рассказывать правду. Я даже начала писать книгу, немножечко написала о Вите… То, что вот наше с ним. Дошла до Марьяны, и все. Не могу писать. Начинаю какие-то сказки сочинять. Не получается.
Однажды ко мне приехала одна девочка, журналистка из Москвы. Долго меня умоляла, звонила и прочее… В итоге я согласилась, они пришли – эта девочка с блокнотиком и парень с камерой. Заходят, поняли, что все нормально, говорят: «Мы с телеканала, Домашний“, делаем цикл передач про тещу…» Я переспрашиваю: «Про что?» – «Про тещу. Трудно ли было быть тещей Виктора Цоя? Тещей гения?» Вот такой вопрос был. Я говорю: «Деточка, ты понимаешь в русском языке?» – «Ой, конечно, я окончила то, се…» Я ей опять: «Все эти ваши тещи, зяти, невестки, шурины и прочее пришло из деревни. В городах такого не было. А в Петербурге тем более. Теща могла быть у дворника, но не у дворянина. Вы когда-нибудь слышали, милочка, или читали где-нибудь, может быть, писали – теща Пушкина?» – «Нет», – говорит. Я ей: «Вот именно. А вы хотите, чтобы я с этой позиции неизвестно кого вам что-то рассказывала».
Они еще про семью пытались спросить: «Если бы Витя живой был, то и Марьяна бы не умерла?» Ну что за вопрос? Ну детский сад. «Вы бы хотели, чтобы Витя вернулся?» А мне-то каким это боком? Мне вообще все равно.
Я вообще не из той компании… Они мне: «Вы же очевидец!» А я им: «Ну какой я очевидец? Я соучастник!»…
Это у Марьяны было терпение невозможное. А мне звонят из издательства и спрашивают: «Нет ли у вас каких-либо новых фотографий?» Ну какие фотографии? Давно все умерли! Недавно вот звонят с канала «Россия» и говорят: «Инна Николаевна, мы приглашаем вас на обсуждение книги. Один человек интересный написал книгу про вашу дочь и назвал ее „Марианна“». Я сразу начинаю крутить хвостом по полу от всего этого. «Может быть, Саше будет интересно?» А Сашка, знаете, какой? Это, конечно, да… Вырос вот.
Ему совершенно невозможно что-то сказать. Он – Цой. Настоящий. Тот никого не слушал и молчал. Скажет слово, и все. И этот точно такой же.
Когда Виктора не стало, Марьяна с Наташей немножко общались, но совсем немного. Я могу сказать, что вот когда Сашка был в Москве, к Марьяне приехала Саша Кинчева и говорит: «Приходила к нам Наталия Разлогова, я ей сказала, что Саша в Москве, она попросила передать, чтобы Саша ей позвонил, может быть, нужна ее помощь…» У Марьяны сразу шок, она под потолок: «Что она сказала??? Хватит с нее и одного Цоя, второго не отдам!» Так и не допустила никаких общений. Один раз Наташа была у нас после смерти Цоя в Питере здесь, да… Это правда. Мы ее пригласили. Ну и по телефону она общалась с Марьяной иногда… Я же ее не пускала довольно долго. Она долбила меня почти год: «Инна Николаевна, может быть, вы переменили свое отношение?» Нет, говорю, дорогая… Но у нее характер, конечно. Она меня, как железо, ковала, ковала и выковала. Договорились о том, что она приедет. А накануне ее приезда я узнаю, что книгу тут написали, зовут меня обсуждать неизвестно что, и я так рассердилась, что звоню ей и говорю: «Наталья, не приезжайте, я не хочу ни о чем разговаривать и видеть ничего не хочу, все отменяется». Она сразу: «Что случилось?» Рассказываю ей. Наталья, конечно, сразу как бультерьер вцепилась: раз, говорит, так – надо всем доказать обратное. А я ей говорю: «Никогда никому ничего не докажешь. Слышит только тот, кто хочет слышать». Но, в общем, приехала она, пришла к нам. Они с Сашей хоть пообщались. Она же его с детства не видела. Все было очень нежно. Наташа все Сашку там завлекала работой у Эрнста. При встрече они про это поговорили и о чем-то договорились. Он сразу – вот, я поеду, значит, туда-сюда… А я ему: «Вот, я же тебе сколько раз говорила – позвони Наталье!» Пока звезды не встали – он не договорился…[739]
Уходя из жизни, Марьяна оставила матери и сыну несколько своих картин. Про одну из них, изображающую символического ангела, Марьяна сказала, что это ангел-хранитель и он будет охранять дорогих ей людей после того, как ее не станет…
Виктор Цой и мать его ребенка покоятся рядом на Богословском кладбище Петербурга. Как и на могиле Виктора, на могиле Марьяны море цветов и свечей. «Киноманы» почитают Марьяну не меньше, чем самого Виктора[740]. Она не только была спутницей жизни и музой лидера «КИНО», но и сама сыграла в истории питерского рока немаловажную роль. Нам будет не хватать ее. Спи спокойно, леди рок-н-ролл…
P.S. При разборе почты Виктора Цоя мной был обнаружен конверт на имя Марьяны Цой. В конверте находилась обычная советская почтовая открытка с поздравлениями к Дню 8 марта… Текст же был таков:
«Милая, тысячу раз милая Марьянушка!!!! И также твоя мама! Поздравляю тебя с Международным женским днем 8 марта и всенародным торжеством, душевным для меня, моих близких и друзей – днем твоего рождения! Мне стыдно было позвонить, но из-за почти вооруженной ситуации все русскоязычные концерты приостановлены и перенесены на будущее. Но я все равно встречусь и организуюсь с Вами! Огромный привет Рикошету и Объекту! Ваш Марк. И Оксана тоже. Шлямович Марк. Таллин, 1990 год»[741].
Валентина Васильевна
Родилась Валентина Васильевна Цой (Гусева) 8 января 1937 года в Ленинграде, где и прожила долгую и трудную жизнь.
Многие «киноманы» относятся с особым пиететом к матери Виктора Цоя, считая, что это именно она взрастила таланты их кумира, что она лучше всех понимала своего сына и «сделала» его как личность. Многие считают, что именно благодаря матери и первой жене Цой состоялся как музыкант. И когда Цоя не стало, убитые горем поклонники пошли к его матери за утешением и общением, в котором она им никогда не отказывала, как не отказывала представителям СМИ в интервью и комментариях. Из всех близких Виктору людей она была самой общительной. И если Марьяна давала интервью скорее по необходимости и, как правило, знакомым, то Валентина Васильевна была открыта всем.
Сам Виктор о роли матери в своей жизни никогда не говорил. Поэтому все, что известно о близости матери и сына, известно с ее слов.
Считается, что Валентина Васильевна искала в ребенке способности и стремилась раскрыть их, старалась воспитывать Витю сама и ограждала его от влияний со стороны. По ее словам, она любила читать ему книги из серии «Жизнь замечательных людей», хотела заинтересовать Виктора тем, как формируются талантливые люди, и таким образом помочь сыну раскрыться. Как известно, именно Валентина Васильевна заметила у сына талант к рисованию и отдала его в художественную школу, где и началось увлечение Цоя рок-музыкой.
Как видно из многочисленных интервью, родители Цоя ему полностью доверяли. Семейных сцен не было, все жили мирно. Однако родители Виктора не предполагали, что их сын пойдет по тому пути, который Цой выбрал в итоге.
Из интервью Роберта Максимовича Цой:
– Кем вы хотели видеть сына?
– Мать была уверена, что Виктор станет художником, он ведь с детства – лет с шести, наверное, – очень хорошо рисовал. ‹…›
– Поначалу вы не приняли его увлечение музыкой?
– Не то чтобы не приняли, просто не верили, что это у него серьезно. Думали, очередное увлечение, которое скоро пройдет. А уж того, что у него помимо музыкального еще и поэтический талант проявится, даже представить себе не могли. ‹…›
– От последнего места работы вы, наверное, в особый восторг не пришли?
– Меня больше расстраивало, когда он вообще не работал. В те времена ведь как было: не трудишься где-то – значит, тунеядец, а за это могли и посадить. А Виктор, когда его из Художественного училища имени Серова выгнали «за неуспеваемость», поначалу устроился на завод штамповщиком, но долго там не продержался, а потом два года вообще не работал – лежал на диване. Его знаменитая песня «Бездельник» посвящена именно тому времени. Я тогда очень переживал, а мать как-то спокойно к этому отнеслась, ни разу его не попрекнула. Сказала: «Не хочешь – не работай. Делай то, к чему душа лежит». А душа у него всегда лежала к музыке. Думаю, ей материнская интуиция подсказала, что из него будет толк. Виктор вообще был ближе к матери, чем ко мне. Во-первых, она проводила с ним больше времени, я-то постоянно пропадал на работе. Во-вторых, не секрет, что я один раз уходил из семьи – так сказать, грехи молодости. В общем, Валюта оказалась права: я думал, что Виктор два года бездельничал, а оказалось, что все это время он творил[742].
Хотели ли родители, чтобы их единственный сын посвятил всю свою жизнь песням? В интервью рижской газете «Советская молодежь» в 1989 году Цой сам коротко ответил на этот вопрос: «Сейчас они считают, что я занимаюсь своим делом Наверное, они так считали не всегда».
Инна Николаевна Голубева:
Баталии были по поводу его работ и вообще… С Валентиной Васильевной. Валентина Васильевна – педагог. Не учитель с большой буквы, а педагог. Она окончила институт Лесгафта и заочно отучилась на учителя биологии. И вот, значит, они доставали его. Хотя скорее они доставали, конечно, всегда меня, потому что они мне все говорили: Витя должен что-то сделать, Витя должен позвонить, Витя должен работать, Витя должен еще что-то делать. И вот как-то она звонит нам и говорит: «Ну что, Витька работает?»
А они с отцом его звали не Витей, не Виктором, а Витькой. И вот, значит, говорит: «Ну что, Витька работает?» Я говорю: «Ну, как-то так…» Она мне: «Ну что же вы, Инна Николаевна, не можете ему объяснить, раз ты женился, у тебя семья, значит, должен содержать себя и семью? А что это он не работает-то? Он же ведь женатый, у него ребенок родился. Он должен работать и хлеб, значит, в дом приносить». Я ей отвечаю: «Валентина Васильевна, вы ничего не путаете? По-моему, родители должны учить этому своих детей». Я, правда, ничего ему не говорила никогда. Я могу биться, там, за этого «Музыканта» несчастного вот врукопашную, а про это ничего.