— Нет. Творческие — никогда. Ну, а поскольку мы все друзья, то, естественно, случаются какие-то недоразумения, но мы миримся. До серьезных конфликтов, как правило, не доходит.
— Борис Гребенщиков, как известно, ваш первый поклонник и покровитель. В пору вашего становления вы что-либо заимствовали у "Аквариума" или шли совершенно независимой дорогой?
— Как вам сказать. Мне нравился "Аквариум" всегда. Однако и до знакомства с ним, и после, я считал, что это все же не мое. Походить на них мне не хотелось. С Гребенщиковым по-прежнему хорошие отношения. Как у музыканта я у него, конечно, чему-то учился.
— Кто еще из современных исполнителей вам близок?
— Я в хороших отношениях с Костей Кинчевым, дружу с Андреем Макаревичем.
— КИНО возникло на гребне "новой волны". Исполняя рок, вы не цепляетесь за какой-то один его стиль, направление. Это своего рода "свободный полет" в рок-музыке. Не могли бы попытаться спрогнозировать на ближайшее время, какое же из направлений в поп-музыке или рок-музыке выйдет в лидеры? Ведь не секрет, что интерес к року сегодня заметно упал. Отчего это происходит, на ваш взгляд?
— Это во многом зависит от тех, кто его играет. Ведь музыкальная форма рок-музыки очень проста. Подобное не слишком сложно. Поэтому, наверное, и появляется в последнее время так много разных рок-групп, но большинство из них, К сожалению, малоинтересны.
Не случайно интерес к рок-музыке стал немного угасать. Раньше доступ к року оказывался закрытым, и, конечно, и условиях подполья любая рок-группа, даже самая слабая, притягивала, собирала много слушателей. Сегодня запреты сняты, и все становится на свои места. Сейчас в рок-музыке людей интересуют прежде всего личности. Их-то и знают, и любят. И только потом — сами музыкальные вещи. Просто гпк пойти на какую-нибудь "Лампу" или "Керогаз" никто уже не хочет. Каждый подумает: "Зачем тратить вечер неизвестно на что?" Поэтому явление это естественное, то же самое происходит и в других странах.
Что касается того, какое из музыкальных направлений вскоре выйдет в лидеры, я предсказывать не берусь. Прогнозировать тут весьма сложно.
— Когда вы слушаете какую-нибудь из новоявленных рок-групп, о чем вы при этом думаете? Какое они производят впечатление?
— Обычно у каждой группы есть свои недостатки. Бывают группы, у которых слабые тексты, они не очень хорошо играют, но при этом отчего-то все равно нравятся. А бывает группа, что у нее и аппаратура отличная, и ребята с хорошими, чистыми голосами, а слушать их скучно. Нет души, что ли, в их музыке.
— КИНО стабильно входит в первую десятку отечественных хит-парадов. Чего бы участникам группы хотелось достичь еще?
— Мы никогда не стремились к популярности. О ней, честно говоря, никогда не задумывались. Играть, любить свое дело — главное для нас. Как только перестанем быть такими, сразу уйдем со сцены.
— У КИНО есть проблемы?
— У кого их нет? Сейчас приходится много работать: много гастролируем по Союзу, а такой распорядок требует большого напряжения, собранности.
— Как будет называться новый альбом и скоро ли он появится?
— Он будет называться "Звезда по имени Солнце". А что касается того, как скоро он появится, сказать трудно. В стране только одна фирма звукозаписи — "Мелодия", с которой у меня очень сложные отношения…
— Что бы вы пожелали фанатам КИНО на Кубани?
— Я пожелал бы не делать из нас кумиров и пусть относятся к нам, как к нормальным людям. И еще — не принимать наши песни, как истину в последней инстанции. Это всего-навсего песни, написанные на тексты одного человека, который может ошибаться. Хотел бы еще пожелать самостоятельности.
26–28 мая 1989 г. Газета "Комсомолец Кубани".
30 июня 1989 г. Ольга Панчишкина.
— Скажите, почему вы, популярный рок-музыкант, решили сняться в кино? Хотели повторить опыт Кинчева, который играл главную роль во "Взломщике"?
— Во-первых, мне было интересно. А во-вторых — режиссер — молодой парень, мы с ним старые приятели. Я никогда не пошел бы сниматься к более или менее известному режиссеру. Мне важно было участвовать в изготовлении фильма. Поработать, делать то, что я хочу, а не то, что от меня хотят.
— Но хороший режиссер обычно требует от актеров жесткого подчинения.
— Нет, мы работали, уважая мнение друг друга.
— В последнее время представители рок-культуры появляются на киноэкране в обрамлении криминальных историй — наркомания, преступность, не было, по-моему, проституции (я имею в виду "Ассу", "Взломщика"). И в "Игле" сюжет, в общем-то, построен на том, что главные герой противостоит банде торговцев наркотиками. Отражают ли, по-вашему, эти фильмы жизнь молодежи — ведь они причислены к молодежной тематике?
— Я не считаю, что появился на экране в обрамлении криминальных конфликтов. В фильме "Асса" я выглядел вставным зубом и никакого отношения к сюжету не имел. "Взломщика" я не видел, но все мои знакомые говорят, что это очень плохой фильм. "Игла" — фильм не о том, как плохо быть наркоманом, а о том, как нас одурманивают. И не только наркотиками.
— В фильме много красиво поставленных драк. Это вы дрались, или за вас работал каскадер?
— Свободное время я стараюсь посвящать спорту. У меня есть замечательный приятель, который учил кун-фу. Но я считаю, что, по сравнению с ним, я дерусь очень плохо. Мне нравятся тренировки. Хотя, к сожалению, могу уделить им мало времени.
— Вы один из представителей андеграунда — течения, долгое время не признаваемого официальными структурами. Только последние годы дали вам возможность, так сказать, легализоваться, давать официальные концерты. Но все равно, многие представители того же андеграунда предпочитают "не засвечиваться" в государственных мероприятиях. Вы "засветились". Не боитесь, что ваша аудитория, увидев, что мы стали достоянием всех, от вас отвернется?
— В свое время Бунюэль сказал примерно такую вещь: " Кино существует для того, чтобы развлекать себя и своих друзей". И когда предоставляется возможность сделать это за государственный счет…
— Виктор, сейчас многие упрекают вас в том, что в композициях КИНО чувствуется влияние АКВАРИУМА. Вы вместе с группой Бориса Гребенщикова записывали концерт, работали в фильме "Асса". Как вы считаете, отразилось ли на вашем творчестве влияние Гребенщикова?