Кстати, о бананах. Модными в 1981 году они, как вы помните, не были, и на битников, идущих на десять шагов впереди прогресса и театра моды Вячеслава Зайцева, смотрели как на идиотов. Но дело в том, что у нас была информация из первых рук — песня группы "Безумные" ("Мэднесс") под названием "Багги траузерз" ("Мешковатые штаны") и пластинки с фотографиями этих известных на пяти шестых земного шара музыкантов. Покрой штанов "Безумных" показался нам интересным, и мы приняли это к сведению. Через пару лет, правда, вся золотая советская молодежь, а также прогрессивные кинорежиссеры и модные стареющие дамы тоже нарядились под "Безумных" в штаны-бананы, не подозревая, откуда здесь ветер дует. Эти же респектабельные люди иногда носили на шейных цепочках и никелированные украшения в виде лезвий от безопасной бритвы — это тоже вошло в моду. Слава Богу, они не знали, как и советская промышленность, штамповавшая эти красивые штучки, что это изначально считалось отличительным признаком некрофилов.
Лето. Мы сидим с Цоем в моей двухкомнатной крохотной "хрущобе" в прекрасном настроении — Цой только что продал на "толчке" три плаката с изображением Роберта Планта, нарисованные на ватмане разноцветной гуашью. Стены моей комнаты тоже сплошь увешаны Витькиной продукцией — это портреты Питера Габриела, Элиса Купера, Стива Хоу и многих других любимых нами музыкантов. Один такой плакат Цой оценивает в пять рублей, и на толчке их берут — работы качественные и оригинальные. Так что сегодня у нас куча денег, и мы выбираем варианты для наилучшего их вложения. Можно, например, купить сухого вина и поехать к Майку, а можно, наоборот, — купить сухого вина и пойти к Свину, можно еще купить сухого вина и пойти гулять — мы просто теряемся среди столь разнообразных возможностей. Я сижу на полу, а Цой — на моей раскладушке. Раньше у меня в этой комнате был диван, но случилось так, что наш друг Майк внезапно женился, и ему потребовалось срочно приобретать спальный гарнитур. Я пошел другу навстречу и поменялся с ним — я дал ему диван, а он мне — рок-н-ролльную пластинку группы "Харригейнз" — вполне нормальный битнический обмен.
Наконец мы решаем купить сухого вина и потом уже думать, куда с ним деваться. Мы проделываем эту несложную операцию, потом Цой покупает еще две магнитофонные пленки — они нужны так же, как вино, как вода, как воздух… Погрузив все это добро в сумки, мы неторопливо идем к электричке на станцию "Проспект Славы". Жара.
"В городе плюс двадцать пять —
Лето…
Электрички набиты битком,
Все едут к реке".
Такую вот песню сочинил Цой недавно и хочет показать ее кому-нибудь. Он очень внимательно прислушивается к чужому мнению о своих песнях. Отчасти это хорошо, отчасти — нет: целая куча хороших песен никогда впоследствии им не исполнялась потому, что кому-то они не понравились при первом прослушивании. Ну а кто, как не Майк и его милая жена Наташа могут сказать нам что-нибудь хорошее о Витькиной песне за стаканчиком сухого? И мы едем к Майку.
Вообще-то Майк нас ждал вчера, но всю последнюю неделю Цой пропадал со своей "восьмиклассницей", как он называл одну юную особу, с которой познакомился в училище. В ПТУ, где он резал по дереву, как и во всяком учебном заведении тех времен, существовала своя группа, куда Цой был приглашен в качестве гитариста и певца, и под его руководством этот ансамбль сделал, кроме традиционных "дымов над водой" и "капитанов корабля", несколько Витькиных песен. Это привело к тому, что Цой немедленно стал рок-звездой местного петеушного масштаба и получил свою законную долю почитания со стороны молоденьких девочек. Одна из них стала его подружкой — Цой проводил с ней много времени и возвращался домой просветленный и одухотворенный всем на зависть и удивление.
— Никогда бы не подумал, что я способен еще на такие романтические отношения, — говорил он.
В один из таких вечеров, вернувшись с очередной романтической прогулки, он, буквально за двадцать минут, сочинил свою знаменитую песню "Восьмиклассница", вернее, не сочинил, а зарифмовал все то, что с ним происходило на самом деле — от "конфеты ешь" до "по географии трояк". И получилось это просто замечательно.
Мы выходим на Витебском вокзале, раскаленном жарким июньским солнцем, которое светит почти круглые сутки. Олега с нами сегодня нет — он работает. После того как Олег покинул институт, он стал работать машинистом и водить длинные грузовые составы. Работа ему страшно нравилась — железная дорога была для него второй страстью после музыки и доставляла Олегу огромное удовольствие. Десять лет спустя он станет заместителем начальника станции "Ленинград — Сортировочная" и будет иметь большой вес в городском управлении, а сейчас он — машинист, и мы иногда приезжаем к нему на "Сортировочную" и покупаем вино у "дядей Вань" — так там называются люди, сопровождающие составы с портвейном и сухим, идущие в Ленинград из Грузии и с Украины.
Мы выходим из здания вокзала и идем мимо ТЮЗа — замечательного строения, выполненного в стиле социалистического конструктивизма — в виде гусеничного трактора с прицепом. Цой, как художник, не может нарадоваться изобретательности и выдумке советских архитекторов, мы идем дальше и углубляемся в один из самых мрачных районов родного города — Боровая улица, Разъезжая, Звенигородская — лабиринты проходных дворов, помойки, муравейники коммуналок. В одном из таких муравейников, на седьмом этаже огромного дома, вросшего в асфальт, живут Майк и Наталья. Раньше Майк жил с родителями в отдельной квартире на Новоизмайловском, но женившись, он избрал свободу и поселился у Натальи в коммуналке.
Мы поднимаемся в крохотном лифте на последний этаж, звоним в один из бесчисленных звонков, украшающих дверь квартиры, и, минуя длинный коридор, входим к Майку в комнату. Она, как водится, увешана плакатами — Болан, Боуи, Лу Рид, Джаггер, заставлена книжными полками и прочее, и прочее. На обоях написано по-древнегречески неприличное слово, но никто, кроме посвященных, не знает об этом — непосвященные думают, что это просто красивенький узорчик.
Майк, как всегда, серьезен, а Наталья, как всегда, весела — обычное состояние этой счастливой пары. Мы достаем вино и начинаем его дружно выпивать, причем Майк все время читает нам английские газеты и журналы, где сообщается о приватной жизни любимых им и нами рок-звезд. Слава Богу, хоть еще иногда переводит на русский. Но, по мере уменьшения количества вина, Майк все чаще и чаще забывает переводить, и беседа принимает довольно странный характер: Майк произносит длинный монолог по-английски, поворачивается к Наталье и восторженно говорит ей:
— Это гениальная история!
— Я что-то не совсем поняла, — отвечает Наталья, и Майк немедленно начинает урок английского языка.
Нам грозит опасность полностью выпасть из беседы, поскольку наши познания в английском весьма ограничены; и поэтому, чтобы вернуть Майка из Англии на родину предков, предлагаем сходить в магазин и пополнить наши подошедшие к концу запасы. Наталья предлагает продолжить банкет на улице, и все радостно поддерживают эту идею. В конце концов мы оказываемся на берегу Обводного канала, у тихих струй, под сенью лип… Струи, хоть и тихие, но мутные и довольно вонючие, а липы, возможно, вовсе и не липы, а какие-нибудь иные породы, но нас это не смущает — мы блаженствуем.
— Майк, я знаю, ты любишь Тургенева, — говорю я, — а мой любимый писатель — Гончаров. Давай выпьем с тобой за то, чтобы мы никогда не ссорились, как Гончаров с Тургеневым…
— Пошел ты в жопу со своим дзен-буддизмом, — говорит Майк, цитируя одну из наших любимых книг того времени — "Жизнь Максима и Федора", и под общий смех мы пьем на брудершафт.
Позвонил как-то Пиня и спросил:
— На "Блиц" пойдете?
Вопрос был поставлен во множественном числе, поскольку моя мама уехала в отпуск, и в моей квартире постоянно сидели Цой и, в свободное от работы время, Олег.
— Что это за "Блиц"? — спросил я.
— Ну эти, грузины, которые "Битлз" играют.
— На "Блиц" пойдем? — спросил я сидевшего рядом Цоя.
— Что за "Блиц"?
— Ну эти, которые "Битлз" играют. Грузины.
— Не знаю. Впрочем, грузины — это интересно…
— Не знаю, — сказал я Пине, — а где, когда?
Пиня ходил на все концерты, которые случались в нашем многострадальном городе, и всегда имел полную информацию о предстоящих гастролях всевозможных заезжих групп.
— Завтра в Юбилейном. Неделю будут играть.
— Так что, у них своих песен нет?
— Нет, только "Битлз".
— Слава Богу. Тогда можно сходить. Пойдем, Витька?
— Бесплатно — пойдем, — ответил Цой.
— Слышишь, Пиня, если бесплатно — пойдем.
— А кто платить собирается? Конечно, пройдем спокойно, как обычно.
Никакой специальной техники бесплатного прохода на концерты у нас не было, мы просто спокойно ходили и все. Это был эффект "невидимок" — впоследствии мы с возрастом утратили это искусство, и взгляды контролеров стали зацепляться за наши фигуры. Но тогда, в 81-м, эти взгляды скользили по нам не останавливаясь, нас вроде бы и не было, и мы спокойно миновали контроль. Единственно, это не рекомендовалось делать при большом стечении народа — в таких случаях контролеры звереют и начинают действовать на ощупь — каждого входящего норовят потрогать — тут уже сложнее.
Музыку "Битлз" мы всегда были готовы послушать с удовольствием, — как раз в то время нас, а в особенности Цоя, тянуло на старую музыку, на старый биг-бит. Цою кто-то подарил пластинку "With the Beatles", и он слушал ее почти каждый божий день, у меня тоже было кое-что из начала шестидесятых, много старой музыки мы слушали у Майка, как-то постепенно отходили от зверств панк-рока и больше радовались красоте и чистоте интонаций вечно свежих и ярких шестидесятых. У Цоя начались каникулы, я только что расстался с институтом, и мы наслаждались теплом, свободой и прекрасной музыкой.
Олег предложил мне через пару недель съездить в Крым — у него начинался отпуск, и он, используя свое звание машиниста тепловоза, брался без проблем купить билеты на любое удобное для нас время. Цой, прослышав о наших планах, тоже попросился в компанию, и мы с радостью приняли его — еще зимой, во время наших оголтелых панковских гастролей, мы почувствовали, что психологически вполне соответствуем друг другу. Полный кайф! Через две недели — на Юг, завтра — на "Битлз", простите, на "Блиц"… Мы быстренько обзвонили всех битников — желающих пойти на концерт оказалось не так уж много, но кое-какая компания все-таки собралась.