Виктор Цой. Последний герой современного мифа — страница 10 из 89

1987

В марте 1987 года Цой с Каспаряном едут в город подмосковных физиков-ядерщиков Дубну, после чего путь группы лежит в Миасс и Челябинск, где, судя по многочисленным воспоминаниям очевидцев, концерт пытались запретить. Ситуацию, по словам Марьяны Цой, спасли «зрители, начавшие ломать в зале стулья»[257].

8 марта 1987 года в восемь утра группа приехала в Челябинск (накануне они отыграли концерт в Миассе).

Когда «москвич» белого цвета с группой «КИНО» подъехал к зданию ЧИН, ныне ЮУрГУ, возле входа уже собралась толпа фанатов. Чтобы попасть на концерт, поклонникам приходилось подпольно доставать билеты, это были праздничные открытки со специальной печатью.

За общением группы с фанатами пристально наблюдали представители местной комсомольской организации. Известно, что, когда кто-то из поклонников поставил бутылку пива на крышу машины, это чуть не стало поводом для отмены концерта.

«Компетентные органы» придрались к документам, которые у музыкантов были оформлены не так, как считали нужным в Челябинске. И гастроли решили запретить вообще, но, опасаясь реакции студентов, к главному корпусу политеха стянули чуть ли не весь гарнизон челябинской милиции, во главе с областным начальством. Публика оказалась сильнее – после фактического разгрома зала концерт состоялся. Место проведения следующих двух концертов держали в строжайшей тайне. О них знали только свои. Цою устроили встречу с челябинскими педагогами, на которую, напугав учителей, все же пробрались многие любители рока. Последним стал «квартирник» в общежитии ЧелГУ.

Один из организаторов той самой встречи, Дмитрий Филиппов, рассказывал: после выступления в ЧПИ Цоя вместе с группой расположили в общежитии, где всю ночь напролет они пели песни.

«Цой очень любил пельмени, помню, ел он их с удовольствием, – делится воспоминаниями Дмитрий Филиппов. – Концерт проходил в холле на восьмом этаже. Тогда пришло очень много людей». По словам Дмитрия Филиппова, он тогда и не думал, что Виктор Цой может оказаться таким скромным и молчаливым. После концерта фанаты весело общались со звездой, и он без вопросов раздавал всем желающим автографы.

Третий концерт проходил в Доме учителя, ныне Творческом центре для детей «Автограф». Зрители были очень рады знакомству с ленинградской группой и Виктором Цоем. По воспоминаниям людей, перед группой сидел мальчик лет двенадцати и записывал все на катушечный магнитофон.

«К сожалению, мальчика уже не найти, – делится один из преподавателей. – А он мог стать счастливым обладателем уникальных записей»[258].

Юрий Каспарян:

У меня замечательно отпечатался в памяти концерт в городе Челябинске.

У нас был концерт в городе Миасс, и потом нас отвезли в соседний город – Челябинск. А там решили прикрутить краник и устроили заседание партбюро или заседание обкома. И часа два или три они решали, что делать, жестко тормозили концерт. От этого возникли какие-то трения с народными массами. Произошел разгром зала. В результате они согласились; нам, как всегда, было все равно… Хотя, во всяком случае для меня, это было свежо. Как Виктор отнесся к этому? Ну, как к этому можно отнестись? Ну, траблы какие-то. В тот моментик он что-то высказывал такое, конечно. Такие моменты происходили потому, что не было организации гастрольной деятельности совершенно, практики не было…[259]

Георгий Гурьянов:

Ну, в Челябинске, я помню, там сломали двери и стулья. Такое было дело… Обычное. Ко мне, бандерлоги… Зал разгромили совсем. Вынесли двери вместе с коробкой. Это было в университете, по-моему, в актовом зале, огромные такие дубовые двери…[260]

Игорь Тихомиров:

Были выломаны двери. Руководство этого университета было в шоке. Студенты разрушили просто актовый зал…[261]

20 марта 1987 года Виктор Цой выступает в КЗ Симферопольского музыкального училища им. П. И. Чайковского.

Николай Кунцевич:

В 1987 году Виктор приехал из Симферополя, где он давал сольный концерт в концертном зале музыкального училища, и мы увиделись в ленинградском Дворце молодежи летом на фестивале Ленинградского рок-клуба. Виктор передал мне привет от симферопольских ребят. О чем говорили с ним, я не помню, но отношение ко мне было доброжелательным. Впоследствии мы с ним виделись редко[262].

Весной 1987 года в ДК рижского Института инженеров гражданской авиации состойся концерт курехинской «Поп-механики» (совместно с Westbam, одним из самых успешных и популярнейших диджеев Германии) при участии всех музыкантов группы «КИНО». Позже это выступление было издано как альбом «Popularnaja Mehanika Feat. Westbam – Live At Riga».

Максимилиан Ленц, он же Westbam, основатель и владелец Low Spirit:

Мы познакомились с Курехиным в Риге в 1987 году, где я наблюдал работу диджеев с кассетными записями. Сергей как раз в то время выступал в Латвии с «Поп-механикой», и он предложил мне выступить в роли диджея на концерте на следующий день. Я согласился. Наш концерт был записан на магнитную ленту, которую буквально до дыр заслушивали самые разные люди в Берлине… Проект с Курехиным оказался популярным в Германии благодаря передаче на телеканале Neue Deutche Welle, а также благодаря миксам, сделанным с этой рижской кассеты.

Количество участников рижской и ленинградской записей не поддается описанию. Помимо Сергея Курехина, Максимилиана Ленца, Виктора Цоя, Юрия Каспаряна, Игоря Тихомирова, Георгия Гурьянова, Александра Ляпина, Сергея Бугаева и Тимура Новикова в них принимало участие еще более десятка человек, многих из которых сейчас никто и не вспомнит. Было так много участников, что даже позабыли о Гаркуше, который читал текст во время концерта в Риге. Он стал переломным для развития российской музыки того времени. Мало кто из нынешних клабберов задумывался о том, когда в Петербурге впервые заговорили о техно. А произошло это как раз в 1987 году в Риге. После этой встречи питерские рокеры начали притягивать берлинских диджеев в Санкт-Петербург, и это родило совершенно новое течение…

Надо сказать, что технику микса в 80-е активно применял Курехин, но Сергей принадлежал к джазовой школе, к эпохе авангарда, a Westbam представлял нечто совершенно неизведанное. Питерским модникам, в частности Георгию Гурьянову и Виктору Цою, ситуация – диджей за вертушками – показалась жутко забавной, впоследствии Георгий вспоминал, как сильно радовался Виктор. Кстати, по словам Гурьянова, Цой был абсолютным адептом электроники, человеком ритма. А по словам Георгия, «Витя ничего общего не имел со всеми упырями, рок-н-ролльщиками, бородачами и прочими уродами. Витя был всегда со мной»[263].

19–24 мая 1987 года в Вильнюсе прошел фестиваль «Литуаника», ставший всесоюзным праздником рок-музыки, в котором участвовали также интересные группы, как «Бригада С», «Кино», «Авиа» и «Аукцион». Летом, з июня 1987 года, группа выступила на очередном 5-м рок– клубовском фестивале (в последний раз) со своей новой программой «Группа крови» и, хотя получила специальный приз «За творческое совершеннолетие», обычного одобрения от публики не дождалась. Питерская тусовка начала относиться к ней совсем по-другому.

Виктор Цой отвечает на записки из зала. Челябинск. Март 1987 года. Фото из архива Марьяны Цой

Группа крови – на рукаве,

Мой порядковый номер – на рукаве.

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:

Не остаться в этой траве,

Не остаться в этой траве.

Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!

И есть чем платить, но я не хочу Победы любой ценой.

Я никому не хочу ставить ногу на грудь.

Я хотел бы остаться с тобой,

Просто остаться с тобой,

Но высокая в небе звезда зовет меня в путь. Г руппа крови – на рукаве,

Мой порядковый номер – на рукаве.

Виктор Цой и Ирина Легкодух. Симферополь, 1987 год. Фото неизвестного автора из архива Ирины Легкодух

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:

Не остаться в этой траве,

Не остаться в этой траве.

Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!

Марьяна Цой:

Это было обидно для Вити, который любил эти песни и даже строил по поводу них определенные планы… После того как его не поняли, он обиделся – не на кого-то конкретно, а на весь Питер[264].

Юрий Каспарян:

Я не помню зрительского разочарования на 5-м фестивале рок-клуба. Я не помню, чтобы все сидели и молчали. У нас никогда не было провальных концертов. Может быть, просто не так громко кричали, как, например, хотелось бы Марьяне…[265]

Виктор Цой в составе «Поп-механики». Фото – Валерий Лаврешкин

Чуть позже запускаются съемки документального фильма питерского режиссера Алексея Учителя с претенциозным названием «Рок». Вообще подобное внимание режиссеров к личности Цоя было закономерным. Они не могли не видеть харизму лидера группы «КИНО».

Часть материала будет отснята в котельной «Камчатка» на Петроградской стороне, куда Цой, уволившись из бани, по протекции Фирсова и Соколкова устроился работать кочегаром еще в начале весны 1986 года.

Кстати, с точной датой устройства Виктора в знаменитую ныне котельную «Камчатка» много неясного. Соколков с Фирсовым вспоминают, что Цой пришел в котельную в середине августа 1986 года, в документах Виктора вообще записано, что он работал в «Камчатке» с 1987 года.

Анатолий Соколков, кочегар котельной «Камчатка»:

Это было так давно, с тех пор прошло столько событий, все перемешалось, что, когда было – до или после, – разобраться трудно. Поток событий был таким плотным, что отделить одно от другого очень трудно. Вот как можно выделить «КИНО», когда на самом деле это был конгломерат из концертов, альбомов, выставок, тусовок, теле– и радиотусовок, встреч в «Сайгоне», «Гастрите», в рок-клубе, на частных флэтах и так далее и тому подобное? Рок-н-ролльная жизнь в 80-е представляла единое целое и охватывала столько всего разного и в разных местах. Думаете, что, когда Цой пришел на «Камчатку», это было великое событие и все его запомнили? Увы, это не так. Обычная практика. Все были вынуждены так работать – там-сям, кто где. И ничего экстраординарного в этом не было[266].

Лишь благодаря Рашиду Нугманову удалось установить дату точнее. Рашид Нугманов:

В своей записной книжке я обнаружил точную дату, когда Виктор впервые привел меня в котельную на Зверинской: 9 апреля 1986 года. Сведения о том, что Виктор появился там только в августе, неверны. Есть, правда, вероятность, что я сделал запись на страничке 9 апреля, тогда как стрелку забивали в августе или сентябре. Но при этом все остальные записи в книжке точно соответствуют датам[267].

В конце июня, через неделю после своего 25-летия, Цой вместе с Каспаряном и Марьяной едут в Тулу на музыкальный фестиваль, куда группу «КИНО» пригласила Лариса Фирсова, временно исполняющая обязанности директора ДК профсоюзов. В Туле «киношники» провели 27 и 28 июня 1987 года.

Лариса Фирсова:

Тогда слова «рок» в Туле еще боялись, поэтому мы задумали провести «Фестиваль молодежной музыки». Концерт приурочили ко Дню молодежи. На фестиваль собрали местные творческие коллективы, но самой главной задачей для меня было – привезти в Тулу Цоя! Я позвонила в ленинградский Дом творчества, там мне дали телефон Марьяны Цой, которая занималась всеми административными делами. У группы были какие-то проблемы, поэтому мне предложили акустический вариант – Витя Цой и Юра Каспарян. Договорились на два выступления, каждое – по сто рублей. Для сравнения: за выступление «Зоопарка» мы заплатили 700 рублей. Правда, и двести тогда найти было очень тяжело.

Я вышла на Советский райком комсомола и попросила деньги. Комсомольцы пообещали дать половину, а остальное оплатил ДК профсоюзов. Упросила «Тулауголь» выделить номер в ведомственной гостинице на Первомайской…

Цой и Каспарян оказались очень простыми ребятами… Были скромно одеты, в черные полукеды с белыми полосками, черные рубашки, черные штаны. Я попросила Витю посидеть в жюри фестиваля. Он сказал: «Не вопрос! Хоть и не люблю никого судить». Кто помнит те времена, поймет меня. Денег ни на что не было. Я дала ребятам 10 рублей на чебуречную, а сама побежала домой готовить обед. Наварила молодой картошки, нажарила котлет, завернула кастрюльки в фольгу и принесла в ДК. Помню, ели с удовольствием. Да они вообще были очень неприхотливы! Виктор спокойный, уравновешенный, воспитанный. Каспарян чуть погорячее – фамилия обязывает, но тоже очень хороший парень. Марьяна все шумела, что «Коррозия металла», выступающая перед «КИНО», навоняет на сцене дымом и Витя будет кашлять. А он успокаивал ее. Мол, бог с ними, пусть «дымят». Еще помню, Витя и Марьяна часто бегали звонить в Ленинград, – их сыну Саше было тогда полтора годика, и они беспокоились, как он там. Что удивительно, ребят совершенно не интересовали деньги. Они больше интересовали Марьяну. Когда я отдала им первые сто рублей, она сразу же убрала их в кошелек и спросила, где тут у нас барахолка. Я рассказала, мол, в Мяснове. Марьяна рванула туда и у какой-то бабушки прикупила винтажные туфли 40-х годов. Так они ей понравились! А я переживала – ребята работают, а денежки Марьяна тратит…

Туляки приняли «КИНО» на ура! Это был глоток свежего воздуха. Народ просто ошалел от того факта, что ЦОЙ В ТУЛЕ! Зрители смотрели на него как на небожителя. Многие до конца не верили, что Витя приехал в наш город.

Во второй день, в воскресенье, мы гуляли по проспекту Ленина, сидели на фонтане напротив ДК профсоюзов, болтали. Я подарила Вите и Марьяне тульский самовар. Кто знает, может быть, из него до сих пор пьет чай их сын?..

«КИНО» отыграло второй концерт, пора было расплачиваться. Я подхожу к лидеру райкома комсомола. Он мне: «С деньгами сложно…» Я: «Да вы что? Мы же обещали. Давайте сто рублей, или я про вас в газету напишу».

Самое интересное, что Витя и Юра вели себя очень спокойно. Я работала со многими артистами, и большинство из них начинают сразу истерить по поводу денег. Здесь же было ясно: отдадите вы нам юо рублей – хорошо, не отдадите – не страшно. Видимо, я запугала комсомольцев, потому что за несколько часов до отхода поезда они все же привезли к гостинице оставшуюся часть гонорара… Помню, как мы с чемоданами ехали на троллейбусе № 8 на Московский вокзал. Троллейбус был переполнен, мы еле-еле втиснулись на заднюю площадку. Всю дорогу Витька рассказывал мне о сыне… Я попросила Марьяну прислать мне билеты для отчетности. Мы договорились, что когда-нибудь «КИНО» приедет к нам в Тулу в полном составе. Вскоре я получила от Марьяны письмо. В конверте лежали билеты и записка: «Привет! Как дела? У нас все хорошо! Привет сраным комсомольцам!»

Витю я уже больше никогда не видела. А с Юрой довелось встретиться, когда мы поехали с коллегами в Ленинград на экскурсию. Юра пригласил меня к себе домой. Мы пили кофе, слушали музыку, он рассказывал о своей невесте Джоанне Стингрей…

«КИНО». Концерт на 5-м фестивале А РК. 1987 год. Фото из архива Анастасии и Екатерине! Самойловв!х. Фото – Олег Скрягин

Я благодарна тому молодому человеку, что сделал на память фотографии. Я не предполагала, что буквально через год после фестиваля в Туле Цой станет мегазвездой и будет собирать стадионы! А после его смерти эти фотографии превратятся в раритет…[268]

27–28 июля 1987 года Цой выступил с концертом в Желтых Водах. Город Желтые Воды Днепропетровской области – урановая столица бывшего СССР, а теперь Украины. Там располагается крупный уранообогатителъный комбинат, на котором и давал концерт Виктор.

Тогда в Желтых Водах работало много молодых специалистов-химиков, окончивших лучшие химико-технологические вузы Москвы и Ленинграда. Они приезжали на комбинат по комсомольским путевкам.

Выступление проходило в кинотеатре «Мир». Концерты организовал знакомый Цоя – Анатолий Простаков, дома у которого и ночевал Виктор. Сохранились две неплохие записи выступлений Цоя в Желтых Водах – одна с концерта в «Мире», вторая – домашняя запись, сделанная в квартире Простакова. Сохранились иуникалъные фотографии, сделанные во время той поездки Цоя в Желтые Воды фотографом Юрием Холмогорским, которые Анатолий в 1992 году передал Юрию Белишкину. Позже на основе этих фото был выпущен широко известный «Случайный фотоальбом».

Во время проведения летнего Московского кинофестиваля «КИНО» выступило в знаменитом клубе «ПРОК» (Профессиональный клуб), который работал в Доме кино. В те дни Москва, как никогда, влекла иностранцев, и на фестиваль не требовалось приглашать мировых звезд по два раза. В рамках работы «ПРОКа» проходили жаркие политические дискуссии, после которых допоздна игрались рок-концерты.

Как вспоминал финский тележурналист Рейо Никкиля, они со своим напарником Кристианом Вальдесом оказались единственной телевизионной группой, снявшей концерт «КИНО». Кристиан снимал видео, а Рейо писал звук на новейшем оборудовании.

Все толпились перед сценой, прыгали, танцевали и подпевали Цою. У стен зала стояли небольшие столики, за которыми сидели мировые звезды, среди которых были Олег Янковский и Роберт де Ниро.

По воспоминаниям очевидцев, в частности Александра Липницкого, именно на этом концерте Гурьянов и «Африка» доставили залу огромное удовольствие своей энергичной, бесшабашной манерой «выделять» ритм, а самому Липницкому несколько неприятных минут доставили разборки со Стасом Наминым, которому они разорвали все пластики на ударной установке.

Сам Цой, с которым Рейо сумел пообщаться после концерта в гримерке Дома кино, был, по его словам, полной противоположностью рок-гиганту на сцене и на задаваемые ему вопросы отвечал с явной неохотой…

К большому сожалению, руководство финского гостелерадио, в архиве которого находится запись, сделанная Кристианом Вальдесом и Рейо Никкиля, решило не продавать ее, найдя какую-то объективную, по их мнению, причину. В Интернете появился лишь небольшой отрывок из фильма Вилле Хаапа-салло, в котором использован фрагмент из сделанной на «ПРОКе» записи…

Юрий Каспарян:

Концерт в Доме кино? Я помню, да мы там играли… Запомнилось. Там столики были вдоль стен, со зрителями. Было очень интересно… Было бы здорово увидеть видео с этого концерта…[269]

Георгий Гурьянов:

Я, конечно, помню этот концерт. Это было такое немножко панк-выступление. Мы пели «Время есть, а денег нет, и в гости некуда пойти», а в зале стояли столики, и за ними сидели такие зажравшиеся насосы, осетры, у которых времени всегда в обрез, денег до фига и в гости есть куда пойти. Прямо эпатажный текст был, именно эта строчка. Еще припоминаю момент, по-моему, это как раз на этом концерте было. Вышел на сцену конферансье и объявляет: «Сейчас перед вами выступит барабанщик групп „КИНО“ и „Популярная механика“». Я, значит, млею от восторга, думаю, что вроде не собирался выступать с речью… И тут выходит Мальчик Бананан и начинает как бы от моего имени говорить… Самозванец, не умеющий играть ни на одном из музыкальных инструментов… Я в шоке был просто[270].

«КИНО». Концерт на ПРОКе. Москва. Дом кино. 1987 год. Фото из архива Георгия Гурьянова

В августе 1987 года приехавшему на каникулы в родную Алма-Ату Рашиду Нугманову (автору короткометражки «Йя-Хха!») руководство студии «Казахфилъм» предложило заменить отстраненного режиссера картины «Игла» и срочно приступить к съемкам Нугманов связался с Виктором, и тот дал согласие на участие в картине. Съемки фильма проходили в Казахстане до начала 1988 года[271].

Цой прилетает в Алма-Ату сначала в августе на пробы актрис, а затем в сентябре уже на съемки, и в конце месяца съемочная группа уезжает на Аральское море, где производство занимает не более двух недель вместо ранее запланированных сорока дней. В октябре съемки оперативно продолжатся в Алма-Ате, чтобы успеть захватить последние солнечные дни.

2 ноября 1987 года в Ленинграде состоялась свадьба Юрия Каспаряна и Джоанны Стингрей, свидетелем на которой был Виктор Цой. Как рассказывал Дмитрий Левковский, «свадьба Каспаряна и Стингрей явилась как бы апофеозом светских событий. И Цой был в тот день очень рад счастью друга и выглядел не как всегда озабоченным, а буквально светящимся».

Марьяна Цой:

Это было очень развесистое мероприятие с фейерверком, черными «чайками», пеной и брызгами шампанского[272].

Дмитрий Левковский:

Отец у Джоанны был не хер с горы, а мультимиллионер и типа мэра в Беверли-Хиллз или где-то там… На свадьбе все было так чинно, что мы с Гришей Сологубом даже задергались вначале, потому что один «сушняк» был сперва. Побежали в магазин, там толпа алкашей, очередь, и вдруг менты разглядели наши бэджи и громко объявляют толпе, что мы со свадьбы, требуется нас пропустить вперед. Мы взяли пару банок водки, приходим к гостям – а там уже море крепкого алкоголя и уже половина гостей в мясо…[273]

После короткой отлучки на свадьбу Каспаряна и Стингрей Цой возвращается в Алма-Ату.

В ноябре – декабре 1987 года, на Аральском море, Виктор продолжает сниматься в фильме «Игла». В перерывах между съемками он дает несколько концертов, в частности концерт в Политехническом институте, о котором я расскажу чуть ниже.

Новый, 1988, год Виктор будет встречать там же, в Алма-Ате, и, как рассказывал позже Рашид Нугманов, на домашней новогодней вечеринке исполнит написанную специально для фильма песню «Звезда по имени Солнце». Кстати, на той же вечеринке Цой впервые споет только что сочиненные «Белые дни» («Место для шага вперед»).

У меня есть дом, только нет ключей,

У меня есть солнце, но оно среди туч,

Есть голова, только нет плечей,

Но я вижу, как тучи режут солнечный луч.

У меня есть слово, но в нем нет букв,

У меня есть лес, но нет топоров,

У меня есть время, но нет сил ждать,

И есть еще ночь, но в ней нет снов.

Джоанна Стингрей и Виктор Цой. ЛДМ «Спасем мир». 19 октября 1986 года. Фото – Валерий Лаврешкин

И есть еще белые, белые дни,

Белые горы и белый лед.

Но все, что мне нужно, –

Это несколько слов И место для шага вперед.

У меня есть река, только нет моста,

У меня есть мыши, но нет кота,

У меня есть парус, но ветра нет,

И есть еще краски, но нет холста.

У меня на кухне из крана вода,

У меня есть рана, но нет бинта,

У меня есть братья, но нет родных,

И есть рука, и она пуста.

И есть еще белые, белые дни,

Белые горы и белый лед.

Но все, что мне нужно, –

Это несколько слов

И место для шага вперед.

Аудиозапись сольного концерта Цоя в Алма-Ате сделал главный организатор этого концерта, ныне преподаватель Казахского политехнического института, доцент КазНТУ Урал Сарсенович Аманжолов. Вот что он рассказал о том, как организовывался этот концерт:

К русскому року меня приобщил журналист и музыковед Евгений Бычков. Слушая песни полузапрещенных тогда рок-групп, я чувствовал – вот то, что мы хотим сказать вслух, но не можем. Однажды вечером в ноябре 1987 года мне позвонил Евгений и сказал, что в Алма-Ату на съемки фильма «Игла» приезжает Виктор Цой, лидер ленинградской группы «КИНО». Бычков поинтересовался, как мне идея организовать сольный концерт Виктора в Политехе. Я тогда был проректором Университета культуры при Политехническом институте, поэтому такая возможность у меня была. Мы решили провести концерт Цоя в главном актовом зале КазПТИ. Кроме технических проблем с аппаратурой и залом, неясно было, разрешат или нет проводить концерт. Кто-то боялся, осторожничал. Кто-то говорил, что все будет нормально. Тогда Виктор Цой еще не был кумиром всей советской и тем более алма-атинской молодежи. За час до объявленного концерта пришли в основном студенты двух факультетов – АиСУ и ЭВТ. И хотя в зале было не больше 200 человек, возбужденная публика нервно шумела, не веря, что концерт состоится. Немного задержавшись, приехал Виктор вместе с кинорежиссером Рашидом Нугмановым и Евгением Бычковым. Я сильно переживал, как пройдет концерт, как будет реагировать аудитория, разрешит ли Виктор делать запись концерта. Виктор принес с собой акустическую гитару, сел на стул, посмотрел на наш кассетный магнитофон, но ничего не сказал и стал петь.

Удивительно: какую бы песню ни запел Виктор, все они были знакомы студентам, которые даже подпевали. Общение было очень живое. До сих пор помню, как весь зал пел «Я сажаю алюминиевые огурцы на брезентовом поле»… Это был первый концерт известного рок-музыканта из России в Алма-Ате. Затем мы с Евгением Бычковым пригласили группу «Нате!». Но выговор я все же получил. И за «Нате!», и за Цоя. Кто-то сигнализировал о концертах. Меня вызывали в партком, отчитывали.

Вот что рассказывает о концерте Виктора Цоя в Политехническом институте один из его зрителей, в то время пятикурсник факультета АиСУ, а ныне руководитель крупного предприятия и актер театра «Barracuda Jam»

Игорь Лелюх:

В тот день мы пришли на концерт немного раньше, чтобы ничего не пропустить. Прошло полчаса с момента объявленного начала, а концерт все не начинался. Тогда мы с друзьями решили выйти покурить. Когда мы спускались по лестнице, навстречу нам прошла группа людей, среди которых был и Цой, но мы его не узнали, потому что тогда даже не знали, как он выглядит. Когда с улицы мы услышали аккорды «Алюминиевых огурцов», то бросили сигареты и бегом помчались в зал. Я не верил своим глазам, – на сцене весь в черном стоял Цой и исполнял песни под гитару. Он пел без остановки часа полтора, без всяких комментариев между песнями. Пел то, что считал нужным. Ни у кого в зале даже не возникало желания прервать его. На нас всех действовала энергетика Цоя. Мы были в некотором оцепенении. Так продолжалось до тех пор, пока он сам не заговорил с залом и не попросил нас быть более активными. Посыпались записки, вопросы. На наш вопрос: «Какая у вас группа крови?» – Виктор ответил: «А что, в зале есть вампиры?»

С тех пор мне приходилось бывать на многих выступлениях, но этот концерт остается самым лучшим из тех, что я видел (и, наверное, увижу). Своего сына я назвал Виктором. Он родился накануне этого концерта. Сейчас он оканчивает школу, играет на гитаре и поет песни Виктора Цоя. Песни, которые, в отличие от нас, не стареют[274].

Белый снег, серый лед

На растрескавшейся земле.

Одеялом лоскутным на ней –

Город в дорожной петле.

А над городом плывут облака,

Закрывая небесный свет.

А над городом – желтый дым,

Городу две тысячи лет,

Прожитых под светом Звезды

По имени Солнце…

И две тысячи лет – война,

Война без особых причин.

Война – дело молодых,

Лекарство против морщин.

Красная, красная кровь –

Через час уже просто земля,

Через два на ней цветы и трава,

Через три она снова жива

И согрета лучами Звезды

По имени Солнце…

Виктор Цой. «На новой волне». Акустический концерт в ЛДМ. Ленинград, 18 мая 1988 года. Фото – Олег Зотов

И мы знаем, что так было всегда,

Что Судьбою больше любим,

Кто живет по законам другим

И кому умирать молодым.

Он не помнит слово «да» и слово «нет»,

Он не помнит ни чинов, ни имен

И способен дотянуться до звезд,

Не считая, что это сон,

И упасть опаленным Звездой

По имени Солнце…

Рашид Нугманов:

Ну нет, не все песни были знакомы слушателям. На этом концерте Виктор впервые исполнил на публике «Звезду по имени Солнце», которую до этого пел нам только в нашей алма-атинской квартире. Публика действительно очень бурно реагировала, встречая аплодисментами и свистом каждую знакомую песню. Тут же зал притих, внимательно слушая. Вначале кто-то стал было прихлопывать, но и тот быстро замолк. А когда песня кончилась, зал разразился овацией.

«Следи за собой», которую Виктор представил как «Новогоднее предупреждение», также была незнакома публике, и ее также начали слушать очень тихо и внимательно, пока со второго куплета не начали смеяться, а в конце разразились аплодисментами и одобрительным свистом. Стоит заметить, однако, что Виктор на этом концерте «Группу крови» не исполнял, так что вопрос по поводу группы крови не касался песни[275].

Во время пребывания Цоя на съемках «Иглы» в Алма-Ате оставшиеся в Питере музыканты группы участвовали в проекте «Старт». Это был студийный проект двух питерских групп: электронного дуэта «Новые композиторы» (Валерий Алахов и Игорь Веричев) и музыкантов группы «КИНО» (Юрий Каспарян, Густав Гурьянов и Игорь Тихомиров).

Валерий Алахов:

Проект «Старт» не записывался у Вишни целиком, что-то мы пытались записать, может, что-то лишь сводили у Вишни? С Густавом у нас были общие взгляды на стиль в музыке и тому подобное – вот и получился «Старт»!

С Георгием всегда было хорошо, но больше с ним общался Веричев, – они жили поближе, я жил на Комендантском, Игорь – на Московском… Я к ним ездил – Пионерская – Купчино! Сейчас общение не то что раньше – по сравнению с восьмидесятыми годами (1984–1987)… Тогда это были каждодневные встречи с Гурьяновым, чаще у него дома… С Георгием теперь не общаемся, как и со многими другими общими знакомыми, – нам было хорошо в СВОЕ ВРЕМЯ!!! Теперь другое время, время Интернета… Сейчас я предпочитаю природу, живу в лесу…[276]

Изначально планируемая запись полноценного альбома не состоялась, было записано несколько треков и благополучно положено на полку студии «Яншива»…

«Группа крови»

«Группа крови» – пятый по счету (если не считать полноценным альбомом запись, известную под названием «46», которая фактически является демозаписъю) альбом «КИНО». Эту запись можно назвать переломным моментом в развитии группы. После выхода «Группы крови» о «КИНО» узнала вся страна, и многие считают, что это лучшая работа коллектива и даже лучшее, что есть в советском роке. Во всяком случае, заглавная песня альбома заняла первое место в рейтинге «юо лучших русских песен» на «Нашем Радио».

Появлению же альбома «Группа крови» предшествовал очередной переходный период, выражавшийся в затяжных поисках нового стиля. Две предыдущие работы – «Это не любовь» и «Ночь», – записанные в студиях у Вишни и Тропилло, в итоге «не выстрелили».

Первые попытки записи

Однако не сразу музыканты добились тех результатов, которых хотели. Весь имеющийся материал разделился на два альбома – это две программы «КИНО»:

1. Песни 1986 года, программа четвертого рок-фестиваля 1986 года с так называемыми остросоциальными песнями: «Попробуй спеть вместе со мной», «Дальше действовать будем мы», «Перемен!», «Спокойная ночь», «Закрой за мной дверь». Часть номеров из старой программы, в частности хит «Мы ждем перемен!», в альбом не вошли по той причине, что Цой обещал режиссеру «ACCBI» Сергею Соловьеву придержать эту песню до выхода фильма.

2. Песни программы пятого фестиваля рок-клуба 1987 года: «Группа крови», «Война», «Легенда», «Мама, мы все сошли с ума», «В наших глазах», «Бошетунмай».

Георгий Гурьянов:

«Группу крови» я впервые услышал у себя дома. Я обомлел. Тогда меня назначили первым заместителем памятника Маяковскому на площади Маяковского. Был какой-то «Клуб друзей Маяковского» по образцу «Клуба любителей итальянской оперы», очень мафиозный, организованный Тимуром Новиковым. Мы там встретились, поехали домой репетировать ко мне. И вот тогда я и услышал песню «Группа крови». Сам альбом был записан до выхода фильма «АССА». Потом мы занимались аранжировками и украшательствами долго-долго… Все эти истории… напоить Курехина, усыпить, отнять «Prophet-2000», сделать аранжировки…[277]

Была еще неудачная попытка записи песен, относящихся к первой категории, у Алексея Вишни. Это был еще один альбом «КИНО», готовившийся в течение 86-го года дома. Запись была прервана, когда оставалось прописать только один голос[278].

Постой, не уходи!

Мы ждали лета – пришла зима.

Мы заходили в дома,

Но в домах шел снег.

Мы ждали завтрашний день,

Каждый день ждали завтрашний день.

Мы прячем глаза за шторами век.

В наших глазах крики «Вперед!»,

В наших глазах окрики «Стой!»,

В наших глазах рождение дня И смерть огня.

В наших глазах звездная ночь,

В наших глазах потерянный рай,

В наших глазах закрытая дверь.

Что тебе нужно? Выбирай!

Мы хотели пить – не было воды.

Мы хотели света – не было звезды.

Мы выходили под дождь И пили воду из луж.

Мы хотели песен – не было слов.

Мы хотели спать – не было снов.

Мы носили траур,

Оркестр играл туш…

В наших глазах крики «Вперед!»,

В наших глазах окрики «Стой!»,

В наших глазах рождение дня И смерть огня.

В наших глазах звездная ночь,

В наших глазах потерянный рай,

В наших глазах закрытая дверь.

Что тебе нужно? Выбирай!

Алексей Вишня:

Мы тщетно пытались записать альбом – ничего не получалось. Нам нравилось, как записалась «Братская любовь», но тяжелые песни звучали убого. Вторую, «Это не любовь», Витя уже не хотел: зрело настроение «Группы крови», а достигнутый предел в качестве звучания был непреодолим, тянул назад. Времени на запись было очень мало. Начинали мы в десять, а к половине второго мне уже нужно было выезжать на работу. Я стал пользоваться такси, чтобы улучить еще хотя бы сорок минут. Эти песни мы писали для дипломной работы киевского режиссера Сергея Лысенко «Конец каникул». Альбома так и не получалось. На какое-то время мы взяли паузу в работе, и я переключил свое внимание на Кинчева и «Алису»[279].

Георгий Гурьянов:

В то время мы уже писали альбом на студии у Алексея Вишни, но так и не записали его – ну, никак не получалось.

Из группы тогда ушел Титов, только появился Тихомиров. Там и машинка была дурацкая, и звук никак не получался.

Потом мы записали эти песни уже дома, на портастудии «Yamaha». Какие-то вещи вошли в альбом «Группа крови», а какие-то так и остались брошенными.

Но позже их опубликовали в том виде, в каком они были брошены[280].

В итоге записи этих песен вошли в фильм Сергея Лысенко «Конец каникул», а также были изданы в сборнике «Неизвестные песни».

Виктор Цой. «Спасем мир». ЛДМ, 19 октября 1986 года. Ленинград. Фото – Валерий Лаврешкин

Георгий Гурьянов:

Были так называемые неизданные песни. «Ты стоишь…» Нет, «Я стою в темном углу», «И букет в моих руках давно завял, давно зачах». Это было до «Группы крови». Мы начали записывать их, а потом Витя почесал голову, и… Вишня не справился, этот альбом был задвинут. Закрыт. А вот эти треки, с которыми он не справился, они у Лысенко в фильме звучат. И звучат неплохо. «Попробуй спеть вместе со мной…» Это все было записано в виде болванок, совершенно без украшательств[281].

Юрий Каспарян:

Но Вишня… на самом деле я бы не сказал, что он не справился, просто… была уже довольно сложная, мне кажется, задача, потому что хотелось побольше сыграть, чтобы побольше всего прозвучало, а у Вишни не было такой возможности. Да, он не справился с технической частью…[282]

Алексей Вишня:

У Каспаряна была белая «Yamaha» начиная с 1986 года. Деньги на нее он начал собирать аж в 1984 году. На записи альбома «46» Юрий Каспарян приходил, позвякивая бутылками, собранными по дороге. Гитару привез ему из Японии друг – моряк дальнего плавания, за нее Юрик выложил 2000 рублей[283]. Приведена в действие она была на записи песен, которые были сначала забракованы, а потом, после смерти Виктора, изданы, супротив всякого желания Виктора, самими же музыкантами группы. Я бы ни за что на свете не отдал им мастер-оригинал, но ребята заверили меня, что Витенька пожелал бы его уничтожить. Через две недели эти записи были скомпилированы в пластинку «Неизвестные песни Виктора Цоя» и изданы фирмой «Мелодия». Деньги получила Марианна Цой. Непонятно, зачем Тихомиров и Каспарян так рьяно отбирали у меня эту пленку. Наверное, чтобы продать пиратам[284].

Юрий Каспарян:

Там еще были песни «Весна» и «Последний герой», записанные Цоем и «Рыбой» в МДТ. А что касается других песен, то готовился отдельный альбом, как раз Игорь Тихомиров пришел в группу, там были такие замечательные песни, как «Ты мог быть героем, но не было повода быть» и другие… Мне Вишня рассказывал про это все, но, к сожалению, я этого не помню просто… Это лучше у Игоря Тихомирова спросить. Если что-то такое было, то именно Игорь был инициатором[285].

Георгий Гурьянов:

«Неизвестные песни»… «И букет в моих руках давно завял, давно зачах»… Вишня издал их потом в таком виде непотребном… То, что «КИНО» у него забрало после смерти все болванки, он, конечно, врет. Кто забрал-то? Нет-нет. Каспарян ничего не помнит, я тоже не помню… Игорь Тихомиров, конечно, вменяемый, я в нем уверен, и у меня нет никакого беспокойства по этому поводу…[286]

Запись

В течение 1987 года группа практически не выступала, занимаясь в основном записью альбома. «После извечных цейтнотов и авралов в тропилловской студии подобная система работы казалась настоящим раем»[287]. «Благодаря усилиям Джоанны Стингрей „КИНО“ к 1987 году была одной из самых укомплектованных фирменными инструментами групп рок-клуба»[288]. В 1987 году Джоанна Стингрей привезла группе домашнюю четырехканалъную кассетную портастудию «Yamaha МТ 44», драм-машину «Yamaha RX–II», которая позволяла редактировать не только ритмический рисунок, но также тембры и громкость. У Юрия Каспаряна вдобавок к его знаменитой белой гитаре «Yamaha» появились новые гитарные примочки[289]. И рок-клубу Джоанна подарила хороший аппарат.

Алексей Вишня:

Для всего нашего бытия «Red Wave» стала ключевым событием, резко повысив уровень качества звукозаписи и концертов. «Новые композиторы» специально приезжали ко мне лишь для того, чтобы обогатить звучанием свои сэмплы, пропустив их через Джоаннин ревербератор[290].

Итак, имеющаяся портастудия была установлена в Купчино, большом спальном районе на юге Ленинграда, в квартире барабанщика «КИНО» Георгия Гурьянова, в которой и проходила основная часть работы над альбомом «Группа крови» в 1987 году. Поскольку Гурьянов и Каспарян жили практически рядом, Цой в это время постоянно жил то у одного, то у другого, в основном у Гурьянова. Музыканты вместе отдыхали, тусовались, рисовали картины и параллельно аранжировали и записывали песни.

Юрий Каспарян:

Трехкомнатная квартира в девятиэтажном блочном доме… Родители на лето уезжали на дачу. И мы были предоставлены сами себе. Ну даже когда они приезжали, то всегда очень благосклонно относились к нашим занятиям музыкой и времяпрепровождению. Было замечательно… У матушки Георгия был знакомый начальник местного отделения милиции, поэтому соседи нас особенно не беспокоили[291].

Георгий Гурьянов:

В результате первый вариант альбома был записан у меня дома, на домашней студии, в комфортных условиях. Мы его сделали, а потом еще год дорабатывали[292].

Аранжировки, в том числе и клавишные, придумывались в основном Каспаряном и Гурьяновым под общим наблюдением автора песен – Цоя. Звукорежиссуру осуществляли все вместе. Так что можно сказать, что продюсером альбома выступила вся группа «КИНО». Предварительный вариант записи был готов весной 1987 года.

Игорь Тихомиров:

Мы довольно долго «вываривали» каждую из песен. Репетировали всю зиму, придумывая аранжировки и добиваясь необходимого звука в каждом конкретном случае. Все проверялось и перепроверялось по нескольку раз. Если общее звучание композиции не нравилось, она переписывалась заново[293].

Тимур Новиков, Джоанна Стингрей, Георгий Гурьянов, Сергей Бугаев. Фото из архива Георгия Гурьянова

Юрий Каспарян:

Я очень хорошо помню, было четыре табуретки, на четырех табуретках лежала чертежная доска, на чертежной доске стояла барабанная установочка самодельная. Был хай-хэт такой… Вот такое некое подобие малого барабана, и в принципе все, потому что… Да, и педалька, которая бьет там… по картонной коробке…[294]

Программированием барабанных партий занималась вся группа. Уже на предварительном этапе в этой работе был заложен важный визуальный момент: ритмический рисунок планировался таким образом, чтобы все партии на концертах могли быть сыграны Гурьяновым стоя – в традициях «новой волны».

Теперь ритм-секция «КИНО» звучала лаконично и рационально. Игорю Тихомирову, выступавшему до этого в джаз-роковых «Джунглях» и привыкшему к большей импровизации, временами приходилось наступать на горло собственной песне.

Аранжировочные задачи, стоявшие перед музыкантами «КИНО», заключались в том, чтобы композиции, записанные Цоем под гитару, приобретали форму законченного рок– или поп-произведения.

«Иногда Виктор приносил уже готовую рок-песню, например „Группу крови“, – вспоминал Каспарян в одном из интервью. – Там почти нет нашего участия, им придуманы партии баса и гитары. Изображал он все это голосом, но поскольку народ язвительный, придирчивый, Витя стал записывать себя на пленку и для нас просто включал запись. Это же тонкий момент, когда свое произведение представляешь очень близким людям»[295].

Виктор Цой:

– Немного такой частный вопрос. Почему в «Группе крови» Гурьянов играет не на акустике, а использует компьютер?

– Потому что мы записывали ее дома.

– То есть это была чисто «домашняя» работа?

– Да.

– И все остальные, наверное?

– Да, конечно. Это раз. Во-вторых, понимаете, иногда лучше использовать компьютер в условиях наших студий. Потому что он, во всяком случае, как-то отстроен. Лживые барабаны могут быть… Надо иметь такую материальную базу, чтобы это имело хоть какой-то вид…[296]

Алексей Вишня:

Огромную работу музыканты провели у Гурьянова. Они записывали на одну дорожку драм-машину, на вторую – бас, на третью – электрогитару. Сводили результат на четвертую дорожку. Затем Цой пел голос два раза, на две дорожки; дабл-трек сводили на третью. Потом Каспарян затирал одиночные голоса двумя гитарами. Суммарно ребята проработали над записью «Группы крови» больше часов, чем над любым другим из своих альбомов. Потому что впервые в их жизни студия, пусть даже и совсем портативная, надолго оказалась в их собственных руках[297].

Юрий Каспарян:

Ну, мы, естественно, играли, что-то делали. Все это происходило у Гурьянова, – там стояла наша маленькая портастудия. Мы что-то пробовали. Бывало, по очереди: один что-нибудь попробует, другой. «А может, ты так сыграешь?» – ну, что-то типа такого. Ну, как обычно. Я думаю, у всех так происходит[298].

Как уже говорилось выше, группе «КИНО» в плане оснащенности аппаратурой мог позавидовать весь музыкальный Питер. Не было у музыкантов только клавиш – раньше обходились без них, но в «Группу крови» решили добавить новых звуков. Каспарян, который не только придумывал партии гитары (затем их корректировал Цой) и – в отдельных местах – баса, стал одним из инициаторов активного использования в «Группе крови» клавишных инструментов.

«Впервые мы услышали, как звучит сэмплер, выступая в составе „Поп-механики“, – вспоминает Тихомиров. – И многие из сэмплерных звуков – звучание дудок, сверхмощные и сверхглубокие тембры – нам захотелось воспроизвести на альбоме»[299].

Юрий Каспарян:

Это был наш первый профессиональный альбом, на котором мы работали с портастудией и сэмплерами. Мы хотели внести в звучание новые краски, и нам был необходим клавишник, который мог профессионально сыграть предложенные ему партии. Записывавшийся на «Начальнике Камчатки» Курехин для этой цели явно не подходил, поскольку был ярко выраженным индивидуалистом. Курехин играл в свои игры, а мы – в свои[300].

«Однако у Курехина был подходящий «киношникам» инструмент – роскошный сэмплер «Prophet-2000», на то время самый мощный в мире, с флоппи-дисками, внутрианалоговой обработкой и массой технических достоинств. До 87-го года в СССР инструменты такого калибра были, пожалуй, лишь в арсенале пионера отечественной электронной музыки Эдуарда Артемьева»[301]. Но Курехин категорически отказывался отдавать инструмент в чужие руки. Он мог предоставить его только при условии, что сам же на нем и сыграет. Но «киношники» не хотели давать Курехину волю в аранжировках.

Георгий Гурьянов:

Там задействован «Prophet-2000», который удалось поиметь на одну ночь. Курехин его бы никогда не дал, только вместе с собой. Но в ту ночь он напился пьяный и спал, а мы с Каспаряном до утра, пока он не проснулся, украшали аранжировки. Именно в эту ночь была записана партия клавиш для песни «Попробуй спеть вместе со мной». Там был всего один свободный канал, поэтому в этой песне так все и налеплено[302].

На улице снег утратил свою белизну,

В стеклянности талой воды мы видим луну.

Мы идем, мы сильны и бодры…

Замерзшие пальцы ломают спички,

От которых зажгутся костры.

Попробуй спеть вместе со мной,

Вставай рядом со мной…

Попробуй спеть вместе со мной,

Вставай рядом со мной…

Это наш день, мы узнали его по расположению звезд,

Знаки огня и воды, взгляды богов.

И вот мы делаем шаг на недостроенный мост,

Мы поверили звездам,

И каждый кричит: «Я готов!»

Попробуй спеть вместе со мной,

Вставай рядом со мной…

Попробуй спеть вместе со мной,

Вставай рядом со мной…

Те, кто слаб, живут из запоя в запой,

Кричат: «Нам не дали петь!»,

Кричат: «Попробуй тут спой!»

Мы идем, мы сильны и бодры…

Замерзшие пальцы ломают спички,

От которых зажгутся костры.

Попробуй спеть вместе со мной,

Вставай рядом со мной…

Попробуй спеть вместе со мной,

Вставай рядом со мной…

Также в нескольких местах Цой использовал шумовой материал «Новых композиторов», являвшихся пионерами советского техно– и эйсид-стиля.

В частности, коллекция их странных звуков слышна в финале «Прохожего», где в течение целой минуты фрагменты различных мелодий и шумов кочуют из канала в канал[303].

Сведение

В начале 1987 года Алексей Вишня услышал черновое сведение альбома «Группа крови» и понял, что материал нового альбома великолепен. «Вишня, всегда тонко чувствующий хиты, несмотря на некоторую напряженность в отношениях с Цоем из-за предыдущей неоконченной записи и некоторых

разногласий, долго уговаривал музыкантов „КИНО“, чтобы они „довели до ума“ альбом именно у него»[304].

Алексей Вишня:

Как-то Курехин позвонил и попросил записать Джоанне новую песню. Он сочинил «Feeling» и собрал целую толпу народа. Вызвал Сологуба, Каспаряна, Цоя, зачем-то «Африку», Гурьянова, устроил бедлам. Именно тогда мы страшно размолвились с Витенькой. Нервы мои были на пределе. Во-первых, Джоанна не видела меня в упор. Просто не замечала. А я же весь из себя такой, меня это огорчало, конечно. Ленка видела мои нервяки и понимала их, но поддерживала мысль, что типа, а что ты хотел? Песни строчишь сам по себе, пишешься сам, тебе никто не нужен. А когда тебе не нужен никто, то и ты автоматически становишься никому не нужным. Лена была тысячу раз права. Один в поле не воин, даже если он очень талантливый воин. Взять Кинчева, например. Убери из его жизни тех, кто сделал ему звук, так и звука ведь не было бы никакого! Был бы Кинчев и, может, даже лучше был, чем сейчас, но не «Алиса», это был бы другой Кинчев. А Цой без Каспаряна и Густава – сплошные «Сорок пять»! А у меня никогда никого не было, кто мог бы считать мой материал своим. Группы не было – значит, и меня не было тоже. По крайней мере, то, что я пытался делать, Джоанна не воспринимала никак. Я нервничал. Из западных проспектов мне стало известно, что существует волшебный прибор, который позволяет не только синхронизировать MIDI с CV, а еще и ноты извлекать из CV, пользуясь миди-управлением. Это позволило бы задействовать в работе кучу старого барахла, которое пылилось, не будучи управляемым снаружи. Я взмолился Джоанне, дескать, привези примочку, делов-то, потом сочтемся.

– Я спрашиваль уже, знаещ, Вишна, эта стоет сто писят долларз, но ти можещ дат рублами, если хочищ.

Сказать, что я обиделся, – ничего не сказать. Просто тупо промолчать, и все. Но тут «Африка» с Густавом на кухне что-то перевернули, пролили воду на пол, везде жир от попкорна, в воздухе удушливый запах жженых тряпок, что я вообще не переваривал на дух. Лицо побагровело от злости, душа почернела, и пасть открылась:

– Б…дь, что вы тут устроили? Прокурили наркотиками весь дом, идите на улицу курить, марш! Я не стану этого терпеть, уезжайте отсюда на х…

Виктор напрягся, конечно. Подобное со мной происходило и раньше, но что бы так… Потом мы спокойно записали болванку, голоса Курехина и Каспаряна. Когда немного отлегло, я стал продолжать свою борьбу за синхронизатор.

– Вить, ну скажи ей – она ох…ла, ну откуда у меня сто пятьдесят долларов может быть, ты сам прикинь?! Штука же необходимая, головняка много снимет, оживит старые ресурсы. Очень нужна!

Виктор сделал вид, что не услышал, и нервно пожал плечами. Впрягаться за меня перед Джоанной он не стал. Когда пришло время записывать голос, я

наорал и на него, и он ушел, даже не попрощавшись. Я был зол на весь белый свет… Потом пришел ко мне однажды Сергей Фирсов и дал послушать первоначальный вариант, очень плохо сведенный и с не расставленными по местам песнями «Группы крови». Я послушал и ох…л.

И я понял, что я могу это доделать и довести до состояния более-менее профессиональной записи. «КИНО» никогда не считало меня членом команды… Тем не менее Цой всегда был одной из центральных фигур в моем мозгу, и я пытался максимально пропустить сквозь себя его творчество. Я очень боялся, что Цой будет доделывать «Группу крови» у кого-то другого, и бегал за «КИНО» около полугода, чтобы альбом был сведен у меня. В конце концов я добил их[305].

Юрий Каспарян, Виктор Цой и Джоанна. Стингрей в сквоте «АССА». Фото из архива Марьяны Цой

Поскольку отношения группы «КИНО» и Вишни на тот момент были весьма натянутыми, Цой игнорировал его предложения.

Вишня попытался действовать через Каспаряна, попросил убедить Виктора сотрудничать с ним, но получил ответ: «Витенька не хочет с тобой работать…»

Тогда Вишня решил идти ва-банк и во время совместного выступления на концерте «Поп-механики» в БКЗ «Октябрьский» осторожно намекнул Цою, что альбом нужно сводить у него, не дожидаясь помощи Москвы, поскольку на тот моменту Вишни была, пожалуй, самая оснащенная студия Ленинграда и также имелся большой опыт записи, в том числе и самой группы «КИНО».

Алексей Вишня:

Спешно собрали все необходимое: Курехин отдал нам половину своего аппарата из Ленконцерта на время записи… Это уже была практически готовая запись. Мне нужно было просто свести это грамотно: развести по панораме и фронтальным планам, наложить поверх голос Цоя или клавишные Андрея Сигле либо гитару Каспаряна…[306] На кассете поканально были записаны барабаны с басом, гитара Каспаряна, гитара Цоя и голос. Все партии были идеально выверены, сыграны музыкантами дома, ко мне же попала немного шумящая запись, которая через эквалайзеры и компрессоры, да с ревербератором от Джоанны SPX-90, звучала великолепно уже сама по себе! На этот бутерброд Юра наигрывал вторую партию гитары, а Виктор накладывал голос double-track. Так, в один проход это сводилось на 38-ю скорость. Естественно, качество звука было беспрецедентным, ибо такого ревербератора даже у Тропилло еще не было. Неудивительно, что альбом получил прекрасные отзывы[307].

Александр Кушнир, журналист, музыковед:

К Вишне песенный материал «Группы крови» попал в следующем виде: на первом канале портостудии были прописаны бас и RX-ii, на втором – гитара, пропущенная через овердрайв и дилей, на третьем канале – вокал, на четвертом – фрагментарные вокальные партии, спетые Цоем на октаву ниже. (Позднее подобный прием пения с интервалом в октаву был использован Цоем на альбоме «Звезда по имени Солнце».) Каспарян доигрывал отдельные фрагменты на гитаре. Все это сводилось на «Маяк 001»[308].

Алексей Вишня:

Я привез вместе с Каспаряном еще аппаратуры – все, что только могли собрать. Они привезли свою портастудию, где на одном канале были записаны барабаны с басом, на другом – электрогитара, на третьем – акустика и на четвертом – голос… Я выманил у студии Дворца молодежи привезенный Джоанной SPX-90 – ревербератор, которого уши нашего обывателя еще не слышали. И когда я включил через него голос, то поперло такое, такой звук, от которого все обалдели… Мы наложили еще одну каспаряновскую гитару и Витькин голос[309].

Музыканты дали звукорежиссеру полную свободу, и Цой вмешался в процесс сведения лишь в конце записи песни «Война»: он резко и не вовремя выкрутил ручки на пульте.

Алексей Вишня:

Он перепутал количество тактов. Ему показалось, что песня вот-вот оборвется, поэтому он поспешил. Я-то считал такты, поэтому руку на мастерах держал и уже готовился начать уводить.

Он говорит:

– Выводи!

Я говорю:

– Рано!

– Блин! Щас кончится болванка!

Я начинаю свирепеть, набираю воздуха, чтобы заорать, и тут он кладет обе ладони на мою руку и прямо так моей рукой выводит мастера. Я уже истошно вопил, что так не делают, что надо медленнее выводить, но тут его упрямство пересилило. Он сказал, что и так нормально, и вопрос был закрыт. Я обиделся и сидел багровый. Испортили песню[310].

На этом этапе почти ничего не дозаписывалосъ. Но одна песня все-таки изменилась довольно сильно. Руку к ней приложил Андрей Сигле, занявший в группе пустующее место клавишника, – профессиональный пианист с консерваторским образованием, имевший огромный опыт студийной работы с различными исполнителями. Впоследствии он стал автором киномузыки, например к сериалу «Улицы разбитых фонарей». На «Группе крови» он играл на точно таком же сэмплере – «Prophet-2000», как у Курехина.

Андрей Сигле, пианист:

Конечные аранжировки к композициям лепились прямо на глазах. Живость и энтузиазм, с которыми это все делалось, не могли не поражать. Часто во время сессии придумывались такие идеи, которые переворачивали все общепринятые нормы с ног на голову. Так, в «Закрой за мной дверь» Гурьянов с Тихомировым предложили мне вставить какой-нибудь кусочек в стиле Рахманинова, и в итоге там записалось какое-то совершенно стремное клавишное соло[311].

Они говорят: им нельзя рисковать,

Потому что у них есть дом,

В доме горит свет.

И я не знаю точно, кто из нас прав,

Меня ждет на улице дождь,

Их ждет дома обед.

Закрой за мной дверь, я ухожу.

Закрой за мной дверь, я ухожу.

И если тебе вдруг наскучит твой ласковый свет,

Тебе найдется место у нас, дождя хватит на всех.

Посмотри на часы, посмотри на портрет на стене,

Прислушайся – там, за окном,

Ты услышишь наш смех.

Закрой за мной дверь, я ухожу.

Закрой за мной дверь, я ухожу.

Закрой за мной дверь, я ухожу.

Закрой за мной дверь, я ухожу.

Однако, поскольку Сигле был из среды профессиональных музыкантов, он не работал за бесплатно (за портвейн), как это принято было в рок-тусовке.

Алексей Вишня:

Сигле работал только за деньги. Это был первый случай в моей рок-н-ролльной практике, когда в записи фигурировали деньги. Для меня это было дико, но уже вскоре я сам на свою запись брал у Сигле инструмент на один день. Впоследствии я узнал, что у профессионалов это в порядке вещей и за сто рублей тебе принесут на запись из кабака любую твою вожделенную мечту. Другое дело, что я тогда в месяц девяносто три рубля получал во Дворце молодежи и, безусловно, для меня все это было трудно[312].

Андрей Сигле:

В питерском рок-клубе собирались люди из совершенно незнакомого для меня мира – все мрачные, в черном, трезвыми их никто никогда не видел – постоянно в подпитии. Я же был студийным музыкантом… Никогда не забуду свое первое потрясение: оказывается, у рокеров одна и та же вещь никогда одинаково не звучит, но раскрепощены и эмоциональны они только на сцене. А вот работа в студии для этих ребят оказалась настоящей пыткой, поскольку она требовала другого подхода, приходилось что-то переделывать, переписывать. В результате практически все клавишные партии я сам за них и записывал. Я много работал с Борисом Гребенщиковым, «Алисой», Сергеем Курехиным. Когда появился Виктор Цой, стало понятно: это серьезное событие. Вместе мы записывали песню «Группа крови», а также клип на нее. Кроме того, я работал над саундтреком к фильму «Игла», в котором впервые появился на экране. Кстати, как участник группы «КИНО». ‹…› Не скажу, что я был очарован (Цоем). Просто столкнулся с другим миром, о существовании которого раньше не догадывался. Сейчас профессионалы бы подняли нас на смех, увидев наш рабочий процесс. Ну, а тогда… Творили мы в двухкомнатной квартире известного питерского музыканта Леши Вишни. В малюсенькой комнатушке писали песни. В соседней спали на небольшой кровати – все вперемежку. Окна постоянно зашторены, как в казино, какое на дворе время суток – непонятно. Жена Леши кастрюлями варила сосиски, через каждый час кто-то выбегал в магазин за выпивкой[313].

На всю работу у Вишни было четыре дня – два выходных и два дня отгула на работе. Цою нужно было ехать в Алма-Ату на съемки фильма «Игла», поэтому он торопился закончить альбом до отъезда. Так что музыканты и звукорежиссер работали по 14 часов в сутки.

Алексей Вишня:

Этот альбом мы сделали за четыре дня. Правда, каждый рабочий день продолжался по четырнадцать часов. Это была кошмарная усталость и кошмарная работа[314].

Вишня всегда отмечал дисциплинированность музыкантов в студии.

«В группе была железная дисциплина, – вспоминает он. – Если Виктор говорил прийти в десять утра, то все приходили ровно в десять. Цой изначально четко знал, как надо играть. Никаких импровизаций. В итоге вся работа заняла четыре дня – по 10–14 часов в сутки»[315].

Однако не все было так гладко.

Алексей Вишня:

Вся группа курила кубинские сигареты «Ligeros». Запах приходил за полчаса до них. Я вообще не понимаю, как можно было курить эти сигареты, сделанные из отходов производства кубинских сигар?!

Цой всегда приносил чего-нибудь к чаю и хранил у меня свои тапочки. Как-то Гурьянов пришел раньше и надел их. А потом пришел Витенька, резко показал Гурьянову свою пятку, и Гурьянов отдал ему тапочки. Без слов. Еще они все время дрались с Каспаряном у меня за спиной, и, я помню, меня это очень сильно беспокоило, когда их тапочки в полете разлетались над моей головой. Но стоило мне заорать, как перед носом мгновенно вставал Витенькин кулак или пятка, это раздражало вдвойне и бесило. Я понимал, что плету оболочку такому продукту, которого раньше у «КИНО» еще не было. Это был альбом, сравнимый по мощи с «Радио Африка», который вышел и поразил всех в 1983-м, за пять лет до «Группы крови», а они как дети себя вели[316].

Распространение

Наконец работа над новой записью была закончена, и вот, в 1988 году, альбом «Группа крови» увидел свет. С самим же выходом «Группы крови» и распространением этой записи связана не очень хорошая история, поскольку существовали определенные разногласия между Вишней и Цоем. Их взгляды на планы и право распространения записи расходились.

Дело в том, что Алексей Вишня сегодня утверждает, что выпускать альбом в Союзе Цой не хотел, а планировал выпустить его с помощью Джоанны Стингрей в США Вишня же считал, что альбом должен быть немедленно распространен на территории СССР. Перед вылетом в Алма-Ату на съемки «Иглы» Цой попросил Вишню отдать оригинал альбома Джоанне.

Юрий Каспарян:

Я не имею понятия о том, где мы собирались выпускать «Группу крови». Меня это тогда не интересовало[317].

Алексей Вишня:

Когда мы все записали, я поинтересовался, что будет дальше. Цой сказал, что не хочет, чтобы это издавалось в России, он хотел, чтобы альбом пришел к нам из Америки, он помнил, кем были «Beatles» до Америки и кем стали после. Я в этом увидел коммерческий мотив, но, так как сам ни разу в жизни с музыкантов денег не брал, поинтересовался, обломится ли мне чего с этого дела…

– Господи, я тебя умоляю! – ответил Виктор.

Ни о какой дележке в пользу Вишни не было и речи. Все за спасибо и подпись на обложке «звук – Вишня». Видит бог, меня никто не просил держать запись и никому ее не давать. О моих связях в Москве он не догадывался, поэтому в назначенный день передачи фонограммы Джоанне я успел слетать в Москву и сделать копию в таком месте, из которого эта запись достанет до самой отдаленной точки СССР. Я просто отдал ее московским писателям, прародителям сегодняшних крупных лейблов. Отдал за так. Решил резко продемонстрировать Виктору свои возможности[318].

По воспоминаниям Алексея Вишни, Цой, довольно сухо и натянуто на тот момент общавшийся с ним, передал ему пленку, приготовленную Джоанной Стингрей, на которую должен был быть сведен оригинал альбома.

Таким образом, у Алексея Вишни выдался один день на то, чтобы сделать пять копий на кассеты для музыкантов и Джоанны. Оригинал альбома Вишня должен был принести на следующий день вечером в ЛДМ и там передать его Стингрей.

Алексей Вишня:

В 2 часа ночи последняя песня была сведена, в 4 часа музыканты разошлись по домам. Я сделал копию с оригинала, заказал такси и лег спать. В девять утра приехало такси, я попросил жену сделать 10 копий и уехал в Пулково. Там купил билет на 10:15 и вылетел в Москву. Прилетев, взял такси на 8 часов за 80 рублей, приехал к Андрею Лукинову на Большую Грузинскую, сделал одну копию с оригинала, получил 200 рублей и коробку новых пленок BASF SPR 50, заехал к Жарикову в гости, поездил по Москве, вернулся в Шереметьево, а в 19:00 сошел с трапа в Пулково. Приехал домой, перекусил, взял кассеты с копиями, оригинал и в 20:00 отдал все это Джоанне…[319]

На следующий день Цой улетал в Алма-Ату на съемки фильма Рашида Нугманова «Игла», а счастливая обладательница оригинала альбома «Группа крови» – в Лос-Анджелес.

Есть легенда, что за пять дней напряженной работы над фильмом «Игла» Виктор никуда не выходил. А на шестой подошел к ларьку звукозаписи и увидел, что на витрине большими буквами написано: «Поступил новый альбом „КИНО “–„Группа крови“ 1988».

Как явствует из рассказа Вишни, он ставит себе в заслугу то, что успел снять копию с оригинала записанного альбома (перед тем как отдать его Джоанне), самостоятельно переправить пленку в Москву и за 200 рублей отдать пленку московским «музыкальным пиратам», чтобы через две недели «Группу крови» услышала вся страна.

Цой же, как уже было указано выше, услышал свой собственный альбом из динамиков киосков звукозаписи в Алма-Ате и был очень разозлен действиями Вишни. Разумеется, ни о какой дальнейшей совместной работе с Вишней речи быть уже не могло…

Алексей Вишня:

Моей целью было донести до всей страны то, что мы сделали. Денег за это все равно ни он, ни я – никто бы тогда не получил. Ждать, пока его выпустит «Мелодия», если вообще выпустит, было делом безнадежным… Потом поползли слухи о том, что Витька, мол, не хотел распространять этот альбом в Союзе, дескать, он писал его для Америки и я оказался последним гадом, хотя денег на этом не заработал вообще никаких. Меня обвинили во всех смертных грехах, после того как Витька, заканчивая сниматься в фильме «Игла», подошел к ларьку и увидел свой альбом, сведенный неделю назад, на верхней строчке хитпарада. Он сразу же нажаловался Джоанне, та сказала, что «этоу невозможноу, этоу противоправноу». Но Виктором и группой «КИНО» мне никогда, ни разу не высказывалось никаких претензий, потому что до меня никто еще не отвозил записей Лукинову. Я нашел место, через которое альбом мгновенно становился известным на всю страну. Так же я поступал, кстати, и со своими альбомами. Когда я отвез «Танцы на битом стекле» Лукинову, меня узнала вся страна, хотя по телевизору меня не показывали. Я продавался в самых отдаленных уголках СССР. И с «Группой крови» было то же самое. Вернее, с этим альбомом было в первую очередь… Он получил невиданную популярность во всей стране, стал раскручиваться, как… Ну, как Пугачева, скажем, в таких же масштабах. И сразу же все его приняли. Я получил то, что хотел. По радио сразу начали говорить о том, какой крутой альбом, какой Витя гениальный композитор, а я – гениальный звукорежиссер. Никто же еще не пользовался SPX, бедняги журналисты думали, что я сам все это изобрел… Таким вот образом получилась «Группа крови». О том, чтобы писать у меня следующий альбом, не было и речи, потому что и этот-то дописывался с легким скрипом и раздражением. Только с Юрой Каспаряном у меня остались самые добрые отношения[320].

Долгое время утрировалась создавшаяся тогда ситуация в отношениях Алексея Вишни и Виктора Цоя. Почему-то все считают, что после выхода «Группы крови» Цой совершенно не общался с Вишней, но это не так. Да, после выходки Вишни Цой отказался работать с ним, но это отнюдь не значит, что они прекратили дружеское общение.

Алексей Вишня:

С чего все взяли, что Цой не общался со мной после «Группы крови»? Ну, в гости ко мне не приезжал больше, да. Не записывался больше со мной, это да. Так больше вообще никто не записывался у меня после него. Ну, «Петля Нестерова» один альбом записала. Я же сам тогда «артистом» стал. А с Виктором мы потом встречались много-много раз: играли в «Поп-мехе», ездили вместе на гастроли в Алушту с Курехиным, купались в море, где «не общающийся» со мной Цой норовил сорвать с меня трусняк[321].

Рашид Нугманов:

Съемки фильма начались в конце сентября с выезда на Аральское море, но Виктор приехал раньше, мы проводили вместе с ним пробы нескольких актрис и всех забраковали. К тому времени были записаны и в черновую сведены лишь пять песен альбома, в том числе «Война» и «Группа крови», которые он записал с Вишней, и это не предназначалось ни для кого совершенно. Виктор дал мне кассету с копией еще летом, до «Иглы», с просьбой ни в коем случае никому ее не показывать и не копировать дальше, что я и сделал, разумеется. Потом, по его приезде в Алма-Ату на съемки, мы решили стереть копию на всякий случай. Работа была не завершена, и он очень не хотел ее распространения в таком виде. Когда же выяснилось, что Вишня распространил черновые записи вопреки их договоренностям, Виктор был очень зол и сетовал мне на это[322].

Алексей Вишня:

Витька сердился, что альбом вновь получил внезапное распространение, но вместе с тем он оценил размах, когда к нему повалили письма с Камчатки, острова Ямал, социалистических и демократических республик и даже Северного полюса. Важно, что для этого не потребовались годы: хватило одного месяца[323].

Виктор Цой:

Полное пиратство. Никакого отношения к распространению записей группы «КИНО» я не имею. Единственное, что мы сделали, это записали альбом. Мы закончили запись альбома, и буквально на следующий день я улетел в Алма-Ату. Прилетел, походил по городу, смотрю – у кооперативщиков лежит: «КИНО», 1988, «Группа крови». В Ленинград прилетел – и здесь на каждом углу, в каждом ларьке. А по опросам газеты «Смена», альбом занимает первое место. И все кооперативы говорят, что наиболее записываемая группа – это «КИНО». Ну, думаю, как все отлично-то[324].

Юрий Каспарян:

Я, к сожалению, не помню какой-то особой реакции Цоя на поступок Вишни…[325]

Георгий Гурьянов:

Что касается «Группы крови», то она была записана у меня дома, а у Вишни мы только аппаратуру для сведения брали. Мы пришли к нему с утра или днем. К вечеру альбом был сведен, и мы еще наигрывали у Вишни дома, а сводили его на бобину такую, на 38-й скорости. Где-то к вечеру, к ночи все было готово. А наутро Джоанна Стингрей как будто бы увозила наш альбом в Америку. Она улетала, да… И Вишня, эта хитрая, толстая жопа, ночью съездил в Москву и продал альбом. У него были контакты там с ларечниками по стране, в разных городах, и он продал наш альбом им. Поэтому сегодня он говорит, что он сделал группу «КИНО», потому что после выхода альбома «Группа крови» неопубликованным, как бы из рук в руки, совершенно пиратским образом, о нас узнали все. Буквально через месяц из каждого окна неслось «группа крови на рукаве…». Если это действительно правда, что Вишня его продал, то этот пиар-ход нельзя умалять. Цой к этому никак не отнесся. А как к этому относиться? Как говорится, и овцы целы, и волки сыты…[326]

Константин Кинчев:

Вишня низко поступил, но что ему теперь до этого? Он мастерски сводил песни «КИНО». Это не секрет ни для кого. Сам по себе он нормальный, но очень переменчивый…[327]

Заграничные издания: MC, 1988 (США) – компакт-диск; в 1989 году в Японии под названием «Blood Туре» вышел виниловый альбом. В 1996 году компания «Moroz Records» выпустила CD с ремастированным звуком.

Оформление

Георгий Гурьянов:

– Кто автор оригинальной идеи обложки «Группы крови»?

– Андрей Крисанов. Был у нас такой молодой человек в компании. Он учился играть на бас-гитаре, но у него не было никаких способностей к этому. Он талантливый художник, на мой взгляд. Мне нравятся все его идеи, работы. Мы все были тогда очень впечатлены фильмами Фрица Ланга. Помните серию фильмов о докторе Мабузе? Малевич нарисовал плакат к фильму «Доктор Мабузе». Оттуда мы и взяли идею. Только вместо «Доктор Мабузе» написали «Группа крови» и «КИНО»…[328]

Отзывы

Артемий Троицкий:

По мнению многих (в том числе и некоторых участников группы), «Группа крови» – самый удачный альбом «КИНО». Связано это в первую очередь с тем, что работа над записью шла в абсолютно естественных, ненапряженных условиях. Было время подумать, проиграть различные варианты, не чувствуя себя скованными временным режимом, волей звукорежиссеров и прочими стрессами студийной рутины. «Группа крови» – первая по-настоящему мощная, зрелая работа «КИНО»; в то же время она в полной мере сохраняет бескомпромиссный, анархический дух питерского андеграунда. В 1989 году альбом «Группа крови» был выпущен в США (фирма «Голдкастл», с подачи Джоанны Стингрей) и произвел отличное впечатление на тамошних критиков. В частности, ведущий американский рок-эксперт Роберт Кристгау в своей колонке в «Виледж Войс» поставил пластинке максимальный балл, оценив ее, таким образом, выше, чем вышедшие примерно в то же время «Radio Silence» Бориса Гребенщикова, «Звуки Му» и «Парк Горького»[329].

Андрей Тропилло:

«Группа крови» – хороший альбом. Но его можно было бы назвать «Группа крови, насмотревшись видеофильмов». Там одна песня есть – последняя, кажется, – про парней, которые в траве лежат, все побитые. Это явно сцена из видеофильма. И это где-то перекликается с общей тенденцией чьего-то удачного продюсерского эксперимента, породившего сейчас целую плеяду музыкантов, целый раздел музыки. Я бы его назвал так: «Ненаписанная музыка к кинофильмам». Или «Дополнительная музыка к фильмам». Вот, например, «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня…» Этот фильм, по-моему, назывался «Служили два товарища». Там в последнем кадре Брусенцов-Высоцкий хочет взять на корабль, уплывающий в Константинополь, своего коня, а его не берут. И он видит, что конь плывет за ним, и стреляет в него. Или «Мертвые с косами вдоль дорог стоят…». Все это дополнительные песни к известным фильмам, и это, я думаю, делалось специально. Имеется герой или сюжеты, популярные в народе, которые остается только вложить в музыкальную форму. И цоевская «Легенда» мне кажется такой же, как «Есаул». Это тоже песня к фильму, только американскому. Так что этот альбом вполне в духе нового «КИНО». После него должна была последовать, несомненно, «Звезда по имени Солнце»[330].

Юрий Каспарян:

– Я слушаю наброски к «Группе крови» – и чувствую: альбом выйдет на славу. Цой, похоже, окончательно совладал с более чем необычным тембром своего голоса; лаконичная, как всегда, ритмика стала свежей и необычной, а скупые каспаряновские соло – необходимыми и достаточными. Точные, славные тексты, чуть героичнее, чем обычно.

– Витя молодец. Чувствуешь, как петь стал? Вот только ехиднее надо, над собой надо иронизировать, иначе нет кайфа.

Вот и не так. Кайф есть. Движение несомненно. Цой, нашедший свой имидж еще во внестилевом «Транквилизаторе» («Метеоролог сказал, дождь будет недолго, я закрываю свой зонт, я экспериментатор»), похоже, становится немного другим. И этот другой мне нравится. Хлесткая оплеуха в адрес «Алисы» – «все говорят, мы вместе, но немногие знают в каком», язвительное пожелание «тем, кто ложится спать, спокойного сна, спокойная ночь» соседствует тут с сокровенным «а „жизнь“ – только слово, есть лишь любовь и есть смерть»[331].

Андрей Сигле:

Сегодня прослушиваю те наши записи и поражаюсь: фонограммы пятнадцатилетней давности ни в чем не уступают нынешним, студийным. А все потому, что в них была заложена сумасшедшая энергетика[332].

Виктор Цой:

Наверно, он лучше, чем все остальные. Во всяком случае, актуальнее. Но в нем тоже есть очень много погрешностей. Мы, может быть, и хотели бы его переделать, но потом подумали и решили, что если постоянно переделывать одни и те же песни, то… Понятно что…

Писали сами, а сводили у Леши Вишни. Писали в жутких условиях, вот на такой магнитофон, как у вас, чуть получше. Но тоже на обычную «четвертую» скорость, на такие же кассеты…[333] Знаете, один альбом, конечно, не представил бы группу «КИНО», и больше всего похоже на то, что мы есть сейчас, – конечно, это альбом «Группа крови»[334].

Александр Кушнир:

«Группа крови» получился одним из самых танцевальных альбомов того времени, на что критики первоначально не обратили внимания ввиду явно нетанцевального содержания песен. Однако впоследствии все встало на свои места, и специально для идентификации подобного размытого стиля был изобретен термин «мужественный попе». Особенно удачно это определение подходило к композиции «Мама, мы все сошли с ума», развивавшей на новом уровне ряд идей, впервые прозвучавших в песне «Транквилизатор».

Александр Кушнир:

Поворотный момент и основное новшество „Группы крови“ состояло в том, что романтизм в нем практически отсутствовал, а на смену ему пришел героизм, – считает Каспарян. – Цой сознательно выбрал эту трассу, по которой группа двигалась последующие три года.

В альбоме, несмотря на его боевой дух, всего три мажорные песни. Причем если «Закрой за мной дверь», положенная на абсолютно танцевальный ритм, сделана в миноре, то «Легенда», самая печальная по настроению песня, написана в мажоре.

«Группа крови» получилась цельной и монолитной, несмотря на стилистическую многоплановость. Песня «Война» была сыграна на основе ритма а-ля босанова, «Попробуй спеть вместе со мной» – марш, «Бошетунмай» – белый реггей, созданный под впечатлением от концерта британской группы «UB40», выступавшей в Ленинграде в 86-м году. Плюс припанкованный «Прохожий» (в духе композиции «Мама – анархия» с альбома «Ночь») и полуакустическая «Легенда» в финале.

В сети связок в горле комом теснится крик,

Но настала пора, и тут уж кричи не кричи.

Лишь потом кто-то долго не сможет забыть,

Как, шатаясь, бойцы об траву вытирали мечи.

И как хлопало крыльями черное племя ворон,

Как смеялось небо, а потом прикусило язык.

И дрожала рука у того, кто остался жив,

И внезапно в вечность вдруг превратился миг.

И горел погребальным костром закат,

И волками смотрели звезды из облаков,

Как, раскинув руки, лежали ушедшие в ночь

И как спали вповалку живые, не видя снов…

А «жизнь» – только слово. Есть лишь любовь и есть смерть…

Эй! А кто будет петь, если все будут спать?

Смерть стоит того, чтобы жить,

А любовь стоит того, чтобы ждать…

Несмотря на специфическое звучание ритм-бокса и не вполне зрелое использование сэмплера, общий саунд «Группы крови» получился весьма современным даже по меркам девяностых годов.

Впоследствии изданный в Америке компакт-диск «Группа крови» получит высокие оценки западной прессы – в отличие от экспортных альбомов «Звуков Му» и Гребенщикова, вышедших примерно в то же время. К сожалению, на обложке диска, дизайн которого с постмодернистской непосредственностью повторял плакат к довоенному кинофильму «Доктор Мабузе», не были упомянуты ни автор плаката, художник Илья Чашник, ни «саунд-ассенизатор» альбома Алексей Вишня…

Несколько слов о текстах. Смесь карате и невской сырости, восточного спокойствия и питерской суровости дала в итоге впечатляющие результаты. Если на предыдущих альбомах Цой чаще всего выступал в роли философа-созерцателя или окутанного мечтами городского подростка, то на «Группе крови» в лидере «КИНО» внезапно проснулся эдакий байроновский дух. Впрочем, будучи по природе очень ироничным человеком, он не смог удержаться от иронии и в данной работе. Правда, отражено это скорее в музыке, а не в лирике, – достаточно послушать патетический рояль в конце песни «Закрой за мной дверь» или звуки засэмплированных труб в «Бошетунмае». Однако и фраза, ставшая нарицательной: «Все говорят, что мы вместе, / Но немногие знают в каком», – говорит сама за себя.

Все остальные особенности альбома характерны для менталитета группы «КИНО».

Это ориентация на саунд самых модных в то время западных поп– и рок– групп – начиная от «неоромантиков» и заканчивая «Cure» и «Talking Heads». Именно подобная музыка служила источником ритмической и аранжировочной лаконичности. Это аккуратная игра Каспаряна на гитаре. Это длинные хвосты песен – с плавным уводом звука в конце. ‹…› Это присутствие на альбоме так называемой «сопли» – откровенно слабой песни. Такой композицией в «Группе крови» Цой считал «Прохожего», однако относился к ней не менее трепетно, чем к остальным[335].

Всеволод Гаккель:

Пожалуй, у меня нет любимой песни из творчества «КИНО». Я даже могу сказать, что я не настолько хорошо знаком с творчеством этой группы. Конечно же, наверное, я слышал все песни. Но в какой-то момент я перестал слушать то, на что навесили ярлык русского рока. И это никоим образом не относится к этой группе персонально. Хотя вот, может быть, «Группа крови». Эта песня обладает всеми качествами хита и врезается в подкорку независимо от твоего к ней отношения[336].

Евгений Гришковец, писатель, актер: Альбом «Начальник Камчатки», кроме песни «Последний герой», мне совершенно не понравился. Звучал он весьма невыразительно, да и был каким-то явно промежуточным. Для меня тогда гораздо более мощными явлениями были «Звуки Му» и «Центр». Да к тому же я мучительно избавлялся от тотальной любви к «Аквариуму», который за три года моего отсутствия успел записать довольно много слабых, фальшивых и необязательных произведений. В то время я старался слушать ту западную музыку, которая накопилась за годы моей службы в огромном количестве. Я открывал для себя новых романтиков, «Ш» и весь огромный пласт новой волны, а вместе с ним – пост-панк и так далее и так далее. И вдруг альбом Цоя «Группа крови». Я сопротивлялся этому альбому, потому что он, конечно, произвел такое мощное движение в воздухе, что его ни с чем нельзя было сравнить. А я сопротивлялся. Я пытался доказать всем и каждому, что звучание, во многом образ и даже то, что группа «КИНО» поставила барабанщика на ноги… но самое главное, конечно, звучание – все если не сказать содрано, то во многом взято у группы «The Cure». Да и вообще своим звучанием группа «КИНО» многое напоминала из европейских аналогов. Причем семи-, десятилетней давности. Но я никогда не забуду, как песни этого альбома слышались отовсюду. Гаражи за городской окраиной, лето, пыль и зной, воскресенье, многие гаражи открыты, и мужики возятся в своих гаражах, ковыряются в машинах, пьют водку, и из этих гаражей звучит Цой. А после Цоя – вполне блатняк или что-нибудь про Кандагар. Или – пляж на берегу Томи, стоит «девятка» с распахнутыми дверцами, и оттуда звучит «КИНО», хотя до этого звучал «Мираж» или какой-нибудь «Ласковый май». Это было поразительно! Это не укладывалось в голове! И это во многом отталкивало приверженцев чистого рок-н-ролла от Цоя. Хотя я уверен, что они все его слушали тайком[337].

Виктор Цой. Фото неизвестного автора из архива. Наталии Разлоговой

Из книги «Виктор Цой. 100 страниц»:

Успех был просто поразительным – новый альбом моментально взлетел на вершины хит-парадов и стал самым покупаемым в рок-жанре (отечественном), окончательно закрепив за «КИНО» статус «звезд». Новая студийная запись – жесткая и лаконичная в музыкальном плане и тревожная по настроению – прослушивалась на одном дыхании, а концепция «КИНО» окончательно определилась как музыкально, так и в идеологической позиции по отношению к окружающему миру. Доминирующим настроением стала безысходная печаль смертника, начавшего бой без надежды на победу – как оказалось, не на жизнь, а на смерть. «Трагедия, оформленная современным музыкальным попсом», как скажут некоторые критики. «КИНО» хвалили и ругали, обвиняли в коммерциализации и подделывании под вкусы масс, а «Группа крови» расходилась все большим и большим тиражом[338].

После выхода альбома «Группа крови» в 1988 году начинается период «звездных» гастролей «КИНО». Цой стал звездой. У «КИНО» появилась армия поклонников, и популярность его росла с каждым днем.

Звездная болезнь Цоя

А была ли она?

На одном из интернет-сайтов, посвященных Цою, подробно обсуждался вопрос: сказывался ли на характере Цоя и его поведении тот факт, что он был кумиром миллионов, а «КИНО» – самой популярной группой в стране?

Есть мнение, что на ранних фотографиях видно, каким застенчивым был Виктор в самом начале своей карьеры, а потом он превратился в настоящую рок-звезду. Судя по всему, это мнение ошибочно. Цой не был особо застенчивым, как и не был звездой, особенно в нынешнем понимании этого слова.

Влад Шебашов:

Мне «Последний герой» очень нравился. Только тогда у меня даже нормального магнитофона не было, чтобы слушать… А в мозгах – один портвейн. К тому же я с Цоем был знаком не близко. С Майкушей – да, выпивали регулярно… Цой только пел про портвейн. На деле он пил чай. По мере его звездности я виделся с ним все реже, лучшее осталось на первых пластинках… Я знал Цоя как тонкого и интеллигентного человека без недостатков, без вредных привычек. Я бы это и о живом сказал. А популярность – от песенок, которые… ну очень хороши. Народ в них въехал не сразу, но крепко. В самом же Цое не было никакой крутизны: скромный, интеллигентный, прикольный. А в его песенках – была. За нарочито насмешливой, издевательской, припанкованной простотой – очень мощная крутизна. Цой был милейший человек и большой талант, это все, что я могу сказать. Если сегодня есть поросль новых поклонников «КИНО», я теперь – поклонник поклонников.

Сегодня же многие из тех, кто пишет о Цое, подают его либо разочаровавшимся в жизни простаком (глупые люди часто путают экзистенциальную тоску разумного существа и депрессию слабой натуры), либо зазвездившим циником, готовым унижаться за деньги и слившим старых друзей потому, что они оказались не столь успешными. И то и другое, конечно же, не имеет ничего общего с реальностью, просто люди моделируют мир по себе и интерпретируют других так, как им понятнее.

Александр Липницкий:

Был момент, но довольно короткий, когда Цой болел звездной болезнью. Но ведь ни одна группа мимо этого не прошла… Короче говоря, звездная болезнь не только и не столько у Цоя была, а я помню, что и у Гурьянова было такое абсолютное завихрение, и у Каспаряна. Когда мы возвращались из Франции с выступления совместного с «КИНО» и «АукцЫоном», у ребят уже совершенно разнесло крышу. Это уже зима 89-го. Хотя они там не прокатили, но это только увеличило их звездность. Потому что они, с одной стороны, немножко досадовали, а с другой – понимали, что у них-то здесь миллионная аудитория и что там эти французы понимают. Ну попрыгали там Гаркуша с Мамоновым… То есть это еще усилило их гонор[339].

Рашид Нугманов (да и сам Цой в ответах на вопросы о заграничных гастролях) опровергает это.

Рашид Нугманов:

Цой трезво относился к недостаточно высокому интересу западной публики к русскому року и нисколько не страдал по этому поводу. Однако он с большим интересом отнесся к предложению японцев раскручиваться на Востоке[340].

Создается впечатление, что для одних Цой был одним, а с другими себя вел совершенно иначе.

Вообще, что подразумевается под звездной болезнью психологами и что подразумевают под звездной болезнью Цоя его бывшие друзья?

В психологических статьях, посвященных этой теме, пишут, что проявлением звездной болезни прежде всего является чрезмерно завышенная самооценка, демонстративность поведения (например, стремление выставлять напоказ то, какая ты «творческая» личность), завышенные требования к окружающим, капризы, ревность, когда в присутствии звезды хвалят другого исполнителя, и прочая паранойя. Было ли все это у Цоя?

Из интервью Виктора Цоя:

– Виктору Цою грозит звездная болезнь?

– Я не знаю, откуда можно было сделать такой вывод. Не мне об этом судить. Я отношусь к этому очень прохладно. Я не люблю, когда меня узнают на улице, останавливают. Мне чужда демонстративность. «Смотрите, кто идет…»

Мне хочется этим заниматься, конечно, мне приятно, что людям нравится музыка, что люди приходят на концерты, что зал всегда полный и т. д. Но я прекрасно понимаю, насколько это вопрос попадания во время[341].

Больше всех последствия звездной болезни терпят на себе те люди, с которыми звезда непосредственно работает, то есть администраторы. Именно они должны терпеть все капризы, если они будут. Что же говорят по поводу звездной болезни Цоя Белишкин и Айзеншпис, которые как раз работали с Цоем в годы его взлета? Эти два совершенно разных человека категорически отрицают утверждения о звездной болезни.

Юрий Айзеншпис:

Ни слава, ни деньги, которые пришли к нему в последние два года, его никак не изменили. В моей памяти он навсегда остался добрым, честным и скромным парнем[342].

Белишкин во всех своих интервью показывает точно такое же восхищение скромностью, дисциплинированностью, простотой в быту, сдержанным и вежливым характером Виктора. Он никогда не выставлял напоказ творческий процесс, никогда не вел себя расхлябанно, всегда был сдержан и собран.

Юрий Белишкин, музыкальный менеджер:

В нем была какая-то степенность. Сосредоточенность. Он не любил шум. Это, наверное, какие-то восточные дела. Еще – дисциплинированность. Как-то мы должны были выехать из Нижнего Тагила в пять утра. Без десяти пять я стучусь к нему в номер, будить собираюсь, а он стоит одетый, умытый, гитара зачехлена. Внутренняя собранность[343].

Да и вообще, какие могут быть «капризы звезды», когда Цой мог играть бесплатно по требованию озверевших фанатов, грозящих разнести гостиницу (как было в Братске)? Не похоже это все на звездную болезнь. Да и многие люди, которые приходили на концерты, отмечали то, что он вел себя очень просто и вежливо с поклонниками.

Юрий Айзеншпис:

В Братске, на стадионе, должны были состояться два выступления «КИНО». После первого концерта неожиданно полил дождь. Ливень разогнал всех зрителей, и мы поехали в гостиницу. Конечно, о втором концерте не могло быть и речи. Но когда кончился дождь и на стадионе собралась толпа, к нам пришли организаторы гастролей и стали уговаривать, чтобы мы все-таки выступили. Это было где-то около полуночи. Все требовали Виктора Цоя. Мы долго объясняли, что включать мокрую аппаратуру опасно, что ее еще нужно расставить и потребуется слишком много времени на подготовку. Но Виктор сказал сразу, что пойдет работать в любых условиях, даже если придется играть только на одной гитаре. И концерт все-таки состоялся. Мы и наши зрители разошлись в четыре часа утра[344].

Хоть Юрий Айзеншпис немного и неточен в своих воспоминаниях, но суть проблемы он передал абсолютно верно…

Опровергают звездную болезнь Виктора и другие люди, общавшиеся с ним в последние годы.

Кирилл Разлогов, киновед:

Тогда меня тронул момент, что, несмотря на то что он уже был звездой, никаких сложностей в общении с ним не было вообще. Мы были представителями разных поколений, я был значительно его старше[345].

Игорь Журавлев, музыкант группы «Альянс»:

Дистанцирование у него всегда было изначально. Мне он показался не слишком общительным. Звездности я не увидел в классическом, хрестоматийном понимании. Мне кажется, он был достаточно прост в общении. Он был застенчивый. Айзеншпис нам банкет накрыл после совместного концерта «Альянса» и «КИНО». Но мы даже не перекинулись с Цоем парой слов. Было такое, знаете, «Питер – Москва»: противостояние классическое. Питерцы здесь сидят, мы здесь рядышком. Немножко мой клавишник пообщался с Тихомировым Игорем. А так все остальные присматривались друг к другу. Не более того[346].

Вот что ответил Рашид Нугманов на вопрос: «Неужели „закидоны“ у Виктора вправду случались?» – на сайте yahha.com.

Рашид Нугманов:

Никаких «закидонов». Виктор мог быть едким и даже саркастичным в общении, но люди, достаточно близкие к нему, без труда заметили бы печаль в его словах. И напротив, людей, больше думающих о себе, его ирония могла легко обидеть, я допускаю это. Но это слепота.

По воспоминаниям некоторых других людей (Алексея Вишни, к примеру), создается впечатление, что Виктор был немного ревнивым и обидчивым человеком, то есть критика или невнимание к его творчеству его немножко задевали, но он не показывал этого и держал в себе.

Марьяна Цой:

Витя был очень обидчив. Какая-то более-менее важная причина могла его сильно задеть. Это не злопамятство, но он делал выводы о человеке[347].

Виктор Цой. ЛДМ. 19 октября 1986 года. Фото – Валерий Лаврешкин

Юрий Каспарян:

Цой был очень обидчивым. Да. Очень обидчивым. Легкоранимая душа.

И сам ранил также очень умело. Примеров я не вспомню сейчас навскидку, конечно. Так только, в целом… А насчет неполных залов… Я не помню, чтобы мы вообще отказывались играть и что вообще были неполные залы[348].

Георгий Гурьянов:

Да, Цой был обидчив и раним. Он не прощал никакой дряни. Хотя обида – это не то слово, конечно. Скорее он не прощал предательства, глупости…[349]

Константин Кинчев:

Мы с Вишней какой-то период времени были практически лучшими друзьями, и ему очень нравилось творчество «Алисы». С Цоем у него были напряженные отношения. По причине упрямого характера самого Цоя. Ну и ситуацию усугубило то, что на Цоя и «КИНО» у Вишни уходило не ахти сколько времени, потому что он почти все это время проводил со мной. Цой, как мне кажется, разочаровался на тот момент в Лехе[350].

Со слов самого Цоя известно, что он считал творчество частью своей души, и поэтому для него было важно, чтобы к нему относились с уважением, чтобы его слышали. При этом Цой умел относиться трезво к этой своей черте, умел скрывать и контролировать ее, что не умеют делать те, кто болеет звездной болезнью.

Знакомые Цоя под звездной болезнью часто понимают иронию и сарказм, о которых говорил Рашид. Пли просто потерю интереса к ним. Одни люди «растут» всю жизнь, и потому с ними всегда интересно, а другие останавливаются в развитии, оттого застаешь их годы спустя на том же месте. Цой быстро вырос из питерской тусовки, но старался не обижать ее членов и всегда пытался смягчить ситуацию, если случалось кого-то задеть.

Наталья Пивоварова, музакант группы «Колибри»:

Звезд с неба я не хватаю, вообще я никакая не звезда, и не надо меня, пожалуйста, ею называть, и не каждому из нас суждено стать звездой, и не нам решать, будем ли мы после ухода из нашей материальной жизни считаться звездами или нет, и вообще, звезды на небе, а мы на земле. Так я обычно говорю своим ученикам и рассказываю им одну историю про Виктора Цоя.

Было так: Цой приехал в первый раз с гастролей, крутой весь такой, и пришел в мастерскую к Андрею Медведеву, известному художнику. Были тогда плохие времена, всем нам было тяжело, мы с друзьями там часто собирались, и пили мы только чай и кофе. И вот мы сидели у Андрея в мастерской, мы собрались днем, не договариваясь, потому что в это время в «Сайгоне» был обеденный перерыв. Мы однажды собрались и думали, что вот сейчас Витя придет и мы его поздравим с возвращением с гастролей и опять будем вместе, а Цой пришел, огляделся, сморщил нос и сказал, что у нас все по-прежнему, все как и было раньше и что как будто бы и не проходило этих полутора месяцев. Все мы очень расстроились, а Андрей, видимо, просчитал про себя до десяти и тогда сказал: «Ты неуважительно отнесся к людям, которые тебя считают своим другом и которых ты тоже можешь по праву считать своими друзьями. Прости, пожалуйста, но дверь вот здесь…» А через два или три дня мы опять собрались днем в мастерской, и вдруг раздается звонок. В дверях стоит Витя Цой с огромным количеством пакетов и бутылок с шампанским, вдвоем с Каспаряном они пришли, и говорит: «Ребята, я так по вам соскучился и так рад, что вы все здесь собрались!»

И вот это, кстати, был мой единственный полезный опыт того, как нужно бороться со звездной болезнью. Должны быть здоровые творческие амбиции – это да, это конечно, и надо твердо знать, чего ты хочешь, и четко держаться намеченного курса. Но все равно – звезды на небе, а мы на земле[351].

Михаил Науменко, лидер группы «Зоопарк»:

Мне не нравилось то, как он (Цой) изменился в последние годы. Вероятно, это болезнь, которой переболели многие рок-музыканты. Деньги, девочки, стадионы – и ты начинаешь забывать старых приятелей, держишь нос вверх и мнишь себя суперкрутым. Что же, не он первый и не он последний. Все мы люди. Просто я несколько удивлен тем, что после смерти из него пытаются сделать некоего ангела. Не был он ангелом, как не был и демоном. Как и все мы, он был просто человеком со своими плюсами и минусами. Но в нашей стране желательно погибнуть, чтобы стать окончательно популярным. Пока ты жив, тебя почему-то не ценят. Примеров тому, как известно всем, масса[352].

Наталья Науменко, жена Михаила Науменко:

Прошло еще несколько лет. Опять наступила зима. Однажды вечером, возвращаясь с работы, возле кондитерской фабрики им. Крупской я нос к носу столкнулась с Рашидом Нугмановым.

– О! Привет! Ты откуда и куда?

– От вас. А куда – несложно догадаться.

– Да уж. Понятно. Кто у нас?

– Цой. Мы вдвоем решили заехать.

Рашид полетел за бухлом, а я поплелась домой с некоторым смятением в душе. Я знала, что Цой теперь живет в Москве, что у него вместо Марианны – Наташа (маленькая?), что он знаменит. Тася рассказывала про их случайную встречу на Владимирском («Важный, нос выше головы, я ему, чего, мол, не здороваешься, зазнался, что ли, крутым стал, а он заулыбался, отшутился, ишь какой!..»).

Цой сидел на диване в любимой позе: положив ноги на стол. Я почему-то не могла отвести взгляд от красных носков. Разволновалась, словно пришла не домой, а туда, где меня не особенно ждали. Неловко снимала пальто, тараторила про Рашика – противно суетилась. Цой же почти не двинулся – так: легкий поклон, шевеление руки с сигаретой… Скульптура. Майк разговор не поддерживал и никак мне не помогал. Кажется, он хотел поскорей выпить.

Наконец вернулся Рашид – милый, приветливый, спокойный. Интересно рассказывал про кино, про съемки. Я поглядывала на Цоя и молчала, боясь от смущения сморозить очередную глупость, спросить невпопад. Да и не о чем спрашивать. Как жена-дети? Каковы творческие планы великого артиста?

Мне вдруг показалось, что Витя усмехается. Нет, не может быть. И все-таки он смотрит с вызовом, с иронией и почти ничего не говорит. Зачем он здесь? Увидеть, что Майк потолстел и поседел, что я так же плохо одеваюсь, что в нашей комнате осталось все по-прежнему?

Украдкой глядя на неподвижное лицо, я думала с тоской: неужели это тот самый мальчик, который поздравлял меня с японским Днем девочек, а я его – с Днем мальчиков, тот Витька, который пил вместо кофе цикорий и застегивал Женьке ползунки? Интересно, мне сейчас неловко за себя или за него?..

«КИНО» в Кирове. 1986 год. Фото из архива Георгия Гурьянова

Цой, миленький, ты что-то напутал! Это же Майк, твой учитель, тоже не последний музыкант, между прочим! В этой неказистой комнате ты столько раз ночевал!.. Модный стал, богатый. Но ты был красив и в старой бордовой рубашке и в потертых штанах. Ты сейчас – замороженный Кай…

Я мучилась и хотела, чтоб он поскорей ушел. Я хотела, чтоб он никогда не уходил…

Ушли. Мы с Майком вздохнули: «Звезда, однако!» – посмеялись, погрустили…[353]

Из этих воспоминаний супружеской четы Науменко очевидно, что был долгий период необщения между ними и Цоем, и, когда они встретились (Наталья описывает встречу 1987 года), Цой уже сильно изменился со времени их последней встречи – стал более уверенным в себе, вел себя замкнуто и молчаливо. Вот вся объективная информация, которую можно извлечь из этого эмоционального монолога.

Тусовка в сквоте «АССА». Фото из архива Георгия Гурьянова

Все остальное – личностные интерпретации. Психология этих мемуаров – как в рассказе Чехова «Толстый и тонкий». Цой был абсолютно спокоен. Он не давал никакого повода обвинить себя в высокомерии. Друзья сами его так интерпретировали. Раньше они были ступенькой выше в модели их отношений, а теперь оказалось, что мальчик в старой бордовой рубашке «вырос», и ощущали они себя неловко именно потому, что сами остались там, где были…

Наиль Кадыров, музыкант группы «Зоопарк»:

Майк был настоящим питерским человеком, а зависть в питерцах если и есть, то она глубоко сидит. Майк очень сильно радовался. Более того, в свое время много помогал. На каждом углу трещал: «О! „КИНО“, Витя Цой – это круто! Вот послушайте». Такой бесплатный рекламный агент был. Позже они встречались. Но редко. Дай бог раз в год. Бешеный успех, бешеные гонорары – они людей, в общем-то, не меняют, но они меняют круг общения. Цой попал уже в другой круг общения… А раньше они у Майка ночевали на кухне. Майк же для них божеством был, когда они были молодые. Он им мозги вправлял, к музыке приучал[354].

Алексей Вишня:

В одно время именно Майк подтягивал Виктора, как это ранее делал Гребенщиков. Общество разделилось тогда. Одним нравился Цой, другим – нет.

А сила поддержки старших товарищей в нашей сфере более чем могущественна. Но когда сила снежного кома докатилась до того, что жена Майка влюбилась в Цоя, положение изменилось, но Виктору был уже не нужен никто, кроме верных соратников[355].

В словах Майка слышится обида. Ведь когда-то Майк был действительно «учителем», везде рекламировал Цоя. Но в какой-то момент их дорожки разошлись, и дело здесь не в «расчетливости» Цоя, типа, он бросает тех, кто стал ненужным (как многие уверены до сих пор), а в разных плоскостях творчества и имиджа Майка и Цоя. Говорить стало не о чем, да и встречаться чисто технически стало сложнее с постоянными разъездами. И Майк, наверно, сам это понимал, но в 1991 году, когда издавалась книга «Цой. Стихи. Документы, воспоминания», к его обидам прибавились жизненные трудности, поэтому он и написал довольно резко о Викторе.

Цой в период 86-87-х годов серьезно начал дистанцироваться от питерской тусовки. Где-то проскальзывали даже такие категоричные замечания, что Цой хотел забыть весь питерский период жизни, порвать с Питером навсегда. В частности, подобное произносил Алексей Рыбин.

Марьяна в «Точке отсчета» пишет, что, после того как выступление группы «КИНО» на пятом рок-фестивале было холодно принято, Цой якобы обиделся на весь Питер, что его новые песни, которые он так любил и на которые делал большую ставку, никто не понял.

Рашид Нугманов:

Рыбин, конечно, слишком категорично сказал. Виктор хотел дистанцироваться не от Питера как такового. Он дистанцировался от провинциализма и зацикленности. Виктор всегда шел вперед, вперед, вперед и вверх, будучи открытым миру. Неудивительно, что на этом пути старая питерская тусовка осталась позади и внизу. Некоторые еще утверждают, что он вроде бы «обиделся на город» за прохладное отношение к группе «КИНО» и ее новому репертуару, встреченному рок-клубовской публикой иронически, а последней каплей якобы стало «неудачное» выступление на 5-м фестивале ЛРК, ставшее последним на этих мероприятиях. Но при чем тут город, сам Питер? Чего хотел Виктор – это идти вперед, а не крутиться на одном месте, постепенно превращаясь в маргинала, как некоторые его старые приятели по питерской жизни в андеграунде. Виктор продолжал любить родной город, просто он вырос из него и стремительно двигался к новым горизонтам. А в рок-клубе стало тесно и душно, как в старенькой родительской квартире[356].

Но были и объективные причины отдаления Цоя от рок-клуба. Начиналась перестройка, рок выходил из подполья, и, по выражению Авдотьи Смирновой, «в точке „АССЫ“ вдруг выяснилось, что мы все неодинаковы и что для того, чтобы быть лучшими друзьями и самыми близкими людьми, недостаточно сходиться только на общей ненависти к советской власти…»[357].

Питерская тусовка с самого начала была разношерстной, в ней были разные группировки: например, Михаил Борзыкин считал, что тусовка «Аквариума» и «КИНО» – это вообще мажоры, которые идут на компромиссы, всего боятся и заправляют в рок-клубе, не давая хода молодым талантам. Игорь Мосин из «Дурного влияния» даже считал, что фильм «Йя-Хха!» получился неалътернативным, так как в нем снимались группы мейнстрима питерского рок-клуба.

Игорь Мосин, музыкант группы «Дурное влияние»:

В частности, мне показалось, что у Цоя появилось некое снобистское отношение к происходящему в фильме. К той тусовке. «КИНО» в его понимании было чем-то особенным в этой картине. Та же сцена на «Водоканале». Там много людей, которые к этой компании не имели никакого отношения. Просто массовка… То есть люди просто пришли помочь. А Густав на озвучке говорит: «Девчонки-то там на троечку, оделись бы получше!» Слишком высокомерно это прозвучало. Цой как будто отгораживался от других – от «Зоопарка», от «Алисы» той же. Имидж супермодника. «Duran Duran» напополам с «Cure». Мне показалось это очень фальшивым. Мы были моложе, у нас были другие ориентиры, другие совершенно понятия – например, о панк-роке. В противовес модным тенденциям я бы добавил в «Йя-Хха!» того, что происходило на самом деле. Показал бы, что существует некая альтернатива. То есть, как это ни парадоксально звучит, фильм-то получился не слишком альтернативным[358].

По воспоминаниям Авдотьи Смирновой, тусовка раскололась после того, как приехала Джоанна Стингрей и музыканты с художниками разделились на «тех, кто с Джоанной», и «тех, кто не с ней». Так что ситуация была изначально непростой и окончательно треснула по швам, когда вынужденное объединение стало распадаться с выходом рока из подполья. Одни рокеры вышли на широкую аудиторию, а другие так и остались широко известными в узком кругу. Цой явно относился к первой категории, и его немного раздражала излишняя серьезность и мнимая принципиальность коллег по цеху. Он даже написал песню «Дети минут», где прямо говорил об этом:

…А еще я хотел бы узнать, почему

Так легко променяли вы море на таз?

Но друзья тут же хором ответили мне:

Ты не с нами, значит, ты против нас.

Думается, из-за этого взаимного отдаления и пошли слухи о звездной болезни и высокомерии. Плюс придуманные «атрибуты звездности»: роскошная шуба, телохранители, машины с затемненными стеклами.

Алексей Рыбин:

Конечно, у Цоя была звездная болезнь. А как же? А у кого ее не было в конце 80-х? У всех была. И Цой был пафосный – не то слово[359].

Очень заметно, что питерское окружение Цоя к 1988 году совершенно утратило адекватность, стало придирчивым и обидчивым. И случилось закономерное – началось постепенное отдаление Цоя от Питера. Еще в начале 80-х, когда Цой еще не был никакой звездой, он точно так же разошелся с панк-тусовкой по идеологическим соображениям. Точно так же он постепенно разошелся с Максимом Пашковым. И надо отдать должное «Свину» и Пашкову: они его не упрекнули ни в высокомерии, ни в звездной болезни.

Евгений Титов:

Цой однозначно не «зазвездился», а так бывает – когда поменялся состав, новые музыканты, новые песни, – ты встречаешь кого-то из предыдущего состава, и может быть даже какая-то неловкость, но при этом понимаешь, что для тебя это уже прошлое. Оно не хуже (!) – дело не в этом, но ты уже смотришь в другую сторону и думаешь о другом. Бывает, что и говорить особо не о чем. Если бы это были просто старые знакомые, то тогда ничего и не меняется. Но если это люди, с которыми ты вместе играл, вы были ВМЕСТЕ, а теперь этого нет, то такая встреча может быть тягостна. Не сплетничать же о соседях? Так вот и получается: привет-привет – и пошел дальше[360].

Точно так же, по такому же сценарию, Цой расстался с Алексеем Рыбиным, у которого, однако, свое мнение по поводу вышесказанного:

Мы были нормальными веселыми живыми парнями. «Свину» несвойственна была рефлексия тургеневских барышень. Просто Витьке стало интересней с Борисом, чем с Андреем. Может быть, у него инстинкт самосохранения сработал. У Цоя, в смысле. Ну и вот. А Андрей был очень классным и умным парнем[361].

Павел Крусанов:

Цой был испытан славой в полной мере и вышел из этой мясорубки с честью: он оказался крепким парнем, вполне устойчивым к быстро сбивающему у многих крышу набекрень «звездному» вирусу[362].

Часто за звездную болезнь и пафос принимали обычное плохое настроение, усталость. Зависть, непонимание, обиды бывших друзей, хамское поведение некоторых фанатов вызывали его недовольство и раздражение, вполне обоснованное. И в этом не было никакой звездности.

Рашид Нугманов:

Досадно было видеть непонимание, зависть, необоснованную злобу – ведь все это утраивается вместе с приходом славы. Грустно взирать на грязную слякоть зимой. Однажды в такую погоду он мне сказал с опаской: «Все меньше хожу по улицам. Представь, подскочит какой-нибудь сумасшедший и даст тебе дубиной»[363].

К вышесказанному можно добавить и то, что знакомые Цоя на самом деле приписывали ему звездную болезнь задолго до того, как он стал знаменитым. Например, Алексей Вишня в книге А. Рыбина «Кино с самого начала и до самого конца» говорил, что признаки «пафоса» у Цоя проявились еще с момента выхода его из психбольницы, где он «косил» от армии, в 1983 году!

Из рецензии Ольги Лехтонен на книгу «Кино с самого начала и до самого конца»:

«…После этой больницы он стал совершенно не таким человеком, каким я его знала. Будто зазомбированный… Именно тогда он стал тем ВИКТОРОМ ЦОЕМ, которого мы вот сейчас имеем. Со всех заглавных букв…»

Об этом «зомбированном-марсианском» состоянии Цоя говорится добрую треть всей книги. Мол, ставил себя выше всего на свете, не принимал людей за людей (здесь – следую по авторскому тексту) и пр. Что находил, мол, на Витю дурацкий пафос, и он превращался в этакого сфинкса, каменного и высокомерного. Нда… Что тут скажешь?

Разгадка пришла неожиданно. Практически одновременно с «Кино до самого конца» я купила книгу «История Жанны» Олега Широкого. У меня по жизни вообще две главные темы – Цой и Орлеанская дева. И вот пришла та бесконечность, в которой эти параллельные пересеклись. Меня осенило.

О. Широкий объясняет феномен Жанны д’Арк психологической травмой, полученной ею в детстве. Мол, сдвинулось что-то в голове, и вместо нормальной жизни появились голоса, архангелы… Далее цитирую. «Когда на Жаннету накатывало ЭТО и она становилась Жанной-Девой, ничего не менялось. Кроме отношения к происходящему… ‹…› Жанна его не слышала, она вещала… ‹…› Вот и теперь… Жаннета в очередной раз обернулась Жанной-Девой… ‹…› Жаннета встряхнулась. Обернулась Жанной-Девой и вздернула пехотное копьецо…»[364]

И еще несколько цитат.

«Рядом с Густавом он превращался вот в этого „космического пришельца“. И тысячекратно это усилилось, когда приехала в нашу страну Джоанна Стингрей. Тогда он и стал ГЕРОЕМ».

«Виктор, правда, был чуть потише, говорил чуть меньше глупостей, но пафосность его все равно накрыла. Он как-то весь раздулся, отморозился…».

«Периодами у него шло. То – звезда и не подходи, то – нормальный…».

Чувствуете, какие интересные совпадения? А ответ – на ладони. Простой человек никогда не поймет Героя. И уж тем более не поймет тот таинственный, тонкий и священный процесс Рождения, в результате которого из деревенской девчонки Жаннеты вдруг появляется на свет Орлеанская дева, а из обычного советского пэтэушника Витьки вдруг выходит ВИКТОР ЦОЙ со всех заглавных букв. И вот что я скажу: не простым смертным копаться в этой тайне. Не кому попало дано увидеть, понять и прочувствовать, как из серого кокона выбирается красивая бабочка. И что же? Она вынуждена летать повыше и поосторожнее, чтобы не поймали, не оборвали крылышки, не заставили снова стать бескрылым «ничто». Отсюда – немногословность, отчужденность и замкнутость Вити. Отсюда – горькие, непрестанные слезы во время молитвы и веселое лицо Жанны-Девы на людях. Да только не скрыла маска ни большого пылающего сердца у Цоя, ни крепкой любви к Богу у Жанны…

И еще одно. Я поняла – Героя все равно убьют. А если смерть опережает человеческие руки, то Героя обязательно назовут дельцом, авантюристом, гордецом, шизофреником, шутом и поклонником роскоши. Люди не простят ему эту «инакость» и постараются сделать все, чтобы Герой не остался Героем. Отсюда вырос Великий руанский процесс, закончившийся для Жанны костром.

«Сказка с несчастливым концом…»[365]

Во многом характер Цоя понят здесь верно. Главным для Виктора была артикуляция. Как человек искусства, Цой постоянно «формулировал» некий message, который ему самому не был до конца понятен. В творчестве он ориентировался на внутренний императив и старался максимально точно ему соответствовать – ив музыке, и в текстах. Именно поэтому студийная работа отнимала у него гораздо больше сил, чем концерты. В его песнях слышится чувство собственного достоинства. Было оно и в жизни.

Можно с уверенностью сказать, что Цой был внутренне очень интеллигентен и обладал высоким уровнем внутренней культуры. И всегда вел себя именно как интеллигент, хотя и не являлся по рождению представителем данной социальной страты. Цой делал музыку со вкусом, и тексты писал со вкусом, и одевался со вкусом, и держал себя как надо. Людей такого плана даже в творческих и научных кругах нынче днем с огнем не сыскать. На поверхность всегда всплывает одно хабальство под прикрытием «интеллигентности» и «творческого склада ума». Поэтому он по определению не мог руководствоваться в жизни мотивами, которые ему приписывают «друзья».

Юрий Каспарян:

Звездная болезнь? Что это такое? Давайте раскинем мозгами. Возникает какой-то статус. Неважно у кого – у группы, у человека искусства. Запах успеха. Повышается статус социальный. При этом как ты к этому относишься? Если с юмором – то болезни нет. А если чуть ближе принимаешь – то есть. Виктор, конечно, спокойно к этому относился и цену этому знал. Несомненно, он был звездой. На меня же это впечатление мало производило. И сейчас тоже. Мы в «Ю-Питере» вообще работяги. Это же труд. Есть успех – и слава богу. Есть люди, которые трудятся больше, но с гораздо меньшим успехом…[366]

Подводя итог полемике по вопросу пафоса и звездной болезни, можно сделать вывод: конечно, никакой звездной болезни не было, и музыканты «КИНО» всегда иронизировали на тему своего успеха.

Юрий Каспарян:

Да, конечно. Это бесценно… (улыбается). Круто. Прикольно, конечно. Вы знаете, это здорово, когда успех… С другой стороны – мы ориентировались не на это, конечно. Вон у «Duran Duran» стадионы… А у нас что?[367]

Из интервью Виктора Цоя:

– А сам лично можешь назвать себя звездой, все-таки ты собираешь стадионы, и я бы не сказал, что Виктор Цой непопулярен. Твой прогноз: сколько просияешь на небосклоне?

– Не знаю, не думал над этим. Я не считаю, что это главное – всеобщая популярность. Я, конечно, очень рад, что сейчас «КИНО» собирает такие залы, но, в принципе, все это не было самоцелью. Для нас важно было играть ту музыку, которая нам нравится, и мы будем ее играть, даже если она будет нравиться меньшему количеству людей. Я не прогнозирую успех. Меня это не интересует. Меня интересуют песни[368].

Георгий Гурьянов:

Я не могу, мне сложно сказать, какое слава произвела на меня и всех нас впечатление. На меня в любом случае, несомненно, произвела, как и на всех, собственно. Все то, что происходило… Как повлияло? Наверное, испортило, избаловало, развратило… Но мы хихикали над славой и никогда не воспринимали ее всерьез, да. Это правда. Совершенно верно. Иронично старались относиться ко всему. С самоиронией в том числе. Было весело, да…[369]

Не популярность изменила их. Это другие изменились по отношению к ним. Что, в свою очередь, изменило «киношников». Дружба ведь – это большая работа над собой, своими слабостями. Настоящий друг должен уметь не только поддержать в беде, но и радоваться успехам. И в этом смысле друзей у Цоя оказалось очень мало.

1988

В январе 1988 года в Алма-Ате снимается последний эпизод «Иглы» и Цой возвращается в Ленинград.

Рашид Нугманов:

Финальный эпизод заснеженной аллеи на Тулебайке доснят в январе (Цой остался на Новый год, все ждали крупного снегопада, и где-то числа 8-го он повалил наконец)[370].

27 января Виктор увольняется из котельной «Камчатка». Уходит, чтобы не вернуться туда никогда.

В феврале группа «КИНО» в студии «Мосфильма» записывает музыку к фильму «Игла».

17 февраля 1988 года в Ленинграде кончает жизнь самоубийством Александр Башлачев, и Виктор отправляется туда, чтобы принять участие в мемориальных мероприятиях рок-клуба. Башлачев работал вместе с Цоем в «Камчатке» и был хорошим знакомым Виктора. По приезду, 21 февраля, Цой принимает участие в мемориальном концерте рок-клуба.

Существует мнение, что Цой не хотел ехать на концерт и похороны Башлачева, поскольку нарушался график концертов, но подтверждений этому нет.

Рашид Нугманов:

Концертов в те дни не было. Была в самом разгаре запись саундтрека к фильму «Игла». Мы как раз работали на студии в «Мосфильме», когда позвонили (кажется, Липницкий, но точно не помню кто) с просьбой приехать на концерт памяти Башлачева и похороны. Я попросил перезвонить через полчаса, и мы сели с Виктором советоваться. Смены уже были расписаны вперед, и Виктор сначала предложил съездить мне самому, поскольку я дружил с СашБашем, а они бы с «КИНО» продолжили запись и сведение музыки в Москве. Я позвонил Пете Мамонову узнать, едет ли он. Петя сказал, что горе надо переживать в одиночку, а не на сцене рок-клуба, но потом все-таки выяснилось, что едет. В конце концов решили съездить вдвоем с Виктором на один день, такой ответ и дали где-то через полчаса. В Питер отправились в одном вагоне с Петром, Артемом Троицким и еще кем-то из московской тусовки, а остальные музыканты группы «КИНО» и Андрей Сигле остались работать на «Мосфильме». После концерта мы с Виктором вернулись в Москву, на похороны уже не могли остаться[371].

Незадолго до смерти Александр Башлачев дал согласие на участие в съемке дипломной картины Александра Бурцева «Город». В фильме есть эпизод, где в компанию питерских художников, куда попадает главный герой, приходит музыкант и поет свою новую песню. Его должен был играть Александр Баиилачев. Авторами сценария фильма были Владимир Шинкарев и Виктор Тихомиров, известные художники-«митъки». Но Баиилачев на съемку не пришел. Не пришел потому, что погиб именно в день начала съемок…

И вот Александр Бурцев по совету Бориса Гребенщикова предлагает Виктору Цою сняться вместо Александра. Цой соглашается, и режиссеру удается быстро и качественно отснять нужный материал. В кадре Виктор исполняет под гитару песню «Легенда».

К сожалению, изначально запланированный режиссером сорокаминутный фильм было разрешено доснять до прокатного варианта, и примерно через год режиссер вновь обратился к Виктору с просьбой переснять сцену с песней, но, по воспоминаниям Виктора Тихомирова, администратором «КИНО» уже стал Юрий Айзеншпис, был расписан плотный гастрольный график, и Виктор попросту не смог оторваться от дел, а в августе 1990 года Виктора не стало. В итоге в фильме «Город» снялся Юрий Шевчук. С ним и вышел законченный прокатный вариант фильма.

В начале марта Виктор вместе с Марьяной по приглашению Марка Шлямовича едет в Таллин, где дает несколько акустических концертов в Малом зале Горхолла, а в конце месяца «КИНО» в Москве принимает участие в арт-рок-параде «АССА» в ДК МЭЛЗ.

В конце апреля Виктора приглашают в 344-ю среднюю школу Ленинграда, где он дает акустический концерт и отвечает на записки из зала.

25 апреля 1988 года Виктор Цой выступает в ленинградском ДК железнодорожников.

В мае 1988 года путь Цоя лежит в город Воронеж, о концертах в котором я расскажу словами участников тех событий…

Рассказывают очевидцы тех событий:

Новость о том, что лидер «КИНО» даст в Воронеже два сольных акустических концерта, стала для воронежских любителей рока в мае 1988 года настоящей сенсацией. В то время в Воронеже второй год работал городской рок-клуб, и его члены жаждали пообщаться с кумиром. Решено было устроить общение фанатов с Цоем в стенах ДК ТЭЦ-I, что возле ВоГРЭСа. Толпа желающих два дня напролет дежурила у его дверей.

В первый день «группа захвата», состоящая из активистов клуба, предстала перед жаждущими ни с чем, – выяснилось, что после концерта Цоя в буквальном смысле занесли в номер гостиницы «Брно».

На второй день воронежские музыканты подсуетились с раннего утра, выудили полусонного Цоя из его апартаментов, отвезли к кому-то на квартиру и стали приводить его в чувство. Сварили ему пельменей, налили горячительного. Когда Виктор немного ожил, «реаниматоры» затащили его в ТЭЦ-I.

* * *

Помню, Виктор сел за стол… Все молчат. Видимо, до последнего не веря, что увидят живого Цоя, растерялись, – вспоминает свидетель тех событий лидер группы „Молотов коктейль“ Стас Юхно. – Потом пошли вопросы из разряда „Вить, ну что там у тебя вообще как?“ Он: „Да ничего, нормально все вообще вроде…“ Я спросил, был ли он членом ВЛКСМ. Зачем – сам не пойму. Он, кстати, ответил, что комсомольцем не был». Потом гостя стали просить спеть. Цой поначалу отказывался: «Ребят, да устал я!» А потом кто-то принес гитару, и он все-таки спел пару песен. Вскоре стало понятно, что пора общение заканчивать, потому что фанаты уже были готовы порвать его на сувениры. Одна девушка, например, откромсала у своего кумира прядь волос. Музыкант и журналист Альберт Попов, один из активных участников всего действа, потом рассказывал, что после общения с фанатами знаменитость пригласили, как сейчас бы сказали, на «афтерпати»: «Его проводили в клубную каморку, где в ход пошли чекушки и многочисленные трехлитровые банки с пивом». А перед тем как попрощаться и отпустить Виктора на концерт, до которого, кстати, оставался примерно час, воронежские музыканты сфотографировали его на память у стены клуба. Кстати, на снимке, если присмотреться, видна брешь на месте той самой свежеотрезанной пряди волос на челке.

Выступал Цой в мае в ДК «Электроника», который, разумеется, был набит битком. «Все желающие попасть на концерт просто не умещались в трамваи, которые шли до „Электроники“, – вспоминает очевидец тех событий. – Фанаты висели на поручнях гроздьями, а вагоновожатая постоянно говорила в микрофон: „Пожалуйста, держитесь крепче, пожалуйста, не вывалитесь!“» На концертах Виктор Цой был немногословен. В ответ на оглушительные визги и крики фанов после каждой композиции произносил краткое «спасибо» и пару раз анонсировал новые песни – на тот момент это были «Пачка сигарет» и «Невеселая песня». Полуторачасового концерта в режиме нон-стоп многим поклонникам Цоя показалось мало. «Виктор, спой еще! Да здравствует „КИНО“!» – кричали они. «Ребята, спасибо, извините, но это уже действительно невозможно!» – усталым голосом сказал музыкант, перед тем как попрощаться.

P.S. А еще нам удалось узнать, что лидер группы «КИНО», возможно, приезжал в Воронеж не раз. По некоторым неподтвержденным сведениям, в начале 80-х он приезжал в Воронеж в гости к своему другу, который жил где-то на Московском проспекте. Приятели, как водится, распивали беленькую. Друг Цоя сохранил этикетку от той бутылки. Она, как реликвия, долго висела у него на стене…[372]

* * *

Шел 1988 год, второй год работы воронежского городского рок-клуба. Наработали мы всего интересного и музыкального навалом: и рок-фестивалей, и встреч со «звездами», и концертов… А тут новость, как летчик Громов среди ясного неба, – в ДК «Электроника» пройдут два сольных акустических концерта Виктора Цоя! Активисты стали хватать клубное руководство за грудки: «Почему не мы его привозим, а… кто? Давайте тащите Витю в клуб, хотя бы на пресс-конференцию…»

Последнего героя ангажировал лучший врач городского молодежного центра (нашей «крыши») Лева Трахтенберг (ныне трудится в Земле обетованной). Ничего, Лева, будет и нам клево! И совет клуба принимает постановление: Цоя добыть любой ценой и отконвоировать в ДК ТЭЦ-I (ВоГРЭС), где мы тогда обитали. Группу захвата возглавил достойный наследник Отто Скорцени – Саша Кочерга по прозвищу Ухват. В спецназ вошли и отборные бойцы левобережных окрестностей.

День первый, точнее, вечер. Все кусты вокруг ДК заняты музыкантами и тусовщиками, нервно курящими и поглаживающими драгоценные банки с разливным пивом. Время идет. Пиво нагревается. Цоя нет. Что за дела? Концерт давно должен был кончиться. Ждем дальше. Банки пустеют на треть. Условный сигнал не поступает. На улице почти темно. Звоним в гостиницу «Брно», на Витин этаж. «Где же Цой?» – спрашиваем. «Вы знаете, – смущенно отвечает этажерка (простите, консьержка), – его только что в номер… занесли». Облом, однако!

Но рок-клубовцы, подобно Суворову, никогда не отступали. Принимается новое, более решительное решение. Тусовке говорится, чтобы была здесь как штык завтра примерно к часу-двум дня.

День второй, в районе полдня. Я и еще пара-тройка членов совета рок-клуба с утра засели на конспиративной квартире (была у нас такая, недалеко от клуба; в нее селили гостей-музыкантов). Туда-то и привезли бледного и отрешенного Цоя, посадили за стол:

– Витя, кушать хочешь? Сейчас мы тебе пельмешков сообразим.

– Вить, а Вить, что будешь пить? Пивка, водочки?

– Угу…

Вскоре уже задышали паром аппетитные пельмени, зазвякали рюмки и кружки. Цой понемногу отживел, лицо приобрело естественный корейский цвет. «Они посидели еще, потом еще…» Все, пора за дело.

Клуб встретил нас переаншлагом (вход-то свободный). Забрались мы с Витей на сцену и давай играть в пресс-конференцию. До сих пор так и не пойму, кто кого больше мучил: я его – вопросами, или он меня – ответами. Цой вообще немногословным был, а тут еще «после вчерашнего». Отвечал он в основном односложно, в лучшем случае выдавал пару-тройку предложений длиною с заячий хвост. Но все остались довольны «беседой», кроме меня, конечно. «Звезду» проводили в клубную каморку, где в ход пошли чекушки (надо же горло после «прессухи» промочить!). Потом наконец был открыт всенародный доступ к телу. На свет появились еще те и новые пивные банки. (Это же тогда счастьем для тусовщика было: «задринчать» с Кинчевым или Цоем и всем о том трезвонить.) Бедный Витя не отказывал никому и то и дело закидывал голову с янтарной трехлитровкой. Во время одного из таких закидонов к нему незаметно подкрались коварные девчонки и под шумок отстригли у него сзади с правой стороны клок волос (рассказывали, что потом они разложили волосы Цоя по пустым спичечным коробкам и показывали навроде святых мощей).

Но хватит пить, давай петь! Подсуетился тогдашний активист рок-клуба, а теперь известный журналист Виктор Найхин, протянувший тезке гитару начинающей группы «Молотов коктейль»:

– Витя, вот гитару специально «под тебя» настроили, спой, сделай милость.

Цой был приятно удивлен такой предусмотрительностью, присел на край сцены и исполнил абсолютно новую композицию (жаль, сейчас уже не помню какую). Отлично, но цигель-цигель, ай-лю-лю! До начала концерта меньше часа, и можно представить, что там творилось: артист пропал! Мобильники же тогда ни у кого не водились…

На прощание осоловевшего Витю по традиции сфоткали у клубной стены (обрез волос заметен на снимке). Коммандос Ухвата из-под земли достали три (!) таксомотора, и кортеж с Цоем рванул в сторону ДК «Электроника». Следом и мы подтянулись. Билетов не было и в помине, охрана бдила неустанно. Как же проникнуть на заветное шоу? Мне, к счастью, помогло удостоверение корреспондента «Молодого коммунара». А солист нашей группы «Декрет о мире» Игорь Баранников (ныне ветеран чеченских войн, работает в автосервисе) решил сблефовать. Носил он большой значок с Цоем, да и внешность имел схожую. Охранник ему: «Стой, кто идет?» – «Свои. Что, к родному брату на концерт не пускаете? Да я ему сейчас скажу…» Придверный служитель уставился на знак, на Игорька: гм, похоже на правду. И пропустил афериста. С тех пор его в клубе так и звали Цоем.

Между тем Цой-оригинал завалился на диван в гримерке, подремал с полчасика и выдал на-гора полуторачасовой концерт, без болтовни и антракта. Вот так в былое время жили и работали настоящие рокеры![373]

Георгий Гурьянов:

В то время Виктор часто ездил по стране с Каспаряном. Он ездил зарабатывать деньги. «Квартирники» все эти… КСП, песни под гитару… Ради бога. Я всегда ненавидел песни под гитару и вообще все это ПТУ. И моей главной задачей было вытащить Виктора из контекста самодеятельной песни. Это же как формат не существовало в принципе. Но они ездили, да… немного. Это совершенно не приветствовалось, я ничего об этом не знаю. Мне до сих пор это неприятно, я всегда выключаю, когда где-то это слышу[374].

К началу августа 1988 года группа «КИНО» отправляется на гастроли в Крым. Их ждут Алушта и Евпатория.

Ирина Легкодух, киносценарист:

Алушта. Отель «Алушта». Группа «КИНО» в нее селится, только что из аэропорта. И тут вдруг выясняется, что номера, заранее оплаченные и забронированные, отсутствуют. Ну вот отсутствуют, и все. И бронь такая не находится. Ее еще утром проверяли, и было все в порядке. Представляете? Люди с чемоданами, с дороги, у них завтра и послезавтра два концерта. Причем это ведь не просто люди какие-то посторонние – это друзья, Витя Цой, Титов с женой… которые по моему приглашению приехали и под мое личное обещание, что будет все в порядке. Август. Крым. Все переполнено, найти жилье хорошее невозможно. Холл гостиницы, чемоданы грудой, инструменты, люди. Куда мне их девать? В общем – п…ц полный. Ситуацию спас именно Витя. Он очень убедительно сказал администраторше, что дает ей ровно пятнадцать минут. «После этого, – сказал он, – я уйду. Но придут мои фаны и разнесут вашу гостишку вдребезги». Это был, конечно, полный блеф, – никаких толп фанатов и популярности такой в то время у него еще не было. Но тетка перепугалась – чем черт не шутит? – куда-то позвонила, и бронь наша на номера волшебным образом почему-то нашлась. Наши крымские фестивали и концерты – они да, как оказалось, в корне, резко переменили ситуацию в стране и переменили отношение этих артистов к самим себе. Но, блин, как это происходило и чего это стоило… Лично мне хватило жизненного опыта – этого кошмара и ответственности и всех накладок за два крымских фестиваля – по самую крышу и на всю оставшуюся жизнь, чтоб далее шарахаться от этой деятельности как можно дальше. Крымские фестивали вывели рок из темного угла, все заговорили во весь голос. Это так. Так оказалось, так получилось. Нарочно. И я этим занималась в тот момент и придумала это, хоть я и не рок-человек и не шоумен, и я этим горжусь. Но говорить, что Цой начиная с этого момента кончился… По-моему, наоборот, в определенном смысле начался, причем не только Цой[375].

По многочисленным воспоминаниям, сами концерты (именно в Алуште) проходили на летней площадке, по-совковому именовавшейся «Курзал» (Курортный зал). Мамонов, выступавший после «КИНО», просто взорвал публику словами: «Сегодняшний наш концерт проходит в „Курзале“. Так что те, у кого есть, могут сделать косячок и закурить…»

Концерты были в полурасслабленной обстановке, пока выступала одна группа, музыканты других просто шарахались в толпе публики. Цоя при желании можно было потрогать за рукав и спросить: «Витян, ну как тебе Крым?» – что, собственно, и пытались проделывать местные фаны.

В Евпатории группа «КИНО» сталкивается с Сергеем Пенкинъм, тогда еще малоизвестным артистом.

Сергей Пенкин, певец:

Мне страшно тогда было, мандраж. Я же еще начинающим был, не знал, кто на концерт придет. Я говорю: «Не буду выступать». А Витя в ответ: «Все будет хорошо!»[376]

Георгий Гурьянов:

Концерт в Евпатории, наверное, стал таким началом больших, стадионных выступлений. Помню, как Сергей Пенкин, с которым мы там познакомились, бегал по коридору и визгливо кричал: «Бл. ь, где моя косметичка?» Очень нас повеселил[377].

Сам Пенкин в одной из телевизионных передач рассказывал, как Цой с Наташей Разлоговой помогали ему пришивать блестки к сценическому костюму. Пенкин выступал на одной сцене с «КИНО», а после выступления даже тусовался вместе с группой за кулисами. По воспоминаниям «киношников» и Наташи Разлоговой, он и правда был весь в блестках, очень волновался, смешно матерился и уморительно изображал экзальтированную барышню, которая все время что-то теряет. Но касательно того, что Цой помогал ему пришивать блестки к костюму, то это, конечно же, простительный художественный вымысел…

Кстати, по мнению музыкантов «КИНО», песню «Малыш» Цой написал по следам той встречи с Пенкинъм. «Малыш» – это юмористическая песня, и Цоя очень развлекало, что ее можно трактовать какугодно в силу лингвистической двусмысленности ее текста. Сегодня «киношников» очень смешат споры о том, кому именно она посвящена, потому что это чистой воды шутка, а вовсе не лирика.

Теплое, теплое море,

Жаркое солнце,

Синие, синие волны

И пустынный пляж.

Музыка рядом со мною,

Ты рядом со мною,

И весь этот берег наш!

Когда я вижу, как ты танцуешь,

Малыш, ты меня волнуешь!

Когда ты смотришь так серьезно,

Малыш, я тебя люблю!

Когда ты робко меня целуешь,

Малыш, ты меня волнуешь!

Но не могу, не могу,

Извини, не могу.

Песня летит над волнами,

Летит как цунами,

Но корабль на горизонте Плывет…

Что же случилось с нами,

Что случилось с нами?

Этот вопрос мне покоя Не дает…

Когда я вижу, как ты танцуешь,

Малыш, ты меня волнуешь!

Когда ты смотришь так серьезно,

Малыш, я тебя люблю!

Когда ты робко меня целуешь,

Малыш, ты меня волнуешь!

Но не могу, не могу,

Извини, не могу.

Юрий Каспарян:

Конечно, помню. Вообще, «малыш» – это было словечко Пенкина, насколько я помню, и мы над ним, так сказать, потешались всем коллективом. Я думаю, что эта песня вполне могла бы стать песней для Пенкина. С Пенкиным мы действительно как-то пересеклись, он пытался с нами дружить, он очень милый человек…[378]

Георгий Гурьянов:

Мало кто знает, что «Малыш» – это песня для Пенкина, да. Я как-то в Интернете видел форум, где люди спорят, обсуждают, кому она посвящена.

И там у них три варианта. Первое – жене, второе – любовнице, и третье – сыну… Но люди просто не знают истории…[379]

Андрей Самойлов:

Второй рок-фестиваль проходил в Крыму, в Алуште, когда «КИНО» выступало вторым, после Курехина, после «Поп-механики». На Курехина ехали люди со всей страны – электричками ехали в Крым. Сложно было, потому что были панки, хиппи, металлисты, чистые рокеры. И вся эта компания, приехавшая в маленький город Алушту… Никто не мог взять на себя ответственность за безопасность. Цой вышел к фанатам и сказал: «Ребята, мы должны гарантировать безопасность, давайте с завтрашнего дня делаем перемирие». И перемирие наступило. Не было ни одного эксцесса[380].

Андрей Крисанов, приятель Виктора Цоя и группы «КИНО»:

В Евпатории гостиница была прямо на стадионе где-то, и от зрительских скамеек до наших окон было рукой подать. И я помню, как к нам в окно гостиницы залезли какие-то люди и спросили: «Нет ли у вас вмазаться чем-нибудь? А то нам так плохо, ребята…»[381]

Георгий Гурьянов:

В Алуште, помню, мы пошли прогуляться по набережной. Кто-то нам сказал, что тут до моря сто метров. Мы пошли сдуру и наткнулись на толпу фанов, которые погнались за нами… Неприятное чувство такое было… Бежишь, а за тобой гонится сотня разъяренных людей, готовых разорвать тебя на кусочки. Это страшно было. Потом нас всегда возили на море куда-то в дикое место на автобусах, с охранниками…[382]

Настоящий взлет группы «КИНО» начался именно с выступления в Алуште. В 1988 году к Цою пришла всенародная известность.

Джоанна Стингрей:

В 1988 году пришла гласность, его стали показывать по телевизору, а в газетах стали писать о выступающем рок-певце Викторе Цое[383].

В двадцатых числах августа в ленинградском Дворце молодежи проходят премьерные показы фильма «Игла».

«В 1988 году Виктору Цою и группе „КИНО“ в „жанре всенародной любви“ не было равных…» – писал питерский журналист Михаил Садчиков. Пришла пора пожинать плоды теплого отношения публики, и для правильной, четкой организации гастролей группе был необходим директор. И вот в сентябре 1988 года им стал Юрий Владимирович Белишкин, талантливый администратор, мягкий, приятный человек, настоящий ленинградец, которому сам Цой доверил заниматься делами коллектива. Не нужно думать, что Белишкин стал продюсером группы «КИНО». Группа не нуждалась в продюсере.

Георгий Гурьянов:

Группа «КИНО» продюсировала себя сама. И к тому моменту, когда появился этот Белишкин, группа «КИНО» уже была раскручена и известна. И уже не нужна была вся эта продюсерская деятельность – знакомство аудитории с продуктом, выводы на сцену. Наш продукт, нас самих уже к тому времени все знали[384].

Виктор Цой. Фото из архива Марьяны Цой

«КИНО» стало официально концертировать от театра-студии «Бенефис», где работал Белишкин. Наконец появилась возможность неплохо зарабатывать на концертах и жить на эти средства.

Весь период своей «звездности» Цой жил далеко не так комфортно, как представляют себе сегодня поклонники. Квартиры у него не было, в Москве он жилу Наташи и ее родственников. А во время питерских гастролей нелегально снимал квартиру, которую ему с трудом подыскали (согласно воспоминаниям Белишкина, на проспекте Мориса Тореза), огромным минусом которой была не только располагавшаяся неподалеку школа, но и, как вспоминала Наталия Разлогова, старая полусумасшедшая соседка снизу, всякий раз вызывавшая милицию, когда под ногами Цоя, ходившего по квартире ночью (Виктор поздно ложился спать), скрипели половицы[385].

Что касается фанатов, то московские фаны, в отличие от питерских (в буквальном смысле слова оккупировавших подъезд дома на проспекте Ветеранов), прекрасно зная, КТО живет в Беляево на Профсоюзной, никогда не оккупировали подъезд и не беспокоили Цоя. Москвичи относились к нему восторженно, но предельно уважительно…

Юрий Белишкин:

Он попросил меня найти ему квартиру. Чего мне это стоило! Но в самый последний день мне удалось найти ему пристанище на улице Мориса Тореза. Любопытный штрих: через некоторое время Витя попросит меня найти ему ковровую дорожку, так как внизу жила какая-то выжившая из ума старуха, которой мешал скрип половиц. Я доподлинно знаю, что это был именно скрип половиц, а не гулянки, пьянки и прочее[386].

В середине сентября Виктор с Рашидом и Наташей отправился в Одессу, где состоялся премьерный показ «Иглы» на фестивале «Золотой Дюк».

Нонна Гришаева, актриса:

Один раз в своей жизни я взяла автограф. Мне было лет четырнадцать. И к нам в Одессу с фильмом «Игла» приехал мой любимый, ныне покойный, Витя Цой. Я сидела в ложе оперного театра и высмотрела Цоя в партере. Подошла к нему (меня просто колотило от волнения) и протянула трясущимися руками билетик. И Цой на нем расписался. Этот билетик много лет лежал у меня под стеклом на письменном столе. И теперь, когда у меня просят автограф, я всегда даю, потому что помню то свое волнение[387].

В ходе фестиваля «Золотой Дюк» в сентябре 1988 года было записано любопытное интервью. Сергей Шолохов, ведущий программы «Пятое колесо», снял этот материал на теплоходе «Шаляпин».

Из интервью Виктора Цоя и Наталии Разлоговой тележурналисту Сергею Шолохову:

С. Шолохов: Сергей Соловьев рассказывал о том, что когда нужно было собрать людей на картину «Чужая Белая и Рябой», то специально арендовали солдат на случай, если не придет зритель, но когда ему потребовалось созвать массовку на концерт Цоя, Цой только развел руками: «Нет проблем, обеспечьте милицию». Так?

В. Цой: Я никогда не был настолько самоуверенным, поэтому ничего такого не говорил. Я думал, что людей, которым нравится наша группа, в Москве много, и надеялся, что, узнав о концерте, они придут. Я предложил устроить бесплатный концерт, чтобы во время концерта снять необходимый эпизод. Люди пришли. Ничего такого… «обеспечьте милицию»… я не делал, я ничего этого не знал.

Н. Разлогова: Соловьев сделал картину на базе рок-музыки не потому, что она ему нравится, а потому, что он чувствует, что за этим будущее, что это тот язык, который понимает основная масса зрителей.

С. Шолохов: Виктор, в фильме «АССА» после мелодраматического финала, когда красавица убивает своего любовника-мафиозо, который падает в ванну с розами, и жанр берет свое, вы поете песню протеста. Не кажется ли вам, что тут есть некая спекуляция… созданная, чтобы интеллектуалы нашли здесь какие-то свои радости?

В. Цой: А я не считаю эту песню песней протеста. И вообще я не очень понимаю, зачем она нужна этой картине. Она выглядит, на мой взгляд, вставным зубом… Ну это скорее дело режиссера. В конце концов, я не мог предположить, каков будет конечный результат. Отвечает за это только режиссер. Я рад, что в этом фильме мне удалось выглядеть максимально отдельно от всего остального.

Н. Разлогова: То, что песня оказалась в конце, вполне естественно, это должно было заставить зрителя досидеть до конца фильма. Ведь Виктор Цой в титрах идет четвертым, на уровне исполнителей главных ролей, и люди, конечно, ждут его появления. Если песню пустить вначале, вдруг они уйдут? А так они будут сидеть до конца… Этим обеспечивается касса.

Многим поклонникам тон Цоя показался тогда излишне саркастичным. Они сочли, что на Цоя сильно повлияли отношения с Наталией Разлоговой, что это из-за нее в нем появился сарказм и высокомерие[388]. Многие и теперь высказывают мнение, что поначалу Цой воспринимал все происходившее между ним и Разлоговой как равные отношения, Разлогова же, видимо, считала себя учителем, который открывает ученику новый мир. Но люди просто не знают историю этого интервью.

По рассказам близких людей Виктора, они с Наталией и Рашидом приняли участие в фестивале «Золотой Дюк» «по приколу».

Рашид Нугманов:

Да, это совершенно верно. Фильм включили в конкурс, даже не уведомив никого из нас. Я узнал об этом из газет, и уже потом на «Казахфильм» пришло приглашение от фестиваля. Мы сначала не знали, ехать или нет. Не наша среда, не наши люди. Потом все же решили съездить, посмотреть Одессу[389].

Наталии было забавно вдвойне, потому что она была частью киносреды, – читала лекции о французском кино членам Союза кинематографистов. Поэтому она знала, что для советской киноэлиты Цой и Рашид были никем. А вот фильму них оказался самым лучшим, что было ясно не только публике, но и многим серьезным критикам.

«КИНО». Фотография из архива Георгия Гурьянова. Автор фото неизвестен

Рашид Нугманов:

Про зависть не знаю. Мы же держались особняком, ни с кем не общались и в фестивальных тусовках участия не принимали, лишь встречались со зрителями да давали выборочные интервью, а по вечерам ужинали за собственным столиком, в сторонке от остальных. Но многие киношники к нам подходили, поздравляли, говорили, что и вправду лучший фильм, желали победы, хотя было ясно, что Говорухин принял фильм в программу скрипя зубами, посчитав, что он (наряду с «Господином оформителем») не относится к категории зрелищного кино, которому посвящен «Золотой Дюк», и только отборщики настояли[390].

На теплоходе участники фестиваля были вынуждены общаться с журналистами несколько часов подряд (теплоход отплыл, и деваться было некуда). И разговор Цоя с Шолоховым, тогда еще никому за пределами Питера не известным, был не первым и очень долгим, поэтому превратился в неспешную беседу о кино. Никто не предполагал, что в эфир войдет именно фрагмент общего разговора. Когда на следующий день Шолохов сказал Виктору и Наталии: «Ваше интервью очень здорово получилось», Цой по просьбе Наташи попросил, чтобы ее в кадре не было. Но Шолохов поступил по-своему, и у него были на то основания, – в беседе Наталия упоминала «папино кино» (термин времен французской «новой волны», придуманный Годаром).

Кинематографическая общественность пришла в ярость, решив, что это выпад неграмотной молодежи из «трущоб» против жрецов высокого искусства. В результате программу Шолохова упомянул в эфире ныне Первого канала сам Алексей Герман: «Я не знаю, что уж имела в виду девушка, сидевшая рядом с рок-музыкантом, когда говорила о „папином кино“…»

И когда месяц спустя Разлогова приехала в Ленинград с лекциями о «новой волне», мэтру пришлось пересмотреть свою позицию: «Я же не знал, что это сестра Разлогова…» Юмор ситуации заключался именно в том, что страна семимильными шагами шла вперед, а киноэлита этого не заметила и знать не знала людей, которые вдохновляли миллионы.

Рашид Нугманов:

А я вообще не принимал участия в этом интервью, грелся на солнышке[391].

А вот что касается отношения Разлоговой к Цою как к ученику, то это нонсенс. По ее мнению, это она у него многому научилась. Без сомнения, Наталия открыла Цою некоторые новые жизненные грани, но нельзя ни в коем случае принижать личность самого Цоя и считать его ведомым.

Рашид Нугманов:

Согласен полностью. Цой не был ни наивным учеником в коротких штанишках, ни спесивым и самодостаточным «всезнайкой». Будучи глубоким человеком, Виктор тщательно выбирал близких людей, а выбрав, доверял их вкусу, прислушивался к их мнению, впитывал их опыт. Он не существовал в пустоте сам по себе, но и ведомым никогда не был. Нет нужды доказывать, что действительно близкие люди точно так же относились к Виктору. Это было взаимообогащающее общение, а не пустопорожнее времяпровождение. Круг Виктора – не стадо баранов, нуждающихся в вожаке, но союз равных личностей, и посторонним в нем не было места: ни гуру, ни ученикам[392].

Рашид Нугманов:

Да, Виктор был мудрым. Естественно мудрым, не по-книжному. Учить его и вправду не нужно было. Он сам учился тому, что было близко его сердцу и разуму. Пожалуй, единственным буквальным учителем, которого он так и называл – «Учитель», – был Сергей Пучков, обучавший Цоя и Каспаряна восточным единоборствам, но во всем остальном Виктор относился к нему по-дружески[393]. Наташа же стала любовью его жизни и ближайшим другом, которому он доверял более, чем кому-либо другому. Это было очевидно. Виктор и вправду проявлял себя как глава семьи: спокойно, уверенно и ответственно, но без всякого «мачизма» при этом, – может быть, именно такое некрикливое поведение некоторые далекие от них люди интерпретируют как подавляющее влияние Наташи на Виктора. Спишем это на их фантазии и попытки примерить чужие одежды на себя[394].

28 октября 1988 года, вскоре после того как директором группы стал Белишкин, проходят первые стадионные концерты «КИНО» в ленинградском СКК.

В конце октября после поездок Цоя в Тихвин и акустического концерта в ДК Финляндского вокзала Цой едет в Новокузнецк, где выступает 31 октября во Дворце спорта кузнецких металлургов, затем следует концерт в Кемерово, I ноября 1988 года в СК «Октябрьский».

16–20 ноября 1988 года в Москве, в Лужниках, во время мемориальных концертов памяти Александра Башлачева толпа зрителей смела стулья в партере, но, несмотря на хамское поведение администрации, Цойуверенно довел выступление до конца. За это группе «КИНО» на целый год запрещают выступать в Москве.

Виктор Цой:

…Я хочу сказать, что Москва – это единственный город, где, оказывается, танцевать – это преступление, где если девушки хотят подарить группе цветы, то за это их бьют просто… Я не хотел бы устраивать никаких скандалов, но, если в зале здесь есть журналисты, может быть, надо как-то изменить ситуацию? После наших концертов наконец-то догадались убрать партер… Хотя у нас и был такой договор… Меня пригласили на совещание, говорят: «Виктор, что нам делать, как нам быть, нам сломали все стулья». Я говорю: «Единственный способ спасти стулья – это их убрать, чтобы люди могли танцевать…» Они сказали: «Хорошо, но если вы можете, то, пожалуйста, скажите публике, чтобы не было никаких убийств там и так далее…» Я сказал тоже: «Хорошо». Но когда мы пришли на наш второй концерт, то стульев стало еще больше, и, конечно, они были опять сломаны. И конечно, я счел себя свободным от всяких обязательств и так далее…[395]

Юрий Белишкин:

Это было безумие… День начался с того, что москвичи встретили нас по-московски – не подали транспорт, продинамили с гостиницей. Тогда мы поехали на квартиру, сидели там, ждали, пили чай. Потом наконец нас поселили в «Космос», но дали только два двухместных номера. В Москве тогда было не принято устраивать стоячий партер. Это казалось кощунственным. Однако минут через тридцать после начала концерта тысячи людей встали и стеной пошли к сцене. Не было никаких пьяных, никаких дебоширов – было безумное желание приблизиться к Цою. Тогда администрация во главе с хамоватой директоршей вырубила электроэнергию. Подошли ко мне, стали требовать, орать (не просить, а по-московски – требовать), чтобы Цой прекратил провоцировать публику. А что он мог? Вы же прекрасно знаете, что Виктор весь концерт стоял на месте, словно привязан к микрофону, а рядом с ним стояли трое музыкантов-аккомпаниаторов. Никаких реплик в зал, никаких обличений, а публика ломится вперед. Это было шаманство чистой воды. Об этом даже французы говорили, что от Цоя исходила фантастическая энергия. Они, слов не понимая, все поняли[396].

Юрий Каспарян:

Я очень плохо помню тот концерт, но недавно увидел его в «YouTube». Даже немножко удивился, что такое было. Там выключили звук, включили фонограмму «Время колокольчиков», все это, правда, там было…[397]

Георгий Гурьянов:

Я наблюдал одну интересную историю… Акт вандализма, произошедший в Лужниках, на Зимнем стадионе. Зимний дворец спорта, по-моему, так называется. Ну, тысяч там на шесть такой зал, полянка бетонная, где стояли ряды стульев. Тогда было принято почему-то ставить стулья для зрителей. А зрители встали и растоптали ряды стульев этих, просто превратили их в плоскость после концерта. В танцплощадку, в dance-пол[398].

Александр Кушнир:

Я помню несколько концертов Цоя. Были очень мощные, были послабее. В традициях московской подпольной рок-прессы было организовывать всевозможную помощь андеграундным музыкантам. Вопреки всему, в 1988 году был сделан в «Лужниках» концерт памяти Саши Башлачева, «КИНО» там сильно сыграло, хотя накануне был скандал. Были сольники «КИНО» перед этим, половину стульев разломали. Прогрессивный тогда «Московский комсомолец» разразился статьей против группы «КИНО»… Помню всевозможную акустику, у меня такое ощущение, что Цой выходил, он был очень в себе, такое ощущение, что человек ловил сигналы из космоса, была прямая вертикальная связь с небесами. Самая длинная реплика, которую он сказал: «Ну что, вам новые песни сыграть или старые?» Он пел один в ДК МАИ. Все закричали: «Старые!» Он начал: «Ты был когда-то битником…»[399]

Вообще, по рассказам близких к Цою людей, этот концерт принес группе только проблемы. Во-первых, запрещение на музыкальную деятельность в Москве на целый год, во-вторых, оказалась подмоченной репутация группы. Но об этом я расскажу ниже…

Юлия Данилова, поклонница «КИНО»:

В мае 88-го всем классом едем на экскурсию: то ли в Тулу, в Ясную Поляну, то ли в Спасское-Лутовиново – к Тургеневу. Там на обратной дороге, в автобусе, кто-то из мальчиков ставит в магнитофон кассетку, и я впервые слышу «КИНО» и Витю Цоя. А может, это было чуток раньше? Почему-то именно со школьными годами у меня ассоциируется фильм «Взломщик» с Костей Кинчевым. Значит, так или иначе роком-то я интересовалась. Были еще выступления Вити во «Взгляде» и в передаче «До 16 и старше», но вот в какой период я их посмотрела, сейчас уже не помню. Одно точно: сначала Цоя я услышала, а уж потом увидела по ТВ. Зато хорошо помню, как летом 88-го, во время подготовки к вступительным экзаменам, услышала «КИНО» по радио… Так вот услышала, что объявляют группу «КИНО», не очень-то и встрепенулась в тот момент, заранее зная, что по радио ничего путного не услышу. И вдруг!!! Зазвучал волнующий и одновременно загадочно-отстраненный вокал Цоя! Это была любовь, любовь с первых строк. Потом папа мне купил магнитофон, какую-то «Электронику», машинка так себе, но ее вклад в мое воспитание переоценить было трудно!

Уже летом 88-го попеременно я слушала по своему магнитофончику то по отдельности собранные песни «КИНО», то кусочки из «Наутилуса», а то и «Алисы». Потом к этим любимым группам у меня добавились «Аквариум» и «Телевизор». Вот к осени 88-го я была, пожалуй, самой яростной почитательницей «КИНО» в нашей компашке. Помню, как ходили на «АССУ» и «Иглу» в кинотеатры, затем до дыр засматривали фильмы в видеосалонах. Помню, что еще и на «Рок» в видашник мы ходили. Ну, а в ноябре 88-го мне уже посчастливилось первый и последний раз увидеть Цоя живьем на концерте. Там я впервые и услышала имя Саши Башлачева. Но это уже отдельная тема для разговора. В ноябре 88-го года я с подружкой попала на концерт «КИНО» в Лужники. Это был концерт памяти Башлачева, потому что тогда я впервые услышала Сашино имя… Я всегда считала, что это было 17 ноября 1988 года, но все чаще встречаю сведения, что последний концерт был 16 ноября, после этого «КИНО» запретили год выступать в московских залах из-за раздолбанных стульев. По другим сведениям, это была серия ноябрьских концертов с 16-го по 20-е число. Недавно разбирала свой письменный стол и нашла старый ежедневник за 1988 год, там ясно было указано: «17 ноября мы идем на концерт „КИНО“ в Лужники, 25-й ряд», но все-таки, может, я ошиблась с датой? На «моем» концерте тоже народ разломал-передавил все стулья, рванувшись к сцене, как только там появился Витя. У меня в билете был обозначен 25-й ряд, но людской волной меня просто вынесло довольно близко к сцене. Администрация побоялась выключать свет, хотя Виктор и просил об этом неоднократно. По периметру зала шло оцепление из солдатиков ВВ, но как только Цой появился на сцене, они стали петь и бесноваться вместе с нами!!! Только фуражки вверх взлетали… У меня с собой был дедушкин полевой бинокль, так что Витю и «киношников» я очень даже хорошо разглядела. Правда, чуть не удавилась, ремень от бинокля был надет на шею, и, когда я передавала его другим ребятам, меня просто уволокло на три метра. Стоявший рядом парнишка помог мне распутаться, и веселуха продолжалась дальше. Самое интересное – переписываюсь вот с одним полковником МВД (или подполковник, не помню)… Он тогда совсем молоденьким парнишкой стоял в оцеплении на этом самом концерте. Правда, дату и он не помнит. Их тогда посылали на все подобные музыкальные мероприятия. «Не служба была, а сплошной праздник! Я из российской глубинки, сам бы никогда не смог попасть на все эти концерты. Просто ТАК повезло…» Кстати, с 88-го года он большой поклонник русского рока, я с ним в одной из «киношных» групп на «Одноклассниках» познакомилась… Изо всех сил я впитывала тогда в себя все новинки рок-музыки. Сортировала позже – нравится или там не нравится. Любые заметки в газетах или журналах вырезала и подклеивала в альбом. Это сейчас такого добра на любом интернетовском сайте навалом, а тогда любая заметочка или вырезка на вес золота ценилась!!! Кроме магнитоальбомов появляются у меня и первые рок-н-ролльные винилы «КИНО», «Алисы», «Нау» и т. д. Весной мы едем на экскурсию в Загорск, и на мне гордо красуется значок с Витиным изображением[400].

Из воспоминаний очевидца:

Я была на том концерте. Когда ребята разошлись и начали крошить мешающие им стулья (рок-концерт, и эти стулья в партере действительно глупость огромная), включили свет, «КИНО» перестало петь и минут 10–15 смотрело на отрывающихся зрителей. Вышел какой-то административный мужик, попытался увещевать публику, но нарвался на оглушительный свист и хохот. Тогда он обратился к Виктору: «Ну сделайте что-нибудь, скажите им, чтобы вели себя тише». Виктор сказал спокойно: «Ребят, поаккуратнее, а то провода и аппаратуру сломаете». Партер еще немного побузил и успокоился[401].

Как писал Александр Житинский, «в период со 2 по 5 декабря 1988 года „КИНО“ отыгрывает серию аншлаговых концертов в Ленинграде, во Дворце спорта „Юбилейный“[402], по сути, повторив прошлогодний успех группы „Аквариум“».

В декабре 1988 года новосибирская филармония пригласила Виктора Цоя выступить в Новосибирске в спорткомплексе «Север». Концерты прошли 13–14 декабря 1988 года.

Юрий Белишкин:

Приехали в Новосибирск, где выступали в каком-то окраинном спортзале – там раньше никому в голову не приходило устраивать концерты. Зрители поставили низенькие скамеечки, балансировали на них, а сцены не было – Цой стоял на одном уровне с публикой. Вроде все более-менее прилично себя вели, а после последней песни вдруг как рванут к Виктору. Но мы были ко всему готовы: пригнали машину, открыли дверцы, и он бегом. Иначе не спастись от толпы, как прыгнув в открытую дверь[403].

Владимир Миллер, директор новосибирской филармонии:

…Филармония уже не раз организовывала концерты разных музыкальных коллективов и исполнителей. До Виктора у нас побывали Боярский и Розенбаум. Причем нас никто не обязывал проводить такие концерты. Не было никаких указаний сверху. Это была полностью наша идея. И потом все-таки филармония – это в первую очередь академическая музыка, и нам было очень интересно противопоставить классике нечто новое. Я посчитал, что в тот момент Виктор был интересен нашему городу, наиболее актуален, и решил пригласить его к нам. У меня уже два года были свои связи в Питере, друзья, которые занимались концертами многих интересных музыкантов. Я связался с ними. Помню, что сначала я позвонил, а после встретился с ними в Питере. В маленькой комнатке, где было много знакомых и незнакомых людей, у меня состоялся разговор с директором «КИНО» Юрием Белишкиным, и мы договорились, что Цой приедет в наш город. Помню, что времени на подготовку концертов было очень немного.

Мы тогда пробовали новую концертную площадку в спорткомплексе «Север», и было решено устроить концерты именно там. Мы соорудили сцену, занавес, поставили скамейки для зрителей, привезли аппаратуру. Было мало времени для рекламы, но народ пришел. Было два концерта в первый день и один во второй. Цой получил за каждый концерт пять тысяч рублей. Это были большие деньги, тогда на них можно было купить машину. Я помню, что Юра все время ходил с чемоданчиком, в котором лежали деньги. Были только он и Цой, не помню, почему Цой был один. Мне он запомнился обычным, простым человеком, немного замкнутым. Мы разговаривали об обычных вещах, работе, жизни. Во встрече с каждой звездой есть свой яркий эпизод, который больше всего врезается в память и остается на долгие годы.

Помню, когда в том же «Севере» выступал Розенбаум и пел песню «Черный тюльпан», в зале была полная тишина. От концертов Виктора мне больше всего запомнилось, как мы его увозили от поклонников. Помню, после первого концерта Виктор, спев последнюю песню, убежал в глубь сцены, где была дверь, ведущая на улицу. Все было тщательно отработано и продумано. Мой зам хватал Виктора под руки, кто-то его гитару, и мы выбегали на улицу и садились в поджидавшую нас «Волгу». Дверь за нами закрывалась. Опомнившись, поклонники бежали к дверям и требовали их открыть, но им объясняли, что Виктор уже уехал, затем двери открывали, и разочарованные слушатели расходились, а мы, объехав «Север» с другой стороны, снова заходили вовнутрь, сидели в небольшой комнатке и пили чай с лимоном.

Помню, что однажды мы пили коньяк и Виктор выпил очень немного. Побывал Цой и у меня дома. Даже подарил сыну Жене две свои фотографии с автографами. Записывать и снимать концерты нам было нельзя, однако студенты-любители сумели сделать аудиозапись первого цоевского концерта, которая и разошлась по нашему городу с названием «Цой в Новосибирске»…[404]

Чуть позже, в Москве, на студии Валерия Леонтьева, группа «КИНО» записала свой следующий студийный альбом – «Звезда по имени Солнце», однако решила придержать его до осени 1989 года, чтобы не ухудшать результаты продаж альбома «Группа крови». Заглавная песня «Звезда по имени Солнце» была написана Виктором во время съемок «Иглы» в Алма-Ате и включена в фильм, другие писались автором вслед за ней: «Невеселая песня», «Печаль», «Апрель», «Стук», «Место для шага вперед».

«Звезда по имени Солнце»

В 1988 году у группы «КИНО» начались регулярные гастроли, перемежающиеся съемками, поэтому запись нового альбома велась урывками и растянулась на целый год. Демоверсия «Звезды по имени Солнце», так же как и «Группы крови», была записана на четырехканальную портостудию «Yamaha МТ-44» в квартире Георгия Гурьянова. Рождалась она в период с февраля по май 1988 года. Как пишет А. Троицкий, «к сожалению, оригинальная кассета была утеряна – по словам Гурьянова, он забыл ее в такси. Копии, если и сохранились, до сих пор не обнаружены»[405].

Георгий Гурьянов:

Это наглая ложь, просто чушь. Я ничего не терял. Никакой потери демо-альбома не было. В действительности было так: мы записывали разные версии, пробные сведения на кассете, на моей я записывал те, которые мне самому нравились, которые могли бы быть неким оригинальным сведением. Например, там могло быть больше секвенсоров, еще что-то… и во время очередной поездки из Москвы в Петербург у меня из кармана эту кассету «подрезали». Самое главное, там была моя музыка, композиторство. И несколько треков «КИНО», просто так сведенных, для меня… Так что ничего оригинального в такси я не оставлял[406].

До нас дошли лишь «Песня без слов» и «Сказка» с этой демоверсии. Есть и другие «черновики» песен с этого альбома – например, акустические демо-записи песен «Стук», «Печаль» и «Апрель». «Звезда по имени Солнце», заглавная песня альбома, была написана во время съемок фильма «Игла» в 1987 году, буквально на глазах у Марины Смирновой и Рашида Нугманова, и, соответственно, вошла в фильм (там же написана и песня «Место для шага вперед»). Поэтому первоначально ее записывали на студии «Мосфильма». Предположительно к этой же «мосфильмовской» записи относят и первую версию «Невеселой песни», которая, по словам Каспаряна, нравится ему больше, чем альбомная.

Материал этого альбома примечателен тем, что целых три песни с него – «Сказка», «Апрель» и «Место для шага вперед» – никогда не исполнялись группой на концертах. А все остальные песни стали концертными хитами, и на них были сняты клипы.

Песня без слов, ночь без сна,

Все в свое время – зима и весна,

Каждой звезде – свой неба кусок,

Каждому морю – дождя глоток.

Каждому яблоку – место упасть,

Каждому вору – возможность украсть,

Каждой собаке – палку и кость,

И каждому волку – зубы и злость.

Снова за окнами белый день,

День вызывает меня на бой.

Я чувствую, закрывая глаза, –

Весь мир идет на меня войной.

Если есть стадо – есть пастух,

Если есть тело – должен быть дух,

Если есть шаг – должен быть след,

Если есть тьма – должен быть свет.

Хочешь ли ты изменить этот мир,

Сможешь ли ты принять как есть,

Встать и выйти из ряда вон,

Сесть на электрический стул или трон?

Снова за окнами белый день,

День вызывает меня на бой.

Я чувствую, закрывая глаза, –

Весь мир идет на меня войной.

Альбом «Звезда по имени Солнце» был первой записью группы «КИНО», сделанной на профессиональной студии. Для записи и сведения окончательного варианта альбома группа на месяц ‹…› арендовала студию Валерия Леонтъева на северо-востоке Москвы, в районе метро «Преображенская». По тем временам студия была оборудована хорошо (16-каналъный «Фостекс»), однако приспособлена была скорее для записи эстрадных песен, нежели рок– музыки[407].

Студию нашел тогдашний директор группы Ю. Белишкин.

Юрий Белишкин:

Эта студия тогда была одной из лучших в Москве. Мы устраивали ему (Леонтьеву) концерты в «Бенефисе», а он предложил нам эту студию. К Цою вообще артисты относились очень хорошо. Ведь он был нормальным человеком, помимо того что очень интересный в творчестве[408]. Там у меня были знакомые, и я с ними договорился сделать запись за очень небольшую сумму. Рассказал об этом Вите. Он вручил мне деньги, и я их просто передал по назначению[409].

По словам Белишкина, альбом начали писать в конце 1988-го, а закончили 12 января 1989 года.

С 21 по 30 декабря мы находились в Москве, жили в далекой от центра гостинице ВДНХ, записывались на студии… Закончить запись не успели и на Новый год уехали в Ленинград, а потом возвратились в Москву и с 3 по 10 января снова делали альбом «Звезда по имени Солнце». Я все время на студии находился, на кухне там сидел. Все очень быстро происходило, легко. Цой писал вокал почти всегда с первого дубля. Делалось все в охотку, с шутками. Там была небольшая студия, и мы обычно проводили время на кухне, пока кто-то из музыкантов записывался. Курили, пили чай, слушали музыку, потом он заходил в студию и без напряжения, без пота, без споров легко работал[410].

Цой и Гурьянов вообще достаточно быстро сделали все, что от них требовалось, а вот Каспарян и Тихомиров достаточно долго возились, но все же они удивили звукорежиссеров студии тем, что, врубившись в аппаратуру, к концу записи уже сами практически заменили звукорежиссеров[411].

Звукорежиссером той записи на студии Леонтьева был, кстати, Михаил Кувшинов.

Михаил Кувшинов:

В один прекрасный момент ко мне пришел директор Леонтьева и сказал: «Вот, Миша, надо поработать. Есть наши друзья – Виктор Цой и группа „КИНО“». Я не могу сказать, чтобы я был фанатом Цоя, но глубина текстов меня поражала всегда. И поэтому с каким-то таким трепетом я приступил к этой работе. Не могу сказать, что сразу мы нашли какой-то контакт, потому что это была первая запись на профессиональной студии у группы «КИНО», поэтому возникало много технологических проблем – они привыкли так, а на самом деле надо бы записать так… Но где-то дня через два-три мы очень притерлись и неожиданно для меня здорово подружились. То есть мы сблизились очень сильно, и работа просто пошла в кайф.

Писали с утра до ночи. Не замечали абсолютно время, усталости не было никакой. Было просто очень интересно работать: мы искали новое звуковое решение для звучания группы. Уже почти заканчивали альбом, когда решили отслушать материал полностью от начала до конца. И после отслушивания все вместе сказали: все здорово, но это не «КИНО».

Тогда мы начали думать, что к чему. Витя предложил: а давайте попробуем сравнить, что отличает эту запись от всех предыдущих? Начали слушать, и все пришли к выводу, что Витин голос, записанный профессиональным микрофоном, не звучит как-то. Витя полез в свою гитару и вытащил оттуда какой-то бытовой японский микрофончик, с которым были записаны все предыдущие альбомы. Мы перезаписали все голосовые треки от начала до конца за один день, и вот тогда это зазвучало непосредственно как группа «КИНО».

Это было чуть хуже по качеству… вернее, «чуть» – это скромно сказано. Но зато это зазвучало так, как все к этому привыкли[412].

Что касается непосредственно Кувшинова, то впоследствии он рассказал несколько интересных фактов. Например, историю о том, что рабочим названием альбома «КИНО» было «Пачка сигарет».

Две готовые песни в итоге не вошли в альбом – это «Вопрос» и «Следи за собой». Первая была известна сначала узкому кругу фанатов по бутлегерам, затем ее случайно нашли, она была отреставрирована все тем же М. Кувшиновым и издана в сборнике «История этого мира». Вторая, по словам Гурьянова, выпадала из альбома и вышла в итоге на «Черном альбоме». Предположительно после записи «Звезды по имени Солнце» в этой же студии записаны «Сосны на морском берегу», вошедшие в сборник «Последние записи».

Как много веселых ребят,

И все делают велосипед,

А один из них как-нибудь утром придумает порох.

Ну а я здесь сижу без тебя,

Мне до этих ребят дела нет,

Лишь окурки лежат на полу, да мусора ворох.

Расскажи мне историю этого мира,

Удивись количеству прожитых лет,

Расскажи, каково быть мишенью в тире,

У меня есть вопрос, на который ты не дашь мне ответ.

Так странно проходят часы,

И так странно не хочется спать,

И так странно, когда за окном проезжает машина.

И я не знаю, точны ли весы,

Но мне не хочется их проверять,

Мне слишком нравится эта картина.

Расскажи мне историю этого мира,

Удивись количеству прожитых лет,

Расскажи, каково быть мишенью в тире,

У меня есть вопрос, на который ты не дашь мне ответ.

Юрий Каспарян:

…«Следи за собой» мы вообще не записывали в студии, не помню почему. Вот эта версия на «Черном альбоме» – она, если не ошибаюсь, с какой-то сессии на «Мосфильме» взята, почему не знаю. А «Вопрос» мы, собственно, делали-делали и не доделали. И «Сосны на морском берегу» тоже там делали и не доделали. Но вот я знаю, что «Сосны на морском берегу» – это Игорь дал Марьяне демку, «Мороз» там подсуетился, еще гитариста какого-то подтянул, и ее издали…[413]

Хотя альбом и был записан в конце 1988-го – начале 1989-го, вышел он в конце лета – начале осени 1989 года. А Троицкий при этом пишет, что альбом поступил в киоски звукозаписи в феврале. На самом же деле музыканты решили не выпускать его сразу, чтобы не ухудшать результаты продаж предыдущего альбома «Группа крови».

При выпуске альбома «киношники» пошли в обход фирмы «Мелодия». Они записали его на собственные деньги, а тиражировали через кооператив «Гармония». Поскольку отпечатать альбом на пластинках не удалось (до 1993 года он издавался только неофициально на компакт-кассетах), участники группы не получили ни копейки с его распространения.

Оформление

У альбома «Звезда по имени Солнце» изначально не было никакой официальной обложки.

Георгий Гурьянов:

У «Звезды по имени Солнце» тоже такая же ужасная история. Нет обложки совсем. Вообще это больное место, так не должно было быть, конечно. Да и во многих альбомах не то что обложки, а сама музыка немного другая, немного не то, что хотелось бы слышать, видеть… Хотя нормально получилось. Немного сыровато, но мне нравится. Хотя мне бы нравилось в любом виде это[414].

Знаменитая обложка с солнечным затмением на черном фоне, ставшим логотипом группы «КИНО», нарисована в 1993 году Л. Гусевым для издания «Moroz Records» на пластинках. В 1996 году логотип отремастировали и выпустили на компакт-дисках и кассетах.

Отзывы

Борис Гребенщиков:

Совсем недавно – на прошлой неделе в Москве, – переслушивая ночью с друзьями «Звезду по имени Солнце», я просто был в неистовстве от того, насколько ясно дух говорит, что ему здесь тесно, что он не понимает, зачем он здесь, и хватит уже, уже все. Там каждое второе слово об этом[415].

Игорь Гудков:

Лично мне нравились альбомы «Группа крови» и «Звезда по имени Солнце». Я помню, как он впервые сыграл «Звезду по имени Солнце» у Кинчева на квартире. Мы приехали после концерта памяти Башлачева к Кинчеву и пили брутально очень. Там был Цой как раз, и он Кинчеву сыграл «Звезду», а Кинчев ему сыграл какую-то тоже песню, которая стала потом крутой. Но «Звезда» понравилась сразу, – этот ход. Тогда она была, как реггей. И песни– то сильные были[416].

Юрий Каспарян:

…«Сказку» мы на концертах никогда не играли, а «Место для шага вперед», по-моему, разок попробовали, но как-то не пошло, то есть в принципе в оригинале там нет гармонической гитары, ритм-гитары, собственно, того, что на концерте исполнял Виктор, и как-то вот не нашли подходящего тона…[417]

Александр Титов:

Когда я услышал первые пробные записи «Звезды по имени Солнце» – это была даже не прикидка, а первые пробные домашние записи, – я почувствовал, что Витьке очень несладко и по-человечески одиноко. Это даже не на бытовом уровне. Что у него было в семейной жизни – мы этого с ним никогда не обсуждали. Бывает, что человек просто скучает без единомышленников, когда он вдруг чувствует, что по большому счету то, что он говорит, он говорит один. Это плохо. Я почувствовал это по песням.

Группа «КИНО». Ленинград. Фотосессия дома у Георгия Гурьянова. Ул. Будапештская. Октябрь 1988 года. Фото – Валерий Лаврешкин

Мы встретились тогда у Боба. Витька принес запись, мы сели и целиком прослушали весь альбом. Я показал ему хорошие места и сказал, что есть эта тоска, которая меня очень сильно пробирает, до косточек. Действительно, прослушав этот альбом, я долго не мог успокоиться. Но Витька – он же все время отшучивается. Он все понимает, но никому ничего не говорит[418].

Александр Житинский вспоминал, как стал одним из первых слушателей альбома «Звезда по имени Солнце» в гостях у Кинчева. Произошло это 17 февраля 1989 года:

Я стал слушать – и чего-то не покатило. Дело в том, что я очень люблю «Группу крови», а здесь мне показалось, что это повтор. Я слушал, слушал, а песне на третьей сказал Вите, мол, что-то не то… Кажется, я даже круче как-то выразился, хотя потом, когда я альбом еще послушал, он мне тоже понравился[419].

А Троицкий писал, что неприспособленность студии В. Леонтьева под запись рок-музыки отразилась на альбоме.

Артем Троицкий:

…Звучание «Звезды по имени Солнце» заметно мягче и сглаженнее, чем у других альбомов «КИНО». Питерский «черновик» пластинки, по мнению музыкантов, звучал намного живее… Впрочем, винить «киношникам» некого: продюсировали запись они сами; приглашенных музыкантов и консультантов на студии не было (сам Леонтьев тоже не появлялся).

Альбом имел большой успех (иначе быть уже не могло). У музыкантов, однако, осталось чувство неудовлетворенности. По мнению Игоря Тихомирова, «туповато» были аранжированы «Невеселая песня» и «Сказка с несчастливым концом», и в целом запись имеет налет «эстрадности». С другой стороны, «Пачка сигарет» удалась на славу… Думаю, что и заглавная песня альбома (написанная, кстати, раньше всех остальных) может считаться одной из лучших, вышедших из-под пера Цоя[420].

А Струков в рецензии на альбом «Звезда по имени Солнце» признается, что далек от музыки «КИНО», но все же старается быть корректным.

В своей статье он делает упор на текстах (оправдывая это тем, что группа свела музыкальное развитие к минимализму) и на влиянии «русских корней», которое, по его мнению, стало заметно в новой работе группы:

На холодной земле стоит город большой.

Там горят фонари, и машины гудят.

А над городом ночь, а над ночью луна,

И сегодня луна каплей крови красна.

Дом стоит, свет горит,

Из окна видна даль.

Так откуда взялась печаль?

И вроде жив и здоров,

И вроде жить не тужить.

Так откуда взялась печаль?

А вокруг благодать – ни черта не видать,

А вокруг красота – не видать ни черта.

И все кричат: «Ура!»

И все бегут вперед,

И над этим всем новый день встает.

Дом стоит, свет горит,

Из окна видна даль.

Так откуда взялась печаль?

И вроде жив и здоров,

И вроде жить не тужить.

Так откуда взялась печаль?

Прослушав несколько раз новый альбом группы «КИНО», чтобы написать заказанную мне рецензию, я понял, что «Звезда…» из тех альбомов, о которых сказать что-нибудь действительно дельное можно будет лишь спустя некоторое время… Итак, динамичное начало немедленно подняло меня на ноги, хотя я забыл, когда последний раз танцевал. Тут же приятно ошеломляет неожиданный характерный волновой звук клавишей, и… Цой затягивает все туже свою долгую песню, которую до сих пор мало кто понимает. Здесь еще знакомая по «Группе крови» бойцовская стойка, ибо «весь мир идет на меня войной», и бойцовский звук каспаряновской гитары.

Но что бросается в глаза – признанный певец ночи запел вдруг о том, что «есть еще белые-белые дни», и день присутствует теперь в каждой его песне! Это очень важный шаг. Да, ночь для нас – благодатное и плодотворное время. Она давно уже дает нам надежный приют, и многое сделано за многие ночи. Но день сильнее – это факт. Свет сильнее тьмы. День – это обязательно солнце, и оно появляется едва ли не на каждой вещи альбома. Ориентир на Солнце вообще исконен в русской народной традиции, и тут мы подошли к очень важному аспекту. Он ярко проявился в новом альбоме и свидетельствует о назревшей в самом Космосе ситуации. Начнем с того, что Виктор Цой – русский человек, ибо русский есть в меньшей степени национальность и в большей – свойство души. Оно дает о себе знать в новых песнях «КИНО» в полную меру. Все это – явление принципиально другого порядка, в сравнении, скажем, с известными аранжировками народных песен ансамблем «Ариэль». У «КИНО» это не в лубочном прошлом, а здесь и сейчас, внутри нас. Альбом является живым подтверждением тому, что русская традиция – это не расписные рубахи, в которых уже давно не ходят. Русская традиция – это чем ты кручинишься сегодня. Песня, спетая с характерной русской широтой, пускай даже вписанная (очень гармонично у «КИНО») в международный рок-саунд. На котором, кстати, мы выросли с детства и тем не менее не стали от этого англосаксами или масонами, как бы ни уверяли нас в этом господа Белов и Распутин.

И в заключение по поводу упоминавшегося в начале статьи мнения о так называемом топтании на месте. Сколько уже лет Цой твердит «одно лишь слово – верь!», и слушают это слово восторженные мальчики и девочки на дискотеках, а вареные фарцовщики в своих «девятках», деловитые комсомольские менеджеры и лохматый пипл – на своих тусовках – слушают, тащатся, но не верят. Если так будет и на сей раз, только в этом будет заключаться единственная слабость альбома[421].

Для многих поклонников «КИНО» альбом «Звезда по имени Солнце» стал откровением. Мало того что в одноименной песне Цой словно предугадывал свою судьбу («Он не помнит ни чинов, ни имен и способен дотянуться до звезд, не считая, что это сон, и упасть опаленным звездой по имени Солнце»), он еще и показал всем, что «КИНО» кардинально изменилось.

«И толпы кричали от восторга, и каждый чувствовал себя героем», – писала журналистка Татьяна Арефьева в самиздатовском журнале «Рэдрам».

В следующем, 1989, году музыканты «КИНО» дали более 60 концертов, большей частью на стадионах, и объездили кучу городов, где их всегда принимали по высшему классу.

Цой и его деньги

Несметные богатства в народном сознании – непременный атрибут суперзвезды. Цой многим казался суперзвездой, и, по утверждениям Кинчева, в ответ на вопрос: «Что, все деньги заработать хочешь?» – Цой ответил: «Надо зарабатывать, пока можно зарабатывать». В статьях Троицкого не раз проскальзывала информация, что «КИНО» получало за концерты астрономические суммы.

Алексей Рыбин:

Цой был достаточно жадным, как и любой, выросший в нищете и внезапно разбогатевший. Это обычное дело… Я тоже жадный, потому что приличные деньги начал зарабатывать только на пятом десятке[422].

Алексей Вишня:

У Цоя была жадность… И он умел себя продавать. Денег просто до жути было много. Не влезали в карманы, некуда было девать, нечего было покупать. Они скупали доллары. Дорого-предорого. А мама Цоя с восхищением вспоминала, как однажды Витенька привез ей 10 тысяч рублей сотками, одну пачечку. Больно некрасиво об этом говорить, конечно… Но это так. «КИНО» стоило 50 тысяч за концерт, и Цой имел две доли. А играли по 60 концертов в месяц[423].

Всеволод Гаккель:

Ни в коем случае не могу соглашаться с подобной точкой зрения. Даже пытаться рассуждать на эту тему[424].

Как понять, каково же было реальное отношение Цоя к деньгам? Юрий Белишкин вспоминает, что «обмануть Виктора, провести его на мякине было очень трудно. Он хорошо знал, сколько стоит его концерт, и никогда не шел на коммерческие уступки. В то же время он не старался зашибить шальные деньги. Всегда интересовался: полон ли зал? Если бы узнал, что билеты идут неважно и половина зала пустует, снял бы концерты». Если «КИНО» предлагали десять концертов, Виктор соглашался только на пять, если просили четыре – «КИНО» давало два. Цой категорически отказывался от сборных концертов, даже когда предлагали те же деньги за пару песен. Пусть будет меньше, но за сольные концерты. Многие им предлагали: давайте, мол, по три концерта в день, можно под фонограмму, так все работают[425]

Андрей Самойлов:

Сидим в Питере у одного товарища. Денег ни у кого нет. Концертов нет – лето. Приезжают узбеки из Ташкента и предлагают: 15 концертов, по io тысяч рублей за стадион, четырем любым группам. «Аквариум», «Алиса», «КИНО», «ДДТ». Условие – играют на стадионе, неважно, сколько народу. Объясняют: вот пришел бай со своими женами, с друзьями, сидят, плов едят. А вы играете. «Как это без зрителей играть?» – спрашиваем. «Вот денег дают io тысяч, чего думать», – объясняют. Все отказались. Цой сказал: «Я играть не буду». А 10 тысяч по тем временем большие деньги были…[426]

В отношении денег, по словам близких Виктору людей, Цой был совершенно адекватен и никогда не переоценивал их значимости. Скупость, как и расточительность, – результат переоценки роли денег в жизни. Цой не был ни скупым, ни расточительным.

Алексей Рыбин:

Цой всегда хотел много зарабатывать. Еще с тех самых пор, когда сам себе шил штаны из дерьмовой материи. И ему удалось разбогатеть. И он этим откровенно наслаждался. Считать деньги он умел и умело ими распоряжался. Только устройство гастролей и вообще все эти контракты – тут считать мало уметь. Тут нужно знать специфику. Артисты, как правило, нигде в мире этим не занимаются. Для этого есть директора и агенты[427].

Один парень как-то рассказывал: «Я знаю одну тетку, она работала в кафе в Ялте, – у нее Цой частенько кофе и вино попивал. И оставлял ей довольно щедрые чаевые. Она потом на них сыну то ли мопед, то ли мотоцикл купила»[428].

В реальности на тот момент (во время съемок «АССЫ» в Ялте) денег у группы «КИНО» не было вообще. Музыкантам оплачивали билеты и выдавали суточные, что и было отличным заработком, хотя суммы, которые на это выделялись, разумеется, были копеечные. Но для «киношников» и это тогда было круто. Ведь на эти деньги хотя бы один раз в день можно было нормально пообедать.

И уж конечно Цой нигде один не выпивал в баре. Группа «КИНО» всегда передвигалась компанией, а в Ялте Цой провел за весь съемочный период не больше трех недель и не бывал один вообще. Так что подобные истории не более чем фантазии, но в таком мифотворчестве, как история про чаевые, есть свой смысл: Цой в народном представлении был щедрым, как и положено настоящему герою.

Ирина Легкодух:

Это было, по-моему, в тот год, когда «АССА» снималась. Витя жил в Ялте, в гостинице «Украина», пошел снег, съемки остановили. И он сидит в гостишке без денег. Совершенно. И чахнет. Мы ему в Симферополе устроили «творческую встречу». Чтоб деньги собрать. В музучилище (сейчас консерватория). Там сцена очень высокая и большая, для симфонических оркестров. Поэтому сделали так: для удобства и чтоб время сократить, я сидела в зале с микрофоном и читала записки, которые мне по рядам передавали, а Витя одиноко сидел на сцене, пел песни под гитару и отвечал на вопросы, которые я зачитывала. Называлось это «Встреча со зрителями», так как Цой за неделю просто никак не успевал подготовить полноценную программу и группы с ним не было. Меня поразило, что зал был битком набит, мы ведь даже толком рекламу не успели сделать, а на одного-единственного Цоя собрался огромный зал украинского театра. Виктор пел, отвечал на вопросы, я сидела в центре зала и «фильтровала» записки. Самый роскошный вопрос был такой: «Скажите, пожалуйста, что означает „у-у-у транквилизатор“?» Виктор, даже не задумываясь, ответил: «У-у-у – это бессмысленный набор звуков, а транквилизатор – это лекарство».

Потом мы поехали к нам, и есть фотка – как раз, мне кажется, у меня дома, после этого концерта, потому что Витя в концертной рубашке и я с прической такой идиотской… Воспоминания от этого дня, конечно, светлые – мы же собрали за этот концерт почти боо рублей, которые потом честно поделили. Я была тогда прям очень популярная в Симферополе актриса, чем немилосердно и пользовалась, то есть какой угодно и где угодно могла концерт устроить, а Витя – восходящая рок-звезда из Питера. Мало того, на деньги эти мы устроили праздник жизни, а потом еще поехали в Ялту, где убедили все-таки Соловьева продолжать съемки «АССЫ», несмотря на снегопад. И правильно убедили – эта заснеженная Ялта создает всю странность и выразительность его фильма.

Возможно, среди каких-нибудь записей Цоя сохранилось такое шуточное произведение, издевательское, про мажоров. Это была такая тетрадь, от которой весь Коктебель угонялся. И мы в этот кодекс все вместе придумывали новые и новые параграфы. Витя носился с этой тетрадью, и, кажется, она у него и осталась. Он вроде бы потом такое произведение придумал – «Неоромантика», или которое должно называться «Кодекс неоромантика», или как-нибудь похоже. Что-то типа «…неоромантик не имеет права выходить из дому без спортивной сумки, из которой торчит теннисная ракетка „Вилсон“, неоромантик должен тонко разбираться как в марках женского, так и мужского нижнего белья и уметь на ощупь отличить фирму производителя…». Мы этот трактат в Коктебеле придумывали, очень веселились… Витя записывал его, но не знаю, осталась ли эта запись. Есть еще и в Крыму, и в Москве несколько людей, которые тусили тогда с нами. Но я не знаю, были ли и сохранились ли у них еще какие-то фотки или материалы. Теоретически и у меня самой вроде бы где-то должны быть еще какие-то фотки Цоя или связанные с ним и записи какие-то рукописные или записочки там какие-нибудь. Но где они? Мы ведь тогда жили весело, не фотографировались так уж особо, и архивов для истории не вели[429].

Во многих изданиях и статьях о Викторе проходит информация об огромных суммах, оставшихся после его смерти.

К примеру, в книге А. Житинского «Цой forever» написано, что «после смерти Цоя на его сберкнижке было 50 тысяч рублей». Непонятно, откуда взялась такая информация. Коммерческих банков еще не существовало, а государству никто не доверял. Да и не было у Цоя денег, которые нужно было хранить в банке, – слишком много было нерешенных бытовых проблем. Ведь при разговоре о деньгах надо понимать контекст. В СССР «богатыми» были отдельные творческие работники, хорошо получали доктора наук и академики, неплохо зарабатывали разного род спекулянты, торгаши и подпольные цеховики. Ну и высокопоставленная номенклатура жила, конечно, «не как все».

Известно, что Цой купил свою первую подержанную машину за полгода до смерти, а новый «москвич», купленный вместо нее, и вовсе казался ему роскошью. Квартиры у него не было, перспектив ее купить тоже. Жил он сродственниками Наталии Разлоговой в спальном районе Беляево. А такие деятели культуры, как Соловьев или Говорухин, жили совсем по другому «классу» – у них были и квартиры в центре, и дачи, и машины, и предметы искусства. Если говорить о шоу-бизнесе, то рокер Градский или композитор Матецкий давно уже рассекали на иномарках, и даже по сравнению с каким-нибудь Макаревичем Цой был нищим.

Слухи о несметных заработках возникли, по всей видимости, оттого, что окружение «киношников» было очень бедным. И деньги «КИНО» на фоне доходов тех, с кем они поднимались, казались огромными. Недаром ведь интеллигентного Липницкого считали мафиозо… Просто потому, что он рос в центре, был окружен предметами искусства, дружил с сытой советской богемой.

У Цоя же не было ни обеспеченной родни, ни доходов, которые позволили бы ему устроить свой быт. Для украшения сценических костюмов он часто покупал дешевую бижутерию. Почти все эти копеечные вещи сохранились. Некоторые украшения Виктор брал у мамы Наталии Разлоговой. В частности, сережки, брошки и колечки, которые он прикреплял к своей куртке.

В 1990 году у группы «КИНО» был длительный гастрольный тур по городам Сибири. Со слов Айзеншписа известно, что «Цой получал 40 % прибыли с концертов + прибыль от продажи полиграфической и сувенирной продукции на концертах»[430]. По словам Алексея Вишни, «„КИНО“ стоило 50 тысяч за концерт, и Цой имел две доли. А играли по 60 концертов в месяц»[431]. Но все это говорит лишь о том, что в перспективе, доживи Виктор до эпохи новой России, возможно, он и достиг бы того материального уровня, который ему приписывают.

Юрий Каспарян:

Ну, постепенно у нас стало достаточно денег. Конечно, квартиры, машины, бриллианты мы не приобрели. Вишня утверждает, что Цой был жадным и расчетливым? Начнем с того, что Вишня сам жадный и расчетливый. Жадным Цой не был, это точно. Мог угостить всю компанию. Тогда не было такого просто… Дело в том, что жизнь была другая. Бывали времена, когда все реально были на подсосе. Потом появились деньги, потом эти деньги обесценились. Такие качели, в общем. Могу сказать, что тому же Цою на машину хватило денег, а на квартиру уже нет[432].

Георгий Гурьянов:

Группа «КИНО» была жадной и расчетливой? Расчетливые – это синоним слов: образованные, понимающие, умеющие считать, говорить, думать и так далее. Если в таком ключе, то конечно. А денег ни у кого не было. Тогда был коммунизм. Какие деньги?[433]

Сохранился один из черновиков Виктора, на обороте которого виден подсчет прибыли группы за серию концертов 1990 года, в частности, указаны концерты в Риге и Архангельске. Из этой записи следует, что запредельных гонораров группа не получала. Да и играли «киношники» по 60–70 концертов отнюдь не в месяц, как считает Вишня, а в год. И год такой в их жизни был ровно один. Достаточно взглянуть на гастрольный график группы.

Что касается Виктора, то нужно помнить, что он, по некоторым свидетельствам, собирался откладывать деньги на покупку квартиры, однако же в апреле 1990 года более 30 тысяч рублей истратил на покупку нового автомобиля, помог в покупке машины родителям (согласно воспоминаниям Роберта Максимовича), после чего в конце июня съездил в Париж, на что тоже были потрачены определенные средства. Из всего этого следует, что фантастические суммы на сберкнижках не более чем вымысел и никакого особенного сверхдохода у него не было.

Телохранители Цоя

Выводы о «богатстве» и звездной болезни Цоя делались и потому, что неверно трактовались те или иные события.

Константин Кинчев:

Вообще Цой пафос любил. Он чувствовал себя звездой и старался этому соответствовать. Ездил только на машине с затемненными стеклами. Не удивлюсь, если у него и телохранители были. Не помню, в Красноярске или Новосибирске он заявил: «Я на сцену не выйду – зал неполный». Так в зале такое началось, что их там чуть не убили. Заносило его, это точно. Может, потом и прошло бы[434].

Воспоминания Кинчева субъективны. Но он по крайней мере только предполагает наличие телохранителей, а вот БГ и Житинский всегда рассказывали историю об эффектном появлении Цоя в сопровождении каких-то двух ребят, якобы телохранителей, на дне рождения БГ.

Александр Житинский, писатель:

Это было 27 ноября 1989 года. День рождения БГ. Боре исполнилось 36 лет. Праздновали в мастерской художника-«митька» Вити Тихомирова. Была большая компания, никакого застолья, а просто все пили вино и закусывали чем придется. Было известно, что в этот вечер «КИНО» дает сольный концерт в СКК и что после концерта Цой обещал заехать поздравить Бориса. Сам Боря мне это и сказал. И вот где-то около одиннадцати вечера в дверь позвонили. Хозяин мастерской открыл. Из черного лестничного провала в дверь молча вошли две высокие мощные фигуры в длинных черных плащах – абсолютно незнакомые. Они сделали три шага вперед, расступились и застыли, заложив руки за спины. Все молча взирали на этот кадр из голливудского фильма. Последовала пауза – и из той же лестничной темноты в дверях показался Цой. Тоже весь в черном и даже, кажется, в шляпе. Не помню. Просто хотелось бы, чтобы он был в шляпе. Чисто стилистически. Видимо, он поздоровался с присутствующими, и они ему ответили. Хотелось бы, чтобы хором. Но я этого тоже не помню, ибо был просто заворожен этим фантастическим появлением. Цой с БГ отделились от компании и поговорили с глазу на глаз минут десять. В это время телохранители (а это были именно телохранители, о чем я догадался лишь на следующее утро!) неподвижно стояли на тех же местах, в тех же позах, не сводя глаз с присутствующих. Я-то по наивности принял их за почетный караул. Пообщавшись с Бобом, Витя немного поговорил с другими гостями. Я тоже подошел к нему и извинился за ту скоропалительную оценку «Звезды по имени Солнце», которую высказал ему в начале года у Кинчева. Цой сказал что-то типа «да ничего» и вскоре покинул мастерскую вместе с сопровождающими[435].

Инна Николаевна Голубева:

У Цоя были секьюрити. Точно. Я с ними дружу, они мне иногда звонят. Наталия утверждает, что не было. Ну и что? Пять персонажей – пять версий. Что мы можем доказать? Кому? Кто-то услышит, кто-то поверит, кто-то пошлет подальше. Моя приятельница вообще вот говорит: «Они же оба наркоманы были – и Цой, и Наташа». Мне в дом принесли вот такие сведения, да. Люди хорошо к нам относящиеся. Не просто там кто-нибудь[436].

По словам же Наталии Разлоговой, в те годы не было такого понятия, как «телохранитель». И никаких личных охранников у Цоя тоже, разумеется, не было. Была охрана. У всех, но только во время концертов. А личная охрана была только у членов Политбюро…

Люди часто путают реалии нашего времени с прошлыми. И забывают, что первые ЧОПы появились только в 90-е, а в СССР никакой частной охраны не существовало, как не было мобильных телефонов, олигархов, PCP, Wii и многого другого. Цой зашел на день рождения БГ прямо с концерта и, возможно, взял с собой кого-то из концертной охраны, кто хотел взглянуть на Гребенщикова. Может быть, с ним пришли подручные Айзеншписа, которые сопровождали группу на гастролях (к 1989 году Цой уже давно жил в Москве), хотя если верить тому, что это было в ноябре 1989 года, то Айзеншпис в свете группы «КИНО» еще не появился вообще и всем рулил Белишкин, который, кстати, о телохранителях Цоя никогда не вспоминал. Но, скорее всего, это просто выдумка.

Юрий Каспарян:

Ну вот, собственно, когда мы с Юрием Шмильевичем ездили, там у нас было три техника, и еще «Змей» и Олег, они как бы телохранители были. В личной жизни у нас охраны не было. Я помню какое-то интервью Гребенщикова о телохранителях Цоя, с которыми он пришел. Это было на его дне рождения, у художника Виктора Тихомирова. Я вот думал, откуда это могло взяться. Но в голову ничего не приходит, и я могу только догадываться… В принципе такая тема… Сейчас вот, например, есть такое, что охрана из зала практически до гостиницы эскорт делает, провожает. Не знаю, было ли тогда такое. Это не телохранители, это просто охрана, ребята, которые и в зале за порядком следят, и от служебного входа до автомобиля они коридорчик делают, ну и всякое такое. Иногда они, собственно, и доставляют тела до гостиницы[437].

Георгий Гурьянов:

Житинский чушь какую-то говорит. Это были помощники Айзеншписа. Я помню, как Каспарян и Наташа были страшно возмущены заявлением Гребенщикова о телохранителях Цоя. Телохранители – это команда молодых людей Юры Айзеншписа, которые помогали, таскали аппаратуру, какие-то там тяжести. Много всего же было для полноценного выступления… Они же и телохранителями были. Но это не те, что вот сейчас в костюмах с галстуками, рациями, на дорогих автомобилях… Мне бы такие понравились. Тогда это только предполагалось. Все закончилось в тот момент, когда все только начиналось[438].

В прессе не раз писали, что рядом с Цоем последние годы постоянно находилась невысокая девушка, брюнетка, мастер восточных единоборств, выполнявшая функцию личного охранника Цоя. Якобы ее даже можно увидеть на некоторых сохранившихся видеозаписях концертов «КИНО».

Это тоже не соответствует действительности. Вероятнее всего, журналисты имеют в виду Наталию Разлогову, действительно сопровождавшую Цоя на некоторых гастролях «КИНО». Во всяком случае, никаких других девушек рядом с группой «КИНО» никогда не было, у Юрия Айзеншписа были помощники исключительно мужского пола.

Из интервью Виктора Цоя:

– Есть ли у вас телохранители?

– Нет. Хотя вообще на наши концерты собирается по 10–20 тысяч человек… Молодежь у самой сцены, и приходится прибегать к услугам крепких ребят, которые ограждают нас от толпы. Иначе придется только автографы раздавать, петь не дадут[439].

Всем известно, что Виктор не жаловал заграницу гастролей.

Из интервью Виктора Цоя:

– Виктор, а ты хотел бы, чтобы группа «КИНО» поехала в зарубежные гастроли?

– Нет.

– Скажи, а почему ты не хочешь ехать?

– Ну, потому, что я прекрасно отдаю себе отчет в том, что это никому там не интересно и что не может быть интересной группа, поющая на иностранном языке и неизвестная. А ехать, чтобы купить себе там – я не знаю – магнитофон и привезти его сюда или посмотреть, какие там замечательные машины или какие там замечательные гостиницы?! Это только зря время терять… Зачем?![440]

12 января 1989 года группа «КИНО» отправилась в Данию, в Христианию, где выступила в ГроХолле на фестивале «Next Stop», собиравшем средства в помощь пострадавшим от землетрясения в Армении. После концерта музыканты дали интервью местной радиостанции на английском языке. А 17 января группа вернулась в СССР.

Георгий Гурьянов:

В Дании концерт был у нас. Я хорошо помню. Это был первый наш выезд за рубеж. Первый выезд в капстрану, выход в западный мир. Как раз мы записали альбом «Звезда по имени Солнце» и поехали в Данию. Там был какой-то фестиваль, играть нужно было в каком-то загоне буквально. Сыграли мы там круто. Есть запись, правда плохая, но можно смотреть. Дали там жару… Аудитория была большая. Больше, чем потом во Франции и в Италии. Там был такой интересный эпизод – оператор, снимавший этот концерт, подобрался совсем близко ко мне, и в какой-то горячий момент у меня обрушился «том» и полетел прямо в объектив камеры… Прямо как у группы «The Who». Но вообще мне в Дании не понравилось. Похоже на Таллин. Было разочарование[441].

Виктор Цой:

Землетрясение в Армении подвело нас к черте, стоя на которой рождается мысль о невозможности жить по-прежнему. Это был предел, призывающий исправлять то, что наворочено за всю историю. А иначе – я не знаю, что может случиться[442].

В феврале «киношники» отыграли семь концертов в Алма-Ате. И в феврале же 1989 года вместе с Наташей и Каспаряном апервые летят в США, к Джоанне Стингрей. В Нью-Йорке Наташа представила Виктора и Юрия Джоанне и отправилась по своим служебным делам.

Джоанна Стингрей:

Я ждала этого момента так долго, что решила потратить все сэкономленные деньги, чтобы сделать его путешествие незабываемым. В аэропорт встречать их с Юрой Каспаряном я отправилась во взятом напрокат белом лимузине с баром и телевизором. Две недели мы провели, как дети, наслаждаясь жизнью… Ездили в Диснейленд, который понравился Цою больше всего.

2 апреля 1989 года группа «КИНО» вместе с «Аукцыоном» и «Звуками Му» вылетает во Францию, где выступила на 13-м фестивале популярной музыки «Весна в Париже» («Printemps de Bourges») в Ле Бурже. Там Виктор Цой познакомился с музыкантами группы «Noir Désir» и подружился с их лидером Бертраном Канта. В один из приездов во Францию Цой даже гостил у него в Бордо.

Во Франции также была выпущена пластинка «КИНО» (музыканты специально записали сборник своих хитов и привезли фонограмму в Париж). Она вышла небольшим тиражом, но разошлась хорошо.

Есть один любопытный факт, по которому можно судить о том, как Виктор «позиционировал» себя за границей. Когда «киношники» прилетели в Париж, ему и музыкантам «КИНО» Натали Минц (одна из устроительниц той поездки) заявила, что прямо из аэропорта все поедут на интервью. На что Цой возразил, что хотел бы сначала заехать в гостиницу, привести себя в порядок и поесть. Она же, как западный продюсер, ледянъм тоном ответила, что все будет так, как написано в их графике. Тогда Цой спокойно сказал: «Останови автобус, я лечу домой». По его лицу было ясно, что он не шутит. Поэтому Натали вздохнула и повезла всех в гостиницу. А потом рассказывала журналистам про покладистого и сговорчивого Шевчука, с комментом, что только Цой не готов строиться.

Михаил Садчиков, журналист:

Цой никогда не шел на «левые» варианты. Он вообще-то всегда начеку («Следи за собой, будь осторожен!»), а в отношении заграницы – особенно. Да, другие выезжали чаще, но будем откровенны и расскажем читателю правду, как они там жили-поживали в то время. Практически без гонораров, на нищенские суточные, непонятно, в каких гостиницах, экономили каждый цент или пфенниг, чтобы наскрести на видеокассету, двухкассетник, видеоплеер, а дома выгодно продавали все это и радовались, если «оправдывали» поездку. Такова была тогдашняя реальность: не нравится – сиди дома! Цой – один из немногих, у кого хватало сил не ехать при каждом удобном и неудобном случае, Цой предпочитал если уж ехать, то тратить гонорары на фирменные сигареты, бары, концерты, а не голодать из жадности. Помню, спросил его как-то: «Почему вы избегаете заграницы?» И услышал в ответ: «Не хочется терять свое достоинство. Чем ехать на таких кабальных условиях в роли бедного советского артиста, лучше не ехать вообще… А путешествовать можно и туристом, благо друзей у нас по всему свету хватает»[443].

Цой всегда гнул свою линию, и его надо было принимать таким, каким он был, или не принимать вовсе. Когда читаешь воспоминания свидетелей, создается впечатление, что он был спокоен, неконфликтен, но люди перед ним пасовали.

После Парижа, откуда он вернулся 10 апреля, Цой едет в Мурманск, где выступает в Межсоюзном дворце культуры, отвечает на записки из зала и дает небольшое интервью журналистам местной газеты. Это выступление стало первым после возвращения Виктора из Франции.

Межсоюзный дворец культуры в то время был больше известен под названием «колхоз». На сцену мурманской «Межсоюзки» в свое время выходили и Майк Науменко, и Константин Кинчев. Там же, в «колхозе», чуть позже, в начале 90-х, выступали «Бригада С» Гарика Сукачева и хулиганское «Любэ».

Для молодежи Мурманска приезд лидера «КИНО» стал событием из ряда вон выходящим. Цоя поселили в гостинице «Арктика». Особо ярые фанаты круглосуточно дежурили на гранитной лестнице гостиницы в надежде если не заполучить автограф, то хотя бы увидеть «самого Цоя». По воспоминаниям свидетелей, Виктор несколько раз спускался в холл гостиницы, охотно расписывался и курил с поклонниками. Он был немногословен, но счастливые фаны и не требовали от него речей, – им было достаточно, что он рядом.

Сам концерт, а точнее, сольное выступление больше походило на «макроквартирник» или творческий вечер. Цой, поскольку был один, играл на акустической гитаре, пел основные хиты. Зал был забит битком. В перерывах между песнями Цой отвечал на записки из зала. По воспоминаниям счастливцев, побывавших на концерте, отвечал почти на все, но некоторые все же оставлял без ответа – только хихикал… Мурманские фаны были в восторге. Газету «Комсомолец Заполярья», вышедшую с интервью лидера «КИНО» 13 мая, невозможно было найти в продаже.

Из воспоминаний очевидцев:

Цой уже тогда вовсю был живой легендой и держал зал. Концерты вообще были редкостью, не то что сейчас, поэтому ДК был полон. По сути, это был творческий вечер, – время от времени между песен делали перерывы, и какой-то человек ходил, собирал по залу записки и подносил их ЕМУ. Витя отвечал коротко и понятно, как он умел. Помню, что некоторые записки он разворачивал и, прочитав про себя, бросал на пол перед собой, не озвучивая, переходя к следующей. Народ смеялся… По тому, как держится человек, было понятно, что он прекрасно понимал, фигурой КАКОГО масштаба он является. Про звук ничего сказать не могу – удивился, что «КИНО» приехало не группой, репертуар не помню. Мне тогда было 14 лет, и показалось, что в зале основная аудитория состоит из взрослых людей. Еще точно помню, что рядом справа сидел человек и, держа на коленях кассетный переносной магнитофон, осуществлял запись. Не знаю, что там получилось, но тогда это было нормально…

В «Межсоюзке» я был, Цой с акустикой приезжал. В начале концерта показали отрывки из «АССЫ» и «Иглы»… А еще помню, как Цою вместо записки передали два рубля. Он попросил забрать их, а из зала крикнули, чтобы он на них расписался…

Мурманский радиоведущий Данила Костин был в числе тех немногих счастливчиков, которые смогли побывать на концерте. И он даже сумел снять фотоаппаратом несколько кадров. Теперь эти снимки – настоящий раритет. А Данила считает концерт Цоя одним из знаковых событий в своей жизни: «Билеты туда было не достать, прорывались ребята без билетов. Я сидел с краю, и мне приходилось собой ограждать девушку, – народу была масса, гораздо больше вместимости зала»[444].

22–23 апреля 1989 года с выступлений в Волгограде начинается большая гастрольная поездка по стране.

Юрий Белишкин:

Был случай в апреле 1989 года в Волгограде. Георгий Гурьянов – мы добирались из разных мест – перепутал аэропорты. Не прилетел. Предполагались два концерта – в 16:00 и в 19:00. И он опоздал на первый. А у нас же живой звук, не фонограмма. Вышли из положения так: поставили ударную установку, затемнили ее и сыграли концерт без барабанщика. Об отмене концерта и речи не зашло. А вечером Гурьянов прилетел. А если представить… Витя все равно обязательно вышел бы на сцену, и концерт бы состоялся…[445]

Георгий Гурьянов:

Это было, да. В Волгограде была катастрофа. Драматическая история. Я задержался в Париже на месяц, поэтому был оторван от коллектива и вылетал из Москвы в одиночестве. Меня, конечно, провожали друзья, но летел я один. Но тут не столько моя безалаберность, сколько отвратительная работа аэропорта. И я их не путал. Там же как? Проходишь регистрацию на самолет, а на посадку потом приглашают. А тут меня не пригласили. Я подхожу, спрашиваю, в чем дело, мне говорят: твой самолет улетел[446].

Юрий Каспарян:

Помню концерт в Волгограде, на который Георгий опоздал по причине то ли ошибки, то ли что-то помешало. Мы затянули шторой ударные, отыграли, пошли в гримерку расстроенные, обсуждаем идем. Цой говорит – все, пора с этим кончать, выгнать, наверное, придется… Входим, а там на скамейке сидит Георгий, нахмуренный такой… Ну, зашли, он говорит: «Я больше так не буду». Ну, поругали его чуть-чуть, тем и кончилось[447].

Из воспоминаний поклонника «КИНО»:

Я тогда был шкетом совсем. Пошел на концерт с одногруппниками из училища. Концерт очень понравился, все песни Цой пел без фанеры. Давно это было, всего не упомнишь. Жаль тогда не было технологий, чтобы записывать или фотографировать тот концерт…[448]

В мае группа «КИНО» выступает в Витебске и Минске.

Вот что написали в минской рок-газете о прошедших 6–7 мая 1989 года концертах:

Предстоящие концерты «КИНО» в Минске вызвали натуральную миграцию из всех областей и районов поближе к стадиону «Динамо». Более-менее уверенно чувствовали себя витебляне, которым предоставлялось право принять заезжую знаменитость дома. Могилеву, увы, пришлось взять ноги в руки и… Поезда и автобусы были буквально набиты молодыми людьми, ехавшими за «алюминиевыми огурцами». Особенно хорошо это было видно на обратном пути, когда «своих» узнавали по трубочкам плакатов в руках. Кстати, пару слов о плакатах. Ими бойко приторговывала «команда поддержки» с рафиков, и уж десятая-то часть одиннадцатитысячного тиража наверняка осталась в Белоруссии. Не удержался от соблазна и я, грешный, о чем ни капли не жалею, вдохновляясь на написание этих строк глянцевыми фейсами четверки, глядящими со стены. Каждый плакат давал в казну «КИНО» четыре с полтиной, что, вкупе с гонорарами за концерты, составило, надо полагать, неплохую сумму. Прекратим, однако, считать чужие заслуженные деньги, тем более что подобную практику (продажу плакатов) можно только приветствовать. Дождемся, уверен, такого дня, когда всяк страждущий сможет приобрести здесь же, на месте, значки, майки, кассеты или пласты. Ведь недаром же «там» такие деньги грохают на рекламу: они в этом толк понимают. Проблему рекламы поднимают сейчас полупустые залы на многих рок-концертах…

…Увы, на подходе к стадиону нас встречали не только машины с плакатами, но и мощные ментовские кордоны (видимо, по старой футбольной привычке). Билеты при входе в сектора тоже проверяли товарищи из органов.

И вообще, весь стадион настолько пропах «ментолом», что казалось, концерты проводит МВД, а девиз: «На каждого фана – по стражу». Приплюсуем сюда еще солдатиков из оцепления, и станет ясно, что для охраны нашего спокойствия были приняты все возможные меры…

На разогреве была минская команда «Форпост». Но народ-то собрался совсем не на них. И естественно, что сидящие на трибунах никак не соглашались жевать эту жвачку в ожидании сочного десерта. Тем паче что «Форпост», несмотря на уверения некоторых товарищей (из Сузорья и проч.), отличался полным отсутствием стиля и каких-либо намеков на «лица не общее выражение» (если не сказать хуже).

И сбрасывание одежд, и падения на колени вызывали у публики только приступы ржания – иначе не скажешь – и совсем не ласкающие слух слова и предложения. К счастью, всему есть предел. Под свист и улюлюканье «передовики» покинули стадион. О них, впрочем, все тут же и забыли, ибо на табло зажглась корявая надпись «КИНО». Я жду, что вот-вот на дорожку ленивой трусцой взбегут ОНИ.

Ан нет! Появляется зеленый рафик и, под всеобщий писк и стон, подвозит довольных звезд к самой сцене. Ай да мы! Ну чем не «Запад»?! «Киношники» в своих традиционных черных прикидах, а Густав тоже в традиционных черных трусах. «Мы сейчас немного настроимся и начнем…» – это Витюша небрежно бросает пару слов в микрофон, весь такой «в доску свой», что народ покорен, завоеван, повергнут ниц. «КИНО» начинает своим свежим хитом «Звезда по имени Солнце», знакомым всем нам по «Игле». Фаны поднимаются со своих насиженных мест, забираются на скамейки… «И две тысячи лет война. Война без особых причин». Первая песенка заканчивается, народ начинает уверенно тесниться к центру, обтекая милицейские кордоны. Кое-кто забирается на плечи товарищам, появляются красные и динамовские флаги. А фанатки осаждают Витю, заваливая сцену цветами и пачкая Витин лик в помады разных оттенков.

Одна из наиболее ретивых поклонниц достигает сцены, когда уже звучит новая вещь («Спокойная ночь»), и требует «внимания». Цой машет головой, как корова, отгоняющая назойливую муху. Дама, однако, не реагирует на этот красноречивый жест и предпринимает попытку вырвать гриф из могучей Витиной руки. Врешь, кочегара так просто не возьмешь! Народ вопит: «Гони ее!» Фанатке приходится-таки ретироваться, и она возвращается на свое место, гордо подняв голову и бормоча под нос «слова благодарности».

Стадион пляшет, поет, прыгает, хлопает, визжит. В небе над головой Вити начинает вырисовываться светящийся круг. Количество цветов на сцене и помады на лице растет в геометрической прогрессии. «КИНО» играет боевики из «Группы крови», разбавляя их парочкой старых (из «Начальника Камчатки»). Густав, вконец разогревшись, снимает майку. Милиция делает свое дело, вежливо выволакивая наиболее строптивых за пределы стадиона. Один из фанов великолепным финтом, которому позавидовали бы звезды американского футбола, уходит от охранника, вызывая восторг трибун. На хмурых лицах под красными околышами презрение и решимость вернуть 37-й. В чем дело, ребятки? Здесь же все свои, советские! Не надо волочить меня за рукав, я хорошо понимаю по-русски…

Девочка рядом пониже воздевает глаза к небу, в глазах слезы восторга: она здесь, она видит ЕГО, она слышит ЕГО. «Между землей и небом… Война!» – вопит стадион. Звучат «киношники» хорошо. Тихомиров демонстрирует класс на басу, а каспаряновская гитара звучит прямо как в записи. Витя то и дело посматривает на небо: над стадионом сгущаются всамделишние тучи. «КИНО» играет отбой – «Алюминиевые огурцы». Народ ревет… Рафик уносит музыкантов в «неведомые дали»… На Минск обрушивается ливень… Капли стекают по лицам, имитируя слезы прощания… Спасибо, «КИНО», привозите новую программу. Привет Питеру…[449]

Валентин Стефанович, поклонник «КИНО»:

Концертов было три. Я был на первом, в первый день. Было мне 10 лет. Милиции там было очень много. На проходе к стадиону стояли в несколько шеренг. Во время самого концерта она не давала людям вставать и кричала в мегафон «Сидеть!». На третьей песне народ все-таки встал, начал балдеть и перестал смотреть на ментов. На моих глазах в начале концерта менты задержали группу минских панков, просто так, за их внешний вид[450].

Из воспоминаний поклонников «КИНО»:

А еще один фан пытался крикнуть в микрофон: «Витя, я с тобой!!» – и его увели менты в белых носках… А у мента, который пытался остановить этого парня, выбежавшего на сцену к Цою, упала фуражка и покатилась по дорожке. Вот это была хохма! И катилась она метров ю…

Я тоже был на этом концерте, билет стоил 3 или 5 рублей, помню, у меня не было денег, а мой приятель мне их одолжил. Первой выступала группа «Форпост», что за группа, я не знаю, что было с ней дальше, не помню, но пару песен у них было хороших. Мне понравилась фраза солиста «Форпоста»:

«Пока они пришивают группу крови на рукав, я вам спою». Также помнится, что было очень легко подойти к Цою и взять автограф, до сих пор жалею, что этого не сделал…

* * *

А я помню, как парень с голым торсом выбежал на сцену и попросил Витю расписаться на груди или на спине, а затем в микрофон всем зрителям пообещал не мыться ВСЮ ЖИЗНЬ…

* * *

Помню все, будто вчера это было… Парня того, кто просил на груди расписаться, и группу «Форпост», солист которой лажанулся слегка… Концерт был после дождя, и сцена была мокрая. Гитарист, а-ля донские казаки, ножницы вздумал сделать в воздухе ногами… Убег менять гитару, потом целую песню на ходу ее настраивал. Я сидел напротив сцены в третьем ряду. Какая энергетика… Вот это был концерт. Струны лопались в гитарах. Запомнилось, как девчонку пытались отцепить от Цоя, когда группа после концерта садилась в рафик. Ну никак не могли это сделать. Но выход был найден – ее тоже затолкали в салон…[451]

Удивительно, но сохранились видеозаписи с белорусских концертов «КИНО». Светлана Борисевич в 1989 году смогла снять (а впоследствии и сохранить) уникальный материал на концерте в Витебске.

Светлана Борисевич

Все происходило 20 лет назад. Я была малолетка с хвостиком, дура дурой… Сначала работала в клубе большого завода, а потом ушла в гастрольный театр, и первое условие, которое я поставила там, было то, что мы приглашаем на гастроли группу «КИНО». Так, соответственно, и появилась эта пленка. Концерты шли пять дней…

С гостиницами были проблемы, и никакая группа «КИНО» там не могла найти места. Но мы что-то нашли, и вот в ночь они наконец-то прилетали, и мы выслали за ними машину – «чайку». И так они оказались в Витебске.

Было всего пять концертов – сперва один концерт, потом два дня по два концерта. Я умудрилась получить на руки камеру, отмашку Юрия Белишкина и смогла сделать судорожную съемку, которая была ценна лишь тем, что музыканты получили ее сразу – уезжая. Музыканты «КИНО» были офигительно роскошны… Они были холеные, и в них очень чувствовалось западное начало. И если у нас народ все еще ходил какой-то такой лохматый, чувствовались вся эта питерская лохматость и неухоженность и прочее, то они выглядели просто роскошно, и чувствовалось западное влияние. У всех были роскошные прически, волосы, одежда… Мы там еще все рядом не стояли и были уровнем пониже. Одеты они были во все черное, это было так стильно… Самое интересное, что мы смогли по городу ездить в «чайке», но на концерт приехали на «икарусе», потому что автобус толпе было сложновато блокировать. А толпа была огромная…

Я их поснимала немножечко во время репетиции и в ресторане… Они были комфортные, немного отстраненные… Камера моя была жутко тяжелая, она весила одиннадцать килограммов, и я все время боялась выпустить ее из рук, она стоила пять тысяч долларов, стоимость машины… И мне Каспарян помогал ее носить. Все таращились на нас – сначала на «КИНО», потом на эту камеру и того, кто ее заносит… Камера такая была одна. Это была собственность крупного завода, богатого предприятия, мне ее принесли втихаря, и за мной ходили, следили – чтобы я с ней не рухнула, потому что потом можно было смело квартиру продавать…

Мне очень запомнилась концовка записи – финал… Мы заехали в гостиницу, ребята сидят на диване, я через простенок снимаю их, перевожу камеру на стол, Юра Белишкин пишет на белой салфетке «Я люблю КИНО» и бросает на нее гвоздику, я вновь перевожу камеру на простенок, где видны ребята, Белишкин подносит к объективу камеры огонек зажигалки, и голос за кадром: «Все…»[452]

Виктор Цой в Сочи на пляже. Фото из архива Наталии Разлоговой

Летом 2013 года Светлана, сохранившая оригинал записи витебского концерта, благодаря стараниям вашего покорного слуги лично передала запись сыну Виктора Цоя – Александру.

В период с 13 по 15 мая «КИНО» дает концерты в Свердловске.

Из воспоминаний очевидцев:

На наш свердловский концерт «КИНО» мы ходили с одноклассником. (Как раз в 1988-м, благодаря случайно попавшей в руки кассете с «Группой крови», сам зафанател и народ в своем ю-м классе подсадил. До этого мы как-то были больше знакомы с творчеством г-д типа Новикова/Розенбаума/ Шуфутинского – Уралмаш, что вы хотите?.. Ну, может, еще пару песен «Нау» или «Агаты» слышали.) Концерты во Дворце спорта были. Солидные люди (типа нас) сидели на трибунах, а более оторванные – колбасились в партере на площадке. Там еще было полно каких-то курсантов, то ли из ВВПТАУ, то ли из пожарного – не помню. Уж не знаю, порядок должны были охранять или так пришли… Драйвово было, однако. Спички, зажигалки – жгли все. Полуголый Густав на ударных из-за прожекторов казался какого-то мертвенно-синего цвета… Концерт короткий был – около часу где-то (потом слышал, что они в день два или три концерта давали). В основном, как помню, песни из «Группы крови» плюс «Перемен!» и еще что-то… Записи и съемки были официально запрещены, но при выходе сам видел каких-то пацанов с магнитофоном. Так что как минимум одна аудиозапись должна существовать[453].

Из воспоминаний Алекса Штека:

Шел 1989-й год, когда группа «КИНО» намылилась посетить Свердловск. Концерт тот мне надо было непременно посетить и записать, ведь я, например, испортил журналы в школьной библиотеке, вырезая фото группы, так что повод купить билет на концерт был веским.

С Цоем в Заречном (родной город Алекса) все было просто – записи добывались дома у С. Солдаткина («БиС»), а билеты были в свободной продаже в предбаннике нынешнего магазина «Монетка», что на площади. Оставалось только найти магнитофон, чтоб записать концерт. С этим была проблема, но мои хакерские мозги придумали изящный путь ее решения – магнитофон надо стырить! Ведь это же Цой! Ради него можно! (Да, в общем-то, и не только ради него.)

Самый доступный магнитофон лежал в 1-й школе, в столе учителя кабинета 208. Это была «Электроника-302» кофейного цвета. Стол был закрыт на ключ. Кабинет, впрочем, тоже. И если 208-й удалось открыть, подкинув кому-то лапшички на уши и завладев ключом, то для стола были припасены отвертки – его пришлось разбирать, чтоб не повредить закрытый замок. Все удалось проделать незаметно – и вот батарейки куплены, микрофон «МД-200» воткнут, и я прямо в школьной форме помчался на концерт (пионерский галстук я все-таки снял, чтобы там выглядеть не полным дебилом).

Цой вышел в своем излюбленном образе – черный прикид, задранная вверх челюсть и немногословность. Словом, настоящий герой, да еще и с черной гитарой. Герой для начала затянул такую песню: «А над городом плывут облака,/Закрывая небесный светш,/А над городом желтый дым,/Городу две тысячи летш». Фирменную фишку с буквой «ш» на этом концерте Виктор, видимо, решил довести до полного абсурда и апогея… Вообще, на концерте «КИНО» звучали скорее как металлюги, чем то, что мы привыкли слушать дома из колонок, бо-минутный вал скрежета и лязга. Но посреди концерта наступила внезапная передышка. Немногословному Цою, привыкшему на концертах лишь здороваться и прощаться, на этот раз пришлось произнести в несколько раз больше слов: «У меня на гитаре порвалась струна. Сейчас ребята сбегают, ее заменят, а пока…» И он, одолжив другую гитару, спел «Легенду». Без сопровождения группы.

Затем металлическая молотилка продолжилась. Песня «Электричка» по звуку напоминала скорее медленно проезжающий товарняк, чем, собственно, электричку. Так что в обратном автобусе я ехал со звоном в ушах, – это было мое первое посещение рок-концерта, я к этому не привык и был впечатлен.

В зале при потушенном свете я не мог разглядеть индикатор уровня записи магнитофона, но практически попал в точку – запись вышла очень неплохой для тех условий и техники. Сегодня, легко притянув за уши нужные факты, можно утверждать, что Цой таким образом записался на технику группы «Время срать».

Концерт закончился, однако история с магнитофоном продолжилась, – его надо было незаметно положить на место в столе 208-го кабинета. Утром, как только открылась школа, я снова взял сумку с аппаратом и отвертки. Вахтер без всяких подозрений выдала ключ – мало ли, отличник, может, к знаниям стремится, вот и пришел так рано. Закрывшись в кабинете, я начал отвинчивать крышку стола. В этот момент ручку кабинета с другой стороны дернули, и голос, явно принадлежащий преподавателю Светлане Сергеевне «СС» Ворошиловой, произнес: «Ребята, а кто ключ от кабинета брал?» Оказывается, у кабинета уже столпился целый класс в ожидании урока. Я поспешил завершить дело, завинчивая последние болты, а Светлана Сергеевна тем временем ушла расследовать пропажу ключа. Воспользовавшись моментом, я покинул кабинет и объявил незнакомому классу: «Кто настучит – тот получит п…ы, понятно?» Класс промолчал. А я вышел сухим из воды.

Частичная копия той записи откопалась спустя почти 25 лет в гараже известного химика-биолога Лени Чижа. Что до оригинала записи, то он вроде бы тоже где-то там же, только найти его не удалось. Ну и пусть дальше валяется, ценность набирает… Археологи 3084-го года найдут под обломками уже развалившегося гаража кассету да оцифруют. А я пойду-ка лучше на электросамокате прокачусь. А С. С. Ворошилова, как выяснилось позже, тоже симпатизирует Цою и «КИНО»…[454]

Юрий Каспарян:

Я отлично помню, как один из концертов, по-моему на Урале, мы играли в каком-то спорткомплексе, на ледовом стадионе или что-то в этом роде. Представьте сцену, невысокую такую стоечку. Спорткомплекс же. И вдоль сцены ставят ограждения такие и омоновцев или кого-то там, в шлемах… И вот я им говорю: «Ребята, представьте, что будет? Задние попрут вперед, они начнут двигать эти штуки – и что будет? Задавят ваших омоновцев». Ну, в принципе, а что? Пусть стоят у сцены, если полезут – есть ребята, которые отправят их обратно. Они послушали. Точнее, прислушались. Сдвинули эти заграждения к стенам, но омоновцев оставили. И все было нормально. Потом я помню, как на одном концерте эти ребята-омоновцы, хотя, может, это и не омоновцы были, чтобы не тратить время зря, упражнялись в работе с толпой. Время от времени вклинивались в толпу, раздвигали ее клином так, потом так – «Все, отбой». Потом опять: «Работаем» – и снова вклинивались. То есть они никого не обижали, но именно отрабатывали навыки. Потом, помню, они с нами сфотографировались. Мы и эти ребята в шлемах, со щитами… Есть фото даже…[455]

С 26 по 28 мая 1989 года «КИНО» выступает в Краснодаре.

Геннадий Ипекин, звукорежиссер «КИНО»:

…Я скажу, вот Цой – это было что-то! Я их тогда сопровождал в гастролях, поскольку работаю звукорежиссером. А звук и аппаратура в музыке – самое важное. Удивляла сама обстановка на концертах. При том что у «КИНО» бледный музыкальный материал, вдруг моментально появлялось ощущение неукротимой энергии. Это фантастика: рев аппаратуры киловатт на двадцать, дикий рев толпы – такой же по силе, в зале сидишь, текст разобрать невозможно, кругом – женский визг, слезы, толпа прыгает, подпевает, машет руками. А прямо на тебя со сцены летит какая-то энергия, дикая, и с ней ничего нельзя сделать. Было в Цое что-то, не знаю, может быть, излучение, биополе через микрофон, да еще имидж у них был удачный – все в черной форме. Цой выходит: «Привет, Краснодар!» И ни слова больше. Сразу играют. Они никогда не настраивались перед концертами. Вышли, взяли гитары – и вперед![456]

После выступлений в Краснодаре группа направляется к морю, в Сочи, где 9 июня 1989 года в КЗ «Фестивальный» «КИНО» отыграло два концерта.

Геннадий Ипекин:

Помню, приехали в Сочи, за день до концерта… Когда вселялись в «Жемчужину», заморочка получилась. Подходим, говорим: «Тут должна быть бронь на „КИНО“…» Тетя там отвечает: «Было уже кино, поснимали все и уехали». Объясняем, что это не то кино, а группа такая. Она: «Да, да, была киногруппа, поснимала, уже уехала». В общем, раз десять пришлось объяснять, пока не начали фамилии сверять… Цоя отказались селить в один номер с Наташей, так и так – штампа в паспорте нет. А паспорта заграничные, там штамп не предусмотрен. Ничего не знаем… Совок, что ты хочешь…[457]

Ольга Носковец, поклонница «КИНО»:

Мне было тогда 14 лет, и я была на обоих концертах, это, конечно, было что-то, а до этого днем еще на «Иглу» в «Дагомысе» сходила, может, кто помнит – был тогда там кинозал. Я шла такая блатная, в самопальных рокерских шмотках-фенечках с магнитофоном ИЖ-302 на плече, а оттуда – «Группа крови»… Вот денечек был. На концерте была без фотоаппарата, но с полевым биноклем и каким-то чудом взяла автограф, но он «ушел» потом – кому-то отдала, ну как всегда… Я вообще лютой «киноманкой» была тогда…[458]

Георгий Гурьянов:

Мы тогда после концертов остались в Сочи на недельку – купаться, загорать. Там в «Жемчужине» продавались фотопленки, тут же их можно было проявить, напечатать фотографии, и мы развлекались таким образом…[459]

Закончив гастроли, группа берет тайм-аут, и Цой с Наташей отправляется в Латвию на отдых.

«Последний герой»

Как известно, в студии Валерия Леонтьева произвели не одну, а целых две записи – «Звезду по имени Солнце» записали в декабре, а в январе приступили к записи материала для так называемого французского альбома.

Запись «Звезды по имени Солнце» прошла очень тепло, по-семейному. В последний день работы, 30 декабря 1988 года, Виктор Цой принес всем подарки, а потом был распит ящик шампанского, проспоренный Белишкину директором Леонтьева, Николаем Карой. После Нового года музыканты вернулись в студию и за десять дней записали альбом, который потом выйдет под названием «Последний герой»…[460]

Георгий Гурьянов:

Это был заказ. Был заказ, но никаких инвестиций. Они, французы, издают пластинку у себя, а мы предоставляем им музыку. Ну, мы, как всегда, записали все у меня дома, по накатанной программе, обычную кассетку такую и принесли к ним. Они в ответ: «Вы что, издеваетесь над нами?» Им не понравилось. Типа, у нас правительственный уровень, столько пафоса, а вы нам тут кассетку… И нам пришлось все перезаписывать. Обложку мы делали с Витей, но французы все потом переделали на свой лад. Чуть-чуть иначе было изначально. С другой стороны, мне эта пластинка совсем не нравится. Эти придурки старались копировать всё нота в ноту, получилось повторение, все как-то скучно, вымученно, сухо, причем мы не участвовали на сведении, и они там, эти рок-н-ролльщики французские, все загладили, затерли…[461]

Ночь коротка, цель далека,

Ночью так часто хочется пить,

Ты выходишь на кухню,

Но вода здесь горька,

Ты не можешь здесь спать,

Ты не хочешь здесь жить.

Доброе утро, последний герой!

Доброе утро тебе и таким, как ты,

Доброе утро, последний герой.

Здравствуй, последний герой!

Ты хотел быть один, это быстро прошло,

Ты хотел быть один, но не смог быть один,

Твоя ноша легка, но немеет рука,

И ты встречаешь рассвет за игрой в дурака.

Доброе утро, последний герой!

Доброе утро тебе и таким, как ты,

Доброе утро, последний герой.

Здравствуй, последний герой!

Утром ты стремишься скорее уйти,

Телефонный звонок, как команда «Вперед!»,

Ты уходишь туда, куда не хочешь идти,

Ты уходишь туда, но тебя там никто не ждет!

Доброе утро, последний герой!

Доброе утро тебе и таким, как ты,

Доброе утро, последний герой.

Здравствуй, последний герой!

Этот альбом чуть позже свели в студии Du Val D’Orge во время поездки во Францию и выпустили лейблом «Off The Track Records» на CD под французским названием «Le Dernier Des Heros».

Виктор Цой в Риме. Фото из архива Наталии Разлоговой

Этим же лейблом был выпущен миньон «Maman» на грампластинках с двумя песнями из альбома – «Мама, мы все тяжело больны» и «Троллейбус». В сам альбом воити вещи из «Группы крови», частично из «Звезды по имени Солнце», новые версии ранних песен «Электричка», «Троллейбус» и «Последний герой», а также композиция «Мы ждем перемен!». То есть фактически это был сборник хитов, предназначенный для ознакомления зарубежной публики с репертуаром группы. Оформление этой пластинки также делали во Франции на основе макета Гурьянова и Цоя.

Юрий Каспарян:

Записывался альбом не одновременно со «Звездой». Мы как раз ее закончили, и потом возникла вот эта мысль. Я вообще не помню, когда это происходило, но помню, что мы записали этот французский альбом по старинке дома, на портастудии, а французы возмутились, и мы вновь арендовали студию леонтьевскую, приехали туда, как старые знакомые, и быстро-быстро записали. Альбом был сделан по заказу французов, был заказ. Это Жоэль там, если не ошибаюсь… Он культурным атташе был в Москве, потом в Грузии. Мы с ним пару раз встречались как-то…[462]

«КИНО» в Риме. 1989 год. Из архива Георгия Гурьянова

Георгий Гурьянов:

«Последний герой» – это французское издание, хотя мы с Виктором делали обложку, отправили макет, но дальше уже не запаривались, признаться. Французы ее корректировали по ассоциации с тем, что мы им отправили, и с обложкой «Группы крови». В результате они сделали супрематический и футуристический дизайн. Если бы я тогда серьезнее к этому отнесся…[463]

«КИНО» в Риме. 1989 год. Из архива Георгия Гурьянова

«Французское» сведение придало альбому несколько иное звучание, чем у «Группы крови» и «Звезды по имени Солнце».

Георгий Гурьянов:

«Французский альбом» – тоже постпанк, но с ярко выраженными оттенками французского колд-вейва [колд-вейв – это «холодный» постпанк, распространенный во Франции (Asylum Party, Mary Goes Round, Little Nemo), Бельгии (Siglo XX, The Names), Польше (Made in Poland, Kineo R.A)]…[464]

Были у этого альбома и русские издания, сделанные уже после гибели Цоя: в 1991 году альбом «Последний герой» выпущен лейблом «Russian Disc» на виниле, а в 1996 году альбом «Последний герой» был переиздан «Moroz Records» на компакт-дисках с цифровым ремастерингом.

Исходные пленки записи, которые сохранились у звукорежиссера французской студии Патрика Клерка, были переданы Марьяне Цой и «Рикошету», который сделал альбом ремиксов «Виктор Цой: Печаль» (2000 г.), взяв фонограмму вокала Цоя из альбома «Последний герой». Затем эти пленки были проданы Марьяной Цой на аукционе в благотворительных целях. В Сети можно встретить также множество «народных» ремиксов на песни «КИНО», сделанных с помощью этой же записи вокала.

Виктор Цой в Риме. Фото из архива Наталии Разлоговой

Во время работы над альбомом «Le Dernier Des Heros» во Франции была также записана песня «Blood type» («Группа крови» на английском языке), которая не вошла в альбом. Песня была выпущена в сборнике «Последние записи» в 2002 году.

Людские мнения относительно успеха «КИНО» за рубежом разделились. Одни считали, что у «КИНО» все было довольно удачно, другие, к примеру музыканты «Гражданской обороны», – что «КИНО» «фактически обосралосъ за границей».

Алексей Рыбин:

Одна из западных рецензий на концерт «КИНО» во Франции была примерно такая: «Нам обещали „русский феномен“, а мы увидели на сцене бледную копию „Cure“…»[465]

Вот другое мнение.

Жоэль Бастенер, дипломат:

Особая способность группы «КИНО» зачаровывать, уже в полной мере проявившаяся к 1987 году в виде стремительно растущего числа поклонников, неожиданно заработала и на чужой почве. И этот эффект никак нельзя объяснить тем, что на русской сцене того времени не было мальчиков красивее. Столь мощное воздействие на аудиторию не оправдать одной лишь бесспорной привлекательностью Каспаряна или Гурьянова, оно скорее проистекает из магии пластики Цоя. И таится в его грациозности хищной кошки, нереальной легкости движений, исключительной живости и гибкости организма, ауры невинного котенка, играющего с веревочкой. Чтобы удостовериться в этом, достаточно пересмотреть идиллическую сцену из «Иглы», где Цой, обогнав Смирнову, бредущую вдоль песчаной колеи, затерянной в Аральском море, поднимается по якорной цепи на корабль, а затем стремительно взбирается на мачту. Пластический образ схвачен и отображен всего в нескольких кадрах[466].

В начале сентября группа «КИНО» собирается в Ленинграде, где 4-го числа дает концерт в СКК, после чего 6 сентября летит в Италию, где принимает участие в советско-итальянском рок-фестивале «Back in the USSR» в Мелъпинъяно.

По рассказам музыкантов «КИНО», в Италии все было очень хаотично организовано, и на концерты приходили просто какие-то люди, чтобы поглазеть на русских с музыкальными инструментами. И Виктор очень не хотел выходить на сцену. Что и было продемонстрировано, но природными силами. Как рассказывали «киношники», абсолютно солнечным тихим вечером внезапно налетел такой вихрь, что всю сцену просто унесло из парка.

У Тихомирова до сих пор остался скол на одной из бас-гитар от падения сценической фермы.

Георгий Гурьянов:

Концерт в Риме. Известная история… Цоя прозвали «stormbringer». Несущий бурю… Там был лагерь для вынужденных переселенцев. Это была пересылочная база в Риме, люди мигрировали из Советского Союза в Израиль через Рим. И Виктор после крупных площадок и стадионов не хотел играть перед кучкой жалких эмигрантов. Говорил – не хочу, все это не так… И тут – Провидение! Подул жуткий ветер, небо покрылось черными тучами, и всю приготовленную сцену вместе с аппаратурой просто снесло к чертям собачьим… Все улетело в небо – и барабаны, и колонки… Знаете, что такое средиземноморский шторм? Все унесло, сдуло ветром… Это было фантастически, просто чудеса. Все, концерта не будет! Это шутка (смеется). Но нам все равно пришлось играть, на второй, на третий день… Но в этом не было никакого фатализма.

Просто не хотелось играть перед горсткой эмигрантов…[467]

10 сентября группа «КИНО» возвращается в Москву.

Четыре концерта (именно столько группа дала выступлений) «КИНО» за рубежом – очень мало. Да и прошли эти выступления в довольно непримечательной обстановке. Пожалуй, только копенгагенским концертом сами «киношники» остались довольны: была проведена грамотная рекламная работа. Статьи в прессе, интервью на радио, съемки на датском ТВ (представляете, прилетают ребята в Данию, едут на фирменном такси и в радиоприемнике слышат свой хит «Спокойная ночь»).

По возвращении из Италии «КИНО» отправляется с концертами в Калининград, отыгрывает там во Дворце спорта 16–17 сентября, после чего 21-22-го числа выступает в Харькове, где их показывают по местному ТВ.

Сохранилось несколько воспоминаний о том концерте.

Виктор Цой. Фото из архива Наталии Разлоговой

В Харьков Цой приезжал в 1989-м. На стадион «Металлист» было тяжело попасть, а когда фаны начали размахивать зажигалками и поджигать плакаты, тогда – еще советские – милиционеры растерялись, бегали по трибунам и просили прекратить.

Николай Ковальчук почти тридцать лет работает фотографом. На концерт рок-звезды пошел по собственной инициативе. Вспоминает, что самое сложное было уговорить Цоя на интервью и фотосессию.

Николай Ковальчук, фотограф:

Мы пытались выйти на сцену, но близко к ней нас не подпускали. Милиция руки выкручивала, но в конце концов нам как-то удавалось проскакивать…

Александр Девяткин, программист:

Был очень плохой звук, и на сцене вообще не было мониторов, и Цой там после каждой песни: «Ребята, ну сделайте что-нибудь, ну играть же невозможно. Дайте мониторы, ну хоть что-нибудь сделайте». Но ему так до конца концерта ничего и не сделали, то есть они вглухую и вслепую играли[468].

Из воспоминаний очевидцев:

Разок мы обидно лопухнулись, отправившись на «новое кино с В. Цоем!», в котором «В. Цой» оказался Вячеславом и ничего общего с нашим кумиром не имел. Страшные, совершенно незаслуженные проклятия в адрес подлых прокатчиков, киномехаников и самого Вячеслава прекратились, только когда мы узнали, что к нам едет настоящий Виктор Цой и группа «КИНО». А увидеть его вживую – это как посмотреть фильм «Игла» сто пятьсот раз. К встрече с кумиром в Харькове каждый фанат подготовился, как мог. Кто-то пришел с плакатом, кто-то с зажигалкой, кто-то крепко выпил. Подруга-единомышленница пришла с семилетним племянником, чтобы с детства привить ему наиболее правильные культурные ценности. Я пришла с гвоздичками, чтобы Витю порадовать. Давка на стадионе «Металлист» была такая, что племянника надо было спасать, обороняясь гвоздичками, отчего последние приобрели вид донельзя задорный. Увидеть и порадовать Витю хотелось как можно скорее, поэтому было принято решение безотлагательно отправиться в «комментаторскую», где гвозди программы традиционно дожидались, пока отработает разогрев. План с треском провалился, потому что Витя закрылся в своей кабинке и на внешние раздражители совершенно не реагировал. Оставался план «бэ», совпадавший с милиционерскими рекомендациями: «Шли бы вы, девочки, во время концерта цветочки свои дарить». Желающих вручить Цою цветы была тьма, которую милиция порционно впускала после каждой песни. Девочки без цветов за ограждения не допускались. Из девочек, желавших купить у меня цветочек, выстроилась большая очередь, так как даже после обороны подружкиного племянника у меня был довольно объемный пучочек гвоздичек. Мне предлагались страшно большие деньги: и трешка, и даже пятерка (на трешку можно было сходить на фильм «Игла» от 6 до 15 раз в зависимости от времени сеанса). Моя фанатская солидарность на неподготовленных девочек без гвоздик не распространилась. За что, признаюсь, сейчас мне весьма стыдно. Деньги были отвергнуты, и, дождавшись своей очереди, я помчалась к сцене. Увидеть ЕГО вблизи. Вблизи оказался кто-то, кто был совершенно не из кинофильмов «АССА» и «Игла». Вблизи был человек, которому было все равно. Я тогда не понимала, что это называется «устал». Я растерялась. Милиционеры поторапливали с исполнением ритуала вручения цветочков, а я растерялась. Трагичнее всего было для меня то, что этот человек – кумир всей моей жизни – обвел глаза серо-синенькими тенями. Мама моя делала так каждое утро. Избавившись от цветов (по назначению), я бесцеремонно вытерла эти неуместные мамины тени с глаз Виктора Цоя. Нет! Такой Цой мне нужен. Такой никакой. Я ушла к «комментаторской» и смотрела на море людей и на одного человека, которого я видела вблизи. На человека, с которым страна играла в игру «кому его сколько достанется», на котором кто-то заработал много-много трешек и даже пятерок, которому так хотелось отдохнуть, что на его афише с августа 90-го значится бессменное синематографическое «The end»…[469]

17 октября 1989 года Виктор Цой вновь заполняет анкету-заявление на выезд в США Планируются поездка к Джоанне Стингрей и представление фильма «Игла» на фестивале в Парк-Сити.

27–29 октября 1989 года проходят концерты «КИНО» в Москве, в УДС «Крылья Советов», где с принимающей стороны был Юрий Айзеншпис.

После ноябрьских концертов в Нижнем Тагиле (14 ноября) «КИНО» 26–28 ноября выступает в Ленинграде, в СКК, после чего группа летит в Красноярск, где с то 4 декабря дает аншлаговые концерты в ДС «Енисей».

Популярность «КИНО» с каждым днем росла, и к концу 1989 года группа, устав от проблем, связанных с организацией концертов (Белишкин просто не справлялся, поскольку группа поднялась на уровень, который был на порядок выше его возможностей), решила сменить питерского менеджера на «более профессионального» – столичного.

Юрий Каспарян:

Показательно то, что мне запомнилось, как Юра появился. Это было в Красноярске, прибыли туда с Белишкиным, стоим, значит, в гостинице. Номеров нет, в ресторане мест нет. И вдруг фейерверк – появляется Юрий Шмильевич, сразу нам номера, покушать хотите – пожалуйста. Он сразу все решил, на ходу… А нам-то что нужно, музыкантам? Не иметь бытовых проблем. И мы стали работать с ним. С Юрой было хорошо – питание, жилье… А с Белишкиным было плохо. Уровень был, конечно, пониже. Тоже все относительно, конечно…[470]

Георгий Гурьянов:

Юра Айзеншпис организовывал роскошные гастроли, у него была безупречная организаторская работа. Витя его очень любил. Кто был лучше – Белишкин или Айзеншпис? Конечно Юра. Продюсер Белишкин – это вообще юродивый, и слова ему сегодня никто не давал… А он там организовывает памятные акции. Он некромант точно. Некрофил. А Юра Айзеншпис был великолепный администратор и директор, продюсер для работы совершенно иного уровня[471].

Юрий Владимирович Белишкин покинул свой пост в декабре 1989 года (сразу после серии красноярских концертов), и ему на смену в начале 1990 года заступил Юрий Шмилъевич Айзеншпис – известный впоследствии деятель шоу-бизнеса. Личность Юрия Айзеншписа (равно как и личность Юрия Белишкина) я вынес за рамки этой главы и расскажу о них отдельно.

Красноярцу Вадиму Наливкину удалось получить автограф Виктора Цоя, когда группа «КИНО» приезжала с концертом в Красноярск и обедала в ресторане «Кук-Су» в районе остановки «Космос» (потом это кафе переименовали в «Прима»).

Вадим Наливкин, в прошлом поклонник «КИНО»:

Перед выступлением вся группа села за стол, им специально сдвинули вместе четыре стола. Музыкантам подавали блюда корейской кухни, ароматные булочки на пару. Перед концертом ребята не пили, кушали, разговаривали. И тут к Виктору начала приставать какая-то пьяная девица: оторвала от коробки с соком клочок картона и подает ему для автографа. Витя повел себя безупречно. Не стал ругаться, но и расписываться тоже не стал, аккуратно отодвинул от себя пьяную поклонницу, накинул куртку и вместе с ребятами вышел курить на улицу. Когда вернулся, все успокоились… Я его большой поклонник, а вот жена моя Цоя не очень любила. Мой друг меня с Виктором лично познакомил, он нас позвал за кулисы, а жена не согласилась. Я до сих пор об этом жалею… «Я, Вить, дай руку твою пожму», – ему говорю, протягивая тот самый плакат. Он подает и спрашивает: «А как подписать?» – «Да просто, – говорю, – Вадиму от Виктора»[472].

В конце декабря 1989 года Виктор Цой и Юрий Каспар ян улетают в США к Джоанне Стингрей…

1990

В начале 1990 года Цой и Каспарян поехали в Америку на фестиваль Sundance в Парк-Сити, куда были приглашены вместе с режиссером фильма «Игла» Рашидом Нугмановым. Рашид приехал в Парк-Сити 18 января, Виктор и Юрий вместе с Наташей и Джоанной присоединились чуть позже.

Рашид Нугманов:

В Парк-Сити мы жили в отдельном большом особняке, в котором было три уровня: подвал с бильярдом и спальней, первый этаж с гостиной, кухней и спальней, и второй этаж с открытой антресолью, спальней, джакузи и комнатой отдыха. Георгий с Джоанной жили внизу, я на первом, а Виктор с Наташей наверху – они как только в дом вошли, Виктор сразу наверх побежал, поэтому неторопливому Георгию достался нижний этаж, а на первом я уже жил к тому времени, – приехал раньше них на пару дней. В этом же доме мы устроили большую вечеринку после показа «Иглы», на которой я познакомил всех с японцами из «Amuse Согр»[473].

После показа фильма «Игла» Цой и Каспарян дали концерт в главном зале фестиваля, кинотеатре «Egyptian», до отказа набитом кинопрофессионалами, приехавшими на этот киносмотр. Интерес к СССР тогда был огромный, поэтому недостатка в зрителях не было. Удивительно другое – несмотря на то что никто из присутствовавших в зале не говорил по-русски (за вычетом Рашида и Наталии Разлоговой), аудитория очень живо прореагировала на выступление. Профессионалы мгновенно оценили потенциал выступавших.

Рашид Нугманов:

Песен было шесть или семь. Совершенно точно могу назвать «Пачку сигарет», потому что и я, и Джоанна насоветовали ее спеть. Прием публики был очень теплым, но Виктор оставался нейтрален, хотя настроение было приподнятое. Мы много смеялись и шутили в этот день. Позже вечером на фестивальной тусовке в большом зале приемов директор фестиваля Тони Саффорд попросил Виктора с Юрием еще раз подняться на сцену, но Виктор вежливо отказался[474].

Юрий Каспарян:

Да, после фильма сыграли там по старинке – в две гитарки. Сыграли то, что в фильме, – «Группу крови», «Звезду по имени Солнце». Народ очень благосклонно это воспринял – Россия была тогда в моде: они уже не страшные, вот они уже здесь! Возвращались втроем – с Наташей и Виктором. Лос-анджелесский аэропорт был забит, – у них там сбой какой-то был. Мы часа три простояли на взлетной полосе. Сейчас уже семьсот сорок седьмых «боингов», с надстройкой такой, не много, а тогда они были очень популярны. И вот, помню, на поле штук двадцать этих «боингов» – разноцветных, разных компаний, со всего мира – это же международный аэропорт… Тогда это было свежо и радужно[475].

После выступления на фестивале Sundance Джоанне, которая в глазах американцев была продюсером группы, стали поступать коммерческие предложения. В частности, японские компании «Little Magic Productions» и «Amuse Inc» выразили свою готовность заниматься группой «КИНО» и вкладываться в ее раскрутку. Огромное количество некрологов, опубликованных после гибели Виктора в американских изданиях, и пачки телеграмм с соболезнованиями, полученных Наталией Разлоговой, говорили лучше любых слов о том, как высоко оценили профессионалы потенциал Цоя.

Алексей Рыбин:

Нугманов говорил, что миллион японцы предлагали. Что значит «предлагали миллион долларов»? Что за х. я, простите за выражение? Под какой проект? Хотя, может, так оно и было. И миллион Нугманову действительно предлагали. Под какой-то проект… Всякое бывает. Но я работаю в кино. И когда режиссер говорит, что ему предлагали миллион, да он не получил его – то, как правило, это просто басни. Я же говорю – всякое бывает. Только это все так легко и просто не делается. А Нугманов, кто такой был? Директор Цоя? И что он вообще снял, кроме «Иглы»? Впрочем, я не знаю. Может, и так. Только что – Цой сам получил контракт? И сам его читал и должен был подписать, но не успел? Нет. Да он в этом вообще ничего не понимал. Его бы там развели как пацана[476].

Рашид Нугманов:

Рыбин дурака валяет. Некомпетентное мнение человека, который никакого отношения к делу не имеет и пытается фантазировать на эту тему. Факс (копия которого до сих пор хранится у меня и опубликована в Интернете) был прислан моему юристу в Нью-Йорке Карен Робсон из крупнейшей юридической фирмы на Парк-авеню Pryor, Cashman, Sherman & Flynn, с которой и велись многосторонние переговоры: помимо меня с Виктором японская компания «Amuse Inc» вместе с их партнером в Америке «Little Magic Productions» (руководитель Кики Мийяке), «Edward Pressman Film Corporation» в Лос-Анджелесе и Тони Саффорд, представлявший тогда «New Line Cinema» (сейчас он вице-президент «20th Century Fox Film Corporation»). С руководителями «Amuse Inc» я встречался для обсуждения несколько раз, а с Кики и остальными – множество раз. Договор не дошел до подписания по единственной причине – гибели Виктора. Если Рыбин действительно утверждает, что все эти люди – жулики, а договор между ними – липа, то мне становится понятнее случай с его фотографией у Аркаши Высоцкого[477].

Как бы там ни было, сам Цой к такому вниманию зарубежных продюсеров отнесся спокойно, как к чему-то само собой разумеющемуся, не то чтобы желанному, но и не то чтобы неприятному. Для него это был обычный рабочий момент.

Группа «КИНО» после концерта в СКК. Ленинград, май 1990 года. Фото – Валерий Лаврешкин

Рашид Нугманов:

Вспоминаю эпизод с вечеринки, которую мы устроили в нашем трехэтажном особняке на фестивале. Народу полно, Цой в приподнятом настроении: накануне с аншлагом прошел фильм, после которого они с Каспаряном отыграли живьем несколько песен, только что «Amuse Inc» сделал предложение. Цой подходит и говорит с широкой улыбкой: «Е. ать мой лысый череп!» Мы хохочем. Прессман сидит в кресле неподалеку и спрашивает: что это значит? Цой баском, с выразительной гримасой переводит: «Fuck my bold skull!» Мы заходимся, это почти истерика. Один Прессман кисловато реагирует, улыбка ненастоящая, да японцы непроницаемы, но им как бы и положено – японцы. Джоанна со стороны жестикулирует, мол, посмотрите на его лысину, идиоты. И правда, Эд почти лысый. Наш хохот скисает. Но Цой моментально находится: «I didn’t mean yours». Тут уже и Эд расхохотался, да, кажется, и японцы его поддержали. Из вежливости, наверное[478].

Тогда же в Америке Виктор, Юрий и Джоанна посетили Солт-Лейк-Сити, где катались на снегоходах по горным склонам. В фотоальбоме «Red Wave», выпущенном Джоанной Стингрей, есть фотография, на которой четверо людей в защитных иилемах сидят на снегоходах, под которой написано: «Виктор, Юрий, Джоанна и Наташа». Это неверно – Наташа Разлогова действительно была тогда в США, но по своим делам, и присоединилась к Виктору, Джоанне и Юрию лишь на фестивале Sundance в Парк-Сити. По словам Наталии, в те дни она находилась в другом месте.

Рашид Нугманов:

Они действительно катались на снегоходах. Георгий один из них даже перевернул. Я был занят, на катания не поехал, а когда они вернулись, Джоанна сетовала на него. Но ничего серьезного, обошлось без травм и ремонта[479].

По возвращении из Америки в двадцатых числах февраля «КИНО» начинает работу с новым менеджером группы – Юрием Айзеншписом и едет с концертами в Новосибирск.

24 февраля 1990 года «КИНО» дает концерт в Новокузнецке, во Дворце спорта.

Жительница Новосибирска Наталья Руденко, еще в 1988 году побывавшая на концерте «КИНО», была на их выступлении и в 1990 году. Концерт проходил в ледовом Дворце спорта Кузнецких Металлургов. Наталья мечтала о встрече с Виктором Стараясь быть похожей на своего кумира, писала стихи… Впоследствии она стала одной из тех, кто создал в Новосибирске фан-клуб Виктора Цоя.

Наталья Руденко, поклонница «КИНО»:

Я подарила ему цветы – букет гвоздик – и поблагодарила за вдохновение. Я уже тогда будто предчувствовала беду. Знала, что с ним что-то случится… Я и сейчас в него влюблена. Так же вдохновляюсь им, когда пишу стихи…[480]

Евгений Гришковец:

Я был на двух концертах Виктора Цоя. Летом 89-го в Питере я видел «КИНО» в сборном концерте. Звучали они плохо. Гораздо хуже, чем группа «Алиса» или «ДДТ». Звук и без того был не очень, но и звучали они несыгранно, как-то вяло. И если бы все собравшиеся не знали песен наизусть, то понять слов было бы невозможно. Второй концерт был в Кемерово, в спорткомплексе «Октябрьский», зимой того же, 89-го года. Или в самом начале 90-го, короче, зимой. Концерт был плохим. Во-первых, заявлен был концерт группы «КИНО», а приехал один Виктор Цой. Народу было битком. Все ждали полноценного концерта и были возмущены очевидным обманом. Возможно, Цой и не знал о происках прокатчиков, но никаких объяснений давать не стал и без оных начал петь. Он был явно не в духе, пел плохо. Звук был отвратительным. Да и, честно сказать, я не знаю концертных записей «КИНО» и концертных исполнений Виктора Цоя, где бы он хорошо звучал. Он не справлялся на концертах с дыханием, голос звучал слабо, и его фирменные, любимые по студийным записям интонации ему не давались. Концерт в Кемерово проходил, на мой взгляд, просто ужасно, Цою не удавалось удерживать внимание, люди отвлекались во время песен, несколько раз начиналось некое брожение в зале. Исполненные ближе к концу хиты хоть как-то воодушевили и подняли зал. Помню, как на сцену к Виктору вышел кемеровский браток в спортивном костюме. В руках у него была пластинка «КИНО». Он что-то говорил Цою, тот не реагировал. Охранников рядом не было, все это пахло керосином, потому что браток был на взводе и что-то явно «предъявлял» Виктору. Но Цой даже бровью не повел, он начал исполнять следующую песню, и тогда браток запустил пластинку в зал. Конверт полетел в одну сторону, пластинка – в другую. При этом браток кричал что-то, но этого было уже не слышно. У меня осталось тяжелейшее впечатление от того концерта. Но при этом это был единственный концерт, на котором собрались те, кто слушал «Soft Machine» и «King Crimson», а также те, кто представления не имел о такой музыке и у кого в машине кассеты с Цоем лежали вперемешку с кассетами Вилли Токарева…[481]

С 9 по 11 марта 1990 года группа «КИНО» гастролировала в Ташкенте. Концерты с большим успехом прошли во Дворце спорта «Юбилейный». После разогревающего выступления молодой уфимской группы до отказа забитый зал горячо приветствовал Цоя и его группу. Стильные, одетые в черное «киношники» в буквальном смысле взорвали зал. Ринувшиеся навстречу группе фаны заполнили площадку перед сценой, хотя цепь неприступных омоновцев с резиновыми дубинками и пыталась им противостоять. В течение полутора часов «КИНО» исполняло композиции из двух последних альбомов, и, когда после исполнения «Перемен!» зазвучала заключительная «Группа крови», зрители уже не помнили себя от восторга…

О ташкентских гастролях «КИНО» потом много писали в прессе. К примеру, харьковская газета «АТВ» в апреле 1991 года цитировала помощника Юрия Айзеншписа Олега Толмачева (ныне он гастрольный директор В. Кикабидзе) о том, что «…в Ташкенте нас пытались рэкетировать, требовали, кажется, тридцать шесть тысяч, не хотели выпускать, не давали билетов на самолет»[482].

Ничего подобного никогда не было, что подтверждают как музыканты группы, так и Наталия Разлогова, часто ездившая с группой на гастроли.

Юрий Каспарян:

Ну, я Олега прекрасно помню. И в Ташкенте на нас никто не наезжал. Вообще не было случаев каких-либо наездов. А в рассказе Толмачева не на «КИНО» же наехали, а на Толмачева самого… Если он так говорит, то это возможно. Я там с ребятами, которые из Афгана возвращались, общался. Не знаю. Может быть, кто-то на него и наезжал…[483]

После Ташкента группа «КИНО» поехала в Пермь, где 16–18 марта с успехом прошла серия концертов в УДС «Молот».

Из воспоминаний о концерте в Перми:

Был в «Молоте» на этом концерте. Прыгал в толпе метрах в пяти от сцены. Помню, струна у него порвалась на гитаре, песню допел, потом заменил. На разогреве была какая-то колхозная группа, но играли неплохо. Звук тоже неплохой был. В общем, понравилось. Толку рассказывать действительно нет, надо было это слышать и видеть.

* * *

Как было? Как на любом рок-концерте того времени. Кто-то кинул бенгальский огонь на сцену, обжег Цою руку и пережег микрофонный кабель и кабель рампы. Секунд тридцать Цой продолжал петь вживую (слышали только передние ряды партера), потом микрофон заменили.

* * *

Мне было тогда лет 15–16, слушалось все это тогда с восторгом, несмотря на жуткую давку. Бенгальский огонь бросали на первом концерте. Я был на втором, тогда кто-то из партера выдернул кабель из аппаратуры, и потом грозный бородатый дядька махал этим кабелем и грозил кому-то. Минуты две-три было слышно только настоящую акустику, не усиленную аппаратурой. Может, и был это просто чёс, но тогда мы были не избалованы хорошей музыкой. Помните, в мультиках о Масяне было: «А я-то в советские времена о-о-о!»…

Я был на двух концертах… На одном – в партере, на другом – на трибунах… На трибунах нет того драйва, что был в партере… Тогда я понял, зачем сажают девчонок на плечи и они крутят тряпками… воздух нагоняют… А еще круто было, когда коврики, закрывающие лед, сдвигались и кто-то падал на голый лед.

Ажиотаж, конечно, на концерте помню. Меня порывом толпы чуть не затолкали под сцену, она была без передней стенки, только ткань свешивалась…

Помню, кто-то залез к звукооператору и покрутил там ручки. Звук пропал, на что Цой спокойно сказал, мол, ребята, давайте успокойтесь и не мешайте работать.

Стоял в третьем ряду от сцены. Первые четыре ряда сплошь стояли парни с педфака, из медакадемии, дембеля. Была жуткая давка, ковровое покрытие на льду (красиво написал, проще надо написать – «тряпочки») разошлось, стало невероятно скользко. На мне были шикарные чешские высокие кроссовки. Кто-то из наших встал сзади на самый кончик подошвы, кто-то меня толкнул, я полетел – подошва оторвалась. Помню, что кидали постоянно пачки сигарет, два-три раза кинули бутылки (тогда не «шмонали», как сейчас). Все были пьяные, молодые и веселые, а Цой еще не был иконой.

Были и такие, кому сами концерты не сильно понравились. Но что это по сравнению с тем, что удалось соприкоснуться с легендой?

Если честно, времечко было веселое. Цой велик, но концерт был плохой, шел обычный чёс, бабки зарабатывались…

Концерт Цоя в 1990 году в Перми проходил в «Молоте». Пошел я на него вместе с папой и по его инициативе. На «Интро» вышел барабанщик в бриджах и стоя колбасил по какой-то ущербной электронной установке. Во время концерта посидеть на край сцены забиралось много зрителей. Одинокий пузатый охранник не особо активно сгонял их. Несколько песен «КИНО» в то время я уже знал. «АССУ» показали по ТВ, по радио крутили «Группу крови». Но все песни, кроме «Перемен!», остались для меня неузнанными. Качество звука, неудобные места, непривычность людей к живым концертам свернули все выступление «КИНО» в однообразное «шоу». У Цоя порвалась струна, которую он на сцене и перетягивал. Естественно, после его гибели в августе того же года я воспринимал это как знак.

Был тихий ужас, хотя были и какие-то интересные моменты. После перерыва стали по очереди (с интервалами в минуты две) выходить «киношники» и настраивать инструменты. При этом почти каждого (ну, Каспаряна точно) публика принимала за Цоя и истерично вопила, потом обламывалась. Помню, что после выхода Каспаряна, когда толпа утихла, я крикнул: «Привет, Юра!»; тот посмотрел в мою сторону и сделал страшно удивленное лицо, мол, странно, что в этой глухомани обо мне кто-то знает. Потом вышел сам Цой в черном и с большой белой гитарой. Удивило, что программа была на основе «Группы крови», хотя прошло уже полгода после выхода альбома «Звезда по имени Солнце». В какой-то момент начали пулять бенгальскими огнями. Помню, что один летел прямо в Виктора, тот увернулся, проглотив слово из песни. Еще постоянно выводили из ближних рядов партера полуживых барышень. Видать, не выдерживали давки.

* * *

Билеты начали продавать на концерт 7 или 8 марта в каком-то полуподвале, который назывался каким-то молодежным центром. Объявление о концерте и месте продажи билетов я увидел около медицинского института (а может быть, в холле, уже точно не помню), было относительно раннее утро, а билеты собирались продавать часов с двух, кажется. Билеты стоили 5 рублей, что было недорого. Если не изменяет память, обычно билеты были от 50 копеек до 2 рублей 50 копеек. Да, забыл сказать, что 5 рублей – это были в партер.

На трибуну вроде были дороже. УДС «Молот» (не помню, как он раньше назывался) довольно-таки отстойное место, хотя и рассчитан на 7000 человек. Концерты были обыкновенный чёс: по два в день – в субботу и в воскресенье. И вот не могу вспомнить – вроде бы четыре дня подряд шли концерты. Я ходил на вечерние в субботу и в воскресенье (даты тоже уже не помню, но вроде 17 и 18 марта). Удивительно, но билеты в день концерта днем можно было взять без очереди. А вечером вообще была хохма, – огромное количество людей (и бабушки-спекулянтки) пытались продать билеты на концерт. Все окрестности вокруг «Молота», начиная от трамвайных путей, были запружены народом. Насчет досмотра я не соглашусь, – шмонали по полной, при входе во дворец и при входе в партер, а потом гнали, как стадо, на лед.

В фойе продавали большие плакаты по 10 рублей с группой «КИНО», довольно-таки позорные по исполнению, и в той же Москве они стоили в переходах по 2 рубля. На льду лежали какие-то резиновые коврики, которые после первой же песни снесло в сторону, и люди дальше уже стояли на льду. До сих пор помню, как с трибун пытались сигать на лед, чтобы стать поближе к сцене. Для прорыва к сцене организовывалась толпа – и они шли клином, раскидывая всех попадающих под руку, использовалась тактика, как для прорыва к прилавку в винный магазин. Первой на разогрев вышла уфимская команда «ЧК» («Черный кот»[484]). В частности, она выступала в декабре 1988 года в Москве, на фестивале «Интершанс» в ДК МЭИ. Играли такие своеобразные металлические рок-н-ролльчики. Уже после первой песни солист группы сказал: «Ребята, денег на жизнь хватает, не бросайте на сцену мелочь». В него действительно кидали всякую фигню, бенгальские огни, еще чего-то. Он стоял и уклонялся от этого града. Охранники абсолютно бездействовали. А стоящие у сцены скандировали «Цой» и «КИНО». Продолжались мучения этой группы минут 45, плюс-минус. После того как они ушли со сцены, начались мучительные ожидания, когда же выйдет «КИНО». Про то, как обламывалась толпа, когда выходили музыканты «КИНО», уже написано выше, мне же запомнилось, что Цой перед выходом на сцену сначала глянул в зал (как показалось, испуганно), а потом, когда его заметили и приветственно завопили, уже невозмутимо вышел на сцену. Сказал что-то вроде «Здравствуй, Пермь», и концерт начался. Это был самый обломный концерт. Он продолжался 47 минут. Звук был ужасный. Особенно в сравнении с магнитоальбомным. Первая реакция на вышедший незадолго до этого альбом «Звезда по имени Солнце» была одна – смесь «Аквариума» с «Ласковым маем». И тут новый облом. Во-первых, голос Цоя на концерте и голос Цоя на магнитофонной записи – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Во-вторых, вообще не было клавиш, которые вытягивали «Группу крови» и «Звезду». Если кто помнит – это примерно как «Наутилус Помпилиус» в записи на «Разлуке» и в записи «Родившийся в эту ночь». Стоявшие у сцены требовали у Цоя весь концерт «Маму-анархию», но он ее так и не спел. Да и набор песен только из двух альбомов, без «Легенды», без «Дальше действовать будем мы», без «Сказки», мягко говоря, не впечатлил. Да и самое главное – Цой не спел «Мы ждем перемен!». На первой же песне Цоя весь партер резко потянулся в сторону сцены, просто как вакуумом всосало. А потом уже наступило какое-то разочарование: все-таки не того ждали. На третьей песне мне очки разбили, не со зла, а просто когда падали на льду. В перерывах между песнями к нему прорывались девчонки брать автографы, никому не отказывал, и в это время иногда выбегал охранник и не пускал людей залазить на сцену. Вообще же Цой автографы давать не любил. Когда Цой закончил петь «Группу крови» и резко все музыканты слиняли со сцены, люди стояли в непонятках. Начали требовать на бис. Но вместо этого включили свет, и милиция начала всех резко разгонять. После окончания концерта люди пытались либо в гримерку ломануться, либо потом у служебного входа его дождаться. И с тем и с другим вышел облом. К гримерке менты не подпускали, а от служебного входа всех потом отогнали. Потом в местной молодежной газете «Молодая гвардия» (вроде номер от 28 апреля) был напечатан отчет о прошедших концертах и опубликованы ноты и тексты песни «Группа крови», вроде бы даже с аккордами… Незадолго до этих концертов я записал катушку с альбомами «КИНО» – «45», «Начальник Камчатки», «Это не любовь» в пермском ЦУМе на втором этаже. Там такая классная раньше звукозапись была, куча различных концертов разных групп! Жалею, что что-то не записал, что-то не сохранилось. Вот там, например, мне записали такую замечательную вещь, как концерт «КИНО» в Красноярске. Я нигде ее потом не слышал и не знаю вообще теперь, что это была за запись, действительно ли красноярский концерт (там весьма оригинальные аранжировки, Цой пел «Следи за собой» и «Когда твоя девушка больна», но лучше всего исполнение «Легенды»). У меня в 1987 году даже был ленинградский адрес Цоя в записной книжке записан, но…

* * *

Концерт группы «КИНО» был в Доме спорта «Молот». И мы с друзьями на нем были. Был март 90-го. Тусняк был офигительный. Билет стоил 5 рублей (стипендия в техникуме – 30 рублей). Но нам было по приколу пролезть бесплатно. С левой (восточной) стороны есть вход. По предварительной договоренности и под каким-то предлогом нас троих впустила мама одного из нас – Димы. У всех входов была милиция с резиновыми дубинками. Нас впустили вовнутрь, а там было абсолютно пусто! Народ еще не запускали. И в этом пустом фойе нас было видно, как новогоднюю елку на площади. Притаились где-то сбоку, ожидая, когда запустят «массу». Массу запустили, мы с ней смешались, что-то купили в буфете. В сам зал ведут несколько входов, и в каждом из них стояло по два мента с резиновыми дубинками. Внутрь пускали, проверив билеты. Народ перетекал из фойе на трибуны, а мы все искали лазейку. Нашли. Концерт сильно разочаровал. Акустика в этом здании убийственная, не для концертов. Десятикратное эхо бухало под крышей, слов почти не слышно. Но песни мы знали наизусть и во все глаза смотрели на своих кумиров в театральный бинокль. Сцена была сооружена с краю. Как называется в хоккее зона за синей чертой? Сам лед был тоже закрыт брезентом, там толпился народ. Но туда тоже пускали после проверки билетов. После концерта мы выстояли в фойе очередь, купили плакаты с Цоем, играющим на своей гитаре «Ibanez». Тоже стоили 5 рублей! Дома Ромкин отец, узнав цену плакатов, обозвал нас «ебанашки!». Мы заржали и в подтверждение развернули плакат с Цоем и гитарой…[485]

В марте проходят концерты «КИНО» на Украине: в Днепропетровске, в Запорожье и Киеве.

В период с 19 по 22 марта 1990 года группа «КИНО» выступает во Дворце спорта «Метеор» в Днепропетровске.

Из воспоминаний поклонников «КИНО»:

Я был на одном из концертов, билеты по школам распространяли, как помню, вначале на разогреве была группа «Ток» и играла англоязычный рок. Через час слушания толпа уже негодовала и перекрикивала музыку, скандируя «Цой!!!», «КИНО!!!». Только через полтора часа вышел Цой, отыграл минут 30–40 и уехал. Тогда я первый и последний раз увидел его вживую!

* * *

Я была на том концерте, помню, в зале свет включили – в целях пожарной безопасности. Правда, ощущения были все же не те, но ЦОЙ есть ЦОЙ[486].

На концерте в Запорожье, 23 марта 1990 года, журналист местной газеты «Комсомолец Запорожья» Эдуард Бобровицкий сумел встретиться с Виктором Цоем и записать на диктофон небольшое интервью, на котором присутствовал и фотокор Сергей Бижко. В Сети можно найти запись этого интервью и увидеть фотографии, сделанные Сергеем в тот памятный день… Цой, как рассказывает Эдуард, был совершенно спокоен, во время интервью держался очень скромно.

Завершился мартовский тур выступлением «КИНО» во Дворце спорта в Киеве, где, по воспоминаниям очевидцев, после концерта Цою пришлось спасаться бегством из гостиничного ресторана от толпы обезумевших фанатов.

Наталия Максимец, поклонница «КИНО»:

Познакомилась я с песнями Цоя году в 1986-1987-м. По ТВ в какой-то передаче прокрутили запись «Алюминиевых огурцов» – ну я и обалдела! Это было так не похоже ни на что из всего музыкального, что я до того слышала! Потом в 1988 году сходила в кино на «Иглу» – это окончательно меня убедило в том, что человеку по имени Виктор Цой можно верить! Потом, немного позже, брат, который служил в армии, пришел в отпуск и привез пластинку «Ночь». Я ее крутила круглые сутки! Ну, потом поездка в Киев на концерт «КИНО» и автограф Вити, который сделал меня счастливым человеком.

Был конец марта, 30-е, 1990 года. Киев, Дворец спорта. У меня в Киеве служил брат в армии, во внутренних войсках, они обеспечивали все мероприятия в Киеве. Он достал билеты. Я находилась достаточно далеко от сцены. Звук был так себе. Но, конечно, я старалась не пропустить ничего из того, что происходило на сцене. Какая-то группа была на разогреве, так народ чуть их не разорвал – все ждали Цоя. И вот он появился… Зал взревел! Конечно, Витя, как обычно, был неразговорчив: «Добрый вечер, здравствуйте» – и концерт начался. В перерывах между песнями некоторые особо горячие поклонники прорывались к сцене, девчонки бросались на шею, но он как-то уворачивался и при этом оставался абсолютно невозмутим. Меня это, помню, тогда очень подкупило. Совершенно бесстрастный, подумалось мне. Такой молодой, но такой серьезный. На фоне Белоусова, Маликова и иже с ними Виктор показался мне какой-то скалой. И еще было интересно наблюдать, какими воплями встречали любое его движение, поворот головы, лишнее слово. Просто мистика какая-то творилась в зале…

Концерт длился около часа. Часа пятнадцати, может быть. После мой брат подтащил меня к сцене, и мне удалось забраться поближе к Вите и вручить-таки ему цветы! Он улыбнулся, поблагодарил, я ткнула ему ручку и фотку. Он присел на одно колено, черкнул свое знаменитое «Удачи! В. Цой». Я от радости даже руками всплеснула. А он снова улыбнулся. Но такой измученной была эта улыбка, у меня тогда такая жалость к нему появилась. Думаю: бедный, как же ты устал! Столько концертов подряд, столько городов! Вот не так давно в первый раз (к моему огромному стыду) услышала «Сосны на морском берегу» – «Я устал от чужих городов, я устал колоть этот лед, я хотел бы уснуть, но нет времени спать…». И снова вспомнила тот концерт, ту суету, которую он так не любил, и его усталую улыбку…

Виктору Цою (после концерта в Киеве, апрель, 1990 год)

Кто заметит в этой сутолоке светлую грусть,

Кто заметит наше духовное братство?

Я поцелую тебя в щеку и оглянусь

И с молитвой о тебе буду в мире скитаться.

Я сочиню тебе сто песен и сто оберегов,

Я буду тенью незаметной за сто километров,

Как много мыслей без ответа, много порогов,

Еще бы столько же попутных ветров.

Один из них раз в век ко мне прорвется…

Я встану пред тобой – ты мне черкнешь: «Удачи!»

И я уйду. Но вечность не прервется.

Я не веду игру, от счастья плача.

Не требует любовь моя земного.

То братство на крови – святая вера.

Из сотен тысяч разглядишь меня, и снова

Я подойду тебя обнять за твое дело[487].

Мария Василенко, поклонница «КИНО»:

Мне посчастливилось побывать на одном из концертов Виктора Цоя в киевском Дворце спорта. Раньше этот дворец в народе называли «конюшня».

У нас тогда была большая компания девчонок и ребят, и мы всем «стадом» бегали туда почти на все выступления известных певцов и групп, начиная с «Машины времени», Шуфутинского, Токарева и заканчивая «Фристайлом», «Миражом», и конечно же, «Ласковым маем». Мы так часто туда ходили, что я сейчас не вспомню, в каком году кто выступал. Это конец 80-х – начало 90-х. Билеты тогда стоили недорого и были более-менее доступны. Группа «КИНО» была для меня такой же, как и все остальные. Мы были очень юны и не понимали всех «фишек» подобных исполнителей. Помню, даже передразнивали Цоя за его манеру пения. Выпячивали нижнюю губу и обезьянничали. Наши более взрослые ребята тащились от него и перед самим концертом все уши прожужжали: Цой да Цой. Мы тогда компаниями везде ходили и дружили. Вот я пошла с ними за компанию на первый в своей жизни рок-концерт. Публика была совсем другая и разношерстная, от подростков до вполне взрослых дядечек и тёть. Не было так много цветов и «снимания трусов и лифчиков», как на остальных «молодежных» концертах. Можно было стоять возле самой сцены, и при этом никакой тебе давки. Было очень много милиции, так как там среди зрителей присутствовали «неформалы», которые враждовали между собой. Не помню, кто был на разогреве, но зрители все время с разных точек огромного Дворца выкрикивали: «КИНО!» или «Витя, давай!» – и даже освистывали разогрев. И вот наконец ведущий воскликнул: «Встречайте! Группа „КИНО“ и Виктор Цой!!!» Вышла группа, Цой всех коротко поприветствовал, передал привет из Ленинграда и начал концерт. Что здесь началось! Просто безумие какое-то. Все вскочили, со свистом и с восторженными криками подхватили их первую песню. Весь концерт люди подпевали им хором. Зал был в полумраке, и можно было увидеть огромное количество огоньков от зажигалок в руках. Цветов Цою несли очень много. Я все больше и больше вслушивалась и вглядывалась в то, что звучало и происходило. Видеокамер раньше почти не было. Наши ребята даже притащили магнитофон и записывали происходящее через микрофон, надеясь, что у них это получится. Потом, правда, его отключили, потому что что-либо записать было невозможно. Все кругом подпевали Цою, свистели и кричали от восторга. Какой порядок исполнения песен был, я не помню, так как я именно на том концерте открыла для себя Цоя и как-то особо до сего события им не интересовалась. Заключительную свою песню «Пачка сигарет» они спели, но люди их вытащили на бис. Зрители не отпускали. Цой спел «Звезда по имени Солнце», поблагодарил всех, и под бурные аплодисменты и восторженные крики группа покинула сцену. Я тогда долго была под впечатлением от песен и самого концерта. Все «киношники» в черном и Цой со своей белой гитарой просто перевернули все мое сознание. С тех пор я влюбилась в его песни и стала фанаткой его творчества. Помню, когда он погиб, я сильно ревела. На меня тогда напала депрессия, и был просто шок. Эххх! Знать бы тогда, что это был первый и последний его концерт, который я видела своими глазами![488]

Из воспоминаний о концерте в Киеве:

Мы были на последнем концерте в Киеве. В то время сложно было выставить хорошую аппаратуру, показать хороший звук и вокал, вот и тот концерт запомнился довольно низким качеством, НО это был Цой и его последний концерт в Киеве[489].

Виктория, поклонница «КИНО»:

Концерты проходили 29, 30, 31 марта и 1 апреля. По два в день, в 17.00 и 19.00. Пели около часа, а на разогреве была какая-то поганая группа из Болгарии под названием «Пестик», которая дико раздражала публику, и все не уставали скандировать: «КИНО!» Все проходило во Дворце спорта. Я была на всех, один раз не было билета, и мы в перерыве прятались в туалете. Романтика! Когда группа первый раз вышла на сцену и мы увидели Витьку, красивого, в черной шелковистой рубашке, на руке блестят часы, на шее цепочка, белая гитара, чуть не поумирали от избытка чувств. И – тара-та-та, тара-та-та – гитара, «Белый снег, серый лед…». Пели все хором весь концерт.

На второй концерт Витя менял рубашку на другую, с заклепками, а так – то же… Сцена была приподнята где-то на метр – видимо, чтобы не разорвали на сувениры, – и, когда девчонки дарили цветы, Витя приседал персонально перед каждой! Я тоже купила шикарные темно-красные розы (одни были такие!). У меня хранятся все билеты на концерты и листик от того букета.

Когда концерты закончились, в первый день часть публики, человек 50, побежала на служебный выход. Милиция переговаривалась через рацию, и, когда заговорили «Идут!», нас вытеснили на улицу. Сейчас стыдно как-то вспоминать, но мозги тогда стучали только одно – идет!!! Я стояла у самой двери, и Витя, неся в охапке цветы, прямо мимо меня пронесся в сторону автобуса, там метров 20–30, и вниз по лестнице. Я рванула за ним, не помня себя, взялась за рукав и что-то пролепетала про автограф (стыдно сейчас!!!), а он сказал: «Сейчас, только сяду». Охрана меня отшвырнула, народ зароптал. А память про ощущение мягкой кожаной куртки и простых слов, не бранных, типа отвали, а обращенных к очередной чокнутой дурочке с пониманием, осталась на всю жизнь. Потом он сел в автобусе возле самого окна, чтобы мы могли видеть его, я гладила его через стекло, девчонки толкались, но я держала оборону. А он смотрел куда-то вверх, когда кто-то крикнул изумленно: «Девки, плачет!» Я видела эти слезы, и пусть кто-то скажет, что Цой не уважал публику, – загрызу…

Потом автобус отчалил. Жили они в гостинице «Украина». Так повторялось четыре вечера подряд, я только уже не бегала следом, а сразу занимала позицию у автобуса, зная, где он сядет. А потом они уехали, как оказалось, навсегда… В сентябре прошел концерт уже «Памяти…». После него мы спустились по той лестнице, по которой он бежал к автобусу под крик охраны: «Витя, скорей, скорей!», сели на бордюр, зажгли и поставили на это место свечу. Дул ветер, но она чудом горела, и нам казалось, что он нас слышит…

Прошло 22 года, я уже солидная тетенька, но каждый раз, проходя мимо Дворца спорта, я смотрю на лестницу, бордюр и место, где стоял автобус. Возможно, я написала лишнее, но это моя жизнь, у меня уже нет плакатов по всем стенам, но акварельный портрет Цоя в раме висит и будет висеть. До сих пор собираю вырезки, имею шикарный архив. Сейчас это не так актуально – есть Интернет, а тогда боролись за каждую статейку и фотку… Я рада, что, несмотря на кучу прошедших лет, есть люди, готовые встать грудью на защиту имени Цоя, я такая же была, тоже горячо агитировала и протестовала, если слышала малейшую хулу… Организовала когда-то сбор подписей в знак протеста против идеи строить Диснейленд имени Цоя, это в 90-М-ТО году, когда кровь в душах еще не высохла!!! А с Юриком я лично знакома – свела жизнь. В Питере в 1990 году была. Но это уже другая история…[490]

6–8 апреля 1990 года «КИНО» отыгрывает концерты в Уфе. Вот что рассказывают очевидцы этих концертов:

На закате советской власти знаменитости появлялись в Уфе нечасто. Как правило, концерты проходили в набитом битком Дворце спорта. Звезды приезжали не с одним концертом, как сейчас, а на 3–4 дня, выступали 2–3 раза в день. И каждый раз был аншлаг. «Абсолютный лидер хит-парадов ТАСС – рок-группа „КИНО“ при участии Виктора Цоя», – гласило рекламное объявление в «Уфимской неделе». Хоть я и не был его ярым поклонником, но что-то мне подсказывало, что столь историческое событие пропускать нельзя. Группа «КИНО» умудрилась в Уфе дать за три дня восемь концертов. В назначенный день я приехал во Дворец спорта. Над окошечком кассы объявление: «Все билеты на группу „КИНО“ проданы». К счастью, удача улыбнулась мне – я смог попасть на концерт. Мой отец (а я пришел с ним – мама одного не отпускала) как-то договорился с кассиршей продать нам два билета без места. Билет стоил пять рублей (цена была проставлена печатью). Для сравнения – буханку хлеба можно было купить за 20 копеек, а прокатиться в трамвае – за три. Трибуны Дворца спорта были заполнены под завязку, арена без сидячих мест – примерно наполовину. Задник сцены украшен большим черным полотном, на котором написано: «Группа „КИНО“. В. Цой». Чуть ниже: «Группа ЧК». Народ на трибунах кричит «КИНО! КИНО! КИНО!» точно так же, как кричат «Шайбу! Шайбу!» на хоккейных матчах. В первом отделении концерта выступала некая уфимская группа «ЧК». Принимали ее хорошо, но сдержанно. Пели они что-то «припанкованное», запомнилась строчка из одной песни: «Отец мой алкаш, мать проститутка, зовут меня Афоня». Следующий «хит» повествовал о любви солиста к трактору «Беларусь». А народ ждет Цоя… Долгожданное начало второго отделения. На сцену выходит ведущий, что-то рассказывает и начинает объявлять музыкантов группы «КИНО». Последним на сцену вышел Виктор Цой – в черной кожаной куртке, с белой акустической гитарой. Зал взорвался. Скромно поздоровавшись с публикой, Цой дал команду музыкантам, и концерт начался. Выступление длилось всего 45 минут, было исполнено около 10 песен – все хиты. Цой был немногословен, но выразил сочувствие уфимцам в связи с печально знаменитой «фенольной аварией».„[491]

Автограф Виктора Цоя. Фото из личного архива Наталии Максимец

Марсель Багаутдинов, поклонник «КИНО»:

После концерта Цой отвечал на записки уфимцев. Среди вопросов был: «Не боялись ли вы приезжать в Уфу из-за фенола?» На что Цой ответил, что «приехал к вам не купаться»…[492]

Фотограф Олег Яровиков, получивший задание своей редакции сфотографировать Цоя, не был допущен к съемке и совсем уже было потерял надежду сделать хотя бы одно фото, как вдруг мимо ожидавшего в коридоре Олега прошел Виктор Цой…

Олег Яровиков, фотограф:

Моя задача была поснимать во время концерта. Но мне не разрешили. Тогда я стал ждать в коридоре. Цой прошел мимо, и я успел нажать кнопку[493].

Уфимке Наталье Колосовой удалось заполучить у лидера группы «КИНО» автограф. Мне удалось разыскать Наталью, и вот что она рассказала.

Наталья Колосова:

Да, давненько все это было… В далеком 1988 году в нашей стране была такая «острая» передача – «Взгляд». Вели ее молодые, смелые ребята – Влад Листьев, Александр Захаров и Александр Политковский. Смотрели семьями, а шла передача поздненько – ближе к полуночи. В этом самом «Взгляде» была музыкальная пауза, во время которой можно было узнать про «неформатные» рок-группы в том числе.

В одной из передач показали выступление группы «КИНО» с песней «Алюминиевые огурцы». Клип был в черно-белых тонах, Цой со своим фирменным выпячиванием нижней челюсти вызывал смешанные чувства. На следующий после эфира день мы встретились с подружкой и гадали: что это за группа? Она думала, что какая-то наша, уфимская. Только почему на Первом канале, в московской передаче? Об этом даже не задумались.

Потом на глаза стали попадаться заметки в газетах, статьи о новой группе, как-то незаметно для себя мы полюбили «КИНО», а заодно и весь ленинградский рок-клуб. Адрес: Рубинштейна, 13, могли назвать, даже если разбудить нас глубокой ночью.

В то время особого музыкального разнообразия не было – слушали Пугачеву, Леонтьева, Ротару. Когда появился «Ласковый май» – «подсели» практически все. Конечно, был еще Высоцкий, многие его песни я знала наизусть, любила дворовые, бардовские песни… «КИНО» появилось очень кстати, заняв мои мысли и мое сердце.

Я и сейчас поклонница «КИНО», а в те времена – вообще фанатка была. Скупала все: газеты, журналы, плакаты, смотрела передачи, в анонсе которых хоть мельком упоминалось о «КИНО», моя комната была увешана плакатами группы, и еще огромный черно-белый плакат висел на потолке, над моей кроватью, в шкафу хранились кучи вырезок… Я ради двух слов о Цое журналы и газеты покупала. Еще у меня была куча черно-белых редких фотографий, но во времена бурной юности я кому-то дала переснять по доброте душевной – и фотки «ушли». Концов найдено не было… Так обидно!!!

Бедные мои родители знали наизусть репертуар «КИНО», «Наутилуса», «Агаты Кристи»… Папа частенько переделывал песни Цоя, демонстрируя тем самым знание текстов: «Мы хотели пить – не было воды, мы хотели есть – не было еды…»

В 1990 году у нас на Химпроме произошла авария, в результате которой в воду попал фенол. Люди вспомнили про родники, питьевую воду привозили в цистернах. В апреле с концертами в наш город приехала группа «КИНО». 6, 7, 8 апреля по три концерта в день (в 15.00,18.00, 21.00). Выступления проходили во Дворце спорта. Билет стоил 5 рублей.

На концерт я с подругой своей ходила. Взяла билет на 6 апреля на 15 часов. Перед концертом купила букет ярко-красных гвоздик (уже и не вспомню, почему не роз, скорее всего, дорого было), подписала открыточку, в которой выразила восхищение творчеством группы, прикрепила значок с видом Уфы, вложила какого-то плюшевого мишку (в 16 лет казалось, что это суперский подарок любимому артисту, была бы постарше – подарила бы банку меда, скорее всего).

Несколько песен я со своим букетом простояла на льду (на танцполе), потом решила, что пора. Пройдя по коридорам Дворца спорта, нашла вход на сцену. По пути мне попадались разные люди (работники сцены, милиционеры, еще кто-то), все видели букет, меня, расфуфыренную и взволнованную девчонку, и сопровождали до самой сцены, передавая «из рук в руки». Мне кажется, что сейчас так к сцене пробраться просто нереально. У современных артистов такая охрана, и многие не очень-то жалуют поклонников.

Получается, что я практически вышла на сцену и до конца песни стояла за колонкой, наблюдая за музыкантами со спины. На последних аккордах я начала выбираться из убежища в сторону Цоя. Я обратила внимание, что на веках у него были синие тени, со лба градом катился пот. Цветы Виктор принял с улыбкой, поблагодарил, а когда я попросила автограф, он движением руки отправил свою белую гитару за спину, расписался на моей открытке (я в ту пору все автографы собирала на открытках) и немного наклонился, позволив чмокнуть себя в щечку. Мне казалось, что это было как в замедленном кино, хотя на самом деле все заняло буквально несколько секунд.

Люди за сценой точно так же проводили меня к выходу. Все было так доброжелательно, тепло, у меня даже дыхание перехватило от переизбытка эмоций, всех хотелось расцеловать за такую доброту и участие.

Да, в тот день я получила «минуту славы»… После возвращения в зал ко мне подходили люди, спрашивали, я ли только что была на сцене. Кто-то пожимал руку, кто-то обнимал, кто-то просил показать автограф… До сих пор храню его как зеницу ока… Жаль, фотографий с концерта нет, тогда ведь лишь «мыльницы» были – и те в дефиците…

После гибели любимого артиста весь Союз буквально захлестнула «цоемания». Фанаты резали вены и прыгали из окон, кто-то просто жил в палаточном городке у могилы Цоя, журналы и газеты пестрели объявлениями о создании фан-клубов Цоя по всей стране, разные фирмы предлагали книги (самиздатовские, как правило, сборники стихов Цоя), многие издания ставили портрет музыканта на обложку (так издание лучше продавалось – я лично готова была купить любой журнал, если там было хоть что-то про любимого артиста), как грибы после дождя появлялись Фонды Виктора Цоя и общественные организации, также названные его именем. Один из таких «фондов Цоя» посетил Уфу и, 12 и 13 апреля 1991 года. В фойе ДК «Юбилейный» шла бойкая торговля: плакаты с изображением Цоя – по 10 рублей, комплект (диск «КИНО», пакет и плакат) – 28 рублей, небольшие фотографии – 1,5–2 рубля. В ходе самой программы нам рассказали о деятельности фонда, что основная его цель – увековечивание памяти любимого артиста.

После смерти Цоя вскоре перед универмагом «Уфа» появилась знаменитая надпись на асфальте: «В. Цой – в наших сердцах!» Рядом стали тусоваться ребята. Вскоре некоторые из них объединились в организацию «Виктор Цой – в наших сердцах». Деньги, которые жертвовали поклонники, должны были быть потрачены (как отчитывалась организация) на мемориальную доску, которая должна быть установлена возле Дворца спорта, посадку аллеи памяти Виктора в годовщину гастролей «КИНО» в Уфе… Но обещания так и остались обещаниями. Увы!..

На могилу к Виктору я ездила не раз, дневники вела, жаль, мама повыкидывала… Сейчас я немного остыла, хотя что в поле зрения попадает – все читаю, и песни не забыла еще, слушаю… У меня фотка есть с Тихомировым, тоже храню ее – это память[494].

После концертов в Уфе Виктор Цой вместе с Джоанной Стингрей принял приглашение японских продюсеров и зо апреля улетел в Японию.

Рашид Нугманов:

Компания «Amuse Corporation», которая через меня вышла на Цоя и пригласила его в Токио, планировала международные гастроли «КИНО» (в том числе и в Корее) вместе с одной из самых известных рок-поп-групп Японии, «Southern All Stars». С ними он и встречался. Я поехать не смог, потому что писал сценарий с Биллом Гибсоном в Сиэттле. Вместо меня поехала Джоанна[495].

Юрий Каспарян:

Но меня больше тогда, конечно, гастроли по Японии волновали. Хотелось съездить… Цой был очень вдохновлен, очень хотел туда поехать. Он там себя очень хорошо чувствовал[496].

Точных дат гастролей по Японии еще не было, шли переговоры.

Юрий Каспарян:

То, что Виктором заинтересовалась продюсерская фирма японская, – да, так и было. Они с Джоанной ездили в Японию, встречались там с кем-то. Много есть фотографий оттуда. Какие там были предложения, я толком не знаю, хотели то ли фильм снимать, то ли концерты, гастроли… Можно только гадать, во что бы это все развернулось…[497]

Алексей Рыбин:

Это мог быть разговор за бутылкой. Исполнительский уровень группы был очень низок. Да еще и без английского языка – нереально вообще, ни во Франции, нигде. Это мог быть просто треп. Это все россказни. Что значит «японцы проявили интерес»? Как это выглядит? Я общаюсь с западными музыкантами, знаю, как происходят договоры в принципе, что интересует продюсеров и как происходят договоренности. Это все слова. Был бы интерес – были бы и гастроли, и пластинки. Вот к «Парку Горького» был интерес. Так они и работали реально в Америке, а не просто болтали про «интерес».

А в США такая группа, как «КИНО», на фиг никому не нужна. Нигде и никогда. Разве что для эмигрантов[498].

Вернувшись, Цой и «КИНО» в первых числах мая 1990 года начали летний гастрольный тур по стране, организованный Айзеншписом. Он открылся 5 мая концертом в ДС «Олимпийский» в Москве.

Вот что писала советская пресса по этому поводу:

Позавчера Виктор Цой завершил кратковременный визит в Токио и вернулся в Москву, с тем чтобы принять участие в торжествах по случаю пятнадцатилетнего юбилея «Звуковой дорожки». Крупнейшая японская концертная фирма «Amuse Corporation» при деятельном участии американской певицы Джоанны Стингрей пригласила В. Цоя приехать в Токио для знакомства. В начале этого года в Японии был выпущен компакт-диск с оригинальной записью альбома «Группа крови» (1988). Фирма «Amuse Corporation» намеревается организовать ныне концертное турне группы «КИНО» в Японии. Виктор Цой, делясь вчера впечатлениями о японском визите, сказал корреспонденту «МК»: «О делах все эти три дня мы вообще не говорили. Казалось, что меня пригласили только для развлечений». Музыкант посетил концерт популярной в Японии группы «Southern All Stars». На него произвела обалденное впечатление постановка этого шоу, которую можно сравнить разве что с постановками «Pink Floyd». «Их мелодичные песни были прекрасны, очень интересно», – сказал Цой и определил музыку «Southern All Stars» как «современный вариант Фрэнка Синатры в японской интерпретации». При этом лидер питерского рока объяснил, что, «когда японцы пытаются играть какие-то роки – это, конечно, смешно», поэтому ему было весьма приятно не быть обремененным созерцанием чего-то рокоподобного, а посмотреть действительно добротный и профессиональный эстрадный ансамбль с оригинальным живописным звучанием. «Да, есть чему поучиться», – задумчиво заключил Виктор Цой. Лидер «Southern All Stars» Кейсуке Кувата очень сдружился с Цоем и подарил ему великолепную черную гитару. В. Цой был весьма тронут подарком, ибо, как известно, питает особую слабость ко всему черному[499].

Юрий Каспарян:

В YouTube я как-то нашел концерт в «Олимпийском», там все так красиво сделано. Отреставрировано. Здорово, у меня даже в закладках лежит… Нравится смотреть и слушать[500].

Из воспоминаний очевидца:

«Олимпийский», 5 мая… Я там был. Как сейчас помню, билеты по 5 рублей были, один знакомый случайно предложил, вместе и пошли, а так даже не думал, что попаду, – билеты сложно было достать. Мне пятнадцать было тогда… Энергетика того концерта была бешеная. Или это на мою неокрепшую психику так подействовало – я как заряженный ходил после этого концерта еще дня два: такой мощный выход эмоциям был! Помню, как оплавилась зажигалка у приятеля, помню свой охотничий бинокль, – здорово было в него все видно с наших не самых близких рядов, соседи периодически брали поглядеть. Помню себя, размахивающего курткой над головой, а рядом стояла девчонка лет пяти и также прыгала вместе со всеми…[501]

После концертов в «Олимпийском» группа «КИНО» едет в Ленинград, где с 7 по 8 мая запланированы концерты в СКК. Они проходят совместно с французской группой «Noir Désir», с музыкантами которой Цой познакомился во время поездки во Францию. На одном из этих концертов случился неприятный инцидент, – вокалисту французской группы, выступавшей на разогреве у «КИНО», разбили голову брошенной из зала бутылкой. На втором концерте французская группа не выступала.

Виктор Цой с музыкантами «Noir Desir» в Ленинграде 7 мая 1990 года. Фото – Жоэль Бастенер, из архива Наталии Разлоговой

Из рассказа человека, присутствовавшего в СКК:

1990 год. По всему Ленинграду висят афиши «Noir Désir (Франция). КИНО (СССР)». Нас трое друзей – я, Леха и Рома по прозвищу Стасик, все трое фанаты «КИНО», и у нас есть билеты!!! «Noir Désir», естественно, в первом отделении. Кто скрывается под этими непонятными французскими словами, нам, да и большинству поклонников Цоя, неизвестно. Может быть, мужчина, может, женщина, а может, и то и другое вместе. Да никому и не интересно, всех только раздражает, что придется скучать, слушая каких-то французов. День концерта, СКК им. Ленина, мы уже внутри, маемся вместе с остальными в ожидании того момента, когда откроются двери и начнется забег по полю СКК, чтобы «забить» места у сцены, как можно ближе к кумирам. Удивительно, но нам это удалось, мы в первых рядах, и нам будет все видно. В ожидании начала концерта, а ждать пришлось прилично, в толпе копилось раздражение. К моменту выхода группы «Noir Désir» СКК готов был взорваться. Бедные французы! Если бы перед концертом им кто-нибудь сказал, что такое выступление перед прогрессивной советской молодежью, они бы как минимум надели бронежилеты. В те славные времена милиция отличалась поразительной наивностью и не завела еще обыкновения обыскивать почтеннейшую публику на входе. Всяк был волен пронести, что ему вздумается, и пользовался этой возможностью на всю катушку.

В общем, с первыми аккордами песни во французов полетели всевозможные предметы, в том числе пустая тара из-под портвейна. Довольно долго солисту удавалось уворачиваться от летящих предметов, но, как известно, всему на свете приходит конец, и метко пущенный кед, попавший в глаз солисту, исчерпал лимит удачливости француза. Видно было, что ему очень больно, поэтому публика хоть и посмеялась, но все же немного поутихла. Схватившись за глаз и матерясь по-французски, музыкант схватил гитару за гриф и попытался отомстить первому попавшемуся из тех, кто стоял у сцены, и бог знает, чем бы это все закончилось, если бы коллеги по группе не скрутили его. После этого все покинули сцену. Народ замер в ожидании. Вышел Цой и от имени всех зрителей принес извинения французским музыкантам. «Noir Désir» все-таки мужественно доиграли свою программу до конца, заслужив уважение буйной молодежи. К слову сказать, играли они классно. Ну, а потом была группа «КИНО»… Описывать это бессмысленно. Эмоции, которые я испытывал на концертах тех лет, я не ощущал позже никогда. Может, потому, что все было свежо и ново… Много лет спустя я узнал, что солиста «Noir Désir» зовут Бертран Канта и что в 2003 году он убил свою подругу Мари Трентиньян (дочь Жана-Луи Трентиньяна) в номере вильнюсской гостиницы. В 2007-м он был досрочно освобожден[502].

Юрий Каспарян:

А я не знаю, не помню, откуда вообще взялась эта идея играть с «Noir Désir», но они как-то оказались с нами. Гастролировали с нами в туре по Украине, проехались хорошо. Конечно, им не очень было легко, потому что народ у нас не самый воспитанный и совсем нетерпеливый. Там его, этого парня, и бутылкой по голове, и еще что-то… Это жлобство, конечно… А знакомства самого с ними я не помню. У этого парня оказалась тяжелая судьба. Но он такой веселый был, мы в хаки-сак играли вместе, ну и вообще… Собственно, вместе ездили…[503]

Георгий Гурьянов:

Я не помню, откуда они взялись. По-моему, это кто-то из окружения Наталии Разлоговой их предложил. Они приехали, дали концерт в первом отделении перед группой «КИНО», а потом мы должны были ехать играть в первом отделении, на разогреве у «Noir Désir» во Франции. Они играли неплохо, такая модная французская группа… После того как мы сыграли несколько концертов вместе с ними, Витя сказал: «Нет, на разогреве у них играть я не поеду». Потом они поехали с нами в тур 90-го года по Украине[504].

Афиша «КИНО» и «НУАР ДЕЗИР». 1990 год. Фото из архива Виталия Калгина

По словам близких Цою людей, неприятный эпизод на концерте в СКК стал последней каплей, которая привела к окончательному переезду Цоя в Москву. И он действительно разочаровался в своих питерских поклонниках, – перед концертом Виктор представил Бертрана зрителям как своего друга и просил отнестись к нему с уважением. Поклонники же проигнорировали просьбу, что Цой прочитал не только как непонимание хорошей музыки (творчество группы «Noir Désir» ему нравилось), но и как неуважение к себе лично. У Цоя, по словам Марьяны, «была одна черта – его можно было постепенно выводить из себя довольно долго, но если он вышел из себя – то он отрезал сразу…»[505]. Что, собственно, и произошло.

Алексей Рыбин:

Ни на кого он не обиделся. Он уехал работать. Потому что в Ленинграде ловить было нечего. А в Москве – нормальный шоу-бизнес. В который он и вошел с удовольствием[506].

Александр Ф. Скляр, музыкант группы «Ва-Банкъ»:

У питерских музыкантов, которые вместе постоянно с ним были, наверно, есть какая-то доля ревности, какой-то обиды, но мне кажется, что этот переезд имел под собой чисто профессиональные основания[507].

10 мая 1990 года «КИНО» выступает в Севастополе.

Из воспоминаний:

Концерт проходил на стадионе Краснознаменного Черноморского флота io мая 1990 года. Был дан один вечерний концерт, исполнили около пяти песен (половина программы). После 20 минут ситуация начала выходить из-под контроля, и концерт был остановлен из-за массовых беспорядков. Организован был ужасно, сцена была невысокая. Народ, естественно, ломанулся на поле стадиона. Долго не хотели начинать, потом нагнали морпехов в помощь к ментам. После того как народ сел прямо на поле (загнать обратно на трибуны было делом невыполнимым), Виктор вышел из подъехавшего автобуса – толпа ломанулась!!! Дальше была бойня, дубинки свистели, «луноходы» ломились от посаженного туда народа. Я был курсантом военного училища, попадаться было никак нельзя. Все же нам с моим одноклассником по школе удалось прорвать оцепление перед сценой и сесть перед ней – до Цоя было несколько метров. Его просьбы остановить избиения оставались без внимания, продолжать такой «концерт» он не стал. Сказал: «Приеду в следующий раз». А следующего раза уже не было…[508]

Впоследствии музыканты «КИНО» вспоминали, что историй, подобных этой, было много. Ошалевшие фаны, лезущие вперед и сметающие все на своем пути, стали неотъемлемым атрибутом популярности. Что касается севастопольских концертов, то, по рассказам музыкантов «КИНО», им пришлось убегать от толпы обезумевших моряков, окруживших их плотным, бело-голубым кольцом. Чтобы хоть как-то проложить себе дорогу, музыкантам даже пришлось применить гитарные грифы…

Георгий Гурьянов:

Я помню, как мы в Севастополе от моряков убегали… Это была какая-то прямо всепоглощающая страсть. Аудитория как во сне. Как на моих картинах. Одни моряки. Широкоплечие. Стадион Краснознаменного Черноморского флота. Огромное футбольное поле, сцена, а вокруг моряки. В общем, мы играем. Где-то середина концерта, какой-то горячий трек, и кольцо моряков вокруг сцены просто начинает сужаться. Постепенно так… Наступает критический момент. И вот в середине песни, я не помню какой, Витя бросает гитару, за ним, как по команде, Игорь, Юрик, и, не говоря ни слова, мы бежим. Из охранников был сделан живой коридор, узкий такой… Это как в какой-то компьютерной игре… Мы бежим, выбегаем, и круг, это кольцо, замыкается. Я всегда думал потом – каково это, умереть в объятиях матросов? На стадионе Черноморского флота… У меня дух захватывает. Героическая смерть. Это круто. Жаль, не было камер никаких, со стороны это очень круто было смотреть наверняка. Это все так кинематографично… А вообще, я все принимал с удовольстием. Мы же были на своем месте и занимались своим делом. Ничего такого сверхъестественного. Было все то, что должно было быть. Но, по-моему, все было здорово. Мне всегда хотелось на это посмотреть из зала…[509]

11 мая «КИНО» приезжает в Симферополь.

Рассказ очевидца:

11 мая 1990 года в городе Симферополе на стадионе «Локомотив» состоялось, пожалуй, самое главное событие не только в культурной, или музыкальной, или молодежной среде, а вообще самое главное событие из происходивших в этой транзитно-провинциальной столице за последние как минимум пятьдесят лет. В середине апреля в городе появились предельно скромные афиши по типу театральных – «Виктор Цой, группа КИНО». В кассах стадиона билеты стоили всего-навсего 3 рубля. В те годы за эту сумму можно было купить 2 кг колбасы, либо 2,5 десятка яиц, либо 2 жвачки «Turbo» с вкладышами, либо 4 пачки болгарских сигарет. Кто-то тряс родителей, кто-то экономил на школьных завтраках, а шпана-босота разведывала пути проникновения на стадион со стороны старого кладбища. Мой приятель Дима сделал еще проще, – он выпросил у моей бабушки сразу 6 рублей на билеты себе и мне.

Наконец долгожданная пятница. Мы садимся в троллейбус, который, по чистой случайности, действительно идет на восток, проезжаем пять остановок и выходим у Центрального рынка. До входа на стадион сто метров площади, кишащей милицией и молодежью. Мне десять лет, Дима на три года меня старше, поэтому держит меня то за руку, то за шиворот, чтобы я не потерялся, а он не получил потом по шее от моей бабушки.

Возле входа мне запомнилась девушка, под курткой которой была надета черная майка с изображением ленинградской четверки. Самая первая майка с группой «КИНО» из тысяч подобных маек, которых я видел потом.

Нам отрывают контроль, мы проходим на стадион и садимся в двенадцатом ряду. Сцену, расположенную в центре футбольного поля, видно неплохо. Электронное табло показывает 20.00, солнце вот-вот сядет. На сцене появляется конферансье:

«Добрый вечер! Я прекрасно знаю, ради кого вы все сегодня пришли. Но наши гости из Ленинграда в данный момент едут из аэропорта в город. А пока для вас выступает днепропетровская группа „Красные“!»

По стадиону прокатывается дружное «бляяяяя…». Днепропетровскую команду встречают тысячи хмурых и угрюмых лиц. Они сыграли бодрую песенку и каким-то чудом умудрились получить за нее хилые аплодисменты и робкие девичьи визги.

«Нас часто спрашивают, – стал говорить лидер „Красных“, – почему наша группа так называется». Кто-то из сидящих за моей спиной громко крикнул: «Да никто, б…ь, тебя не спрашивает! Пиз. й уже отсюда!»[510]. Думаю, до сцены этот и ему подобные крики не долетели. «Да потому что у нас в стране – все красные! – продолжал лидер разогревающей команды. – Наши зеленые – красные. Жевто-блакитные (желто-голубые (укр.)) – тоже красные. Даже наши „голубые“ – и те все равно красные».

Фраза о «голубых» красных привела публику в восторг, и уже на каждую последующую песню днепропетровцам аплодировали достойно. В конце своего выступления они сыграли песню, разогревшую стадион по-настоящему. Припев состоял из пяти магических слов: «Ложись, мы будем делать любовь!»

Это сейчас можно петь хоть про то, как насилуешь и поедаешь младенцев, а в 1990 году, на стадионе, перед толпой в несколько тысяч человек, в присутствии нескольких батальонов милиции, в государстве с высочайшей моралью, но и жесточайшей цензурой, это было очень смело. «Красных» провожали шумно.

«Поверьте, я волнуюсь не меньше всех вас, – начал говорить вновь появившийся конферансье. – Потому что сейчас на эту сцену выйдет легендарная ленинградская рок-группа – „КИНО“!!!» Невозможно передать словами то, что в этот миг произошло со стадионом. Тысячи людей встали во весь рост. Сотни красных советских знамен взметнулось над трибунами. Голос конферансье срывался в попытках перекричать стадион: «Георгий Гурьянов – ударные! Бас-гитара – Игорь Тихомиров! Соло-гитара – кстати, он родился в городе Симферополе – Юрий Каспарян! И лидер группы – Виктор…»

Рев стадиона глушит голос конферансье окончательно. Через несколько секунд по стадиону проносятся гитарные фрагменты с бешеным ревербератором. Гул начинает стихать, и из динамиков и репродукторов звучит долгожданный голос.

«Здравствуйте! – как всегда протяжно говорит Цой. – Если вы посмотрите на небо, то увидите, вон там маленький вертолетик (весь стадион проследовал инструкции), с него ведется видеосъемка нашего концерта, и, возможно, вам удастся попасть в кадр». По стадиону прокатывается дружный хохот, вертолетик летит своей дорогой в сторону военного аэродрома «Заводское», а трибуны начинают раскачиваться в такт ритму. «Песня без слов, ночь без сна…» Люди, пришедшие без флагов, начинают размахивать всем чем попало – рубашками, майками, плакатами… Два стоящих впереди нас парня раскручивают куртку, которой случайно попадают по моей наглой морде. Но я этого почти не замечаю… Хочется лишь подпевать изо всех сил: «Снова за окнами белый день, день вызывает меня на бой, я чувствую, закрывая глаза…» Можно было, в силу возраста, не понимать. Но не чувствовать было просто невозможно! Этих песен не крутили по радио, мы перекатывали их на двухкассетных «мыльницах». Иногда после полуночи группу «КИНО» показывали в программе «Взгляд» или в украинской программе «Град», но и то очень-очень редко. На том концерте было далеко не все радужно и беззаботно. Именно там я впервые увидел, как наша «доблестная» милиция мочит людей дубинками безо всяких причин, не разбирая ни полов, ни возрастов[511].

Ирина Легкодух:

Концерт «КИНО» в Симферополе был на стадионе «Локомотив» (там, кажется, 25 тыс. зрителей вмещается). Все, что мог вспомнить Илья Пандул, который сейчас, как и тогда, работает главным администратором крымской госфилармонии, – это то, что я ему тогда несколько раз звонила и просила переговорить с администратором Цоя о концертах группы «КИНО» в Крыму и настойчиво уверяла его, что концерт будет аншлаговый. А он в это не верил. Илья Пандул сам организовывал и проводил этот концерт в качестве администратора этих гастролей. К сожалению, он сейчас не помнит ни цифр, ни условий договоренности филармонии с Айзеншписом, а никаких архивов, записей или фото ни у него лично, ни в филармонии не сохранилось. Ему запомнилось только то, что концерт, к его удивлению, в самом деле оказался аншлаговым, как я ему и обещала, – стадион был полон. И еще, как он говорит, ему запомнилось, что это был очень агрессивный концерт, динамичный – публика разогрелась и поломала много скамеек на стадионных трибунах. От этого у филармонии произошли потом какие-то сложности со стадионным начальством и городскими властями, но несерьезные, и они уладились. Илья виделся и разговаривал с Цоем, но это были обычные разговоры с гастролером – при встрече, или проводах, или в гримерке, ничем особенным не примечательные. Недавно Илья просил моего мужа мне передать привет и спрашивает, нет ли у меня на примете для гастролей в Крыму какого-нибудь такого же успешного гастролера, как Цой, может быть, я еще кого ему посоветую[512].

После концерта в Симферополе – Херсон, Одесса, Кривой Рог, Ангарск, Иркутск, Братск, Донецк, Ростов, Стаханов, Луганск, Рига и Архангельск один за другим аплодировали знаменитой ленинградской четверке…

12 мая 1990 года «КИНО» выступает в Херсоне, на стадионе «Кристалл». Заявленный же на 13 мая концерт в Николаеве (стадион «Судостроитель») не состоялся, и причин отмены концерта сегодня, наверное, никто не вспомнит.

Надежда Лях, поклонница «КИНО»:

Несколько раз разные молодые люди просили меня рассказать о том, как я была на концерте Виктора Цоя. Решила, что легче один раз это описать. Итак. Май 1990 года. В Херсоне и в Николаеве развешаны афиши о предстоящих концертах группы «КИНО». Муж взял нам билеты в Херсоне (хотя мы учились в институте в Николаеве). Теплый солнечный весенний день. Сцена посредине центрального стадиона в городе. Вокруг стадиона – оцепление ментов. Вначале «для разогреву» выпустили какую-то французскую группу. Названия не помню. Абсолютно неизвестная. Эти французы скакали, прыгали, плясали… Народ сидит, скучает. Наконец-то французы ушли. Выходит «КИНО». Что тут поднялось! Вопли, шум, крики, страсти, истерики. Вся группа в черных нарядах. И у Цоя – знаменитая белая гитара. Цой – спокойный, невозмутимый. Акустика была слабая. Народ вопил очень громко. Музыки почти не было слышно. (Дайте скидку на время.) Девчонки бегут к сцене. Милиция пропускает только тех, которые с цветами. Но некоторые-таки прорывались. Девчонки вешаются Цою на шею, обнимают, целуют. Просят подписать плакаты. Он – воплощенное спокойствие, невозмутимость, достоинство. Играют. Цой пару шагов в одну сторону сделает, потом в другую – народ просто шалеет! Помните его в последних сценах «АССЫ»? Ну вот, точно такое же поведение – очень сдержанное. Он давно уже был для меня кумиром. А его поведение на концерте заставило меня уважать его еще больше. Что еще поразило? До концерта этого я не знала. Цой был довольно высокого роста. Он в группе был самый высокий. По телевизору это было незаметно. Впечатлений осталось много. Даже несмотря на плохой звук. А в Николаеве концерта не было. Так и не удалось узнать почему. А через три месяца – катастрофа. И получается, концерт в Херсоне был одним из последних. Мало того, в мае 1990 года у меня внутри была уже моя дочечка (я на пятом месяце была). И она сейчас тоже любит Цоя. И ее подружки тоже. Я когда рассказываю, они ахают! Но он был для нас совершенно не то, что для сегодняшнего поколения. «Перемен требуют наши сердца!» – это был наш гимн. «Мы выходили под дождь и пили воду из луж!» Сегодняшняя молодежь видит в Цое что-то совсем другое, нежели мы в то время. Но тем не менее… Звезда по имени Цой – навсегда[513].

Владимир Митин, поклонник «КИНО»:

Про Николаев могу сказать следующее: это я внес этот город в список концертов «КИНО» еще в далеких 90-х. Была такая девочка – Ирина Колесникова, она в 1996 году, завязывая с «киноманией», подарила мне тетрадку, в которой от руки были переписаны письма фанаток, в основном с Украины. Эти девочки описывали свои впечатления от концертов «КИНО». Вот там и было про Николаев. Спустя много лет уж и не знаю, верить или нет этим писанинам…[514]

Из воспоминаний поклонника «КИНО»:

Да, «КИНО» пыталось выступить в Николаеве (это в мае 1990 года было). Концерт не состоялся. Говорили, что они не приехали, что-то не сложилось…[515]

Игорю Шевцову, ныне проживающему в Лондоне, а тогда студенту Одесского мединститута, удалось побывать на одесском концерте «КИНО».

Игорь Шевцов:

Концерт состоялся на стадионе ЧМП в 1990 году, я, конечно, датуне помню, вроде как 14 мая. День был исключительно теплый и солнечный. На Цоя шли, предвкушая отлично провести время. Учитывая давность событий, допускаю, что мозг мог чего-то добавить или упустить, но в целом события развивались по порядку.

Стадион ЧМП – довольно большое открытое сооружение. Под зрительские трибуны выделили сектор у главного входа. Помост Цоя стоял на траве напротив зрительского сектора и представлял собой довольно большую платформу, обитую вроде бы черной тканью…

Если правильно помню, перед основным выступлением выступала какая-то малоизвестная группа, народ терпеливо прослушал их. Затем мы увидели Цоя с группой, не спеша переходивших футбольное поле по направлению к помосту. Все ребята группы были одеты во все черное, свободные рубашки, брюки, туфли… Электрогитара у Цоя была белого цвета, с широкой декой. Помню, заняв свои места, они сразу же начали петь без особенных приготовлений. Если правильно помню, первая песня была «Перемен!».

Народ принял Цоя и «КИНО» исключительно тепло. Все, как один, посрывались со своих мест и слушали стоя до самого конца выступления.

Манера выступления Цоя отличалась и была уникальной. Виктор стоял на одном месте, широко расставив ступни, запрокинув голову слегка назад и практически не двигался. Расстояние между трибуной и зрителями было довольно приличное, метров 30–40, могу ошибаться.

Цой мне показался довольно крупным мужчиной, отличался от худощавого пацана, каким мы привыкли его видеть по телику. Лицо не было полным, но широким и скуластым. Судя по осанке и фигуре, он наверняка ухаживал за своим телом, занимаясь каким-то видом спорта, – сто процентов.

Не помню, чтобы он много общался с публикой, может, отдельные фразы. Все выступление прошло на одном дыхании. Звучание, общая атмосфера были непередаваемые. Когда начал исполнять «Пачку сигарет», солнце стало садиться, и народ стал палить бенгальские огни и всякие зажигательные штуки. Несколько полетело в сторону помоста, упав в непосредственной близости от Цоя, тот отступил на шаг. По-моему, ткань, свисающая со сцены, начала дымить и была быстро потушена. Цой сделал замечание, больше никто ничего не метал. Был еще случай, когда женщина побежала по полю к Цою, но была остановлена парой охранников.

Публика, чтобы получше видеть выступление, начала взбираться на лавки и, прыгая в такт музыке, пыталась лучше рассмотреть саму группу. В конце концов бетонные балки, на которых были расположены лавки, не выдержали и начали ломаться. Лавка, на которой мы стояли, тоже треснула, и мы посыпались вниз. Никто не пострадал, но вред стадиону был причинен. Уходили с концерта, когда уже темнело. Настроение было отличное, и главное – не было разочарования, как иногда бывает после встречи с кумиром[516].

Вячеслав Мещеряков:

Про концерт скажу немного… Концерт был примерно в середине мая, на стадионе. Он был на футбольном поле, «КИНО» приехало на белой машине, кажется. Я точно не помню. Хотя да, на белой «Волге» они приехали, прямо на поле. Цой сказал: «Здравствуйте», и они отыграли весь концерт без фанерного чеса. В конце Цой сказал: «До свиданья, спасибо», и они уехали так же на машине с поля. Все они были одеты в черное. Что я запомнил на всю жизнь? Когда Цой пел: «…дом стоит, свет горит…» – я не мог сдержаться и у меня потекли слезы из глаз. Ком в груди был, и я плакал незаметно для всех друзей. Со мной такое было впервые. Я был на концертах «ДДТ», «НАУ», «Аквариума», «Коррозии металла» и прочих, но нигде и никогда не плакал… И вообще не плачу. Возможно, это было какое-то предчувствие. Никто, естественно, тогда к ним в гримерку не попал. Хотя там у Цоя народ брал автографы. Точнее, пытались брать. Но на поле никого не пустили. Самое удивительное – уже когда они уехали, – мне парень предложил за 50 рублей диск с автографами всех участников «КИНО». И я даже усмехнулся, типа «еще я у „КИНО“ автографы не брал, я их еще сто раз увижу. Ладно там у Пети Мамонова, который бухает и хрен его знает, что с ним завтра будет»… Диск был, по-моему, или «Ночь», или «Последний герой». Диск я не купил. И он перед глазами сейчас у меня… Черным фломастером автографы…

Не знаю, ходил ли куда-то в Одессе Цой, но вот на пляже он, возможно, был – скорее всего, в Аркадии. Там же, скорее всего, этот парень у них и автографы брал… Хотя сейчас вот думаю: автографы – это все ерунда. У меня, например, есть автограф Дюши Романова из «Аквариума»… А его уже нет.

Главное – музыка осталась. «КИНО» перепеть никто и никогда не сможет. Это символ поколения. Музыка Цоя пропитана тем временем. И моей юностью. Любовью и свободой…

Потом через полтора месяца в Кисловодске в нашу комнату с братом зашел отец и сказал: «Ваш Цой разбился». И мы написали тут же песню в его память на двух гитарах и губной гармошке. Всю ночь пили… И песня, конечно, не сохранилась, и я даже не помню, о чем она была…[517]

16–17 мая 1990 года группа «КИНО» приезжает в центр Криворожского железорудного бассейна – город Кривой Рог.

Из воспоминаний поклонника «КИНО»:

Цой приезжал к нам в Кривой Рог и выступал на стадионе «Металлург». Стадион был забит до отказа, невозможно было достать лишнего билета. Но нам с ребятами удалось попасть на концерт, и мы пели песни вместе со своим кумиром. Хорошее было время! Этот концерт реально вошел в историю города[518].

В конце мая группа «КИНО» направилась в Сибирь. Цоя ждали в Иркутске, Ангарске и Братске…

Сохранилась видеозапись концерта 27 мая 1990 года, иркутский стадион «Труд», переполненные трибуны, горящие факелы. Улыбающийся Виктор с охапкой цветов машет рукой, обещает вернуться… По воспоминаниям музыкантов «КИНО», после концерта толпа фанатов, провожавшая музыкантов, перевернула подогнанный для группы автобус. «Киношников» спасло то, что они разыграли фальшь-отъезд, уехали в специально поданной им машине, а в автобусе вместо них находились наряженные куклы…

Георгий Гурьянов:

Все думали, что мы сидим в автобусе, а мы уехали на машине. Поклонники: «А-аааа!» Атам, в автобусе, сидели куклы. И кукловоды…(смеется)[519].

Юрий Каспарян:

Последний тур… Иркутск, Братск. Иркутск – это там, где мы уехали на легковых машинах, а автобус, в котором мы должны были ехать, перевернули, да, раскачали и перевернули просто…[520]

После концертов в Иркутске и Ангарске группа «КИНО» приехала в Братск.

31 мая 1990 года молодежь Братска ожидала ее с нетерпением. На эту дату были назначены два концерта группы, совместно с иркутской командой «Принцип неопределенности», которые должны были состояться на городском стадионе «Металлург» с двухчасовым интервалом. «Металлург» был обычным футбольным стадионом с перпендикулярными 12–16 рядами кресел. Первый концерт должен был начаться ровно в 20 часов. Чуть раньше прошла репетиция, за которой из своих окон и с балконов наблюдали жители ближайшего малосемейного общежития. Любительскую видеозапись песни «Закрой за мной дверь – я ухожу» (правда, очень плохого качества), сделанную Юрием Айзеншписом во время этой репетиции, сегодня можно найти в Интернете.

Первый концерт начался 31 мая в 21.30. Несмотря на полуторачасовую задержку из-за неисправности аппаратуры, он прошел нормально, выступление «КИНО» не испортил даже небольшой дождь, начавшийся в конце концерта. Правда, зрители, пришедшие «на Цоя», совершенно не восприняли иркутский «Принцип неопределенности» – по воспоминаниям очевидцев, иркутян забросали бутылками.

После первого концерта местные организаторы должны были выплатить Юрию Айзеншпису гонорар группы, но из-за каких-то накладок не заплатили.

По воспоминаниям музыкантов «КИНО», устроители требовали сперва отыграть концерты, а затем планировали производить расчеты, но Айзеншпис стоял на своем и требовал предоплаты. Он заявил организаторам, что группа бесплатно выступать не будет и второй концерт не состоится.

За полчаса до планируемого начала второго концерта Айзеншпис проинформировал о случившемся Цоя, отдыхавшего в одном из номеров гостиницы «Тайга».

В это время купившие билеты зрители начали медленно замерзать. Был конец мая, моросил дождь, потом пошел небольшой снежок, подул ветер. А концерт все не начинался. И тут случился взрыв народного негодования…

Поначалу люди агрессивно требовали концерт, а когда им было сказано, что концерта не будет, направились к гостинице, где остановилась группа.

Смяв милицейские заслоны, толпа окружила гостиницу со всех сторон и принялась громить близлежащие витрины.

Музыканты группы «КИНО» вспоминали, как, сидя в номере гостиницы, смотрели вниз на людское море. Выглядело это отнюдь не смешно, скорее страшно, поскольку толпа была абсолютно неуправляема. В окна летели камни, слышались крики и ругань…

В какой-то момент появился начальник местной милиции и, по воспоминаниям «киношников», заявил: «Вы здесь кашу заварили, сами ее и расхлебывайте, а мы против своих братков не пойдем».

Время близилось к ночи, толпа, разбившая стеклянные витрины первого этажа гостиницы, громила магазин «Березка». Местная милиция не знала, как на все это реагировать.

И тогда организаторы концерта вместе с начальником ОВД и заместителем председателя горисполкома пришли в гостиницу к группе «КИНО» и устроили почти двухчасовые переговоры с Айзеншписом, которые прервал Цой. По воспоминаниям музыкантов, Виктор зашел к ним и сказал: «Ребята, пошли играть, это уже неудобно просто». Возражений не было, все согласились, была подана машина, которая доставила группу на стадион.

Было около двух часов ночи, на улице тьма, мороз три градуса, снег. Аппаратура намокла, играть было рискованно, но группа «КИНО» отыграла положенный час двадцать концерта. Зрители были счастливы.

Георгий Гурьянов позднее вспоминал, как они с Виктором ехали со стадиона в ментовском «козлике», курили и, нервно хихикая, говорили: «Ничего, спаслись…» Им повезло, что машина была железная, потому что каждому хотелось дотронуться до нее рукой или ногой. Юрий Айзеншпис, ехавший в этой же машине, вспоминал впоследствии, что слышать эти удары по машине было очень страшно… Кстати, если посмотреть видеозапись концерта «КИНО» в Минске, то можно увидеть примерно такую же картину: рафик с группой «КИНО» осторожно пробирается сквозь толпу фанатов, колотящих руками и ногами по машине…

В шесть часов утра покидавшей гостиницу группе «КИНО» администрация предъявила претензии по поводу происшедшего и просила возместить нанесенный ущерб в размере 14 тысяч рублей за разбитые витрины гостиницы. Но, поскольку музыканты не имели к погромам и ущербу никакого отношения, Юрий Айзеншпис отверг все претензии, и группа благополучно покинула Братск. «КИНО» уже ждали Донецк и фестиваль «Звездный небосклон мира. Донецк. Музыка-90» (более известный как фестиваль памяти Джона Леннона).

Через неделю в главной городской газете Братска «Красное знамя» появился репортаж о случившихся событиях. Назывался он «Не „Кино“, а просто цирк!». События описаны там весьма точно и сказано, что пострадали не только витрины гостиницы «Тайга», но и припаркованный рядом автобус «икарус».

В фильме о группе «КИНО», снятом в 2012 году Александром Цоем и Наталией Разлоговой, музыканты вспоминали об этом эпизоде в Братске.

Игорь Тихомиров:

Для братков или для людей, которые понимают что-то в этих порядках, разборках, может быть, и крылось что-то, а для нас все было довольно просто. Просто, как взятие Белого дома, при этом менты ничего не могут, не могут шевельнуть вообще рукой, потому что такой город серьезный… Но это был единственный прецедент, надо сказать[521].

Георгий Гурьянов:

Было очень красиво, романтично. Мне все понравилось, такое кино… Но было страшно. На самом деле было страшно, и прекрасно, что никто не пострадал, а то мог бы… Нам было страшно, мы с Витей сидели в газике, в «козлике» ментовском…[522]

Юрий Каспарян:

Часть толпы проникла в гостиницу на этажи и сопереживала вместе с нами: «Вау! Они уже прорвались на первый этаж! Вау! Они уже громят магазин – ооо!» Хотя, если по закону, люди требуют своего[523].

Олег Августовский, журналист из Братска:

Организаторами концерта оказались вовсе не местные деятели искусств, а свердловская фирма «Русь», представитель которой вскоре оказался в КПЗ, правда, не за плохую организацию концерта «КИНО», а за дебош в женском общежитии. В репортаже газеты «Красное знамя» журналист С. Севильский не без иронии отмечал, что «ночное рандеву» явно не понравилось музыкантам «КИНО», и они покинули Братск первым же утренним рейсом. Впоследствии вышла еще одна статья – «Виктор Цой: „Привет Братску!“» Авторы О. Знобищев и А. Орехов встали на защиту Цоя. По мнению корреспондентов, певец поступил правильно, отказавшись играть на неисправной аппаратуре, да еще и бесплатно. В заключение были приведены слова самого Цоя, что «он еще ни разу не попадал в такую ситуацию, никогда не играл в такой холод и на такой неисправной аппаратуре. И ему обидно, что не удалось показать братчанам высококлассный рок»[524].

2 июня 1990 года группа «КИНО» приехала в Донецк.

Вот что писала пресса о донецких концертах:

В далеком 1990-м, с 2 по 3 июня, в Донецке проходил фестиваль «Звездный небосклон мира. Донецк. Музыка-90». Сейчас о нем помнят немногие, но те, кто был там, уже не смогут забыть. Кроме знаменитых в то время исполнителей на фестивале выступала легендарная группа «КИНО». Ради нее в Донецк съезжались рокеры со всего СССР. Было ярко. И это был последний в жизни Цоя концерт в Донецке…

Виктор Цой с другими участниками группы приехали в Донецк на 2-й день фестиваля – 2 июня. Передвигались по городу они на стареньком «икарусе», не придавая марке транспорта никакого значения. По приезде сразу же отправились в гостиницу, после чего была намечена небольшая экскурсия по Донецку.

«Мы достаточно долго гуляли по городу, заходили в „Белый лебедь“, „Детский мир“, но Цоя никто не узнавал, – рассказывает Рафаэль Богатов, работавший в то время администратором группы „КИНО“ по продажам рекламной продукции. – Люди реагировали, но просто не могли поверить в то, что по Донецку гуляет сам Виктор Цой».

Рафаэль Богатов:

На протяжении 1988–1990 годов я работал администратором по продажам рекламной продукции в группе «КИНО», включая все концерты без исключения, проходившие в этот период в Москве, и периодически выезжал с коллективом по городам СССР. Как все началось? Все просто. Я приехал в Москву к родственнику. Кстати, мой двоюродный брат по дяде работал первым барабанщиком в группе «Любэ» с Николаем Расторгуевым, это Ринат Бахтеев. Он был реальный в то время человек из серьезного окружения. Потом он меня представил кому нужно, и сначала меня устроили продавать плакаты и пластинки во время концертов «Любэ» в фойе. Ну как было принято в то время, промоушн такой… Денег хватало, и все шло хорошо. Одним из первых я узнал об освобождении из мест лишения свободы Юрия Айзеншписа, мы познакомились. Когда Айзеншпис стал администратором «КИНО», я выезжал с группой «КИНО» по городам и на концертах продавал рекламную продукцию. Я был очень молодой, но хорошо помню Цоя. Виктор был очень простой человек, очень легкий на подьем…[525]

Рафаэль, как коренной житель Донецка, во время прогулки по городу показывал все донецкие достопримечательности, ребята были довольны, снимали себя на камеру, смеялись… Никому и в голову тогда не могло прийти, что почти через три месяца одного из них, самого яркого и неординарного солиста, не будет в живых.

К началу выступления группы «КИНО» на донецком фестивале стадион «Локомотив» был забит практически «под завязку». Люди ликовали! Но никто не знал, что в это время происходило за кулисами. А там ныне покойный Юрий Айзеншпис, продюсер «КИНО», пытался запретить видеосъемку, которую проводили местные журналисты. Грозил отменой концерта. Ситуацию спас сам Виктор Цой – его решение было законом. Был большой скандал, но Цой настоял на своем – концерт снимали. И не зря[526].

Георгий Гурьянов:

Я прекрасно помню этот концерт. Это была такая вакханалия… Как мы там оказались… Это был какой-то фестиваль памяти Джона Леннона. Выступали всякие советские знаменитости, артисты… Он продолжался два или три дня. Что там было особенно запоминающегося? Огромный отель, футбольное поле, стадион, на котором с утра до вечера выступали все эти знаменитости, и даже моя мыльница в моем номере не могла меня уберечь от поноса на уши, который лился через окно. Мощный звук был очень… Но был такой момент ненависти, зависти, непонимания… Я ощущал его на себе со всех сторон. Такая мрачная энергия. Конечно, страшное было мероприятие, чудовищное. Вытрепало нервы. Зависть была очень крутая. Мне даже кто-то там шляпу сорвал с головы. Кто непонятно, он сразу исчез, но было неприятно. Не хотелось ловить просто… Там были все яркие представители поп-сцены того времени. Две городские гостиницы забиты. Несколько дней выступлений – разумеется, под фанеру… Что нас сподвигло там выступить? Мы – единственные, кто играли там живьем и кому заплатили за всю эту вакханалию. Так что все сборы с двух дней этого фестиваля Джона Леннона – все были в нашем кармане. Это было очень цинично и весело. Мы согласились даже на Джона Леннона… Могу это сказать с уверенностью. Даже не было компромисса. Мы же получали удовольствие… А Джон Леннон – я его терпеть не могу. И тогда его тоже не любил. И Витя им тоже никогда не увлекался…[527]

9 июня группа «КИНО» побывала в городе Стаханове, где дала концерт на стадионе «Победа», 10 июня 1990 года группа «КИНО» дала два концерта Луганске, где выступала на стадионе «Авангард». По воспоминаниям очевидцев, в те дни шли дожди, погода была пасмурная, прохладная, аппаратуру на сцене обертывали полиэтиленовой пленкой, которую временами срывало ветром…

Известно, что на первом концерте произошла заминка, концерт начался с небольшим опозданием. Зрители, сидевшие на трибунах, с нетерпением ждали начала и распевали песни «КИНО». Но из-за плохой погоды все стали подмерзать, и в итоге значительная часть народу повставала со своих мест и спустилась к нижним рядам, где было немного комфортней. Есть свидетельства, что на разогреве перед «КИНО» около получаса выступала другая группа.

Многие очевидцы впоследствии вспоминали, как вышедшая к Цою на сцену девушка с огромным букетом роз начала признаваться ему в любви. Смущенный Цой, загородившись от девушки гитарой, не знал, что делать. В итоге импульсивную даму с трудом увели со сцены, и концерт продолжился…

Второй концерт начался по графику, «КИНО» отыграло на бис (несмотря на лопнувшую струну на гитаре Виктора), и после концерта за уходящим Цоем, прорвав цепь милиционеров, ринулась толпа зрителей, от которых Виктор едвауспел скрыться в подтрибунных помещениях…

Из воспоминаний поклонника «КИНО»:

Я тогда жил на квартале Мирный (Заречный-2), и на концерт «КИНО» пойти предложил мой тогдашний друг Макс (спасибо ему), мне было 15 лет тогда, он старше на пару лет… Приехали мы на стадион «Авангард», но билетов у нас не было, однако мы умудрились пройти без билетов, сначала я, а затем Макс. Концерт был классный, люди зажигали на трибунах спички и зажигалки… Один парень выбежал на поле к сцене. Несколько работников МВД бегали за ним по полю, но так и не догнали, парень опять забежал на трибуны… Я по своему возрасту тогда, конечно, не сильно осознавал, насколько значимым был этот концерт… По окончании концерта Цой и «КИНО» сели в «Волгу» прямо на поле и уехали…[528]

13–15 июня 1990 года концерты группы «КИНО» прошли на большой спортивной арене стадиона «Даугава» в Риге.

Из воспоминаний поклонника «КИНО»:

Однажды я побывал на концерте группы «КИНО» в Риге. Это случилось летом 1990 года на стадионе «Даугава». Народ встречал кумиров очень бурно. Было очень много милиционеров в оцеплении. Они окружали сцену тройным кольцом. В них бросали с трибун всё, что было под руками, даже, по-моему, доски от скамеек и зажженные самолетики из бумаги. Группа безупречно отыграла, но на бис не вышла. Сейчас вот всплыло в памяти то, что на перекрестке улиц К. Барона и Бривибас, у моста, на трансформаторной будке много лет висела сохранившаяся афиша с того концерта. Она исчезла лет пять назад[529].

* * *

17-19 июня 1990 года группа «КИНО» дала шесть концертов в Архангельске. По воспоминаниям очевидцев, на всех концертах был полнейший аншлаг. Поклонники были готовы отдать все или почти все за возможность быть в эти дни в городе. Во многих учебных заведениях шла практика, студенты бросали все дела и тайком возвращались в город – чтобы только увидеть, услышать, не пропустить…

Как писала газета «Северный комсомолец», едва группа «КИНО» вышла из самолета и вступила на архангельскую землю, как Цой, старавшийся не привлекать внимания, тут же был узнал поклонниками, дежурившими в аэропорту. Организаторам концерта стоило большого труда отогнать фанов и разместить прибывших музыкантов в специально подогнанном к аэропорту автобусе. Сохранилась фотосессия, сделанная Валерием Александровым во время встречи «КИНО» в аэропорту.

Городской Дворец спорта не мог вместить всех желающих. Машина, в которой находилась группа «КИНО», с большим трудом смогла подъехать к нему, – толпа людей, окружившая здание, просто не давала этого сделать, и «киношники» даже боялись выйти, чтобы не быть в буквальном смысле разорванными обезумевшими фанами. Лишь благодаря усилиям солдат внутренних войск, которые сдерживали поклонников, группе удалось попасть на сцену…

На разогреве перед «КИНО» выступала группа «Технология» (бывший «Биоконструктор»), которой довольно сильно досталось от особо нетерпеливых фанов, ожидавших Цоя. Поклонники «КИНО» закидывали музыкантов «Технологии» всем, что только попадало под руки, – от горящих бенгальских огней до тяжеленных металлических гаек большого диаметра.

Из воспоминаний поклонников «КИНО»:

Я была на этом концерте 19 июня. Концерт был обалденный, народу тьма… Исполнение вживую не сравнится просто ни с чем… Песни Цоя люблю до сих пор… Очень жаль, что он успел так мало сделать.

* * *

А я была 18 июня на том концерте! Это было нечто. Море народу. Тогда на разогреве выступала группа «Технология». Ребята продержались на сцене всего полчаса, народ шумел, свистел, скандировал: «Витька!», «КИНО!» Никто не думал, что все так закончится…. Остались до сих пор те пережитые эмоции о том живом концерте, о Цое. Но в фильмах и песнях он живой и с нами…

* * *

Я был 17 июня, от пережитого на концерте до сих пор воспоминания отличные, жаль, что многие не смогли узнать эти ощущения, особенно те, кто стал увлекаться Цоем после его смерти.

* * *

Я был на концерте Цоя у нас во Дворце спорта. Закончился он поздно, часов в одиннадцать. Толпы людей, возвращающихся с концерта, наблюдались вплоть до Привокзалки. В то лето он погиб…

* * *

19 июня 1990 года во Дворце спорта Архангельска я тоже был на концерте группы «КИНО». Концерт начинался в 20.00. На разогреве играла группа «Технология». Что сказать о концерте? Слов нет – это было «КИНО». Энергетика музыки, текстов – это завораживало. Жаль, что его нет с нами. Скажу грубо, но хорошо, что Цой в нашей памяти останется молодым и красивым, а не козлобородым гуру, Юрой-музыкантом или макаронычем. Для нас он всегда жив!

Был на одном из концертов. На разогреве вроде был «Биоконструктор». Нетерпеливые фаны Цоя еще в них бенгальские огни бросали. Ребята, играя, успевали уворачиваться. На концерт мы приехали рано, видели приезд группы «КИНО», их проход по вестибюлю. Помню ударника Гурьянова в шортах и шляпе. Я стоял рядом со сценой и был счастлив…

Андрей Яреньгин, бас-гитарист архангельской группы «Йота»:

Я попал на концерт группы «КИНО» в Архангельске в июне 90-го. Потом говорили, что это был предпоследний концерт в жизни Цоя. Ощущение? Как один миг пролетел. Только вроде концерт начался, я в него погрузился, и – раз, все уже закончилось. Если сказать, что в тот день Дворец спорта был полон, – ничего не сказать. Народу было!!! Цой пел без фонограммы, он всегда пел без фонограммы. Правда, тогда «фанера» была не так повальна среди исполнителей, как сейчас. Но, к примеру, в том же, 90-м году уже все знали, что «Ласковый май» поет исключительно под фонограмму[530].

Во время тура по стране группа «КИНО» выступила на двух значительных концертах – на фестивале МУЗЭКО в Донецке 2–3 июня, о котором уже говорилось выше, и 24 июня в Москве, в Лужниках, в рамках праздника газеты «Московский комсомолец». Это был большой сборный концерт, которому предстояло стать последним концертом в истории группы «КИНО».

Юрий Айзеншпис:

Последний концерт Виктора Цоя и группы «КИНО» состоялся на фестивале «Звуковой дорожки» 24 июня 90-го года в Лужниках. К этому ответственному выступлению Цой долго готовился и очень сильно волновался. Его и меня, конечно, расстраивало то, что накануне Москву просто залило водой. Шли непрекращающиеся дожди, и поэтому билеты продавались очень плохо. А для Вити было очень важно, сколько людей будет на его концерте. Накануне я связывался с главным кассиром, мне сказали, что билетов продано очень мало, потому что купить их можно только в кассах стадиона и из-за погоды никто не приезжает. Оставалось надеяться на последний день. И вот 24 июня выглянуло солнце, и к и часам утра в кассы Лужников уже стояла чуть ли не километровая очередь. Оставалось только послать за Витей машину. Цой в плане транспорта был неприхотлив. Если за ним приезжала «волга» – садился в «волгу», приезжала «шестерка» – садился в нее, однако на этот раз я заказал «чайку». Он был вторым человеком в этой стране из артистов после Пугачевой, за кем посылали «чайку». Я ее заказывал тогда со страшными сложностями. Пришлось написать много писем, прежде чем машина нашлась на базе Совета Министров[531].

Виктор Цой:

Ох, зря я подписался на эту авантюру. Если бы не авторитет газеты, думаю, не рискнул бы выйти на столь ответственную, а главное, слишком уж громадную площадку… Хотя, если серьезно, выступать на БСА – огромнейшая честь каждой группе[532].

По материалам советской прессы:

На концерте присутствовало около 70 тысяч человек, то есть при полном аншлаге, перекрывшем даже результаты прошлогоднего Музыкального фестиваля мира с участием международных монстров: Ozzy Osbourne, «Scorpions», «Bon Jovi» и др. Уже с утра к кассам стадиона выстраивались длинные очереди поклонников Виктора Цоя и его команды, сгоравших желанием послушать и попеть хором любимые песни кумира. Историческое выступление «КИНО» на БСА в Лужниках в минувшее воскресение было отмечено всеобщим восторгом, но также зажжением Олимпийского огня, ярко-оранжевое пламя которого видно далеко от Лужников. Крутые меры предосторожности со стороны службы безопасности, стремившейся оградить Цоя от возможных случайностей, все же не спасли рок-звезду от лавины любвеобильных чувств поклонников. Рыдавшие от счастья девочки и вспотевшие от напряжения мальчики на руках вынесли со стадиона «чайку». Подогнанная вплотную к сцене, она наивно пыталась умчать кумира от восторженных зрителей. В первых рядах партера, правда, временами возникала небольшая давка как результат избытка чувств. И профессионалам из ОМОНа за это время пришлось эвакуировать около 300 человек, попросивших помощи. Но серьезных эксцессов не было. Надо отдать должное другим музыкантам, выступавшим в программе. Они проявили гражданское мужество, каждый раз встречаемые бурным скандированием: «КИНО! «КИНО!..»[533]

Юрий Каспарян:

В принципе неплохой концерт был. Гурьянову, правда, не понравилось. Ну, еще бы ему понравилось… Он там темпы все занизил просто… Н-о-о-о е-с-л-и е-есть в к-а-а-а-рман-е-е-е пачк-а-а-а-а сигар-е-е-е-е-т. Медленно так. Лучше было бы, если бы еще мы побыстрее играли. Ну, ведь тогда же без метронома играли. Это сейчас не забалуешь, все четко[534].

Георгий Гурьянов:

Лужники… В тот момент на параллельном стадионе (где-то рядом, в шаговой доступности) проходил концерт группы «Ласковый май». Это как во сне все происходило. Я, как самый любопытный, туда пошел. Нам нравилась группа «Ласковый май» – разумеется, как конкурирующая организация. Я побежал посмотреть на их концерт, но там уже был полный разврат, тиражирование так называемое, Андрей Разин этот. Зал был полупустой… Я посмотрел, убедился в их провале и побежал на свой стадион… Да, услышал «Белые розы» и побежал обратно. Мы же вообще часто пели в гримерке «Ласковый май». Я хорошо помню, как для разгона перед выходом на стадион исполнялась песня «Перемен!» в стилистике сиротской песни «Ласкового мая»… Совершенно не издевательски, это просто шутка была. В стиле диско скорее…

В Лужниках тогда фурор был. У нас там было все в порядке. Толпа, салют… Конечно, была усталость, изношенность… Восторг зала никак не компенсировал все это. Ко всему же привыкаешь. Это воспринималось как должное. Естественно, что с аудиторией всегда идет обмен энергией, и ничего не получится, если в тебя кидают тухлыми помидорами. Но фурор был, хотя мне не нравится этот концерт. Ужасно. Мне стыдно до сих пор за то, что он зафиксирован. Полгода гастролей, вымотанные, уставшие все, Виктор тоже, никто играть уже не может. Все пафосно очень, так медленно все сыграно. На концертах все было гораздо импульсивнее, а тут как похоронные марши какие-то… Последний концерт группы «КИНО»… Были ли какие-то предчувствия? Нет. Никакого фатализма не было. Над нами ничего не довлело. Никогда. Никто не знал, что случится. Можно было только мечтать и представлять, что произойдет дальше. И выбирать направления. Была свобода выбора. А что касается фатализма… Это черта характера. Или ты фаталист или нет. Оптимист или предприниматель… Это философский вопрос абсолютно. Но я помню, что даже кого-то приглашал на этот концерт как на последний, хотя никаких, подчеркну, никаких предпосылок к этому не было[535].

Из воспоминаний поклонника «КИНО»:

Я был на двух концертах… Один проходил в «Олимпийском», второй – в Лужниках… Я тогда был очень молод… Брат первый раз привел меня в секцию. Она состояла из ребят – студентов МАТИ им. К. Э. Циолковского, и все они состояли в КООДе (Комсомольский оперативный отряд дружинников), и, соответственно, подготовка была с упором на поддержку сотрудников милиции при проведении массовых мероприятий… Меня сделали стажером этого отряда. Расскажу про последний концерт: мы получили мандат на проведение охраны этого концерта. Он проходил в июне, если память не изменяет, 24-го, в Лужниках… Собрались мы отрядом человек пять-восемь в вестибюле станции метро «Спортивная», народ уже валил на концерт… При подъеме на эскалаторе мы прошли «сквозь строй» сотрудников милиции, но так как у нас имелись мандат и удостоверения, мы прошли за оцепление – народ еще не пропускали, – уже не помню, в какой вход, на территорию Большой спортивной арены… Помню только, что факел у нас был на другой стороне арены…[536]

Концертом в Лужниках завершился большой гастрольный тур, начавшийся в конце февраля 1990 года концертами в Новосибирске. После этого группа берет тайм-аут на лето, и музыканты уезжают на отдых, запланировав на осень запись нового альбома (по словам Цоя, песни для которого уже почти готовы)…

Юлия Данилова, поклонница «КИНО»:

Вот и наступил этот злосчастный 1990 год. Видимо, Витин «москвич», пролетев по Тукумской трассе, разбил на две неравные половинки мою жизнь (да и не только мою). На то, что было до и стало после… В июне я работаю, периодически наведываюсь в Москву. В один из приездов даже собираюсь сходить на концерт «КИНО» в Лужники, но что-то там не получается. Ерунда, думаю, еще раз сто успею, чай, это не последний концерт. Бог ты мой!!! Если бы я тогда могла знать. До сих пор не могу себе простить, что могла, но не побывала на ТОМ концерте. В июле еду в отпуск на Черное море в поселок Джубга. Среди прочего там смотрю концерт по ТВ, посвященный десятилетию смерти Владимира Семеновича Высоцкого. После концерта курю на балконе, какая-то смутная мысль беспокоит меня, видимо, эта мысль была связана с Цоем, а может, это я потом уже додумала… Наши окна и балкончик выходят прямо на площадку, там народ ломается – танцует под «Желтые тюльпаны» Наташи Королевой и «Есаула» Газманова. А у меня просто кошки на душе скребутся. Хочу пойти на море, беру зеркальце, и оно разбивается прямо в руках… А больше вроде никаких мрачных мыслей и не было….

1 августа возвращаюсь из черноморской поездки, надо на работу выходить. Вот сейчас думаю, сто раз передумываю всю эту ситуацию. Сейчас-то мы и время, и место катастрофы знаем. Вот бы эти знания мне в 90-й год перенести. Кажется, что половину оставшейся жизни бы отдала за такую возможность, но… 15 августа мне прямо на работу звонит мой муж и сообщает про несчастье, случившееся с Виктором. Я ему как-то и не особо верю. Тогда постоянно в народе слухи ходили про Пугачеву там или Ротару, мол, на машине она разбилась или еще чего. Но вечером 15 или 16 августа диктор Игорь Кириллов в программе «Время» подтверждает мои самые страшные опасения. Своим хорошо поставленным голосом он сообщает то, во что верит рассудок, но отказывается верить сердце. Простите за вычурную фразу, но это так. Мысли становятся сразу какие-то вялые, кажется, что и жизнь моя закончилась. Удивляюсь, как я не рехнулась в то время. А может быть, и поехала крыша, кто же знает-то?[537]

15 августа 1990 года отдыхающий в Латвии Виктор Цой трагически погиб в автокатастрофе. Возвращаясь утром с рыбалки, он задремал за рулем. Его новенький «Москвич-2141» на огромной скорости врезался в выехавший из-за поворота автобус «Икарус-250». ДТП случилось на 35-м километре дороги Слока – Талей. Виктор погиб мгновенно в результате лобового удара.

Из воспоминаний поклонника «КИНО»:

Известие о смерти Цоя мы получили в Ленинграде. В книжном магазине кассирша безо всякой причины решила сказать мне: «Ваш Цой погиб…» Потом в поезде случайный попутчик снова сообщил эту весть, но мы были так подавлены и не смогли даже произнести: «Мы уже знаем»…[538]

Хоронили Виктора 19 августа 1990 года на Богословском кладбище Ленинграда.

После «КИНО»

«КИНО» кончилось. И его окончание послужило толчком к дальнейшим событиям, о которых я тоже хочу упомянуть в этой книге.

Дмитрий Левковский:

Люди должны четко проводить грань между «КИНО» – членом ЛенРок-Клуба – и «КИНО» построкклубовского периода. Это как бы две разные группы с абсолютно разными по настрою людьми[539].

Наталия Килессо:

У Виктора Цоя было, пожалуй, два периода творчества – питерский и московский.

Противостояние двух рок-клубов не отразилось на успехе группы «КИНО», дерзко появившейся на столичных подмостках и так же дерзко завоевавшей всероссийское и (тогда еще) всесоюзное признание. Быть близким толпе – для таланта необходимая общественная нагрузка. Цой относился к ней с прохладцей, не старался нравиться и, может быть, поэтому взамен получил обожание. Грань, разделяющая элитарность и доступность, носит титул популярности. Она – в рукописных страницах текстов, в просьбе «спиши стихи», в кассетах, размножающихся в неведомой биологам прогрессии, и, да простят мне такую вольность блюстители чистоты и порядка, в заборно-подъездной графике: «Виктор – ты всегда с нами» или просто – «КИНО», «Цой»… Его группа крови была необходима многим. Для вливания части таланта, генной инженерии совести. Прокричать истину для Виктора было бы ничтожно мало. Он сам создавал ее для себя и других, растил, выводил в свет, на обозримую тысячами сцену. Жесткий, железный нерв песенного ритма, строка, бьющая в сердце звуковой волной из динамика[540].

Многие мифы посмертной эпохи относятся к «московскому» периоду жизни Цоя, когда онуже стал звездой всесоюзного масштаба. Поскольку многие близкие Виктору люди вовсе не шли на контакты со СМИ, а Марьяна вспоминала былое крайне редко, журналисты стали обращаться ко всем, кто был готов говорить, и их нимало не смущало, что эти люди порой даже знакомы с Виктором не были. И если при жизни Марьяны приличия хоть как– то соблюдались, то после ее смерти Виктор оказался в мире чужих фантазий, и единственное, что можно теперь сделать, это хотя бы по датам или воспоминаниям еще живых свидетелей установить, кто и в какой степени с ним был связан в последние годы.

Алексей Вишня:

Конечно, Цой был совершенно не такой, каким он показан сегодня[541]. Александр Кушнир:

Существовала дистанция огромного размера между реалией – группой «КИНО» на сцене, группой «КИНО» в студии – и мифом про Цоя. Дистанция эта была довольно большого размера[542].

У каждого из вспоминающих о Цое своя правда, которая с годами все больше искажается. Чего ему только не приписывали. Вплоть до пристрастия к анаше, на которую, по словам Гурьянова, у Цоя была стойкая аллергия. Виктор мог не хотеть общаться с неприятными ему людьми, а они назвали это звездной болезнью. Людям легче трактовать отказ как недостаток отвергающего, чем признать, что ты просто не нравишься или неинтересен.

А неудачникам приятнее трактовать популярность как заслугу ушлого продюсера, чем как всепобеждающий талант, способный пробиться сквозь бетон объективных препятствий.

Дмитрий Левковский:

Вообще, искаженной и подрихтованной информации о Цое все больше и больше. Кто владеет прошлым – владеет будущим[543].

Что касается фанатских группировок, то поклонники любого таланта живут в том мире, который придумали себе сами и где им комфортно.

Они лепят кумира по образу и подобию своему, а потому берут на вооружение лишь те факты, которые вписываются в созданный ими образ. Оттого кому-то из фанатов Цой видится депрессивным и мрачным, кому-то веселым и доброжелательным. Миры поклонников замкнуты и самодостаточны, туда бессмысленно соваться с новыми данными. «Нельзя мешать людям делать глупости. Каждый должен идти своим путем». В этом Гессе прав. Реальность в любви занимает последнее место, а фанаты любят искренне и всепоглощающе, потому и неподсудны.

Иное дело бывшие друзья, которые позволяют себе лгать, потому что музыканты группы «КИНО» не опустятся до перебранок. Воспоминаниям этих «бывших» надо противопоставлять воспоминания других, незаинтересованных свидетелей и корректировать озвученное исторической фактурой. Если, к примеру, речь идет о мобильном телефоне Цоя, то можно привести дату появления мобильной связи на территории России, ну и так далее. То же самое относится к личной охране, тонированным стеклам и многим другим атрибутам новой России, которые вплели в жизнь Цоя, не только рожденного, но и умершего в СССР.

Виктор Цой. Фото неизвестного автора из архива Наталии Разлоговой

Увы, сплетни и сказки попадаются не только в желтой прессе, но и в источниках, которые являются авторитетными для ценителей творчества. Многие люди, интересующиеся Цоем, ограничиваются так называемой библией «киномана», составленной питерским писателем Александром Житинским, или ее урезанными переложениями. В этой книге слово дано питерской тусовке, тогда как многие другие мнения выпали из поля зрения составителей по разным причинам.

В последние три года Цой действительно стал меньше общаться с теми, с кем до этого регулярно пересекался в Ленинграде. Поэтому некоторые воспоминания могут быть окрашены личными обидами.

Действительно, менталитеты питерцев и москвичей заметно отличаются, к тому же распространять какие-то общие качества на всех москвичей или всех питерцев неправильно по определению. Может быть, поэтому смотревший на все со стороны француз Жоэлъ Бастенер оказался в отношении Цоя куда более проницательным, чем питерцы, которые считали, что знали о нем больше всех.

Сергей Жегло:

Я обычно встречался с Цоем и «КИНО» у своих друзей, к которым Цой и «КИНО» имели обыкновение заглядывать, бывая в Москве, – Аркадия Высоцкого и Лены (Щеки) сначала Фесенко, потом Новиковой. Это теперь довольно замкнутые, необщительные люди. Сейчас Лена замужем за человеком, который точно когда-то фотографировал Науменко, а вот Цоя – не уверен. В ту пору никому не приходило в голову фиксировать события жизни. Казалось, что она будет продолжаться вечно. Цой был умным, добрым, скромным, сдержанным, талантливым человеком. Вообще мы, москвичи, относились к нему с особенным уважением. В нашем кругу принято было считать, что на общем фоне ленинградцев, которых некоторые из нас называли блокадниками, Цой выделялся некоторой корейскостью… Аркадий Виктора уважал, он сам был недурным поэтом и был в состоянии адекватно оценить поэтический дар Цоя. Кроме того, ему, разумеется, именно как сценаристу, близка была вся эта стилистика, хотя в ту пору самой любимой его песней была «Rain Dogs» Тома Уэйтса. Однажды мы сидели в большой комнате, освещенной шестидесятисвечевой лампочкой. Аркадий с Ажар Аяповой на диване, а напротив них, в углу, Цой, как сейчас помню, играл на гитаре, пел «Звезду по имени Солнце», которую совсем недавно сочинил[544].

Рената Литвинова, актриса, режиссер:

Когда еще не было никакой «АССЫ», никаких грампластинок, никакой «Иглы», у моего однокурсника Аркаши Высоцкого в квартире на Беговой бывал Витя Цой со своими музыкантами. Тогда Рашид Нугманов только-только снял про него документальный фильм «Йя-Хха!», и были какие-то кассеты с песнями. И все. Он был очень узкопопулярен… У Аркаши они все время на диване лежали. Я помню, они никогда не стояли, все время лежали. Было очень накурено. Я говорю: «Аркаш, что у тебя дома-то творится?» А он говорит: «Давай я тебя с ним познакомлю – он потрясающий совершенно музыкант». Я говорю: «Нет, давай лучше спой какую-нибудь песню его, а я посмотрю». Типа экзамен ему устроила. Цоя не позвали, а заставили Аркашу петь песню. И он спел: «Кто-то завтра попадет под трамвай, погибнут что-то там… все пассажиры. Дрогнет рука молодого хирурга. Следи за собой. Будь осторожен». Я послушала и сказала: «И что? Вот это он такое пишет? Не, я, Аркаш, что-то не поняла. Не буду я с ним знакомиться». И познакомилась с ним лишь потом. Он был в таком ненадлежащем состоянии, и удивительно мне понравился как эстетический объект: высокий, худой, такой весь в черном-черном, с кошачьей походкой. Но пока он не умер, я его песни не послушала, представляете? А совсем недавно в Питере мы познакомились с красавцем Гурьяновым – он был в группе Цоя барабанщиком. Мы чуть из-за него на самолет не опоздали. Он нам как включил концерт «КИНО» у себя дома на большом-большом экране, так мы все впали в такую эйфорию, что встать с дивана не смогли. Что-то мне такое передавалось от него! Цой был настоящий поэт и маг – из всех, кого вообще можно воспринимать и кого я знала лично…[545]

Сергей Жегло:

Я не в курсе знакомства Литвиновой и Цоя. Рената в ту пору была какая-то совсем незаметная. Она ходила иногда следом за Ажар и ее интонации речи старательно копировала. Вряд ли она вообще была знакома с Виктором[546].

Георгий Гурьянов:

Цой из Питера уехал, да. Просто нет пророка в своем отечестве[547].

Человеку свойственно меняться, расти. Но не все воспринимают эти изменения как положительные. Многие люди консервативны и к прогрессу другого относятся как к регрессу. Цой и его друзья тому яркий пример: изменились условия их жизни, Виктор добился большего и хотел расширить свою аудиторию, хотел выйти за рамки андеграунда. А друзья юности привыкли воспринимать его как «своего парня» Витю, которого они постоянно опекали и учили. Они не восприняли состоявшегося, независимого, зрелого Виктора Цоя. Он ведь был моложе своих товарищей и только начинал, когда они период роста давно прошли. В результате питерские люди, которые раньше были милы Цою, стали ему совершенно неинтересны. Вряд ли будет ошибочно утверждение, что Цой из них вырос. И многие питерские тусовщики, близкие к «КИНО», этого попросту «не пережили».

Дмитрий Левковский:

В 1983 году Цой был просто замкнутый молодой человек, весьма закомплексованный из-за своей наружности… А в 1985-1986-м это уже был абсолютно уверенный в себе лидер группы, на топе[548].

Юрий Каспарян:

Конечно, Цой менялся с течением времени. Виктор остепенялся по мере того, как росла его популярность. Менялся статус, возраст, и менялись привычки. Одно дело – нам по восемнадцать – двадцать лет, а другое – уже по двадцать семь. Взрослые мужчины. Уже особо не подурачишься[549].

Представители андеграунда любое расширение аудитории воспринимают как нарушение кодекса чести рокера: «продался» и «рубит бабло».

Рашид Нугманов:

Действительно, бытовало мнение о группе «КИНО» как о заносчивых индивидуалистах, дистанцировавшихся от членов рок-клуба. Но, посудите сами, что такое был питерский рок-клуб? Организация, возникшая не от лучшей жизни. Музыканты собирались под ее крылом только потому, что она позволяла давать легальные концерты на легальных площадках. Реальным клубом, куда люди вступали бы по собственным увлечениям, эта организация никогда не была, даже если она носила приставку «рок». Отчего же Виктору и группе «КИНО» было относиться к ней с пиететом? Неудивительно, что «клуб» развалился при первых же дуновениях ветра свободы. И Виктор всегда это знал, понимал и относился с иронией ко всем, кто всерьез играл в эту чепуху[550].

Цой же изначально «принципиальным рокером» не был и всегда тяготел к новой музыке, поп-музыке, нежели к «классическому» ортодоксальному року. Творчество Цоя по другому пути развиваться и не могло, в противном случае оно действительно было бы нечестным. Как известно, к концу восьмидесятых андеграунд загубило слишком серьезное отношение к себе, а также социальная роль (учителей жизни), которую его заставили играть и на которую он явно не тянул. Именно поэтому музыканты «КИНО» стали говорить, что они играют поп-музыку.

Дмитрий Левковский:

Я не так хорошо знал Витю, чтобы давать тут какие-то подробные характеристики. Когда я его знал (в ранний домосковский период), то это был для меня просто лидер одной из рок-клубовских групп. Никто не считал в то время в клубе, что «КИНО» круче всех (кроме Вадика Шебашова, конечно). В рок-клубе в тот период была не одна группа, игравшая брит-поп, были и другие – «Петля Нестерова», «Дурное влияние», «Игры» и другие, это была ритмичная гитарная музыка, написанная под влиянием таких групп, как «The Cure», «Smiths», «Joy Division», «Siouxsie and The Banshees», etc. Это были группы, которыми клуб гордился. И в потенции «Петля Нестерова» и «Дурное влияние» могли бы стать супергруппами, но не повезло, не хватило (само) дисциплины, того, что у Цоя появилось в избытке, когда в группу пришла Марьяна. И удачи. К сожалению, в тот период вышло так, что в клубе стали снова заправлять и продвигать свой говнорок хиппи типа Гены Зайцева, со своим только что вылезшим из уфимской жопы Шевчуком. Или таких, как подмосковный соловей Кинчев, который полностью изменил имидж «Алисы» не в лучшую сторону и поставил дело рока на строгий поток – «Деньги в кассу, культурку в массы». Они же натащили потом в Питер и вообще продвинули в мир всяких волосатиков типа «Калинова моста», «Чайфа» и прочий говнорок. В результате всех этих хипанских маневров они сбили нам правильное направление развития клуба – на панк, брит-поп и «новую волну»[551].

Все близкие Цою люди единодушно сходятся на том, что он был интровертом и относился к той породе людей, которые доверяют только лучшим друзьям и самым дорогим людям, иными словами – единомышленникам. Поэтому многие из тех, кто знает о Викторе больше всего, стараются не быть на виду, редко или почти никогда не дают интервью, не пишут воспоминаний, зато общаются друг с другом. И сам Цой поступал так же.

Очень маловероятно, что он открывался по-настоящему абсолютно всем, кто о нем вспомнил. Среди его многочисленных знакомых настоящих единомышленников было немного, как в творчестве, так и по жизни, а от «чужаков» он закрывался. Что и вызывало отторжение и неприязнь. Возможно, это и коробит кого-то из знакомых Цоя до сих пор.

Алексей Вишня:

Про Цоя как-то сказали: «Он никогда не стал бы смеяться над теми, кто его искренне любит». Это довольно смелое предположение. При жизни его искренне любило количество человек, которое можно пересчитать по пальцам двупалого существа. То есть никто не отрицал талантов и все любили продукт, но на финальном этапе близко к Виктору приблизиться было невозможно, и это сильно раздражало и проявлялось даже в быту. Ну например, спросишь его о чем-то, а он отвечает в сторону, под углом 90 градусов к тебе, и только мельком посматривает, как ты реагируешь, в глаза не смотрит. Некрасиво это, сильно раздражало, поверьте. Пренебрежительность к мнению, пренебрежение к личности, пренебрежение всем, даже собственной жизнью, – как оказалось, в этом часть Цоя, которого мы так любим. Он был чудовищный сноб и презирал простых людей. Но и я таким был, быть может, с меньшим на это правом. Я просто успел повзрослеть, а Витенька нет[552].

Вот противоположные мнения.

Алексей Рыбин:

Каким он может быть снобом, если учился в ПТУ и в школе рабочей молодежи? Каких «простых» людей он в грош не ставил? Он был не очень хорошо образованным рабочим парнем. А потом стал звездой – очень быстро. Ну, малость голову снесло, конечно. Но с «простыми» людьми тоже все было в порядке. Он сам был простой парень и вырос среди простых парней. Ну может, за бутылкой вина разорался пьяный – и пошло: «сноб», «сноб». Такое бывало. Точно не помню, но случалось что-то такое… Но в принципе он был очень, как бы это… осторожен. Почти до трусости. Но скорее осторожен все-таки. По пьяни мог что-нибудь ляпнуть не то. А так – нет[553].

Дмитрий Левковский:

Я помню, мы поехали в центр, в машине – Цой, Каспарян, я и один друг. Так вот, как только они вышли из машины на Невском, их сразу обступила толпа, да так и пошла вместе с ними. Как себя вести – два пути: или дружить со всеми, или подбородок вверх и вперед, никого не видя. А насчет того, чтобы «приблизиться к ним», – не знаю. А зачем? Это же не Будда, чтобы к нему «приблизиться». В мире полно интересных людей, кумиров. Зачем же заставлять их терпеть ненужные контакты и эмоции?[554]

Юрий Каспарян:

Цой не любил простых людей? Простых – это людей типа «Рыбы» и Вишни? Ну наверное, да, таких Цой терпеть не мог (улыбается). Вот видите, как Витя умел обидеть ловко, что люди не могут простить десятилетиями… А нужно же уметь прощать[555].

Георгий Гурьянов:

Цой не был снобом. Разумеется, таких простых ребят, как, например, Вишня, он презирал. Куда уж проще? (Смеется.) Отвращение, презрение – это хорошее качество, когда это самосохранение, самозащита[556].

Многим характер Цоя казался сложным, его часто упрекают в том, что он рационален и скуп на эмоции. Но тут, скорее всего, происходит как бы смешение двухразных вещей – отсутствие эмоций и сдержанность в их проявлении. Многие эмоциональные люди производят на окружающих впечатление холодных за счет дисциплины в чувствах. Цой, вероятно, был очень эмоционален, но и очень сдержан. Творческие люди всегда эмоциональны, иначе не бывает. Это банкиры и политики рациональны, у них другая структура личности. Отнюдь не творческая. Если верить науке, то эмоции всегда во что-то реализуются – в любовь, искусство, конфликты с окружающим миром и т. д. Кому как повезет. А «эмоциональная тупость» (есть такой психологический термин) с творчеством слабосовместима. Творческие люди бывают эгоистичными и жестокими, но эмоций в них всегда много.

Помнится, Вячеслав Бутусов однажды сказал, что «Цой был загадочной личностью, но лучше всего Цоя знают и понимают его поклонники». Может быть, это действительно так.

Дмитрий Левковский:

Цой – это загадочный и мифический кумир, который, типа, и слова в простоте не сказал – только философия и мудрые мысли сплошным косяком.

И почему я должен соглашаться с мнением Славы Бутусова, которое очень попахивает сиюминутным популизмом? Нравится ему лить елей на душевные травмы фанов – его дело. Уж не говоря о том, что Слава влился в питерскую рок-тусовку, когда Цой стал уже полулегендарной личностью в стране и в Питере почти не бывал. Кто знает и понимает творчество Цоя? Лучше всех знают и понимают творчество Цоя (а не самого Цоя, конечно, как в приведенных словах Бутусова) те, кому положено было это делать, – независимые музыкальные критики и рок-журналисты ЛенРок-Клуба. Затем – музыканты, игравшие в «КИНО», волей-неволей. Затем – друзья по Ленинградскому рок-клубу (я говорю не про себя) и другие музыканты клуба – первые слушатели и критики «КИНО»: те, кто оставался в зале, не выходил оттуда, слушая беспомощную игру на гитаре Каспаряна и вообще «КИНО», довольно невразумительно игравшее тогда. Затем – та сравнительно немногочисленная публика, слушавшая «КИНО» с самого начала – в зале ЛМДСТ и Красном уголке ЛРК. Те, кому сильно повезло, типа Вадика Шебашова, «первого официального фана» «КИНО». И уж только потом – свора всяческих рок-дилетантов, тупо наживающих бабло на этой теме, и огромная толпа фанов по всей стране. Фаны смотрят на своего сотворенного кумира как на идеального героя, и ни о какой объективной оценке, знании и настоящем понимании творчества реального ЧЕЛОВЕКА и речи быть не может. Хотя это не мешает им быть уверенными в том, что их воображаемое знание – самое верное[557].

Цой был нацелен на свой внутренний мир, и его нельзя было тревожить, когда он концентрировался на творческом процессе. Есть люди лабильные, легко перестраивающиеся и адаптирующиеся, а есть такие, которым трудно поддерживать внутреннее равновесие. По воспоминаниям близких, Цой был именно таким. Он мало кого пускал в свой мир. Но если все же пускал, то там нужно было с ним находиться. То есть сказать «я устал» или «у меня нет настроения» было нельзя – это все ломало. Как всякий творческий человек, Цой в чем-то был очень хрупок. Но при этом плел невидимую, очень прочную паутину. Те люди, что попали туда (включая «киноманов»), до сих пор там. Но плетение это было невероятно трудным делом – ежеминутным и непрекращающимся.

Цой, несомненно, был очень зависим от обстановки, и найти абсолютный покой ему было тяжело. Конечно, любой творческий человек может полностью закрыться, но это будет уже совершенно иная, довольно грустная картина. А если он открыт для близких, то они оказываются в рабстве его настроений или бесконечно конфликтуют с ним, отстаивая свое право на жизнь, что в итоге лишает сил обе стороны.

В целом Цой избегал общества людей. Поэтому и производил впечатление нелюдимого на тех, кто этого не понимал.

Рашид Нугманов:

Часто о Викторе говорят – одиночка. Конечно, говорить можно по-всякому, но что касается конкретно Виктора, то он вообще не любил оставаться один. Не то чтобы он чего-то боялся, просто не мог один, и все. Кто-то все время должен быть рядом с ним. Я это не раз замечал. Цой очень не любил в гостиницах жить. Когда он приехал на съемки той же «Иглы», я ему сказал: «Вот твой гостиничный номер. Он все время будет за тобой. Пожалуйста, если тебе нужно будет уединиться, побыть одному…» Цой ни разу им не воспользовался. Он все время жил у нас. И когда говорят о Викторе, что он человек необщительный или грубый, отталкивает людей, это не так. Просто, особенно в последнее время, он общался с очень немногими, но с друзьями был замечательным, открытым человеком. Согласитесь, это мнение никак не соответствует определению Максима Пашкова – «мрачноватый». Сам же Виктор говорил о себе так: «Я не такой замкнутый, как может показаться»[558].

Всеволод Гаккель:

Думаю, что я был на всех концертах этой группы до ее «взлета», кроме одного, когда я был арестован в рок-клубе. И насколько я понимаю, перед группой вставала дилемма – выступить в мою защиту и тем самым поставить крест на своей карьере или все же сыграть. Как подтвердила история, они выступили.

Два или три из этих концертов были совместными: «Аквариум» и «КИНО». У меня даже сохранилась афиша одного такого концерта. Кстати, один из них был в день моего тридцатилетнего юбилея. Также бесконечное соучастие в «Поп-механике». Ну и просто поездки за город на велосипедах…

До сих пор не могу охватить масштаб его личности, которая увеличивается пропорционально времени. Это был совершенно адекватный своему времени молодой человек, лишенный черт, которые ему дорисовала история. Безусловно, он был талантлив, в то же время он развивался в удивительно питательной среде, которая ни в коем случае не была «толпой». И героем его сделала система, когда он как раз вышел за пределы этой питательной среды[559].

Часто на форумах можно увидеть вопрос – а каких людей не любил Цой? Какие люди ему нравились? В самой формулировке заложена ошибка. Дело ведь не в том, что мы что-то ценим, а что-то не приемлем, а в том, что одни люди нам нравятся, а другие – нет. И если человек симпатичен – ему всегда придумаешь оправдание. А если нет, то не простишь и мелочи. Так уж устроен мир. Поэтому бессмысленно размышлять на тему о том, что приемлемо, а что нет. Модели поведения – это одно, а ключевое содержание человека – другое. Модели поведения включают в себя культурные коды, но это все внешнее, отношениями же управляет внутреннее. Что в людях нравилось Цою, описать нельзя, но есть факт – музыканты «КИНО», самые близкие друзья Виктора, скрыты от посторонних глаз, хотя активно работают и часто бывают на публике. Можно предположить, что Цою нравились люди, которые не растворяются в социуме, а создают собственную внутреннюю социальную сеть.

Александр Титов:

Виктор казался необщительным только тем людям, с кем он не хотел общаться. В частности, журналистам. А в кругу близких людей он был мягчайшим и теплым человеком. Настоящим и кайфовым! С ним можно было промолчать весь день и при этом чувствовать себя вполне комфортно. От него исходила аура близкого друга, а сами песни пробивали, как электрический ток. Тогда никто и не думал, что все это превратится в такую легенду: мы просто купались в той энергии, которая исходила от него[560].

Виктор с большим удовольствием проводил время только с теми, кто был ему симпатичен. И сегодняшних мемуаристов в этом списке не было. Это видно по записной книжке Виктора, где записаны имена и телефоны только тех людей, с кем он реально общался, хотя бы и по делу. Никаких «проходных» людей в его записной книжке нет, лишь десятка два знакомых, родных и близких.

Так с кем же предпочитал общаться Цой в последние годы своей жизни? Можно уверенно сказать, что это, безусловно, группа «КИНО», Джоанна Стингрей, Рашид Нугманов, плиенъциемские друзья, которые его никогда не напрягали, пожалуй, все. По сути, близкие отношения у Цоя были только с музыкантами группы «КИНО». А сегодня говорят о нем в основном те люди, которые не имели никаких шансов общаться с ним при жизни. Своего рода мародерство, с которым ничего не поделаешь.

Марьяна Цой:

Когда-то у нас было очень много людей, которые называли себя друзьями Цоя. Но я могу точно заявить: у Цоя никогда не было друзей. Собственно, их нет ни у «Рикошета», ни у меня… У нас есть бесконечная тусня, внутри которой мы все живем. А что такое «уметь дружить»? Это акт некоего самопожертвования, собственно, как и «уметь любить». Я такого чувства не испытываю ни к кому…[561]

Федор Лавров:

Цой был парнем, который слушал музыку на виниловых пластинках. Копировал то, что ему нравилось. И пытался писать песни в стиле «The Cure». Они у него как-то получались более-менее похоже, но качество записи не давало возможности им стать совсем копиями. Так и возник их саунд – от слабых возможностей наших студий. Насчет его текстов – с парой из них он просто удачно попал в струю. У него очень много неинтересных стихов, это знают даже самые преданные фаны. Если б он не умер раньше времени, не было бы культа. Я считаю, что каждому поколению нужен свой герой. Наше время грешит тем, что героев в нем мало. Взять выступления протеста, в России или США, неважно, протест этот анонимен. Интернет анонимен. Герои высказываются, прикрываясь никами. Кричат на улицах, скрывая лица масками и шарфами. Рок-музыка давно потеряла свою власть над массами. Как практически и любое другое искусство – это импотенция интеллигенции и креативной части общества. Народ не нуждается в рупоре, которым был бы для него тот или иной артист. Народ могла бы возглавить реально сильная личность, но совладать с беспредельным скепсисом по любому поводу трудно даже герою. Я уверен, в наше время Цой не стал бы героем. Его слова потонули бы в шуме. В наше время даже Высоцкий не был бы Христом. Герой в наше время – не романтик и не скандалист. И уж точно это не будет музыкант с гитарой[562].

Андрей Бурлака, музыкальный журналист:

В современной культурной среде группа «КИНО» попросту не смогла бы выжить. В 1991 году уже появились фонограммная эстрада, поп-проекты, и с ними трудно было конкурировать на масштабном уровне. Даже самые монстры рока вроде «ДДТ» сидели в то время без работы… Строго говоря, группа «КИНО» могла развалиться еще в начале 90-х годов, потому что на том уровне была уже сама себе неинтересна[563].

История не знает сослагательного наклонения. Но не нужно забывать, что Цой был не такой, как все. И следовательно, все рассуждения, кем бы он стал после 1990 года, к какой бы политической партии примкнул, совершенно бессмысленны. Не нужно забывать и о том, что каждый судит по себе. Поэтому акценты в воспоминаниях расставляются в соответствии с образом мемуариста. Если мемуарист не понимает, что такое новая музыка, то он назовет творчество Цоя коммерцией и попсой. Если любит выпить и курить анашу, то его Цой предстанет как заядлый курильщик травы и пьяница. Если не умеет мыслить масштабно, то не ждите от него философского или психологического анализа жизни и творчества Цоя. Зато вы узнаете максимум о цвете его штанов и любимой марке сигарет. Поскольку многие из тех, кто сегодня вспоминает Цоя, принадлежат к рок-тусовке, они и окидывают его взглядом рок-тусовщиков. Если мемуарист меркантилен, то и рассказывать он будет о том, как Цой «косил» бабло на гастрольных чесах, а после 1990 года, если бы остался жив, жил бы в Японии (или Корее) и занимался автомобильным бизнесом…

Если вы сравните воспоминания Тропилло, Кинчева, Майка Науменко с интервью Георгия Гурьянова, воспоминаниями Рашида Нугманова или БГ, то увидите диаметрально противоположные взгляды на одного и того же человека. Несмотря на то что члены питерской тусовки вроде бы тесно общались друг с другом, эта сплоченность была местами вынужденной, и в этих кругах вращались люди с совершенно разными жизненными ценностями, разным отношением к музыке, разных поколений. И каждый оценивает Цоя с точки зрения своей шкалы ценностей. И эта шкала может отличаться как от вашей, так и от цоевской.

По мнению Дмитрия Левковского, многие вспоминающие заботятся об имидже Цоя, хотя сам Дмитрий не верит в то, что «этот имидж нуждается в каком-либо исправлении или улучшении»[564].

Алексей Вишня:

Думаю, мы все, кто его знал, заботимся о его имидже, потому что, пока его любят, мы фигуранты великих событий, а когда его разлюбят – мы тоже превратимся в ничто[565].

Рашид Нугманов:

Не буду говорить о других, но лично я стараюсь сохранить память о Викторе, каким я его знал, ничего не сочиняя, не придумывая небылиц и не навязывая личных, культурологических, философских или мифологических измышлений[566].

Каждый вкладывает в «своего» Цоя прежде всего частицу себя. И любое мнение субъективно, поэтому важно хотя бы немного узнать о человеке, пишущем воспоминания, о его реальной роли в жизни Виктора.

Рашид Нугманов:

Артем никогда не был близким другом Виктора и знал его только по общим тусовкам. Неудивительно, что таким он в его сознании и остается, ведь они не проводили вдвоем бессчетных дней и ночей, – откуда Артему знать другие стороны этого человека? Я даже сомневаюсь, был ли у него хотя бы один доверительный разговор с Виктором с глазу на глаз. «Модник». Никогда Виктор не был рабом моды. Да, он мог не раз иронически заявлять о «КИНО», что они «модные ребята», но это было не следование моде сезона, а создание собственной моды. Виктор – человек с невероятно развитым чувством стиля, но к «моднику» это не имеет никакого отношения, это разные вещи, и виной непонимания опять же является поверхностный, самодостаточный взгляд Артема на человека, которого он сам себе вообразил. Любые расхождения с этим, им самим придуманным примитивным образом Виктора его бесят. «Весельчак». Артем постоянно настаивает, что в этом была суть характера Виктора. Да, на тусовках со своими людьми Виктору были свойственны легкий кураж и веселая улыбка. И это главное, что Артем ценит в нем. Все остальное, опять же, вызывает у Артема тихую или громкую ярость. Например, в одной из радиопередач Липницкого, в которой мы оба принимали участие, он вдруг остервенело набросился на меня и на Наташу Разлогову, обвинив нас в том, что мы якобы сделали из Виктора мрачного героя-одиночку. Потом, правда, неохотно допускает, что Виктору, наверное, и самому того «хотелось». Опять же, все это игра собственного воображения Артема, выдаваемая за объективную критику специалиста. Наиболее же смехотворно выглядят его заявления, когда Артем начинает выступать в роли адвоката Виктора и утверждать, что тому бы понравилось, а что «уж точно не понравилось», выдавая свой вкус за вкус Виктора. Меня вообще коробят подобные вольности от кого бы то ни было, но в устах Артема они вдвойне безапелляционны и до смешного категоричны, поскольку произносятся с дьявольски серьезной миной то ли «духовного наследника», то ли «мирового судьи», то ли «паразита номер 1 в советском роке», каковым он сам же себя назвал в первом выпуске моего журнала «ЗгГа» в декабре 1983 года. В своем вопросе вы строите предположение, в чем причина, не в зависти ли? Нет, не думаю. Артема отличало довольно снисходительное отношение к Цою еще при его жизни.

Он мог признавать, что группа «КИНО» имела наибольшие шансы на успех за рубежом, или что Виктор переиграл профессиональных советских актеров, ничего не играя в «Игле», или что он «попал в героическую струю» конца 80-х, но Артем никогда по большому счету не ставил Виктора в первые ряды отечественного рока или тусовки, что даже тогда вызывало у меня недоумение. С годами позиция Артема выкристаллизовалась. Думаю, тут имеет место не «зависть», а самооправдание собственной близорукости и непонимания подлинного значения фигуры Виктора Цоя для отечественной музыки и культуры. И эта собственная близорукость требует теперь яростного бесконечного поиска причин непонятной и неприемлемой для него природы популярности Виктора в дурном вкусе, коварных инсинуациях «близкого круга» и в «fucking cinema»[567].

И это не единственный случай. Такие же заявления можно услышать и в отношении иных людей, считающих себя «друзьями» Цоя. Что касается непосредственно Троицкого, то в день 50-летия Цоя Александр Градский в эфире канала «Москва-24» рассказал, что в конце 80-х Артемий Троицкий инспирировал письмо в московский горком, которое должно было настроить московских рок-музыкантов против Виктора Цоя… Вот такой вот «близкий друг».

Однако современное поколение «киноманов» часто не может определить, где про Цоя врут, а где – нет. И это вовсе не потому, что они не видели его при жизни, а потому, что они живут в другой стране, у них другой бэкграунд, они простодушны и наивно верят любым словам друзей Цоя – рокеров, потому что они слушают русский рок и воспринимают всех звезд этого русского рока как единое целое, как чуть ли не партию с единой идеологией.

А следовательно, для них и Троицкий, постоянно упоминающий Цоя в своих заметках и выступлениях, и БГ – авторитеты, и Кинчев – авторитет, и Майк – авторитет, а вот Айзеншпис – вражеский попсовый продюсер, которого даже не считают нужным выслушать. У музыкантов «КИНО» тоже нет права голоса, потому что они никогда не заигрывали с фанатами и не искали общения с ними.

Поэтому, если вы хотите узнать «настоящего» Цоя, нужно в первую очередь выяснить, что говорил он сам, посмотреть видео и фотографии группы «КИНО», понять, что за музыку он играл, то есть как бы составить в голове свой образ Цоя, а потом уже попробовать подумать, с кем же он общался в разные годы ближе всего, кого он мог считать единомышленником. А также определить, где люди стараются высказаться нейтрально, объективно, без примеси личных обид. То есть надо полагаться на интуицию и логику одновременно.

Влияния и компромиссы

Люди, интересующиеся Цоем, часто задаются вопросом: мог ли кто-то на него влиять? По сумме воспоминаний кажется, что нет. Влиять можно только на того, у кого нет внутреннего стержня, кто сомневается в себе и своих оценках. А это не про Цоя. Многих в нем поражала именно уверенность в том, что все будет так, как он это видит. Вместе с тем он никогда ни с кем особо не спорил – не было желания кому-либо что-либо доказывать. Он просто уходил от тех, кто видел мир иначе.

Марьяна Цой:

Понимаете, тут все зависит от того, что мы понимаем под словом «друзья». Все зависит от точки зрения на этот вопрос. Цой спокойно отказывался от старых связей. У него менялась жизнь, менялись, конечно, и люди вокруг. Он мог совершенно спокойно не видеть тех, кто уходил. Ностальгия по прошлому его не мучила[568].

Известно, что в начале своего творческого пути Цой показывал новые песни Майку и другим рок-друзьям, ожидая их одобрения или критики. В последние годы он иногда показывал новый материал Кинчеву.

Александр Житинский:

Было это семнадцатого февраля восемьдесят девятого года. Я так хорошо помню, потому что это годовщина смерти Саши Башлачева. Я был в Москве и в тот вечер беседовал с Костей Кинчевым для «Путешествия рок-дилетанта». Мы побеседовали под магнитофон, а потом сбегали в магазин и стали поминать Сашу. И Кинчев все время ставил в кассетник свой новый альбом «Шестой лесничий». Я его тогда впервые слышал. И чем дольше мы сидели, тем больше мне альбом нравился. Вдруг звонит Цой: можно приехать? Костя говорит: приезжай. А было уже часов десять вечера. Цой приехал через полчаса с Наташей, привез бутылку сухого, сам почти не пил. И тоже поставил на кассетник альбом «Звезда по имени Солнце». Его тогда вообще никто еще не слышал. Только что свели. Я стал слушать – и чего-то не покатило. Дело в том, что я очень люблю «Группу крови», а здесь мне показалось, что это повтор. Я слушал, слушал, а песне на третьей сказал Вите, мол, это не то… Кажется, я даже круче выразился. Смотрю, Костя делает круглые глаза, пинает меня под столом ногой и прикладывает палец к губам, чтобы Витя не видел. Мол, не надо, Цой этого не любит… А сам Витя сидит, желваками двигает, аж побелел. Но ничего не сказал. Ни слова. Но показалось мне, что затаил на меня обиду. Хотя потом, когда я альбом еще послушал, он мне тоже понравился… И я чувствовал себя перед Витей виноватым. Помню, даже подошел к нему на дне рождения Боба, говорил, что не хотел его обидеть[569].

В этом эпизоде по факту все правда. Кроме интерпретации. По мнению близких Цоя, Виктор с интересом выслушивал любое чужое мнение, но ориентировался только на собственное. Касательно же Житинского, то он для рокеров был престарелым писателем, который пытается сесть на хвост модному рок-движению, и его музыкальная оценка не волновала никого, включая Кинчева. Житинскому было приятно думать, что его слова были услышаны и восприняты Цоем. На самом же деле в тот вечер литератор был не более чем деталью интерьера в квартире Кинчева. А в вопросах музыки значимыми для Цоя были только комментарии членов группы «КИНО», в особенности Георгия Гурьянова. Но реакция музыкальных соперников всегда была ему интересна, потому что лучше любой словесной критики давала представление о том, насколько материал удался. Надо понимать, что конкурентов у «КИНО» к концу 1989 года уже почти не осталось, и Кинчев, безусловно, был одним из них.

Константин Кинчев:

Многих людей, которые сегодня говорят о Цое, в жизни самого Цоя не было, как бы они хотели это представить. Но они уверены в обратном. После смерти Цоя все стали иметь колоссальное отношение к нему. Даже те, кто, может, всего раз поздоровался с ним за руку. К примеру, у Житинского вообще так получается, что он был другом Цою наравне, к примеру, с Каспаря– ном или Стингрей. Или Густавом, которого Цой вообще слушал как наставника какого-то. А вот то, что Цой на Житинского обиделся… Да ну, как обиделся, не было такой уж вселенской обиды, но да, как-то у меня Цой впервые спел «Звезду по имени Солнце», и Житинскому не понравилась песня. Выразился он, мол, ерунда, но извинился потом за эту оплошность[570].

Виктор Цой и Константин Кинчев. Фото – Виктор Елизаров

Утверждение Константина – «слушал как наставника» – не вполне справедливо, просто Кинчеву было непонятно, почему Цой прислушивается к человеку совершенно иного плана, нежели сам Кинчев, у которого изначально не сложились отношения с музыкантами «КИНО».

Константин Кинчев:

У Цоя сразу появился интерес к моей музыке, то есть он счел ее интересной и следил за нашими песнями. Он проявлял ко мне большой интерес, я же в свою очередь проявлял огромный интерес к нему[571].

Кинчев часто называет себя другом Цоя. И многих волнует – какие же у него на самом деле с Виктором были отношения? Конечно, Виктор и Константин были хорошо знакомы. Но друзьями в полном смысле этого слова они не были.

Марьяна Цой:

Дело в том, что Витя не был Кинчеву другом. Вот мы с Кинчевым действительно друзья, но мы подружились уже намного позже Витиной гибели. Конечно, говоря «мы были друзьями», он выражает свою точку зрения. Но буквально к его словам относиться не стоит[572].

Георгий Гурьянов:

Утверждение, что Цой дружил с Кинчевым, – полное вранье. Никакой дружбы не было. Что касается меня, то у меня совершенно полное омерзение, отвращение к группе «Алиса» и лично к Кинчеву. С самого начала и до самого конца. У меня вообще однажды был случай… Я буквально вынужден был драться за свой драм-компьютер, который я пришел забирать у Вишни, а там сидит этот персонаж и говорит: «Мы записываем тут альбом». – «Ну а мне-то что?» – «Как это? Мы вместе! Высокая миссия, мы должны…» – «Ничего мы не должны, отдайте компьютер». Все равно забрал компьютер, мне на их дегенеративное творчество наплевать. Это мой инструмент, и он мне был нужен. Вот такой случай был. А дальше были всякие грязные комментарии, это было за пределом любых нравственных норм. Витя не дружил с Кинчевым. С какой стороны дружить с ним? На какую тему? Только дипломатия была, не более того[573].

Евгений Додолев, журналист:

Судя по тому, как Витя тогда общался с Костей, я так понял, что они не были никакими друзьями. Я помню, что Цой очень иронично, влегкую так, тонко подстебывал его. Костя, конечно, завидует Вите, просто потому, что Витя ушел как рокер – молодым. И когда человек уходит молодой – это что-то… Ну, вот денег можно заработать, альбом можно записать. А со стороны смотришь – и не смотрится. Так что в этом смысле Витя их всех обманул[574].

Бытует мнение, что Цою не удалось оградить себя от обстоятельств и круга ненужных людей, которые навязывались в друзья. Факты же говорят об обратном. Он был домоседом, выходил из дому в основном по работе, лето проводил в прибалтийской деревне, то есть тщательно избегал ненужных контактов и не тусил ради тусовок. Поэтому каждое его появление у тех же Кинчева, Липницкого или Аркаши Высоцкого становилось событием и вспоминается до сих пор.

Юрий Каспарян:

Ну вот, например, поучаствовал Цой в программе «Взгляд». При творческой самореализации появляются какие-то такие возможности, например… Там поучаствовал, там… Это ерунда все. Виктор был всегда, я бы сказал, таким закрытым одиночкой. То есть дом, сквот, ну и группа, а потом все остальное…[575]

Цой никогда не привлекал к себе лишнего внимания. И вместе с группой «КИНО» подсмеивался над своим успехом

Из интервью Виктора Цоя:

– Вы противоречивый человек?

– Нет, я совершенно монолитный[576].

Из массива воспоминаний следует, что Цой был цельной натурой. Он никогда не метался из стороны в сторону, всегда знал, как ему поступить, но за счет неконфликтности и выдержки мог показаться слабым. Это впечатление было обманчивым, и тех, кто злоупотреблял его терпением, он просто удалял из списка знакомых. Спокойно, бесповоротно и без лишних слов.

Борис Гребенщиков и Виктор Цой

Эта глава – пример того, как появляются мифы о Цое. У истоков любой выдумки всегда обнаруживается какой-нибудь «авторитетный источник».

В апреле 2010 года на телеканале СТС стартовал цикл программ «История российского шоу-бизнеса». Зрители должны были узнать самые пикантные подробности из жизни российской эстрады за двадцатилетний период. Один из участников программы, Борис Гребенщиков, в своем интервью поделился малоизвестным фактом из жизни Виктора Цоя и группы «КИНО»:

В конце 80-х – начале 90-х в России были прецеденты, когда приходили люди в малиновых пиджаках с пистолетом и говорили: «Играй вот такую песню». Это было и с группой «КИНО» в конце 80-х. Юрий Айзеншпис лично сдавал их в аренду бандитам. Он вышел из тюрьмы, это были его люди. Группе «КИНО» могли позвонить в четыре часа утра и сказать: «Ну-ка быстро поднимайтесь! Тут браткам нужно, чтобы вы сыграли». Было неприятно, как рассказывают. А им деваться было некуда. Сотрудничество с Айзеншписом – это была смерть группы. Музыкально им оно пошло на пользу, потому что они развились в очень сильную группу, но условия, в которых они жили, были не очень приятные.

Создается впечатление, что Борис Гребенщиков искренне считает, что группа «КИНО» в последние годы работала в ужасной атмосфере и музыканты были заложниками бизнес-воротил. Историю об эффектном появлении Виктора с телохранителями на его дне рождения Гребенщиков на пару с Житинским и раньше рассказывали как что-то трагическое. Мол, Цой «чувствовал себя дураком», но такова была его жизнь.

БГ, однако же, и на этот раз говорит ерунду, хотя бы потому, что в СССР не было людей в малиновых пиджаках – они появились уже после гибели Цоя, а Айзеншпис в то время был смекалистым валютчиком, который оброс бандитскими контактами значительно позже, когда в шоу-бизнес потекли настоящие деньги. А во времена «КИНО» он жил с мамой в маленькой квартирке на «Речном вокзале», а его «бандитскими друзьями» были попавшие в лапы закона торговцы антиквариатом, которые впоследствии стали высокооплачиваемыми экспертами в вопросах искусства.

Возникает вопрос – зачем Гребенщикову говорить такие вещи? И верит ли он в то, что говорит? Чтобы понять расклад, надо отмотать назад. И вспомнить, что проблема легендарного БГ заключалась тогда в том, что в конце 80-х всякое заигрывание с западной публикой считалось среди поклонников рок-музыки моветоном. Можно было где-то выступить или записать песню на английском, но уезжать на год и работать по указке иностранного продюсера считалось категорически неправильным. Западная карьера на условиях «принимающей стороны» воспринималась как непростительный компромисс, – все понимали, что войти в монастырь профессионального шоу-бизнеса со своим уставом невозможно.

В канун распада СССР интерес к стране был огромным., и многим представителям рок-среды делались предложения записаться за границей, как сейчас эти предложения делаются группам типа «Pussy Riot». Но если сегодня молодое поколение хорошо понимает, что такое настоящая карьера в шоу-бизнесе, то тогда все были весьма наивны. А потому не поняли, как мог человек-легенда уровня Гребенщикова отправиться «последним парнем» в «город», будучи одним из первых в своей «деревне», – в 1989 году БГ поехал записывать за границей англоязычный альбом «Radio Silence», с участием Дэйва Стюарта из «Eurythmies». До сих пор в интервью БГ оправдывает свой поступок тем, что уж очень хотелось поработать на фирменной аппаратуре, и никого греха он в том не видит. Говорить об этом приходится именно потому, что многие тот грех увидели. И на какое-то довольно продолжительное время БГ полностью утратил свой авторитет и в тусовке, и в среде поклонников. Возможно, если бы он победил, его бы простили быстрее, но успеха не случилось, а ущерб репутации компенсировался долго и окончательно снивелировался лишь в нулевые, когда пришло осознание того, что наш шоу-бизнес отличается от «их» только масштабами заработков и территорией покрытия. Но тогда, в конце 80-х, многие фанаты прямо говорили: «Лучше бы он умер…»

Цой же не знал компромисса и, как вспоминают музыканты «КИНО», готов был сотрудничать с кем бы то ни было, но лишь на своих условиях. И никакие радужные перспективы не могли его заставить хоть на шаг отступить от того, что он считал правильным. Так было и во Франции, и в Америке, и в Японии. Цоя нельзя было «соблазнить» ничем, и, скорее всего, именно эта его черта очень раздражала рок-клубовское окружение и Гребенщикова лично. Откуда и родились его несуществующие воспоминания.

Музыканты «КИНО» Юрий Каспарян и Георгий Гурьянов, равно как и подруга Виктора Цоя, Наталия Разлогова, и друг Виктора, Рашид Нугманов, резко осудили Гребенщикова за ложь. И Борису Борисовичу пришлось оправдываться: «Приношу свои извинения; эта история была рассказана мне кем-то лет пятнадцать тому назад и – как выясняется теперь – нисколько не соответствует истине. Очень сожалею, что она попала в СМИ. Все. Вопрос должен быть закрыт»[577].

Однако в 2012 году Борис Борисович в своем интервью Евгению Додолеву («Москва-24») снова утверждает, что Цой выступал перед бандитами. Поскольку его собеседником на этот раз оказался свидетель эпохи, напомнивший о реалиях того времени и поинтересовавшийся источником слуха, БГ вынужден был признаться, что о выступлениях «КИНО» ночной порой перед братвой ему рассказал знакомый бандит, имени которого он не помнит. На этом месте можно было бы поставить точку, ведь из подобного ответа следует лишь то, что сам БГ тусовался с бандитами, а вовсе не «КИНО». Но проблема в другом – как может человек, обладающий влиянием и громким именем, публично распространять сплетню, которую ему рассказал уж точно не авторитетный источник? Ответ очевиден – порядочный человек так поступить не может, даже если искренне верит рассказчику.

Поклонник «КИНО»:

БГ должен был прямо сказать в ответ Додолеву, что никогда Цой перед братвой не выступал. Это глупости. Ведь уже приносил извинения раньше за свои слова. Ничему не научило? Опять пустился в полемику по поводу Айзеншписа, которого толком не знал, даже не обращая внимания на попытки Додолева, близко знавшего Юрия, опровергнуть его слова… Повторяет с чужих слов выдуманные истории, а люди верят, хлопая ушами. «Ну как же, сам великий БГ сказал! Ах, Цой, сволочь продажная, выступал перед братками!» Понятно, что Додолев слегка спровоцировал БГ, но Додолев провоцировал правильно, на то он и журналист. А Гребенщиков повел себя в данном случае как лузер. Да я бы на месте Додолева задал такой же вопрос. Но надо же думать над ответом! А БГ не удосужился и с милой улыбкой облил группу «КИНО» грязью… Оказывается, он знает про «выступления для бандитов» со слов каких-то «участников тех событий»… Детский лепет, да и только. Кстати, если БГ не в курсе, то малиновые пиджаки вошли в моду среди братвы лишь с 1992 года, то есть уже после смерти Цоя. БГ этот факт, завравшись, упустил из виду…[578]

Следуя логике БГ, я, автор сей книги, могу с таким же успехом, как и Гребенщиков о группе «КИНО», рассказать с чужих слов о том, как в начале 80-х Борис Борисович и музыканты группы «Аквариум», когда их прижал Большой дом, дружно «стучали» в КГБ на своих соратников по рок-клубу. Мне столько раз рассказывали подобные истории…

А вот как комментируют эпизод с БГ музыканты «КИНО».

Георгий Гурьянов:

Какая чушь. Странное утверждение. Чего Гребенщикову неймется? Говорить он может что угодно, но то, что группа «КИНО» играла перед «братками» или могла играть, это не про группу «КИНО». Это факт. Недавно вот думал об этом. Никогда нам не заказывали что-то сыграть. Этого никогда не было, подчеркиваю. Мы – заказывали, чтобы играли нам[579].

Юрий Каспарян:

История с братками, рассказанная БГ, напоминает испорченный телефон…[580]

Рашид Нугманов:

Такого не было. Группа «КИНО» никогда не сдавалась в аренду бандитам, ни под дулом пистолета, ни по собственной воле, ни тем более по приказу Айзеншписа. Айзеншпис был нанятым директором группы, а не ее руководителем и не мог диктовать им подобные вещи. Весной 2010 года я звонил Гребенщикову по этому поводу, и он тогда извинился за свою ошибку, признал ее и намерен был исправить недоразумение, которое било не только по репутации группы «КИНО», но и по его собственной. Странно, что БГ вернулся к этой теме. Ни Виктор, ни ребята из «КИНО» никогда не были холуями, какими их – вольно или невольно – пытаются выставить. Герои остаются героями, какую бы возню ни заводили вокруг их имен. Мне лишь обидно за БГ, которого я искренне люблю и уважаю. Моя догадка о том, что он попал в журналистскую ловушку явно не по своей воле, оказалась неверна, и БГ продолжает настаивать на слухах по своей воле. Причины такого поведения БГ? Зависть? Ревность? Недосуг выяснять. Не вижу смысла. В первый раз у него прокатило за ошибку. Второй – это уже убеждение. Мне и самому доводилось изумляться потокам небылиц, текущим в мой адрес от тех, кого я считал если не друзьями, то хотя бы близкими людьми – при этом без всяких видимых оснований[581].

Алексей Рыбин:

БГ ничего сверхудивительного не сказал. В шоу-бизнесе много чего происходит такого, о чем фанаты и не догадываются. И надо помнить, что Борис – не просто лучший друг Витьки, а учитель, помощник, наставник, который вообще вывел в люди этот проект, образец для подражания во всех смыслах. Если бы не БГ, Витя вряд ли стал бы тем, кем стал. Борис его научил очень многому. И он Витьку искренне любил и любит до сих пор[582].

Всеволод Гаккель:

К 1990 годуя на какое-то время, к сожалению не навсегда, вышел за пределы рок-н-ролльного сообщества и потерял из виду их обоих. Получилось так, что Цоя навсегда. Что происходит в отношениях двух людей? Даже они сами не всегда могут дать этому оценку… К сожалению, жизнь полна разочарования, и я тоже утратил многих друзей. Причем по прошествии времени становится очевидным, что в большинстве случаев причина крылась во мне самом[583].

Многие сегодня говорят об охлаждении отношений между БГ и Цоем, которые, возможно, и привели к тому, что БГ стал внутренне желать Цою поражения, и, поскольку победить не удалось, он пытается одержать верх post factum, компрометируя бывшего подопечного. Свидетели подтверждают – Цой и Гребенщиков бесповоротно разошлись, потому что Гребенщиков разочаровал Цоя.

Авдотья Смирнова:

Я могу сказать, что через два года, когда мы делали арт-рок-парад в связи с премьерой фильма «Черная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви», уже было видно, до какой степени ситуация поменялась. Уже были разборки на тему того, кто за кем выступает. Цой в тот момент уже не разговаривал с Гребенщиковым. Помню, что Витя поразил меня тем, что пришел в роскошной волчьей шубе. Он выглядел как негр рока…[584]

Рашид Нугманов:

Поначалу я больше виделся с Гребенщиковым, нежели с Виктором, и даже организовал его с Сашей Титовым подпольный концерт во ВГИКе.

С зимы 85-го повидал в его коммуналке на Софье Перовской немало людей, но Виктора там практически не бывало. Я знал об их былой дружбе, но не застал ее. Боб действительно перестал играть в судьбе Виктора какую-либо актуальную роль, и Виктор к новым альбомам «Аквариума» относился критически. При этом, как мне кажется, в сердце Виктор сожалел, что потерял в лице Боба героя. Мы особенно о Бобе не говорили с Виктором, только мимоходом.

Было множество других приоритетов в те годы. Когда же мы заводили речь о Гребенщикове, я не мог не заметить в голосе Виктора оттенков сожаления, а иногда даже печали, как в том ночном разговоре на проспекте Ветеранов, когда он высказал сакраментальную фразу о том, что Боб стал бы героем, умри он сейчас. Когда в последний раз я видел обоих вместе (мы с Виктором приходили за чем-то к Бобу, уже не помню за чем), меня даже немного удивила прохладность их отношений. Было такое ощущение, что им не о чем говорить[585].

Цой и БГ очень разные люди, и дорожки их все равно разойтись бы. Насколько можно судить по воспоминаниям БГ о Цое, Гребенщиков склонен к «пророческим идеям», мистике и эзотерике. Цой относился к таким вещам с насмешкой, что, вероятно, тоже сыграло свою роль. И сам БГ признавал, что в последние годы они были как «пилоты в соседних истребителях» и общались гораздо меньше. Но в воспоминаниях 1991 года он по крайней мере не сочинял небылиц.

Зависть или непонимание?

Врагов у Цоя никогда не было, но недоброжелателей хватало и хватает, как и у всех людей, которые выбились из общего ряда. При этом никто никогда не смел оскорбить Цоя лично. Свидетели утверждают, что он был наделен «природным авторитетом», то есть люди в его присутствии скорее робели, чем хамели. К тому же он всегда был безупречно вежлив и очень сдержан, а подобная подача снижает градус агрессии. Поэтому обидеть Цоя было сложно, но все же можно. И слухи о его конфликтах с некоторыми деятелями русского рока давно ходят в среде поклонников группы «КИНО». Например, о факте конфликта между Виктором и Юрием Шевчуком вспоминают многие известные питерские тусовщики.

Анатолий Соколков:

На одной из тусовок между Цоем и Шевчуком произошел конфликт. Шевчук начал упрекать Цоя в мажорстве. И Цой, разумеется, в долгу не остался. Конфликт был из за того, что, видишь ли, Шевчуку не понравилось, что парни были одеты модно, в импортное шмотье, кроссовки, кроме того, он был пьян, а они тогда занимались карате у профессионального тренера (Цой с ним был знаком), вот и получил ногой в табло. Нахамил он всем троим (там был еще, кажется, Густав), но получил он именно от Юрика, несмотря на то что Юра очень медленный. Но получил он так, легонько… Да так, ничего такого, пьяное жлобство, таких историй пруд пруди. Эта история даже тогда ничего, кроме улыбки, не вызывала. Сейчас просто слухами обросло все это. Как обычно. Обычная история, все превращается в миф. Миф – это не ложь, это идеализация событий, придает им значимость и четкость. А что было на самом деле, так, ерунда всякая[586].

Сергей Фирсов:

Сегодня нужно развеять мифы, которые накопились вокруг Цоя. В этом нет ничего плохого. Это нужно, безусловно. Цой был открытой личностью, и в его жизни не было ничего, что стоило бы скрывать. А мифы, они только мешают. Ни в каком приукрасе личность Цоя не нуждается. Однозначно. Цой никого не обманывал, не крал, и скрывать ему нечего.

В рассказ Соколкова о драке Каспаряна и Шевчука я не верю. «Рикошет» – тот любил подраться, Шевчук тоже. Но никак не Цой. Соколков просто болтун. «Рикошет» подрался с Шевчуком на моих глазах, и Шевчук просто выкинул его из квартиры, и все. Этим драка и закончилось. Шевчук известный драчун… Думаю, столкнись он с Цоем, то навалял бы обоим: и Цою и Каспаряну при случае…[587]

Юрий Каспарян:

Да, это было. Но эта история была не на «Камчатке». Это было в салоне у Алины Алонсо, была вечеринка, и Юлианыч тоже зашел туда. И он не к кроссовкам придрался, а мы сидели все в футболочках Джоанны «Спасем мир», и он там начал выступать, типа вы, что ли, мир спасете… Ну, это пьяная история совсем… Обычная какая-то возня была[588].

Алина Алонсо, искусствовед:

Как я познакомилась с «КИНО», я не помню, возможно, кто-то привел их ко мне. Песни Цоя я любила и люблю. С Шевчуком не помню точно, кто именно «полемизировал». Но это точно было. Помню еще, как на моем дне рождения прекрасно «Рикошет» дрался, кажется, «Африку» бил… Да, «Рикошет» был точно, еще Джоанна тогда была. Рики – блистательный типаж, чтобы не портить мой праздник, пригласил всех драться на лестничной площадке. Поэтому все ушли из коридора за входную дверь. Там «Африка» людей и получил. Каспарян с Джоанной в другой комнате были в это время…[589]

Георгий Гурьянов:

Жаль, меня там не было. Потому что этот агрессивный персонаж сам спровоцировал ребят на драку. Был такой салон Алины Алонсо, все это там и произошло. Там были художники – Олег Котельников, Андрей Крисанов, которые принимали участие в этом, защищая Виктора от наезда. Каспарян еще был.

И Шевчуку повезло, что меня там по случаю рядом не оказалось. Цой презирал Шевчука, и не только после этого, а вообще… Как можно его терпеть? Терпеть он его не мог точно, хоть мы на эти темы с ним редко беседовали. Могли просто между собой похихикать, но фокусировать на этом внимание, время тратить – нет. Не самая интересная тема. А однажды нас с Каспаряном чуть не побила эта компания. Случайно оказались там… Все те же персонажи…[590]

Андрей Крисанов:

Да, была эта история. Цой, конечно, в драке не участвовал, он просто сказал Шевчуку: «Жаль, что ты с первого раза не понял». Шевчук пьян был, махал руками там. Его сбили с ног и пинали. «Африка» его стулом бил даже, подбегал так, пинал и отбегал…[591]

Из интервью Юрия Шевчука:

– Кто-то из ваших коллег рассказывал мне, что одно время вы собирались набить морду и Виктору Цою – а ему-то за что?

– С Витькой у меня тоже маленький конфликт приключился. Что, рассказать? (Смеется.)

– А то!

– Цой носил майку типа: «Я спасу мир». «Ты, что ли, спасешь?» – я спросил. Ну, слово за слово… На самом деле все это весело было, нормально[592].

Как видим, сегодня Шевчук пытается превратить все в шутку, но шуткой все это не было, и знающие люди, а также сам Шевчук это отлично понимают. Не так давно, во время одного из гастрольных туров, Шевчук принес официальные извинения Цою, адресовав их всем поклонникам «КИНО». Это говорит лишь о том, что никаких причин для конфликта, по сути, не было, а разница в мировоззрении, которая была изначально, не должна приводить к конфронтации, что Юрий со временем понял. Они просто были слишком разными, Шевчук был социально ориентированный и политизированный автор, а Цой был ориентирован экзистенциально, оттого его так раздражало, когда ему пытались приписать политическую платформу. В его восприятии мир был плох по сути своей, потому что «между землей и небом война», а отдельные люди, режимы или эпохи лишь отражали этот изначальный дефект мироздания. В цоевском экзистенциализме крылась и грусть его последних вещей, – нельзя быть счастливым в пространстве, где так много страданий. «И вроде жить не тужить» можно, когда все хорошо у тебя лично, но если ты, как творческая личность, ощущаешь миллионы других судеб, то печаль не уйдет никогда. Пожалуй, именно эта его внутренняя способность смотреть на жизнь с высоты иных миров воспринималась многими как пафос, поза или претенциозность. Но как бы то ни было, чаще всего причиной критики Цоя считают именно зависть.

Дмитрий Левковский:

В рок-клубе к «КИНО» и Цою лично относились довольно иронично до тех пор, пока они не начали свои коммерческие чёсы по стране… С тех пор в ЛРК на них и смотрели как на отрезанный ломоть[593].

Федор Лавров:

В нашей реально панковской среде Цою и «Рыбе» точно доставалось за то, что они прорвались в рок-клуб и стали «легальными». «Свин» дружил с ними, я их тогда не знал. Но я сто раз слышал от «Свина», что «КИНО» (как и «Аквариум») – это продажная попса. Мы ревновали к славе и возможности выступать. У нас самих не было шанса попасть в рок-клуб. Но когда двери открылись для всех, нам уже это было неинтересно. И «Народное ополчение» вступило туда уже без меня[594].

Но авторы многих антицоевских статей не являются рок-музыкантами, то есть не находятся в одном конкурентном поле с Цоем Считать их завистниками нелепо. Просто люди разные, и нравятся им разные вещи. То же можно сказать и о других рок-музыкантах – Кинчеве, Тропилло или Борзыкине. Ну не нравилось им то, что делает «КИНО». Или, к примеру, Курехин. Он не «пережил» успеха «КИНО», но дело тут едва ли в зависти. Курехин был очень талантливым композитором, представителем «большого» искусства и творчество Цоя воспринимал как несоизмеримую с его собственной деятельностью ерунду.

Алексей Рыбин:

Курехин не завидовал. Точно. Цой уже тогда играл попсу, которую Курехин никогда в жизни не слушал. Чему он мог завидовать? Поп-артисту в блестках?[595]

Члены группы «КИНО» были для Курехина мальчишками, которых он приобщал к прекрасному, приглашая выступать в «Поп-механике»

Сергей Курехин, лидер группы «Популярная механика»:

«КИНО» я вообще не помню. Помню только, как Цой появился. Ходил такой скромный, заискивающий юноша. Хороший. Боб называл себя его продюсером. Попросил меня записать для него что-то. Но если «Аквариум» был для меня детской игрушкой, то «КИНО» уж совсем что-то детское. Как если бы моя дочка маленькая организовала свою группку. Да и разница в возрасте была. Они для меня как дети, да и песни детские[596].

Когда у «КИНО» началась собственная концертная деятельность, «киношники» стали отказываться от выступлений с Курехиным из-за несовпадения графиков, чем он был, видимо, серьезно задет.

Георгий Гурьянов:

Что касается Курехина, то считать нас мальчишками-дилетантами он не мог, поскольку привлекал в свою «Поп-механику» только профессионалов. Конечно, он завидовал, был злым и завистливым. Это черты характера… Однажды Виктор не появился на «Поп-механике», просто поругался перед этим с Курехиным, потому что на одной из репетиций тот наорал на Виктора. Цой ушел, за ним ушел я. Потом, когда мы писали что-то на «Ленфильме» с Тихомировым и Каспаряном, он назвал нас бездарями, дескать, вы ничего не умеете играть. Я сумел найти слова и ответил: «У тебя музыка бездарная и кривая, ее невозможно записать лучше!» Эта реплика сделала дальнейшие контакты невозможными. О чем я лично впоследствии никогда не жалел[597].

Многие помнят, какие испепеляющие взгляды Курехин бросал на Виктора, когда они случайно пересекались в каком-нибудь провинциальном городе, совпадая в гастрольных графиках. Цой же, будучи сдержанным от природы, всегда был безупречно вежлив, держался спокойно и на конфликт не шел.

Игорь Журавлев:

Завистливые музыканты, я думаю, завидовали Цою. Все зависит от характера музыканта. Есть разные музыканты[598].

Юрий Каспарян:

Мне сложно судить об этом. Я же не Курехин. Чужая душа потемки. А что касается отношения к нам в рок-клубе, то мне сложно судить об этом. Я мало с кем общался…[599]

Дмитрий Левковский:

Лично я им не завидовал и до коммерческого успеха. Сомневаюсь, что кто-то мог им завидовать… Хотя всякое бывает. Не забывайте: все были равны, и как все будет – никто не знал. Мне лично глубоко обидно, что целый пласт музыки в ЛРК «новой волны» был похоронен под тоннами говнорока типа «ДДТ» или истерическими криками наркомана Кинчева. «КИНО» в этом контексте было одной из модных групп, которым повезло. Реально в то время было четыре группы (вернее, три, после смерти Саши Давыдова) – «Аквариум», «КИНО», «Странные игры» и «Алиса», которым завидовали из-за продвижения. Завидовали именно продвижению, а не музыке. Все группы были уверены, что их музыка лучшая. Курехин вот, я думаю, завидовал. Причем именно коммерческому успеху «КИНО». Он же сам был скорее режиссер и дирижер, чем композитор и организатор. Музыке, что они производили, он точно не завидовал… Такое в кошмаре не придумать – Курехин, прущийся от «КИНО». Он в «КИНО» любил только Густава за модность и авангардизм. Остальных считал лохами-любителями (да как и остальные 99 процентов рок-клубовских музыкантов)[600].

Люди моделируют мир по образу и подобию своему. И всегда приписывают окружающим те мотивы, которые им понятны. Завистливые люди склонны в других видеть зависть, меркантильные во всем видят денежный интерес, взбалмошные – каприз и так далее. Интерпретация других говорит об интерпретаторе гораздо больше, чем об интерпретируемом. Ясно одно: Цою было дано сказать и спеть так, как никто другой не мог. На глазах друзей и коллег из обыкновенного питерского раздолбал выросла звезда национального масштаба. И тот же Майк, обвиняя Цоя в опопсении, конъюнктуре и предательстве идеалов рока, былуверен, что «Цой зажрался и не общается со старыми друзьями», потому что загордел. А если Цой просто вырос из всего этого? Если ему уже неинтересно было пить на кухнях и в кочегарках? Если он ушел далеко вперед, а остальные остались там, где были?

Дмитрий Левковский:

Главное было то, что с самого начала деятельности «КИНО» поражала (и сперва даже смешила) их открытая нацеленность на успех, особенно у Витьки. Да не просто на успех, а на всесоюзную как минимум популярность. Желательно с элементами культа. Самое интересное, что эта нацеленность принесла желаемые плоды: «КИНО» стало самой популярной рок-поп-группой советских времен. Было бы это в Америке, можно было бы сказать, что Цой – это реализация «американской мечты». Ну а так, наверное, можно считать, что это была реализация групповой мечты[601].

Михаил Борзыкин, человек неглупый, однажды четко проговорил в одном из интервью, в чем крылись противоречия в отношениях Цоя и тусовки.

Единственное, что есть общего между представителями «так называемого русского рока», – это цель их существования – выражать себя в музыке и противостоять стереотипам. Однако на этом сходство их заканчивается, потому что «стереотипы масскулътуры» каждый понимал по-своему. Борзыкин считал, что надо избегать заезженных мотивов, писать серьезные тексты и не стремиться быть понятыми большинством[602]. Кинчев же обвинял Цоя и Бурьянова в стремлении угнаться за модой. Его самого эстетика никогда особо не интересовала, и он не понимал, как вообще можно интересоваться такими вещами. К тому же Кинчев противопоставлял себя советской власти, но именно потому, что был плоть от плоти советской идеологии с ее высокой идеей борьбы. Равно как и Борзыкин.

А что группа «КИНО»? Еруппа «КИНО» никогда не скрывала, что играет поп-музыку, интересуется актуальным звуком и имиджем, в чем не было ни легковесности, ни сиюминутности. Ее революционность заключалась в том, что она противостояла нашему печальному недостатку, умноженному советской цензурой: задирать голову вверх, думать о звездах, забывая при этом смотреть себе под ноги. Когда было модно играть в борьбу с системой, Цой сомневался в целесообразности этих игрищ и был одним из немногих, кто существовал вне контекста «совка». Вспомним советскую эстраду тех лет: исполнитель даже на сцене лишнего движения сделать не мог. И тексты были с высокой «идейностью». Чем ответил рок, взращенный под колпаком КГБ? Он тоже устремился к высокоидейности – достаточно вспомнить, как отнеслись к Цою и «Рыбе» на первом прослушивании в рок-клубе… Суть противостояния Цоя шаблону «псевдодуховности» зафиксирована в анекдоте:

Однажды Цою позвонил Ким Чен Ир и сказал:

– Виктор, ты, как представитель корейского народа, должен написать высокодуховную песню про Корею…

– Да пошел ты в жопу, – ответил Цой и написал «Восьмиклассницу».

В Цое переплелось все: и возвышенное, и обыденное, и философия, и быт, и внешняя красота, и внутренняя. Для него сиюминутное и вечное были равноценны. В нем не было ни агрессии, ни стремления к конфликту, что «борцы» воспринимали как «конформизм», «нежелание задуматься», «трусость»…

Ему ставили на вид, что «Восьмиклассница» не несет никакого смысла и не является вкладом в культуру. Зачем писать простые тексты на заезженные мелодии? Им нет места, по мнению тех, кто считают, что есть лишь черное и белое, «попса» или «рок». И разницу между попсой и поп-музыкой они не увидят никогда.

Алексей Рыбин:

Я не знаю, кто ему завидовал. Я с таким и не сталкивался[603].

Дмитрий Левковский:

В какой-то момент «КИНО» стало выше всех группировок, уйдя в гастроли и большие деньги. Обсуждать стало нечего. Кто-то завидовал, конечно… Те, для кого мотивацией было самоутверждение (как Кинчев), пока сами на бабло не встали. Кому-то было по херу. Мы лично даже радовались, что вот, почти панк – и такой взлет. Я радовался за «киношников», единственное, что меня (и всех) напрягало, – это то, что они в Москву свалили. Никто с ними больше не дружил и не пытался стать ближе, кроме глорихантеров. Да и зачем? Это не было нужно никому. «Медные трубы» – испытание тяжелое, так что мы оставили «КИНО» в покое, в одиночестве наслаждаться своей крутизной. Другие у них друзья появились. Им поперло отовсюду[604].

Игорь Гудков:

Они не успели пройти эти «медные трубы», они только начались. До этого они были просто группой рок-клуба, а потом вдруг стали суперзвезды. Это длилось не очень долгое время, и жизнь суперзвезд у них прервалась резко достаточно и трагично[605].

Но все же Цою завидовали, и иногда это было видно невооруженным глазом. Примечателен концерт в Лужниках, который прошел 24 июня 1990 года. По рассказам «киношников», он был самый классный, но в то же время и самый «стремный» – толпа, менты, злобная тусовка за кулисами. Другие участники того сборного концерта не могли поверить своим глазам, наблюдая ошеломительный успех группы «КИНО». И «киношники» хорошо запомнили выражения их лиц, равно как и слова людей, которые находились в тот день за кулисами. Но даже тогда Цой никак не прореагировал на очевидную всем славу.

Игорь Воеводин, журналист:

Безгранично талантливый, он подсознательно наделял окружающих такими же качествами, ему хотелось, чтобы все могли то, что может он, и он удивлялся тому, что они не могут. Бесспорный лидер, он старался не раздражать окружающих своим талантом, не обижать их им. Это такая же редкость, как и сам талант, быть может, большая. Душевная щедрость – в наше время это звучит дико, правда? Каждому Моцарту – по Сальери. Не важно, что у Цоя не было своего конкретного, личного… «светлый» его образ он носил в душе. Имя ему – неуверенность. Как каждый рядовой гений, Цой не был уверен, что творения его действительно настолько хороши. Наверняка он думал: «Ну что они все сходят с ума? Это же так просто, Господи, сел и написал, и пошел гулять или вино пить. Даже когда не пишется, и душа сочится чем-то вязким, и кажется, что тебя душат… Все равно – сел и написал. Или пошел гулять, или вина выпил – все равно потом сел и написал. А если забыл рифму – придет другая…» По каким тарифам оценивать гению свою работу? Если гениальность – норма… И что делать нормировщику Сальери, если строчки, за любую из которых он заложил бы душу, отдал и коня, и кинжал, этот темноликий Моцарт роняет, не замечая? И не подбирает, не нагибается, уронив… Гений существует вне зависимости от того, признает его толпа таковым или нет. Он просто больше страдает, если не признает. Это от Бога – гениальность. Это как Бог – Он ведь тоже существует вне зависимости от людских представлений о Нем. Не надо говорить, что я грешу, принижая понятие Бога до уровня человека. Я возвращаю человеку потерянное, забытое, заложенное, пропитое, проданное, растоптанное, распятое, размененное, вывалянное в грязи и оплеванное его первоначальное значение и достоинство. Если уж человек – по образу и подобию… С гением жить нельзя. С ним можно только сосуществовать, – он все равно живет внутри своей гениальности, как в скорлупе, и лишь иногда одаривает окружающих своим вниманием. Цой был одинок? Это тоже норма жизни, он все равно не мог сойтись с людьми больше, чем сходился, при всем желании он не мог им подарить этот тревожный мир, где и рождались стихи, – туда вход по именным билетам… Это мир звуков, разрозненных строчек, вроде бы не связанных между собой понятий и явлений, иногда – ослепительных молний, чаще – промозглого, тусклого дождя, сквозь который вырисовываются лица и фигуры, и кажется, что все кругом плачут, лица мокры, но ведь это просто дождь… Цой умер. Спал он за рулем или не спал, я не знаю и не хочу знать, слишком уж мы все патологоанатомы, нам всем интересно, а что там, да как, да сколько раз. Он умер – и стал свободен окончательно. Издаются какие-то книжечки на потребу толпе. Юркие прихлебатели: газетчики, знакомые, незнакомые – все спешат урвать кусок и примазаться, притереться потным своим животом, и девочки, разинув рты, смотрят на них, а они, пощипывая девочек, цедят: «Помню, мы с Цоем…» Рок-н-ролл мертв. Уцелевшие пропойные экс-божества, потряхивая поредевшими гривами, что-то гундосят со сцены, горстка уцелевших поклонников визжит, и кажется божествам, что их по-прежнему любят и знают все. А поезд между тем ушел, и в кармане – пыль и табачные крошки, и душа работает на портвейне, как на самом дешевом, поганом бензине, и стучат клапана, и трубы покрылись странным, нездоровым налетом… Цой думал, что он – рок-певец. Они, еще уцелевшие, его постаревшие однополчане, знают, что это не так. Не совсем так. Он был просто Поэт, со смятой душой, сторонящийся окружающих, подсознательно ожидающий от них чего-нибудь еще. Он мог бы в жизни не брать в руки гитару – голоса у него просто не было. Все равно строчки истекали из него и оставались жить. Знаете, идет босой человек по дороге, ноги изранены, и кровь сочится в пыль и скатывается в шарики. И по этим следам человека всегда найдут пущенные вослед собаки[606].

«КИНО»

Трагическая гибель Виктора Цоя 15 августа 1990 года поставила многоточие в судьбах музыкантов группы «КИНО». Члены самой (не побоюсь этого слова) известной и горячо любимой тысячами фанов группы Ленинградского рок-клуба вроде бы оказались не у дел. Еще вчера все было замечательно – концерты, слава, гонорары, толпы поклонниц, общее дело, – и вдруг они оказались предоставленными сами себе…

Поскольку музыканты резко вышли из медийного поля, у многих далеких от группы наблюдателей создалось впечатление, что члены коллектива ничего особенного из себя не представляли и вне фигуры Цоя оказались никому не интересны. Сегодня уже ясно, что это впечатление было обманчивым.

Надо сказать, что при жизни Виктора делались попытки отделить его от группы, что очень его напрягало.

Известно, что, когда появлялись афиши с фотографией Цоя перед микрофоном и надписью «Виктор Цой» с добавкой мелким шрифтом внизу: «Кино», он реагировал на это крайне негативно.

Юрий Белишкин:

Вообще ему страшно не нравилось, когда его имя выделяли, отделяли от группы. Солист, лидер, руководитель – его это раздражало. Перед концертами в «Юбилейном» на всех городских сводных афишах-«декадах» напечатали: «В. Цой и „КИНО“». Я тогда поехал по кассам и попросил кассиров зарисовать его имя[607].

Виктор Цой:

Почему Цой и группа «КИНО»? Непонятно. Мне эта тенденция очень не нравится, и я бы хотел, чтобы этого не было. Мы делаем все вместе, и проводить разделение не надо[608].

Цой долго искал себе компанию, которая бы его понимала. Группа, созданная им, была его миром, и он дорожил ею. Ее члены создали особую атмосферу, которая помогла ему сформироваться и стать тем, кем он стал. Поэтому сегодня они имеют такое же право стоять рядом с Цоем, как и члены его семьи. Но это не значит, что группа никогда бы не распалась или что Цой не мог быть один. Просто вместе они оказались именно потому, что их объединяло общее отношение к жизни и профессиональное взаимопонимание.

Всеволод Гаккель:

Любая группа, которая в какой-то момент наконец определилась с составом, очень хорошо осознает, чего она добилась за счет смены состава. Но любая смена состава сопряжена и с потерями. Мне был ближе состав, в котором играл Саша Титов, с которым мы по-прежнему дружим и часто видимся, но никогда не говорим на тему группы «КИНО». Я очень хорошо знаю Лешу Рыбина, и мне была очень близка музыка, которую они тогда играли[609].

Многое могло их развести потому, что каждый член коллектива был самоценен, да и темпераменты у них были разные.

Рашид Нугманов:

Это вопрос очень субъективного характера, однозначно ответить на него невозможно. Приведу дословную цитату из малоизвестного широкой публике интервью, которое Виктор, Петя Мамонов и я давали алма-атинскому телевидению во время съемок «Иглы» в конце 1987 года. Виктор сказал буквально следующее, слово в слово, без правки: «У нас очень ленивая группа, и если бы больше репетировали, я думаю, что музыка, которую мы играем вместе, была бы несколько интересней. Когда я играю один, то как бы я вполне могу уже… (Мамонов: „Распоряжаться…“) отвечать… да, и распоряжаться – за то, что делаю, а когда вместе, то уже как-то так… Я иду несколько на поводу у всеобщей лени, ну и плюс к тому отсутствие какой-либо базы профессиональной, отсутствие элементарного места для репетиций – в общем, все это, конечно, играет тоже свою роль».

Это, конечно, не прямой ответ на вопрос, но слова первоисточника, когда сегодня все кому не лень пытаются говорить за него, заслуживают внимания[610].

Как было сказано в фильме «Цой – „КИНО“» – группа была подобна Солнечной системе с абсолютно разными планетами, хотя вращалось все вокруг именно Виктора Цоя. Хотя у каждого музыканта при этом был свой собственный мир.

В музыке группы, в ее звучании – вклада Георгия, Юрия и Игоря ничуть не меньше, чем вклада лидера группы. Единомыслие, талант и верность друг другу – вот то, что вознесло группу «КИНО» на музыкальный Олимп.

Рашид Нугманов:

Я глубоко убежден, что Цой и «КИНО» – совершенно нераздельные понятия. Даже когда Виктор называет группу ленивой. Всем, наверное, известно, что Виктору не нравилось, когда в последние годы на афишах стали писать: «Виктор Цой и „КИНО“». Кто-то возьмется утверждать, что это было жеманство на публике, что в душе ему льстило такое разделение. Не берусь судить, что у Виктора было на душе. Знаю одно: «КИНО» – это Виктор. Это его детище. Он придумал слово, он сочинял слова и музыку, он решал, кого пригласить в группу и кого из нее вывести. Может «КИНО» существовать без Виктора? Нет. Каспарян, Гурьянов, Тихомиров – могут. Группа «КИНО» – не может. Могла бы группа «КИНО» существовать с Виктором и другими музыкантами? Да простят меня ребята, могла бы. Пусть с иными аранжировками, иным звучанием (не стану гадать, насколько иным), но с теми же песнями, с тем же голосом, теми же мелодиями. С той же ритм-гитарой Виктора, которую Каспарян называл лучшей в отечественном роке, и многими партиями, которые Виктор показывал музыкантам. Можно ли на этом основании пренебречь вкладом музыкантов? Нельзя! Он был огромен. Гитара Каспаряна лично для меня одна из самых любимых во всем роке вообще. Тихомиров играл на басу, как бог, никто из его современников в Питере близко не стоял. Ударные Гурьянова – пусть не самые виртуозные и пусть замененные в студии на драм-машину – уверенно держали характерное «киношное» звучание на сцене, не говоря уже о его ярком внешнем стиле, оставившем неповторимую печать на имидже группы. Но… Группа «КИНО» могла бы существовать (и существовала, если мы говорим о раннем этапе) в другом составе. Только Виктор являлся ее необходимым и достаточным элементом. Конечно, тут можно сослаться на условное наклонение. Чего, мол, гадать, что сталось бы с «КИНО»? Конечно, время могло бы внести свои коррективы. Хочется верить, что Каспарян, поборов свою природную и очень притягательную застенчивость, стал бы сочинять мелодии вместе с Виктором, и мы бы увидели новые песни и альбомы, созданные двумя равноправными авторами. Или настоял на своем соавторстве при жизни Виктора. Увы, не довелось[611].

«КИНО» после концерта в СКК. 28 октября 1988 года. Фото – Валерий Лаврешкин

Евгений Козлов, художник:

Группа «КИНО» была, остается и будет одной из выдающихся групп в истории русской популярной музыки. Отдельные композиции и тексты, на мой взгляд, являются гениальными. И каждый участник в группе нес свою великолепную роль…[612]

Георгий Гурьянов:

«КИНО» – это ритм. Хотя, конечно, можно по-разному перевернуть все это. Но я полностью согласен с этим утверждением, и оно меня обезоруживает. Это удар ниже пояса, или как там это называется… В правильную точку. Хотя «КИНО» – это не только ритм, это жизнь, это fashion, white style и еще много чего… А откуда чувство ритма, если играть с таким барабанщиком, как Петр Трощенков? (Улыбается.) Эта трясогузка…[613]

Гурьянов также вспоминал, что при всей дружбе они тем не менее жутко устали друг от друга. Это неоспоримый факт. Устали потому, что яркие индивидуальности нуждаются в пространстве для жизни, а коллектив его всегда ограничивает. Но они все равно бы остались очень близки. Это тоже факт. Так что отделять Цоя от «КИНО» правильно, но понимать роль коллектива тем не менее необходимо. Многие считают, что к 1990 году группа «КИНО» находилась на грани распада. Что назревали межличностные конфликты. Но музыканты «КИНО» опровергают это.

Георгий Гурьянов:

Никаких терок и трений у нас не было. Тихомиров, например, был супер-бас-гитарист, и он, в отличие от Титова, например, даже перестал заниматься какими-то своими личными и побочными проектами. Целиком и полностью посвятил себя группе «КИНО». Все эти разговоры о распаде группы идут извне. Завистники, ненавистники и так далее…[614]

Игорь Тихомиров:

Мы, конечно же, были разные, но этим и были друг другу интересны. Спорили отчаянно, бывало, доходило до ссоры, но главное – умели вовремя остановиться, чтобы дело не страдало. Виктор был бесспорным лидером, идеологом, если угодно. Но никогда не подчеркивал своего первенства[615].

Виктор Цой:

Найти людей, которые были бы единомышленниками, друзьями и хотя бы немного музыкантами, очень трудно. Музыкантов много, но у каждого свои идеи, а для меня, конечно, важнее, чтобы люди были моими друзьями. Наша группа – это наша группа, мы друзья и просто делаем музыку, которая нам всем нравится. И вот мы работаем так, чтобы всем было хорошо. Мы все абсолютно независимы за пределами «КИНО»…[616]

Борис Гребенщиков и «КИНО» в рок-клубе. Ленинград, январи 1985 года. Фото – Леонид Фелвдман

Юрий Каспарян:

Ну, даже сейчас пишут на афишах: «Бутусов и „Ю-Питер“». Вообще, «КИНО» – это четыре человека, неотделимые друг от друга, конечно, но у маркетологов свой взгляд на это, и их не отучишь. И в то время было такое видение, и в это. У «КИНО» были, конечно, проходные люди, но мало…[617]

Какой была группа «КИНО», никто, кроме самих «киношников», не расскажет. Это был закрытый мир, хотя все они были общительными людьми. И совершенно неверно, когда «КИНО» называют братством молчаливых одиночек.

Виктор Цой:

Это братство одиночек, но не сплоченных отсутствием выхода. Реальный выход существует[618].

Дмитрий Левковский:

Я одно время близко дружил с Игорем Тихомировым, бас-гитаристом «КИНО». Он не был «молчаливым одиночкой», наоборот, чрезвычайно приземленный и реальный человек[619].

«Закрытость» группы заключалась в том, что атмосфера внутри коллектива была особой. Между ними и остальным миром прослеживалась дистанция. «Киношников» объединяло редкое «взаимочувствование». И даже если бы они разошлись, эмоциональная связь осталась бы. Как у близнецов.

Можно уверенно поддержать Андрея Бурлаку, сказавшего однажды, что как группа «КИНО» была идеальным коллективом, там все друг друга хорошо понимали. Наверняка можно было найти лучшего барабанщика, чем Гурьянов, но он как попал, так и продержался в «КИНО» до конца. Он после каждого года, после каждого концерта объявлял, что уходит. Но снова и снова оставался. То есть они все прекрасно подходили друг другу. Это был образец группы. И во многом успех и популярность пришли именно поэтому.

Георгий Гурьянов:

Играть в группе, «играть вместе» – это счастье, это ощущение гораздо ярче, больше самого сладкого удовольствия, поэтому меня просто бесят слухи о том, что группа была на волосок от распада; кому могло такое прийти в голову. Пока я с ребятами, я летал на небесах. Все остальное неважно. Пока мы были вместе, все было настолько весело и круто… Любая котлета по-киевски, самые омерзительные рестораны, отели и все что угодно…[620]

Рашид Нугманов:

Согласен с тем, что участники группы создали ту атмосферу, в которой Виктор состоялся. Но не забывайте при этом, что именно Виктор создал группу, а не случайно попал в нее. Он выбирал людей. Он выбирал среду, которой жил и дышал. И был крайне разборчив в этом. Разумеется, и люди, которые были с ним, не товар для свободной продажи в магазине. Они также выбрали его. Любили его, отдавали группе душу и сердце. И каждый из них – яркая личность. А все вместе – одно целое. И все равно… «КИНО» – это Виктор. Вот такое мое субъективное мнение. Виктор хотел создать уникальную группу, состоявшую из личностей, и это ему удалось. Мечтал, чтобы в следующем фильме снялись все четверо. Но определяющим фактором этой группы так и остался он сам. Была бы группа другой в другом составе? Да. Была бы она менее интересной? Нет. По крайней мере для меня. Я бы очень хотел опять увидеть Каспаряна, Гурьянова и Тихомирова на одной сцене. В студии это удалось. Но что характерно – на сцену как группа «КИНО» они выходить без Виктора так и отказались. Думаю, в этом тоже заключается часть ответа на вопрос про атмосферу[621].

Сегодня о «КИНО» рассказывает кто угодно, только не само «КИНО». Многие задаются вопросом: почему, когда снимается та или иная передача о Цое, никогда не приглашается никто из участников «КИНО»? Ответ прост – они не готовы обсуждать Виктора с чужими людьми и не хотят светиться в эфире.

Поэтому в кадре оказываются те, кто рады поговорить на камеру. Особенно часто на тему «КИНО» рассуждают коллеги группы по музыкальному цеху, правда, говорят порой взаимоисключающие вещи, как, например, БГ, который то подтверждает, что «открыл» Цоя, то отрицает.

Борис Гребенщиков:

Это неправда, что я открыл Витьку широкой публике. Его не надо было открывать – он существовал сам по себе. К тому времени, когда мы с ним встретились в электричке, в 1982 году, он уже существовал как музыкант и был довольно состоявшимся… Он абсолютный гений простоты, ясности и искренности. Так, как он, в России еще никто не писал и не пишет[622].

Именно потому, что вокруг Цоя много случайных людей, а музыканты «КИНО» отказываются давать интервью, разного рода мемуаристы сочиняют истории, не имеющие под собой никаких реальных событий, режиссеры снимают по этим историям фильмы, а портрет за счет этого искажается до неузнаваемости.

Андрей Дамер:

Фильмы о Цое получаются либо героическими, либо панковскими. Первые снимать легче, просто воспроизводишь стереотип о таком Мальчише-Кибальчише советского рока. Вторые снимать еще легче: приезжаешь в Питер, где старая питерская тусня охотно расскажет про портвейн и кочегарку. Два-три мазка – и картина готова. Шаг влево или вправо чреват тем, что в худшем случае картину не пропустят, в лучшем случае – заставят переделать. На самом деле технология создания образа «последнего героя, смерть которого до сих пор не оставляет равнодушным», настолько искусственная, что не знаешь, плакать или смеяться. Это, конечно, идиотизм. Вот так в друзья Цоя и попадают Боярский и все остальные. Ну а как же «КИНО»? «КИНО» на съемки конечно же приглашают, но никто из «киношников» не идет – чтобы не оказываться в одном ведре с теми, кто сегодня так яростно разглагольствует о Цое и его значении в русской рок-музыке[623].

Георгий Гурьянов

Когда речь идет о социально значимой фигуре, интерес в ней представляет все, а не только творчество. И главный вопрос – это, конечно, степень близости с теми или иными людьми. У любого человека есть родители, спутники/спутницы, друзья и коллеги, поэтому вопрос, кто влиял, кто вдохновлял, а кто поддерживал, имеет определенный смысл, особенно в нашей культуре, где люди оценивают друг друга по принципу «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты».

И с одной стороны, все это вроде бы и неважно, кто с кем жил, выпивал или отдыхал, но с другой – имеет огромное значение, потому что любой человек создает свой уникальный контекст, подбирая методом проб и ошибок себе окружение, создавая таким образом мозаику собственной жизни, и если начать произвольно заменять один фрагмент другим, то произведение перестанет быть авторским и подлинный контекст утратится. Имеем ли мы право знать, как все было на самом деле? В нашей культуре это вопрос этически спорный. Да и не только в нашей. Каким был Моцарт и имел ли право Милош Форман возвращать великого композитора в его контекст, то есть показывать его таким, каким он, судя по всему, был? Многие уверены, что не имел, потому что человеческий уровень далеко не всегда соответствует мере таланта. Но бывает и наоборот, когда яркую индивидуальность пытаются низвести до среднего статистического, не замечая, что дар в некоторых случаях является производным особого человеческого содержания.

С течением лет любая частная переписка, воспоминания живых свидетелей и прочие фото-, видео– и письменные документы, иллюстрирующие биографию известной персоны, становятся достоянием узкой среды специалистов, а в памяти людской укореняется миф. Поэтому так важно вовремя собрать и проанализировать все, что помнят и считают нужным озвучить современники. Ведь даже если они не вполне объективны, их слова все равно информация, которая в сочетании с другими свидетельствами может помочь восстановить подлинный контекст жизни великого человека.

В случае Виктора Цоя главным вопросом остается степень близости лидера «КИНО» и других членов группы. Многие считают, что именно «киношники» были для Цоя самъми близкими друзьями, но есть и такие, которые думают, что, кто больше «навспоминал», тот и ближе, упуская из виду, что желание постоять рядом с социально значимой персоной является простительной человеческой слабостью. Многим свойственно и переоценивать свою роль в жизни других людей.

Так выделял Цой кого-то из «КИНО» или все ребята были для него одним целъм? Каспарян явно был очень близок к Цою, они много времени проводили вместе, но Виктор очень высоко ценил и Георгия Гурьянова, что неудивительно – как показала последующая жизнь, Георгий Гурьянов является редко встречающейся в наши дни монолитной фигурой, человеком, который не смешивается ни с чем, что не соответствует его уровню, и не соприкасается ни с кем, кто не вписывается в его эстетические стандарты. Георгий – человек, который пришел в мир со своимуставом, и ему совершенно неважно, что монастырь оказался чужим. Зато ему посчастливилось найти Цоя, который тоже пришел в жизнь со своимуставом, что и стало основой их дружбы.

Георгий Гурьянов родился 27 февраля 1961 года в Ленинграде, закончил художественную школу № I города Ленинграда. Затем поступил в училище Серова, где проучился всего год, поскольку, по мнению Георгия, образование, которое там предлагалось, ничего ему не давало. То время было застоем модернизма в искусстве, поэтому Георгий, пытаясь, по его же собственным словам, противостоять этому, начал заниматься не живописью, а музыкой.

С детства учившийся в кружке игры на балалайке, домбре, пианино, гитаре и имевший очень чувствительные уши, Георгий Гурьянов обладал прекрасным чувством ритма и тонким музыкальным вкусом.

Чуть позже Георгий начал коллекционировать модные пластинки и стал сам учиться играть на барабанах. Сперва барабанил всерьез, без скидок. Стук был слышен на расстоянии квартала от его дома. Соседи часто вызывали милицию и при встрече в парадной грозили оторвать ему руки, чтобы ему нечем было барабанить.

Тогда Георгий стал барабанить не палочками, а щетками. В бас-барабан он клал подушку, чтобы получалось не так громко. Однажды вызванный соседями участковый заявил, что, если будет еще один подобный «концерт», молодой человек поедет в тюрьму. Дескать, там туго с самодеятельностью и как раз очень не хватает барабанщиков. Помимо всего этого участковый велел Георгию в недельный срок устроиться на работу, и спустя неделю тот принес ему справку: юноша был принят в Дом моделей манекенщиком. Вредный участковый, считавший, что «подобные уроды недостойны жить в советскиой стране», был шокирован и посрамлен.

В конце 70-х – начале 80-х Георгий пару лет прожил в Москве, вращаясь в компании известного московского хиппи – Шамиля Валиева, с которым его связала крепкая дружба.

Георгий Гурьянов:

Да, да. Шамиль Валиев мой друг. В 1980 году я жил у него дома, мы были неразлейвода в какой-то момент. Мы дружили. Потом мой друг Тимур Новиков познакомил меня с Сергеем Рыженко. Наверное, в 1980 или 1981 году. Я вообще в Москве пару лет с ними провел. Масса воспоминаний, это как бы другая эпоха вообще. Конец 70-х, хиппи…[624]

Вернувшись в Ленинград, Георгий, мечтавший о создании рок-группы, начинает подыскивать себе подходящую компанию. Поначалу он вращается в кругу «Автоматическихудовлетворителей», затем помогает музыкантам «Народного ополчения», но все это ему не подходит по стилю.

Георгий Гурьянов, Шамиль Валиев, Николай Данелия. 1978 год, Москва. Фото – Андрей Болдин. Из личного архива Айно Болдиной

Федор Лавров:

Во второй половине 1984-го, наверно осенью, я о нем узнал. Густав как раз играл со «Свиньей» в «АУ», и Андрей же мне и рассказал о том, что у них крутой барабанщик. В «Народном ополчении» он появился в 1984 году. Потом мы стали записывать альбом «Новогодие», и он включился в запись, правда не сразу.

Запись «Новогодия» делалась на моей квартире, это была подпольная панк-студия «Begemotion records». В начале 80-х, наверно, единственная домашняя студия, на которой можно было реально записывать барабаны. На студии Алексея Вишни, на многих других студиях с лучшим аппаратом можно было только запрограммировать драм-машинку. Так и делал Алексей на записях группы «КИНО». И только на некоторых сыграл Густав сам.

Первые демо мы записали в Новый год, барабанили все кому не лень, и я в том числе. Пошли на улицу вереницей панков, я впереди с барабаном, устроили карнавал. Все было весело и беззаботно. И только Алекс, как всегда, получил от горожан по морде. Но несильно. Так что не убежал, а остался с нами до утра. Сразу после этого он привел ко мне Густава. И в январе 1985-го он уже записывался с нами. Густав сразу же включился в постпанковскую эстетику нашей музыки. Ему очень было интересно на моей студии, я помню, как он говорил, что это как раз та музыка, которая ему дико нравится. А мне понравилась лаконичность его игры. Он охотно дубасил в индустриальные железки, которые я ему предлагал. И даже сам принес колпак от настольной лампы и повесил его вместо тарелки. Так он записал большую часть треков для «Новогодия». Помню, Густаву нравились мои барабаны. У меня были всякие самодельные перкуссионные штуковины. А малый барабан я сделал не просто пикколо, а тонким, как лист. Два пластика и обода примыкали один к другому. Густав очень просил меня подарить ему этот snare. Но я был беден и не мог себе позволить новый. Я объяснил ему, как я его отпилил. И дал пару раз поиграть. Не помню точно когда, но потом он арендовал у меня этот snare на ранние концерты или репетиции с «КИНО».

Густав был немного странноват в нашей компании. Он ходил всегда безукоризненно одетым, был очень опрятный. Чуть ли не костюмчик. Может быть, жилетка вязаная. Тихий и скромный. Он не был панком точно. Он приходил вымытый, после бассейна при стадионе Лесгафта, что было вообще чуждо нашему подпольному постпанку. Он был аккуратен и педантичен. Но не хиппи. На хиппи был похож Дима «Волосатый». Густав был уже неоромантиком.

Маме моей сразу понравился этот «мальчик». На студии «Begemotion records» был «сухой закон». Понятия straight edge тогда еще не существовало. Но я не пил даже пива, а на входной двери и на моей майке был трафарет «У нас не курят». Тем не менее Алекс всегда приносил портвейн и прятал его в электрощит на лестнице. Порепетировав трек, все просились покурить перед записью. И возвращались, воняя свежаком. К тому же Алекс работал сутками на «скорой помощи». Он приходил в комнату, и весь воздух тут же заражался его носками. К тому же мы там играли музыку, и нам было жарко. А комната была два квадратных метра. И иногда ребята приводили друзей, которые теснились по углам. Так вот Густав был единственный из нас, кто пах одеколоном, приходил чистый, в глаженой жилетке. И часто совмещал сессии записи с походами, как я уже говорил, в бассейн. Нам было смешно. Но он вызывал уважение. Хотя Алекс бесился, как всегда, а Дима «Волосатый» Бучин ревновал, что вместо него играет Густав. Конечно, он не мог влиять на собственно аранжировки тех записей, которые мы делали на моей студии. Это была всецело моя епархия. Но он принес свой собственный саунд. Никто до него не играл такой пружинящий танцевальный бит, как он. Мы все обожали «Public Image ltd», с их агрессивной постпанковской гитарой, даб-басом, авангардистским голосом Роттена и совершенно дискотечными барабанами. Так вот Густав принес нам то, о чем мы мечтали. Простой, ровный грув, под который хотелось двигаться. И я разделял его мнение по поводу неоромантики. Все разделяли тогда увлечение новым романтизмом. Вернее, не разделяли его и панк. Новая волна – это была музыка того времени. Которая началась с рок-н-ролла «Sex Pistols» и «Ramones», регги «The Clash», перешла в авангард «Japan» и «Adam and the Ants», смешалась с готическим романтизмом «Damned» и «The Cure», обмазалась синтипопом и растворилась в попсе. Мы не чувствовали себя чужими ни в среде хардкоровцев, ни среди неоромантиков. Особенно в середине 80-х…

Густав восторженно показывал всем наши записи. Причем, я помню, я еще не закончил альбом, а он уже переписал себе треки, которые он наиграл и убежал с ними. Наверно, после прослушивания этих треков его и пригласили в «КИНО».

И потом все-таки мы вместе с Димой записали остаток альбома. Причем я требовал, чтобы он играл, «как Густав».

Тогда же все очень быстро менялось. Мы записывали двойной альбом, имея только кучу Алексовых текстов и моих музыкальных идей. Мы не репетировали, мы пробовали сыграть песню, договаривались о количестве куплетов и припевов, настраивали звук и сразу записывали. Во всем была сплошная импровизация. Мы очень быстро, за пару месяцев, записали кучу материала, часть которого не вошла в альбом. Густав за это время успел познакомиться с Виктором. То есть, когда он еще записывался с нами, его позвали в «КИНО». Мы же тогда были в подполье, а «КИНО» – в рок-клубе. «Народное ополчение» же не дало ни одного концерта (кроме акустических «квартирников») до 1987 года, когда группа вступила в рок-клуб. Так что Густав был студийным барабанщиком группы «НО». И ему хотелось на сцену.

«Народное ополчение» в студии Бегемота. 1984 год. Фото из архива Федора Лаврова

Он довольно многое принес в «КИНО» из того, что мы с ним наработали на студии «Begemotion Records» в 1984-м. Это было слышно из звучания «КИНО» сразу после того, как он там появился. Хотя с нами он стоя не играл. Сидел на попе ровно. Даже не подпрыгивал. И на фотографии это видно. Вот единственно, что я могу сказать по его манере игры, это то, что до нас он играл панк-рок с «АУ». А на записи «Новогодия» мы экспериментировали с танцевальным битом, ровным, как диско. И вот эта манера у него навсегда осталась во всех треках «КИНО». Нам нравилось, как он играл. Он был ровный, достаточно стабильный барабанщик. Он мог делать ошибки, и на барабанах они почему-то заметнее, чем на гитарах. Он не был машиной. Но мы никогда и не записывались под метроном. Так что у нас не было повода жаловаться на него. Никакого. Он нисколько не изменился как музыкант с того момента, как записал с нами «Новогодие», и до конца «КИНО». Но в его случае, в той группе, стабильность и строго следование стилю были важнее, чем изменчивость и прогрессивность. Это была группа, аккомпанирующая солисту, который мог любую свою песню спеть и без нее. И ничего бы не изменилось. Они не играли импровизаций. Они не изобретали новый стиль. Они не экспериментировали. Я думаю, если бы он играл в моих проектах, он развился бы как музыкант. И может быть, не стал бы художником. Но все сложилось так, как должно было сложиться. Мы могли бы стать друзьями, но наши пути разошлись.

Весной 1985-го я общался с ним в последний раз. На мосту через канал Глинки, около Мариинского (тогда Кировского) театра, где я работал. Я предложил ему создать новый проект, мне же очень нравилось с ним работать. Он был во всех отношениях приятным человеком в группе. А барабанщики в то время были большим дефицитом. Вот тогда он и сообщил мне, что ему сделали более интересное предложение.

И даже от стороннего сотрудничества он очень вежливо отказался. Просто чтобы вы поняли мои переживания тогда, я нашел барабанщика, с которым мог достойно выступать, только в 1993 году. Это был Юра Сонин, который сейчас играет с Максом Леонидовым…

К 1987-му тусовка реально расслоилась по течениям и стилям. И хотя всех можно было объединить под понятие «неформалы», тусовка уже выросла до таких размеров, что группировки начинали отстаивать свою «территорию». В движение неоромантиков влились мажоры. К панкам примкнули пэтэушники. А я вообще удалился от всей этой тусовки. Было интересно протестовать и чувствовать себя особенно свободным, когда ничего было нельзя. А когда все стало можно, протест и вся эта модная движуха сошла на нет к 1990-му. И остались только те, кого уже успел полюбить весь русский народ. А среди них и Витя Цой с Густавом и остальным «КИНО»…[625]

Георгий Гурьянов:

Да, еще я играл с Алексом «Оголтелым» и его партнером «Бегемотом». Группа называлась «Народное ополчение», это моя гордость, конечно… Там получился такой абсолютный стиль… Алекс крутой парень вообще, герой настоящий, герой рок-н-ролла, рок-н-ролл стар… Бескомпромиссный. Царство ему небесное[626].

В 1984 году Георгий Гурьянов становится барабанщиком группы «КИНО», где играл до смерти Виктора Цоя и фактического распада группы в 1990 году. Георгий отличался своеобразной, стильной манерой игры наударныхииграл, преимущественно стоя за установкой. По мнению многих завсегдатаев рок-клуба, например Наташи Васильевой, именно приход Гурьянова привнес в звучание «КИНО» совершенно новые ноты – некую элитарность, яркость, ощущение праздника. Произошла смена имиджа, подачи, одежды, бэкграунда, антуража. Именно такой человек был нужен группе. Человек, который смог уловить дух времени, ветер перемен и придать группе стильный, модный look.

Как вспоминала мать Георгия Гурьянова, Маргарита Викентьевна: Цой появился у них в доме году в 1983-1984-м и был до того скромным, застенчивым и добрым, что сразу же был тепло принят как самой Маргаритой Викентьевной, так и ее матерью. Каждый из участников «КИНО» имел ключ от квартиры Гурьяновых, и каждый в любое время мог туда прийти. Маргарита Викентьевна относилась к ребятам как к родным сыновьям… Она очень любила их музыку, и даже ее мама, которой было 92 года, с удовольствием слушала, как ребята репетируют.

Георгий Гурьянов. Автор портрета – Метсур Вольде. 2013 год

Евгений Козлов:

Георгия представить невозможно в «простой» профессии, а в сложной – духовной – NO PROBLEM. Ну например, он мог бы быть пиратом, матросом, или капитаном, или легкоатлетом иль заниматься HAUTE COUTURE. В любом из случаев на высшем уровне всегда[627].

Константин Кинчев:

Витька к Густаву прислушивался, потому что считал его очень образованным, интеллигентным, умным и чувствующим моду. Мне до сих пор это кажется странным, но Густав для Витьки был непререкаемым авторитетом[628].

Цой больше всего прислушивался именно к Гурьянову, особенно в вопросах аранжировок и визуальных образов. Как известно, Георгий обладает великолепным чувством стиля.

Юрий Каспарян:

Конечно, да. Вообще Георгий и Виктор – они вдвоем были как бы идеологами. Тогда уже был большой вал новой продукции, и во всем этом разобраться и отделить зерна от плевел было очень сложно[629].

Константин Кинчев:

Может, я как-то по-своему вижу, но Густав стоял на ступень выше других участников «КИНО» в нравственном плане для Цоя[630].

В целом – да, Гурьянов очень яркий человек и масштабом личности соизмерим с Цоем. Густава жизнь не согнула, он остался верен себе, и это вызывает уважение. К тому же он очень талантливый художник. Один из лучших в России. Так что Цою было за что его ценить и уважать.

Из интервью Виктора Цоя:

– Кого из художников ты наиболее ценишь?

– Георгия Гурьянова[631].

Уважение и высокая оценка были взаимными. В одном из своих интервью Георгий Гурьянов говорил, что даже в какой-то степени старался подражать Цою. Ему нравилась обаятельность Цоя, черты его личности, ироничное отношение к себе и действительности.

Вопиющей несправедливостью является утверждение, будто Гурьянов не принимал участия в создании «Черного альбома». Он тщательно проработал барабанные треки, все программировал сам. И очень болел за звучание альбома: это была его группа во всех смыслах этого слова.

Алексей Вишня:

Гурьянов стучал, как машина, ровно и ровно. Цою очень нравилось…[632]

По словам Алексея Вишни, неправда и то, что Георгий превратился в художника после августовской трагедии. Свои первые работы он выставлял еще в начале 80-х на неофициальных выставках современного советского авангарда. С тех пор на его счету многочисленные групповые и персональные выставки. Гурьянов первым в группе «Новые художники» стал изображать человека, пользуясь классическим языком, что резко контрастировало с квадратоголовыми персонажами картин остальных (В. Цой, «Африка», А. Крисанов, Инал и др.). Его картины выглядели не вполне умелыми с точки зрения классического рисунка; они были излишне декоративными, по-панковски изобилуя яркими, кричащими цветосочетаниями. Со временем в его живописи появились пластика и благородный колорит. Колоссальная работа по изучению старых мастеров принесла свои плоды в эпоху неоклассицизма, провозглашенного дизайнером группы «КИНО»

Тимуром Новиковым в начале 90-х годов. А сегодня Георгий Гурьянов – владелец личных писем и автографов таких величин, как Andy Warhol и Kit Herring. Среди его друзей известные бизнесмены, музыканты, диджеи: Westbam, Marusha, Millene Farmer. Его картины объездили весь мир, многие работы осели в частных коллекциях. Крупнейшие галерейщики мира внесли Гурьянова в свои чарты, а на Арт-форуме в Берлине его позиционируют как «Русского Веласкеса»[633].

«Мы живем в великом городе в эпоху возрождения классических европейских традиций, – говорит почетный профессор Новой академии изящных искусств Георгий Гурьянов, – мое исскусство призвано проповедовать античные традиции в этом океане модернизма, не допуская смещения, потери эстетических идеалов»[634].

Георгий Гурьянов в Симферополе. Май 1990 года. Фото из архива Олега Толмачева

Однако у некоторых поклонников предвзятое отношение к барабанщику группы «КИНО». Возможно, потому, что предвзято к нему относится авторитет для слушателей русского рока – все тот же Константин Кинчев, который открыто говорил, что терпеть не может Густава и всю тусовку «АССЫ», и называл их пустышками. По воспоминаниям Кинчева, «вина» за то, что Цой был модником и ориентировался на попсу, лежит именно на Гурьянове.

Впрочем, этот антагонизм у Кинчева и Гурьянова был взаимным и проистекал из разных эстетических установок.

Георгий Гурьянов:

«Алиса» была хамская, ужасная группа. Потом у них появился новый солист, москвич Кинчев. Я смотрел на них, когда они выступали в рок-клубе, как на антиподов: пьяницы, уроды, неряхи. Что еще можно добавить? Ничего хорошего. Я не идентифицировал себя с этой публикой, ни в коем случае![635]

Андрей Дамер:

…«Новые художники», к которым Цой, безусловно, принадлежал, были тонкими эстетами. У них вообще было очень развито чувство вкуса, моды, творческой интуиции, чувство прекрасного. Тимур Новиков, Олег Котельников, Георгий Гурьянов… Это замечательные художники советского поп-арта.

И они всегда были очень аполитичны, непартийны, не принадлежали ни к какому лагерю (как и Цой). Для них что советский диссидент, что член ВЛКСМ – это как две стороны одной медали. А Кинчев – полная противоположность.

С чувством прекрасного у него всегда были проблемы (в сценическом плане). И еще он постоянно призывал «решать, с кем ты». То есть совсем другие творческие установки. Кинчев называет их некрореалистами, но некрореализм – это другое. Это Евгений Юфит в основном. «Некрики» и «новые» сначала были вместе, а потом, в общем-то, разошлись. По крайней мере в своих лекциях Новиков всегда подчеркивал дистанцию между собой и Юфитом. Поэтому я думаю, что Кинчев другое слово хотел сказать… Просто когда художник эстетику ставит в основу творчества, нередко при этом он забывает о нравственности… Получается что-то вроде «Портрета Дориана Грея» Оскара Уайльда[636].

Но поклонники часто этого не учитывают, веря на слово только Кинчеву (хотя интервью Гурьянова процентов девяносто и не читало, по всей видимости) и тем самъм отказывая Цою в умении разбираться в людях. В Сети даже писали, что Гурьянов иногда завидовал Цою, потому что не мог сам писать песен.

Однако это не укладывается в голове, когда прочитаешь, например, вот этот отрывок из статьи А. Дамера – интервью с Гуръяновъм:

После интервью я созванивался с Георгием, чтобы уточнить некоторые детали. Я очень удивился, когда он сам попросил меня сделать копии с тех автографов песен, которые я ему зачитывал. Он сказал, что они ему очень запали. Потом даже переспрашивал. Было видно, что он трепетно относится к каждой песне Виктора[637].

Так что можно уверенно сказать, что Гурьянов очень любил и ценил Цоя и никогда ему не завидовал.

Рашид Нугманов:

Не уверен в ревности Гурьянова к Цою, это из разряда таких скрытых личных вещей, знать о которых может лишь сам Георгий. Но то, что Гурьянов человек ревнивый, это действительно так. Он открыто ревнует ко всем и ко всему, что имеет отношение к творчеству группы «КИНО» и к своей собственной роли в ней. В числе немногих исключений, пожалуй, Наташа и Каспарян.

Виктор ценил его вкус и чувство стиля, но они, конечно, не являлись определяющими во влияниях на творчество Цоя. Виктор обладал своим собственным диапазоном интересов, которые далеко не во всем совпадали со вкусами Георгия. Да и как может быть иначе? Виктор ценил людей со стилем, но у него была своя голова на плечах, ей он и пользовался, и ничьей другой[638].

Вот отрывок одного из редких интервью Георгия, которое он дал по поводу выхода фильма Рашида Нугманова «Игла Remix».

Георгий Гурьянов:

Я мечтал о создании группы вместе с Виктором. Мы с ним были знакомы, но из-за разных обстоятельств не могли договориться. И когда из команды ушел Алексей Рыбин, мы встретились и уже не расставались никогда. Втроем с очаровательным Юрой Каспаряном мы и образовали группу «КИНО». У нас был четвертый участник – взятый «напрокат» у группы «Аквариум» бас-гитарист Александр Титов. Но это был человек другого поколения, с другим складом ума и другими эстетическими воззрениями. Потом, когда Гребенщиков почувствовал опасность, он забрал его к себе. Витя договорился с Игорем Тихомировым, и, конечно, это был лучший выбор, ведь тот играл на бас-гитаре как бог. Музыка группы «КИНО» и сейчас не перестает меня восхищать, а качество записи настолько дерьмовое, что это даже развлекает: как будто специально испорчено. Тогда не было никакого шоу-бизнеса. Мы о нем только мечтали. Если бы он был, мы красовались бы на обложках всех глянцевых журналов, но и их еще не существовало. Ни костюмера, ни стилиста, ни визажиста – ничего. Например, Игоря Тихомирова наряжала супруга, чем несказанно веселила всех остальных. Потом появился модельер Костя Гончаров, создатель галереи моды «Строгий юноша», который шил черные рубашки Виктору и остальным участникам группы. Он был настоящий художник, создавал уникальные рукодельные изделия, но как будто мерил все на себя, а Костя был хрупким юношей. И поэтому костюмы, которые он шил, на мне трещали по швам: я был более атлетического телосложения. (Смеется.) Мы совершенно не интересовались политикой. Но песни Виктора настолько универсальная вещь, что каждый может найти в них что-то для себя. Например, песня «Перемен!» – это чисто философский трактат без капли политики, написанный еще до реформы Горбачева и никакого отношения к ней не имеющий. Другое дело, что мы приберегли ее для фильма «АССА»: Витя договорился об этом с Сергеем Соловьевым, поэтому ее и нет ни в одном альбоме. А после фильма она стала чуть ли не символом перестройки. В свободе интерпретации как раз и есть красота художественного произведения. Теперь все считают его своим: и кочегары, и плотники… Говорят, что он был человеком без образования. Не в этом дело. Самообразование, культурный слой – все это гораздо важнее диплома из какого-нибудь советского вуза. Витя был исключительно талантлив, он писал гениальные песни. Все, о чем говорилось между нами вечером накануне, могло превратиться утром в остроумную песню. В школе он изучал немецкий язык, но мы с ним пошли на курсы английского, и он освоил его прямо на моих глазах. Как-то Виктор собирался написать что-нибудь к большой выставке группы «Новые художники», но ему не хватало времени – так за пять минут появилась его работа «Картину написать не успел». С одной стороны, это концептуальное искусство, но с другой – это очень честно и искренне. На мой взгляд, Виктор полностью реализовал и свой актерский талант. Актер – это тот, кто может придумать мистерию, убедительно изобразить другого человека. А с Виктором, по-моему, иная история. Вот, например, Брюс Ли во всех своих фильмах – Брюс Ли. И с Виктором то же самое. В отличие от него, я мог позволить себе никогда и нигде не работать, у меня же не было такой жены-стервы. (Смеется.) Эта квартира-клетушка в спальном районе, где помимо жены жили еще ее мама и бабушка, – как там можно было находиться? Надо же было где-то спасаться от всего этого. Ради бегства от бытовухи он и в кочегарке трудился, и у меня какое-то время жил, и в Алма-Ату поехал сниматься в фильме «Игла». А потом отправился на съемки «АССЫ» в Ялту, где я познакомил его с Наташей Разлоговой: «Витя, тут такая девчонка классная!» И все у них сложилось!

У меня была очень хорошая база: я учился в музыкальном училище, брал частные уроки. Еще в детстве я услышал пластинку группы «Led Zeppelin» и пошел в музыкальный кружок при ДК имени Козицкого, возле которого жил, на Васильевском острове, и попросил научить меня играть на гитаре. Но там мне сказали, что сначала надо будет выучиться игре на балалайке. Конечно, я отказался. В итоге владею несколькими музыкальными инструментами, но гитару освоил лишь недавно. Витя был роскошный гитарист, и я хотел научиться играть, как он. Играть – всегда счастье, но это же и большая ответственность, когда несколько тысяч людей ждут от тебя великолепия. Для этого требуется серьезная энергия, нет и минутки, чтобы расслабиться. Это общий закон шоу-бизнеса, сформулированный, к примеру, группой «Kraftwerk»: «Забудь о своей личной жизни, зафиксируй свой образ…» Музыку я люблю и с утра до вечера поглощаю ее в огромных количествах. У меня шкафы пластинок – CD, винил, я все слушаю и все знаю. До сих пор играю сам для себя. Принцип жизни художников поп-арта: если не существует художественной среды, надо создать ее вокруг себя, игнорируя ту хрень, что предлагается. Нет музыки – напишем музыку, будем танцевать. Нет картин – нарисуем картины. Это же понятные вещи, простые: все в наших руках, мы – самые талантливые, самые умные, самые красивые. И там, где мы есть, – там все и происходит. Это ощущение было у меня с самого начала. Правда, пока мы не встретились с Виктором, оно не было стопроцентным. Казалось, что чего-то мне не хватает. Зато потом… (Смеется.) Нельзя сказать, что я хотел быть художником, это просто мое призвание. Я еще в 1980-е говорил своему другу, художнику Олегу Котельникову, который тогда был исключительно плодовит, что мое произведение искусства, вообще-то, я сам. Как я хожу, во что одеваюсь, что говорю – это и есть произведение современного искусства. Так я ко всему и относился. Мои слова могут показаться бахвальством, но в реальности это концептуальная художественная позиция. И в результате художники писали мои портреты, поэты посвящали мне стихи, а Витя – песни. (Смеется.) К концу 1980-х мне уже хотелось сосредоточиться на живописи, которой я стал серьезно заниматься, а это требует большого количества времени, уединения. Мне надоели бесконечные перелеты, гастроли, котлеты по-киевски в жутких ресторанах – все это не позволяло мне работать, участвовать в художественной жизни. В тот момент, когда Виктор погиб, мы готовились ехать в Токио. Группой «КИНО» должна была заняться влиятельнейшая японская продюсерская корпорация, речь шла о глобальном финансировании. В общем, можно было бы расслабиться… После 1990 года ответственность упала с моих плеч, и я нашел время для себя: путешествия, личная жизнь… Когда ты оказываешься в другой стране, в чужой среде, где тебя никто не знает, то начинаешь абсолютно с нуля. Это так захватывающе, так интересно. Я жил в Берлине в общей сложности несколько лет. Лондон, Париж, Нью-Йорк, конечно, Амстердам, итальянские города, мой любимый Мадрид…[639]

P.S. 20 июля 2013 года из Петербурга пришло известие о смерти Георгия Гурьянова. Очень жаль, что Георгий Гурьянов не дожил до выхода книги о «КИНО». Он одобрил идею выпуска этого труда, очень старался наполнить книгу материалом из своего личного архива и собственными воспоминаниями, очень надеялся и верил, что когда-нибудь эта книга увидит свет… Ирония судьбы… Да, Георгия с нами нет, но его мысли и комментарии живы на страницах этой книги, книги о группе «КИНО», о группе, которой Георгий Гурьянов отдал всего себя… Без остатка.

Юрий Каспарян

Если говорить об отношениях Цоя и Каспаряна, то вернее всего их определять как братские. Ни у Юрия, ни у Виктора братьев не было, а валентность в душе, видимо, была. По темпераменту они очень разные, – Юрий всегда был неторопливым и словно оторванным от реальности, Виктор, напротив, был человеком четким и собранным. Эта пара удивляла полярностью, – один четко сформатированный, а другой словно дымовая завеса. Но у обоих внутри был металлический стержень, и они друг про друга это понимали, просто в случае Каспаряна он не был заметен даже вблизи. Своей расслабленностью кошки, летящей вниз с десятого этажа и приземляющейся с безупречной элегантностью, Юрий словно притормаживал движение «КИНО», что обеспечивало машине группы высокую маневренность на крутых виражах.

Юрий Каспарян родился 24 июня 1963 года в Симферополе, где тогда отдыхала его мать, но вырос в Ленинграде.

Юрий Каспарян:

С 1-го по 7-й класс я параллельно учился в музыкальной школе по классу виолончели[640].

Юрий учился играть на виолончели в ДМШ города Пушкина в течение семи лет. Но не сдал выпускной экзамен и, соответственно, не получил диплома. По словам самого Юрия, произошла следующая история: он играл в снежки во дворе и забыл про экзамен! И ему до сих пор ужасно стыдно перед своим педагогом…

Зато про музыку Юрий не забывал никогда, и через несколько лет из гитариста-самоучки Каспарян превратился в одного из лучших гитаристов страны.

Юрий Каспарян:

К гитаре я пришел в седьмом классе. Как всегда у мальчиков. Началось половое созревание, я услышал будоражащую кровь рок-музыку, попробовал на гитаре поиграть и понял, что с легкостью могу изображать то же самое, что и эти боги с пластинок. Не с легкостью конечно, но я понял, что все это можно подбирать…[641]

После окончания школы он поступил в ЛИСИ, где проучился кое-как один год. Юрий Каспарян:

После окончания школы у меня было несколько планов. Типа план А, план Б… Чтобы избежать службы в армии, я поступил в институт, но, поскольку я уже активно занимался музыкой, продержаться там я смог только год, и меня отчислили. Тогда в силу вступил план Б…[642]

Увлекшись рок-н-роллом, Юрий действительно перестал думать о чем-либо другом. Со студенческой группой, в которой играли еще Михаил Борзыкин (позднее создавший группу «Телевизор»), Дмитрий Ежембовский, Валерий Сагамонян (ныне проживает в Финляндии, барабанщик-профессионал), Юрий начал выступать на дискотеках и танцплощадках. И вот однажды приятель Юрия Максим Колосов познакомил его с Алексеем Рыбиным, который и свел Юрия с Виктором Цоем в 1983 году.

Несмотря на небольшой опыт игры на гитаре, он удивительно быстро развивался как гитарист, и именно манера игры Юрия во многом определила лицо «классического» «КИНО» конца 80-х и стала, равно как и сам Каспарян, воплощением музыкального стиля группы. По мнению Наталии Разлоговой, чуткий, немногословный Каспарян, воспринимающий все на слух, всегда чувствовал себя комфортно лишь там, где все гармонично и спокойно. Видимо, такой и была атмосфера «КИНО».

Вот что об этом союзе писал в 1988 году «Московский комсомолец»:

Первый же выбранный Цоем кандидат – гитарист Юрий Каспарян вызвал в среде коллег-музыкантов недоумение, – «он совсем играть не умеет». Однако время расставило все и всех по местам. Искушенные мэтры, без энтузиазма встретившие Каспаряна, виновато разводят руками – ну кто бы мог подумать, что у Цоя такая интуиция.

Юрий Каспарян. Рига. 1986 год. Фото – Николай Краснопевцев

Борис Гребенщиков:

Юрка Каспарян неблестяще играл на гитаре, но Витька его всегда защищал, исходя из того, что это правильный человек, а играть научится. И был абсолютно прав, как опыт показал[643].

Рашид Нугманов:

Его музыка – это не только Виктор Цой, это еще и группа «КИНО». Виктор сам всегда это подчеркивал. Я глубоко убежден, что «КИНО» не имело бы такого своего лица, если бы не было Юры Каспаряна. Звучание его гитары для меня одно из самых любимых в советском роке. Мне кажется, что это был пример счастливейшего сотворчества. Виктор мне рассказывал, что, когда он взял Каспаряна в группу, многие ему говорили: зачем ты его берешь, он ни во что не врубается! Юрик до этого тяжелый рок играл, по-моему. И все Цою говорили: у тебя же совсем другой стиль, ничего у тебя с ним не получится. А Виктор сразу в нем увидел своего человека. Это очень важно, когда люди, несмотря на всякие наговоры со стороны, видят суть и доказывают, что они правы[644].

Группа «КИНО» была отнюдь не политична, в ней не было никакого экстремизма, как, к примеру, у «Алисы» или «Телевизора». Скорее наоборот – «КИНО» проповедовало, в общем-то, буржуазный стиль жизни.

Юрий Каспарян:

Мы частенько шутили, что у нас, в общем-то, странная группа: один после «дурки», второй никогда в жизни не работал, тунеядец, по сути, и я со своей виолончелью…[645]

Чтобы не оказаться в армии (поскольку, как и Цой, Юрий не хотел попасть в Афганистан, да и не желал прекращать музыкальную деятельность), Юрий поступил в техникум морского приборостроения, где была военная кафедра. Подобных техникумов во всем Ленинграде было всего три, о них мало кто знал, но Юрию удалось туда поступить и с успехом закончить обучение.

Юрий Каспарян:

Следуя плану Б, я поступил в техникум морского приборостроения, там была военная кафедра. Это был 1982–1983 год как раз. В общем, отучился, закончил… Там уже как раз Джоанна была, был такой замес…[646]

Единственной проблемой, по словам Юрия, было то, что после окончания обучения нужно было три года отработать по распределению на секретном подводнолодочном производстве, в ЦКБ «Рубин». Самому же Юрию, мечтавшему, как и Цой, устроиться на работу в какую-нибудь кочегарку, ужасно не хотелось заниматься конструированием приборов для подводных лодок, и он мечтал получить справку о свободном распределении, что ему в конце концов и удалось.

Юрий Каспарян:

В общем, поступил я в техникум. А техникум-то был военно-морской, после окончания там распределение было на разные «Рубины», «Изумруды»… Ну я пометался, пометался и пошел сдаваться. Что-то сработало, я, конечно, не знаю подробностей. Отец мне помог или кто… Во-первых, на собеседовании я расписывал, конечно со злым умыслом, достоинства своего папы, члена Академии наук, который в то время вел активную переписку с западными коллегами. А во-вторых, Джоанна уже была, из-за этого тоже пасли.

Юрий Каспарян в Симферополе. Май 1990 года. Фото из архива Олега Толмачева

И когда я пришел поступать по распределению в секретное конструкторское бюро, которое занимается подводными лодками, начальник отдела кадров меня прямо спросил: «Вы правда хотите у нас работать?» Я честно ответил: «Нет». И получил справку о свободном распределении[647].

Получив вожделенную справку, Юрий устроился кочегаром. Впоследствии он не раз говорил, что милостивое разрешение начальства «Рубина» отправиться на все четыре стороны было связано с вмешательством КГБ – Юрия просто не допустили до работы на секретном объекте, поскольку «он уже тогда вовсю с Джоанной тусовался».

Юрий Каспарян:

Я – младший лейтенант, мог бы и до капитана подняться, если бы на сборы ездил. Кстати, когда через пару лет сам попросился в армию – не взяли. У вас, говорят, жена американка![648]

Как вспоминал Каспарян, долгожданное и с таким трудом найденное место в кочегарке совершенно себя не оправдало и вместо свободного графика принесло лишь кучу проблем.

Юрий Каспарян:

Я устроился оператором газовой котельной, это, конечно, чудовищная была котельная, не маленькая, в центре, тихая, где спишь сутки, а потом трое гуляешь, а огромная, пять котлов с двухэтажный дом, на улице Салова. Сейчас ее нет, по-моему, уже. Меня там никто не хотел замещать совершенно… Поэтому я работал там сутками, один. И поэтому в самодельном клипе Джоанны «Видели ночь» меня нет. Они видели ночь без меня. Витя там соло на дереве сыграл… И вот я там мучился, а потом Саша Титов подбросил мне свою синекуру… Работа – руководитель художественной самодеятельности в техникуме. Там все начиналось с дружеского поединка такого… А потом уже мы что-то из «Аквариума», из «Игр» играли там. Ребятам нравилось… А потом мы уже в «Бенефис» переехали. Хотя нет, сперва я в «Поп-механику» устроился работать, в Ленконцерт. У меня где-то трудовая книжка лежит, там все записано… Ну вот, значит, потом мы к Гартсману в «Бенефис», театр-студию… А после уже мы сами с Айзеншписом стали работать. Потом это был Фонд Виктора Цоя какой-то…[649]

2 ноября 1987 года Каспарян женился на американке Джоанне Стингрей… Впоследствии брак распадется и Джоанна вернется в США. По поводу этого неудачного союза будут ходить сплетни, что «Стингрей любила Гребенщикова, замуж вышла за Каспаряна, а нужен ей был только Цой». Злые языки также утверждали, что женитьба Каспаряна на иностранке была некоей формой эмиграции, поскольку так решалась проблема выезда за рубеж.

Юрий Каспарян:

Я никогда не хотел эмигрировать. Брак скорее был средством адаптации для Джоанны Стингрей, чем средством эмиграции для меня. Просто договорились однажды, что нам будет хорошо вместе. КГБ, конечно же, интересовался. Причем мной – нет. Интересовались Джоанной, но весьма корректно, судя по ее рассказам. Встречи в ресторане, беседы… А что со мной разговаривать? Стучать я ни на кого бы не стал. Не знаю даже, что это такое. Рассказывать, чем мы занимаемся? А чем? На х… всех посылаем, да и все. Важничаем да на гитарах играем! Суперзвезды, блин![650]

Группа «КИНО» была модной группой. По фотографиям видно, как менялись «киношники». Длинные волосы, грим, стильные прически… По словам Юрия, «каждый месяц что-то менялось, мы следили за сверстниками на Западе, группами „Duran Duran“, „Spandau Ballet“, „Ultravox“ Кстати, бас-гитарист „Ultravox“ приезжал в Питер, и мы секретно встречались. Все было очень конспиративно. В завесе тайны и чувстве опасности мы находили остроту ощущений… Главнъм модником был, конечно, Георгий Гурьянов. Следил за собой и нам не давал спуску, ругал за неопрятный с точки зрения моды вид»[651].

Юрий Каспарян:

Мы слушали много западных групп… И часто хихикали над тем или иным моментом… Например, мне очень нравилось напевать мелодию ансамбля «Песняры», которая еще есть в мультфильме «Ну, погоди!» – «Косил Ясь конюшину…». Только напевал я ее – «Косил „Yazoo“ конюшину…»[653].

Юрий Каспарян из всех участников «КИНО» был наиболее близок к Цою, и смерть Виктора вызвалау него (равно как и у остальных участников «КИНО») сильный шок и полную растерянность. Было непонятно, как жить и что делать дальше. По словам Юрия, «карьерный момент совершенно не рассматривался тогда никем из нас. Была потеря друга, и все»[652].

Рашид Нугманов:

Что касается наиболее близкого друга, то, разумеется, Каспарян. Я бы даже назвал его младшим братом. Как пел Виктор: «У меня есть братья, но нет родных». К Каспаряну это в полной мере относится. Без сусальности и сладкой идиллии. Просто по жизни. Не то чтобы Виктор как-то специально выделял эти отношения словами, зачем? Сама жизнь выделяла. Лично для меня – это факт[653].

После смерти Виктора Цоя и распада группы «КИНО» Юрий Каспарян с головой ушел в поиск новых смыслов. Он продолжал совершенствовать свое гитарное мастерство, искусство аранжировки, однако вновь играть в какой-либо группе не имел никакого желания. Да и, по словам Алексея Вишни, «не было в то время на рынке достойной ниши, которую он мог бы занять». Заполучить легендарного гитариста в группу мечтали многие. Эдуард Нестеренко попытался привлечь его в группу «Петля Нестерова», но не смог удержать. Оказав помощь в записи гитар на студии и отыграв несколько концертов, Каспарян ушел, еще раз подтвердив свое даосское кредо: «Если можешь чего-то не делать – не делай».

Юрий Каспарян:

Было время выбора. Стала намечаться линия игры в других составах. На гастроли в Питер приехал Дзуккеро, такой итальянский прототип Джо Кокера. Я считался тогда в неких хитах лучшим гитаристом. И менеджер Дзуккеро обратился через Юру Айзеншписа ко мне, пригласил сыграть на концерте. Честно сказать, эта работа не доставила мне ни радости, ни удовольствия[654].

По словам Каспаряна, после смерти Цоя у него произошла полная смена формата внимания. И это можно понять. Музыканты «КИНО» работали всегда с готовым материалом, с теми песнями, которые им приносил и показывал Виктор. От остальных музыкантов «КИНО» требовалось дать этой песне достойную оценку и придать форму поп– или рок-музыки, а бывало, Виктор приносил уже готовую рок-песню. Таковой, например, явилась «Группа крови», в аранжировке которой почти нет участия других музыкантов – Цоем придуманы партии как баса, так и гитары.

Юрий Каспарян. Фото Натальи Ивановой из архива Игоря Борисова

Юрий Каспарян:

Изображал он все это голосом, но поскольку народ язвительный, придирчивый, Витя стал записывать себя на пленку и для нас просто включал запись. Это же тонкий момент, когда свое произведение представляешь очень близким людям[655].

В 1990 году на вечеринке у Сергея Бугаева, художника «Новых диких», Каспарян познакомился с Сергеем де Рокамболем и Анной, его женой. В процессе общения Сергей посвятил Юрия в свои разработки так называемого «Атриум-алфавита». Юрий ничего из произносимого Сергеем поначалу не понимал, но со временем в нем проснулся интерес, и он с удовольствием принял приглашение Рокамболя сотрудничать с арт-группой «Атриум драконовы ключи».

Результатом этого сотрудничества становится первая музыкальная интерпретация базовой концептуальной разработки арт-группы – «Атриум-алфавит», которая в 1991 году была представлена на выставке группы на первой советско-американской конференции по трансперсональной психологии.

Юрий Каспарян:

Я стал интересоваться базой разных культур, их мифологией и нумерологией. И первый мой самостоятельный альбом создан на основе «Атриума». «Драконовы ключи» были написаны к выставке в Голицыне, где проводилась советско-американская конференция по трансперсональной психологии. «Атриум-алфавит» – инструмент морфогенетический, но у меня не было цели найти ключ к формам классическим, сонатным. Хотя подробно изучал «Хорошо темперированный клавир» Баха. Там коллаж тональностей и ходов наиболее ярок. Мой результат получился добротным, но мог быть и повеселее[656].

Осенью 1990 года Каспарян под именем Георгий крестился в Преображенском соборе Петербурга. Крестным отцом становится Сергей де Рокамболь. С момента крещения Юрий предпочитает называть себя именем, даннъм ему при крещении, чтобы меньше было ассоциаций с группой «КИНО». По словам Каспаряна, «это была совсем другая жизнь…»[657].

Зимой 1996 года Рокамболь, выбивший из фонда Сороса грант на музыкальный проект, подключил Каспаряна к работе над ним. Так появился состоящий из 12 треков альбом «Драконовы ключи», который сегодня сложно обнаружить на полках музыкальных магазинов. По словам Рокамболя, «это был сугубо концептуальный проект, смысловые нити которого сводились к тому, что эту работу необходимо поставить на полку и непременно забыть; послушать, но только один раз, ибо секрет должен остаться тайной».

Юрий Каспарян:

Да, я крестился, и у меня появилось еще одно имя. А что касается Рокамболя, то мне стало ужасно интересно просто… «Атриум-алфавит»… Все интересно и хорошо. Сейчас вот я поеду на дачу, буду записывать музыку. Общение с Сергеем я не прекратил, он меня периодически приглашает, результаты нашего общения можно в фейсбуке Сергея услышать, он на стену выкладывает… Композиция «Корни и ствол», «Ствол и ветки», «Листочки-колокольчики»… Вот я сейчас буду «Птички и облака» делать[658].

Через год Юрий в компании Вячеслава Бутусова и при участии Сергея Рокамболя записывает альбом «Незаконнорожденный АльХимик доктор Фауст – Пернатый Змей». Затем Юрий совместно с Вячеславом начинает почти трехлетнюю работу над проектом «Звездный падл», автором музыки и текстов которого стал Евгений Всеволодович Головин. К сожалению, проект не имел коммерческого успеха, да и публика была несколько удивлена столь резкой сменой музыкального стиля как Бутусова, так и Каспаряна.

И вот наконец в 2001 году Каспарян принимает предложение Бутусова, и появляется группа «Ю-Питер», в которую изначально помимо Вячеслава и Юрия входили Олег Сакмаров (экс-участник «Аквариума») и Евгений Кулаков (экс-участник «Петли Нестерова» и «Wine»).

Группа была представлена и октября 2001 года, а в ноябре записала свой первый сингл «Ударная любовь». Первый концерт прошел 24 января 2002 года в Москве, в ДК Горбунова. С тех пор группа активно гастролирует по России, ближнему и дальнему зарубежью, исполняя в основном песни периода сольного творчества Вячеслава Бутусова, а также хиты групп «Наутилус Помпилиус» и «КИНО».

Можно с уверенностью утверждать, что после смерти Цоя Юрий Каспарян вновь обрел себя, сумел остаться в музыке и занимается сегодня любимым делом – игрой на гитаре. Невозможно отрицать и того, что многие идут на концерты «Ю-Питера» вовсе не ради Бутусова, а чтобы послушать виртуозную игру на гитаре Каспаряна и песни Цоя в его исполнении. Это факт.

Игорь Тихомиров

Игорь Тихомиров родился 17 апреля 1961 года в Ленинграде. После школы поступил во втуз, но диплом так и не получил – бросил учебу. В 1981 году организовал группу, которая позднее стала называться «Джунгли» (группа просуществовала до 1990 года). В группу «КИНО» Игорь Тихомиров пришел незадолго до 4-го фестиваля Ленинградского рок-клуба и заменил на этом посту басиста Александра Титова. На тот момент Игорь был одним из лучших бас– гитаристов Ленинграда.

В группе «КИНО» Игорь был самым опытным, профессиональным музыкантом, воплощением точности, и перед 4-м фестивалем рок-клуба буквально за два дня выучил все нужные музыкальные партии, благодаря чему она успешно отыграла свою программу.

Игорь Тихомиров на концерте в Таллине. 1986 год. Фото – Николай Краснопевцев

Георгий Гурьянов:

…Витя договорился с Игорем Тихомировым, и, конечно, это был лучший выбор, ведь тот играл на бас-гитаре как бог[659].

Игорь Тихомиров:

На самом деле очень простая история произошла. Там в рок-клубе какой– то всегда был конкурс – гитарист лучший, басист лучший, ну, какая-то

хрень. На самом деле очень все просто – по каким-то итогам, кажется, мне то ли Витя сказал, то ли кто-то, что, Игорь, ты лучший басист в какой-то там год… И вот, значит, Витя пригласил меня, а я же работал, играл и обожал, и обожаю до сих пор, группу «Джунгли». Такие серьезные всякие коллектив– чики музыкальные, которые для меня тоже немаловажные, вот, но я с удовольствием согласился работать с группой «КИНО», не подозревая на тот момент, насколько это серьезно будет… Ну конечно, а кто мог предполагать? Никто, конечно[660].

Алексей Вишня:

В 1986-м в группу «КИНО» пришел новый басист – Игорь Тихомиров. Он давно уже вырос из музыки группы «КИНО» и играл в ней скорее из понта…[661]

Именно появление Игоря Тихомирова стало завершающим этапом становления группы «КИНО». В этом составе начался стремительный взлет группы к вершинам славы. Музыканты делали общее дело, которое любили. Цой нашел коллектив, который его понимал, хотя периодически возникали вкусовые разногласия.

Георгий Гурьянов:

Да, были, конечно, трения с Тихомировым, нервы, но я бы всегда смог найти компромисс…[662]

Игорь Тихомиров:

Умение Гурьянова играть на барабанах – оно для меня вот, допустим, как для бас-гитариста, оно ну такое… притча во языцех для многих там барабанщиков: «Он не знает: чего, как…» А я им доказывал, что «нет, Георгий Гурьянов умеет играть на барабанах, играет на них здорово, вкусно, и правильно, и в нужное время». А самое главное – у него абсолютное, абсолютное чувство времени. Мэтр…[663]

Несмотря на успех «КИНО», Тихомиров не расстался с группой «Джунгли», а также периодически выступал с музыкантами «КИНО» в группе Сергея Курехина «Поп-механика».

С 1987 года Тихомиров начал сотрудничать и с группой «ДДТ». Он принимал также участие в записях некоторых альбомов группы «Алиса», «Охота романтических ICH», снимался в фильме «АССА».

На посту бас-гитариста Игорь Тихомиров прошел с группой «КИНО» с 1986 по 1990 год и по праву считается участником «золотого», звездного состава группы.

Игорь Тихомиров:

…«КИНО» всегда было сообществом людей, которые занимались творчеством не столько музыкальным, сколько идеологическим. Вы сумеете узнать гораздо больше, почувствовать все гораздо тоньше, если вы будете обращаться с вопросами, если вы будете размышлять о том, что происходит перед вами сейчас. Попробуйте почувствовать себя одним из участников творческого процесса, который все время происходил в нашей группе[664]

После смерти Виктора Цоя во время работы над последним альбомом группы «КИНО» основная нагрузки выпала именно на долю Тихомирова. Вместе с Юрием Каспаряном он восстанавливал акапелъные записи голоса Виктора Цоя, после чего они обрабатывали материал и накладывали новые аранжировки.

После «КИНО» Игорь играл в разных коллективах, собирал студийный и концертный аппарат, вынашивал идею построить небольшую звукозаписывающую студию, которую и построил совместно с группой «ДДТ». Там Игорь теперь и работает.

Как бас-гитарист Игорь принял участие в работе над альбомом «Я получил эту роль». Басовые партии Тихомирова также звучат в альбомах «ДДТ»: «Актриса Весна», «Любовь», «Метель августа», в программе «От и До», а также в отдельных песнях, например «Просвистела».

Игорь Тихомиров на концерте в Таллине. 1986 год. Фото – Николай Краснопевцев

Мало кто знает, что именно Тихомиров сыграл легендарное соло на безладовом басу в композиции «Дождь». В середине 1990-х Игорь Тихомиров принимал участие в записи вышедшего в 1995 году альбома «Сын солнца» группы «Рок-штат», работал в джазовом проекте с Александром Ляпиным, был организатором и вдохновителем питерского рок-клуба «Полигон». В период 2000–2001 годов принял участие в проекте «Звездный падл» с Юрием Каспаряном и Вячеславом Бутусовым. В 2004 году принял участие в качестве звукооператора в работе группы «Кукрыниксы» над альбомом «Столк новение».

Сегодня Игорь Тихомиров работает звукорежиссером группы «ДДТ». Это одна из самых высокооплачиваемых рок-групп страны, хотя концерты группа часто дает бесплатные, – в одной лишь Чечне их не перечислить. Замечу, что Игорь, как и Юрий Каспарян, не жалуется на судьбу, он остался в музыке и занимается любимым делом.

Группа «КИНО» и авторские права

Группа «КИНО» за время своего существования не успела столкнуться с проблемой авторского права, поскольку времена менялись и авторское право, по сути, не соблюдалось. Зато в 90-е во весь рост встала проблема с авторскими правами на творческое наследие Виктора Цоя, вернее, на записи «КИНО», которые делались коллективом.

По факту музыканты оказались отрезанными от музыки, с которой работали много лет.

Юрий Каспарян:

Нами – Каспаряном Ю. Д., Гурьяновым Г. К. и Тихомировым И. Р. было подано два судебных иска. Первый: о подтверждении соавторства (истцов) на аранжировки песен группы «КИНО». Ответчики: наследники Цоя В. Р. Второй: о нарушении смежных прав истцов в отношении исполнений альбомов группы «КИНО». Ответчик: ЗАО «Мороз Мьюзик». Судебное разбирательство по обоим искам завершилось подписанием мировых соглашений, согласно которым ответчики признали нарушение авторских и смежных прав истцов. На данный момент договоренности по мировым соглашениям ответчиками не выполняются[665].

Алексей Вишня:

…«КИНО» даже судились с Марьяной, и я выступал на стороне группы в суде. Гурьянов приехал за мной на такси домой и сам отвез меня в суд. Я тут совсем не одинок в брюзжаниях на тему того, кто кого здесь объел. Марьяша поступила как карманница, слив награбленное скупщикам краденого. Лишь по случайности это произошло. С другой стороны, она действовала, как волчица, охраняя себя, своего детеныша от нищеты, которая непременно бы настала, успей Виктор вовремя с ней развестись. Оправдать это, конечно же, можно, – за своего ребенка любая мать выцарапает глаза. Просто у Каспаряна, например, тоже дети есть… Она исключительно юридически получила права на все, и мои в том числе, фонограммы. Просто они не успели развестись. Для Марьяны смерть Цоя стала счастливой судьбой, а иначе жить бы ей на скромные алименты. Наташа Разлогова – настоящая, женственная, умная, воспитанная женщина. Я так радовался за Цоя после их интервью Шолохову – не передать. Весь город об этом шептался. Цой был весьма прижимист, и Марьяне особо ничего не светило. Стоило умереть – она получила все. Когда я остался без жилья, на костылях после больницы, позвонил ей и попросил помощи, она сказала, что у нее и без меня есть кому помогать, – мужа нового надо кормить и сына растить. Я ее понял тогда, когда она мне отказала в помощи. Я ее понял. Она не простила мне хорошего отношения к их разрыву. Цой – это и есть Марьяна. Это ее интерфейс. Она так считала всегда и ревностно охраняла его[666].

Алексей Рыбин:

Все права у Саши Цоя – были и есть. Управляет правами «Мороз Рекорде»… Все абсолютно по закону, и все правильно. Саша – единственный наследник. И я в суде выступал на его стороне. На чьей еще я мог выступать? Я защищал права законного наследника. Пока Саша был несовершеннолетним, правами (Сашиными) управляла его мать – Марьяна. Теперь владелец – Саша. А что касается «КИНО», то они не соавторы. В этом-то и был предмет разбирательства. Какие они соавторы? Где самостоятельная художественная ценность нот Тихомирова или Каспаряна? Здесь нужно определить, являются ли их партии неотъемлемой частью песен Цоя? И имеют ли самостоятельную художественную ценность? По мне – так нет. На самом деле они просто исполнители песен Цоя. На песни «Rolling Stones» права не принадлежат ВСЕМ музыкантам «Rolling Stones». Они принадлежат Джаггеру и Ричардсу. Авторам. А не Уоттсу, и не Вуду, и не Вайману. Но подлянка в том, что Марьяна «киношникам» ежегодно платила «в черную» – от всех переизданий «КИНО» – просто по доброте, что называется, душевной. Мне, кстати, тоже платила. А потом вдруг они проснулись, им показалось мало, и они затеяли этот суд. Суки, я сказал, если вы так любите своего Витю, так любите и его сына. И не отбирайте у него деньги (его деньги!). А вы, здоровые мужики, «музыканты», как вы себя сами называете, заработайте себе сами, а не сосите бесконечно из песен Цоя, которые он и без вас распрекрасно бы пел и продавал[667].

Алексей Рыбин немного не прав. Группа «КИНО» билась не столько за деньги, сколько за возможность работать с музыкой, которой были отданы годы. У проблемы авторского права есть и еще один аспект, – владелец авторского права может запретить использование музыки в проектах, которые считает этически неправильными.

Но теперь, когда Александр Цой возобновил общение с музыкантами «КИНО», можно уверенно сказать, что никаких споров и судов больше не будет.

Часть 2. Родные и близкие