— Ну, тогда, наверное, можно сказать, что и у Михалкова с Рязановым направленность творчества общие.
— Как вы относитесь к тому, что сегодня кумирами молодежи стали не герои гражданской или Отечественной войн, как это было раньше, а музыканты, рок-музыканты? Люди не из другого поколения, а на два-три года всего старше?
— Нет, по-моему, это совершенно неправильно. Это совсем другие кумиры.
— Вы не боитесь своей власти над людьми?
— Нет.
— Откуда у вас уверенность, что вам есть что сказать аудитории, собирающейся на концерты?
— Я говорю — они слушают. Объективная ценность — информация. Каждый человек имеет право сказать, И каждый человек имеет право слушать или не слушать.
— Как вы относитесь к своей нынешней популярности?
— С юмором.
— Как прогнозируете будущее себя, своей группы?
— Я никогда не прогнозирую больше, чем на один день.
— Если ваша популярность начнет спадать, вы будете продолжать то, что делаете сейчас?
— Я всегда делаю только то, что мне нравится. Я не знаю, чем буду заниматься в будущем. Но то, что я буду делать — мне будет нравится. Это основной критерий для меня в жизни.
— Один из сюжетов фильма "Рок", снятого по сценарию журналиста Юрия Филинова режиссером Алексеем Учителем, посвящен вам. Снимался он в той самой, теперь уже знаменитой, котельной. Со времени съемок у вас что-то изменилось?
— Конечно. Теперь я имею возможность заниматься только музыкой и не тратить много времени на зарабатывание денег. Хотя, мне немножко жаль, что котельная покинута. Там тепло было.
— То, что теперь вашу группу часто показывают по телевизору, вы снимаетесь в фильмах — заслуга изменившегося времени. Ваше отношение к перестройке ограничивается только чувством благодарности событиям, позволившим вам выйти из андеграунда?
— Я, как нормальный человек, считаю, что сейчас гораздо лучше, чем было раньше. Но иногда я не уверен, что это надолго. И я не уверен, что все, что делается, делается правильно. Впрочем, я не политический деятель.
— Что важнее в ваших песнях — текст или музыка?
— Равнозначно.
— Вы говорили о том, что ваши поклонники вас слушают, потому что им нравится. Но возьмем одну из самых известных песен "Я сажаю алюминиевые огурцы". На ваш взгляд, может ли нормальный человек слушать ее по десять раз в день? И что после этого он вынесет?
— Там, на мой взгляд, есть некий эмоциональный заряд, который может улучшить настроение, разбить некий стереотип мысли. И больше ничего…
— А вы не боитесь, что это создаст новый стереотип?
— Новое всегда лучше старого.
— Для "Иглы" вы писали новые песни?
— Когда я писал, они были новые. Но пока фильм выходил, песни распространились. Сейчас их продают на кассетах кооперативы. В фильме есть песня "Группа крови", которую все знают, и есть одна песня, которую никто не слышал. Остальные четыре песни в картину не вошли.
— Звездная мечта группы "Пинк Флойд" — полететь в космос. Какая зведная мечта у группы КИНО?
— Не знаю, наверное, тоже в космос.
— Если бы тебе была предоставлена возможность из настоящего, самого тягостного дня перенестись куда-то в прошлое, куда бы ты перенесся и почему?
— Не знаю, я как-то не думал на эту тему. И потом, я очень философски отношусь к каким-то неприятностям. Считаю, что все это надо переждать, а потом все образуется.
— Ты веришь во что-то: в бога, в свою судьбу, в КПСС?
— Во что-то — да, трудно сказать, во что.
— У меня создалось впечатление, что ты фаталист.
— Может быть, я не занимаюсь самоанализом. Я такой, как есть и все…
— Ты доволен своими родителями. У тебя нет к ним претензий, допустим, вот того не показали, тому не научили?
— Я вообще не считаю, что родители могут дать образование, что угодно, но не чему-то научить ребенка. Ребенок — это человек с собственной судьбой, и мне кажется, что мы слишком много значения придаем формированию личности родителями. Я считаю, что личность формируется сама. слишком много значения придаем формированию личности родителями. Я считаю, что личность формируется сама.
— Ты хочешь быть творческим долгожителем?
— Ну, конечно, кто же не хочет.
— Как ты относишься к тому, что тебя, бывает, критикуют?
— С юмором.
— Я встречался с Градским, и он сказал, что у Виктора Цоя и Бориса Гребенщикова вообще не музыка, а только стихосложение.
— Это вопрос?
— Да.
— В смысле?
— Ну, вот, что ты думаешь по этому поводу?
— Я так не считаю.
— То есть, ты считаешь, что Градский заблуждается?
— Но это его мнение. У меня есть свое мнение. Кто из нас заблуждается, откуда я знаю.
— Скажи, вот если бы тебе предложили создать новую группу, не КИНО, посулили бы тебе массу благ, ты бы все бросил?
— Конечно нет, а что? Каких благ?
— Ну, скажем, благ материальных, благ моральных…
— Да ну, ну что ты… Вы смеетесь? Моральных? А какие моральные блага я могу получить от кого-то? Не понимаю…
— То есть, для тебя группа КИНО, я так понимаю, не просто группа?
— Просто мы друзья, и вместе вот так существуем, а все остальное так…
— Тебе не кажется, что идет явная переориентация на какие-то более легкие жанры, и тебя просто в скором времени не поймут?
— Это не мои проблемы.
— Хорошо, ты пел год назад: "Мы ждем перемен…", ты это поешь и сейчас. А тебе не кажется, что перемен не будет просто напросто. Или в выражение "Мы ждем перемен" ты вкладывал что-то, что группа КИНО ждет перемен?
— Ну, это вообще очень сложная история, и вообще эти песни очень многие понимают неправильно и поэтому…
— Ну, а какой смысл лично ты вкладывал?
— Очень личный, очень личный смысл.
— Виктор, что изменилось в твоей жизни за прошедший год?
— Хвастаться нечем — все как обычно. Разве что жить стало труднее и опаснее. Я просыпаюсь утром и не знаю, что будет завтра, сегодня, что мне ждать от жизни.
— Чем вызвано твое беспокойство?
— Состоянием нашего общества, которое я расцениваю как очень опасное. Вот уже четыре года, как вместо дел все занимаются болтовней, вместо перемен — тишина, вместо свободы — неизвестность. У меня такое впечатление, что мы все больны СПИДом, что скоро может случиться непоправимое.
— А если говорить о музыке?
— Здесь все взаимосвязано: дефицит мыла и дети, умирающие от СПИДа, национальные конфликты и запреты на творчество…
— И у твоего подъезда дежурят поклонники…
— К сожалению, да. Из-за них я стал домоседом, хотя раньше никогда им не был. Я не могу погулять по городу, не могу сходить в гости, к друзьям, потому что в меня все тыкают пальцем? "Смотри, Цой пошел".
— Но может быть, дежурство у твоего подъезда — это единственная возможность взглянуть в твои глаза, заглянуть в душу, узнать, как ты живешь?
— Моя душа — в моих песнях. А живу я надеждой на лучшее время.
— Если вам раньше хотелось перемен, то сейчас появилась "Печаль", так ли это и откуда?
— Я считаю, что рок-музыка брала на себя раньше большую социальную роль, ну, то есть, больше освещала социальные язвы. Сейчас те, в чьи обязанности это должно входить, наконец-таки к ним приступили, я имею в виду газеты, телевидение и так далее, и поэтому сейчас уже нет смелых песен. Сейчас человек может резать правду-матку, мы откроем любую газету и видим там правду-матку.
— То есть, раньше, если рок ходил босиком по битому стеклу, то сейчас все одели ботинки?
— Ну да. Сейчас становится ясным, наконец, кто ехал только на этом и был популярен только на этом, а в ком было что-то еще.
— То есть, вот эта пластинка, которая у вас выйдет, это уже такой генеральный шаг к какому-то генеральному направлению, которое должно стать основным для группы, да?
— Ну, я не могу ничего сказать, потому что у нас меняются вкусы очень часто и поэтому, что будет через год, я не знаю.
— Сейчас, я смотрю, многие рок-группы стали ездить, и рок-клубовские, и вышедшие из рок-клуба, и появилась какая-то такая мощная коммерческая струя.
— Ездить куда?
— Ну, за границу стали ездить, и так сказать, вот, каков, па твой взгляд, разумный процент коммерции в искусстве?
— Процент какой? Надо зарабатывать себе на жизнь и зарабатывать больше. Я стараюсь играть как можно меньше концертов, вот, и ездить как можно меньше, и больше времени уделять работе, или студийной, или репетиционной, или какой-то там, или писать песни. Поэтому мы не ездим чаще, чем раз в месяц.
— Но ты говоришь, что надо зарабатывать? А основной заработок — это концертная деятельность?
— Правильно. Если мы ездим раз в месяц, нам этого хватает, ездим, играем пять концертов, где-нибудь там…
— Ну и что будет после этой пластинки?
— Следующая.
— Уже есть что-то для нее?
— Ну, это совсем новое, поэтому… Но видимо, есть какие-то песни, которые сюда не войдут.
— Пока такой основной темы не сложилось?
— Чего?
— Будущей пластинки.
— Нет, не могу говорить о будущем, я думаю только о сегодняшнем дне.
— Чего тебе не хватает на сегодняшний день в жизни?
— Я не думаю об этом. То есть, я не думаю о том, что вот, итого мне не хватает.
— Но песни-то пишешь?
— Ну, так вот и там все об этом есть.
— Виктор, может ли кумир, будь это рок-певец или "идол" иного толка, управлять толпой со сцены, выполнит ли она его приказ?