Рашид Нугманов:
Гроб из морга забирали три человека: Наташа, Андрей Панов и я. Марьяшу в морге совершенно не помню, только нас троих. Если не ошибаюсь, она ждала нас на кладбище вместе с родителями, Сашей и близкими друзьями. Но, может, случилось короткое замыкание в моей памяти? Может быть, она заехала в морг раньше меня и затем быстро отправилась на кладбище вперед нас? Во всяком случае, когда я прибыл туда, то застал в зале только Наташу и Андрея. В морге гроб стоял с закрытой, но незаколоченной крышкой. Когда я хотел приоткрыть ее, Наташа молча качнула головой. Из уважения к ней я согласился. Так что мертвое тело я не видел, Виктор остается в моей памяти живым. Андрей все же приоткрыл крышку, любовно подправил цветы, в которых утопало тело. К выносу еще кто-то подоспел, Рикошет и с ним не помню точно кто… Мы привезли и опустили гроб в могилу раньше объявленного часа, чтобы избежать столпотворения и возможных проблем[873].
Георгий Гурьянов, Сергей Бугаев в день похорон Виктора Цоя. 19 августа1990 года. Фото из архива Наталии Разлоговой
Евгений Титов:
Рашид Нугманов рассказывал, что ездил в морг за телом Цоя вместе со «Свином»… Скорее всего, именно так и было. Понятно и то, что «Свинья» именно в морг поехал, посмотреть, что и как. Как мне кажется, так как «Свинья» хорошо понимал, что, если бы не все их купчинские тусовки, никакой группы «КИНО», возможно, просто не было бы, то он мог испытывать к Цою некоторые «отеческие» чувства. Да и все-таки гибель Цоя была очень неожиданна. Далеко не у всех музыкантов тогда были машины, еще реже они попадали в серьезные аварии, а так чтобы погибнуть – Цой был первым. Это было тем более неожиданно, потому что Цой вел здоровый образ жизни и был аккуратным человеком… В те дни везде было море халявного бухла, все поминали и заливали – кто горе, кто просто так. Я, например, когда узнал, что Цой разбился, зашел на Рубинштейна, 13 (рок-клуб), так как был где-то рядом, да так и «осел» – там уже была толпа народа, куча цветов, свечей и море алкоголя: молча подходи и пей. Пришел в себя через… какой-то день, когда Виктора уже похоронили. Если бы мне кто-то сказал, что я в это время побывал в морге, на кладбище, на Северном полюсе, я бы очень удивился, но не мог бы утверждать, что этого не было. На кладбище я не поехал, так как был не в состоянии перемещаться, хотя вообще-то я не запойный[874].
Встретившие рассвет у кладбищенской ограды поклонники «КИНО» пытались проникнуть к месту захоронения, но четкие и решительные действия милиции и ОМОНа не оставляли шансов. И все же с последним автомобилем, проехавшим на Братскую дорожку (в котором находился Андрей Макаревич) сквозь кордоны ОМОНа, прорвалась толпа фанатов (человек зоо), остановить которую омоновцы просто не смогли…
Марьяна Цой:
Никакой панихиды не намечалось. Я не могла, не имела права отдать Витю на растерзание поклонникам. Можно представить себе их состояние в те дни, но что я должна была чувствовать в тот момент? Несколько раз мне звонили из рок-клуба и заикались насчет панихиды, но я сразу сказала «нет!», несмотря на то что прекрасно понимала Колю Михайлова, который дико боялся, представляя, как разнесут по кирпичикам улицу Рубинштейна. Почему так резко изменили время захоронения? Потому что до последнего момента никто не знал, разрешат ли Богословское кладбище или нет. Оно закрытое, и там давно никого не хоронят. Слава богу, решающим козырем стали Витины заслуги. Сам мэр Ленинграда подписал разрешение. И потом, вы же понимаете, во что бы вылилась эта траурная процессия, если бы вовремя не навели порядок те, кто это делать умеет. В этом случае уже никакие ОМОНы, ДНД и прочие не помогли бы. Мне как-то не улыбалось, чтобы вместе с гробом засыпали бы и нас с сыном[875].
Марина Тихомирова:
Что происходило у могилы – не помню. Кто-то что-то говорил. Какие-то чужие и не совсем чужие люди. Вижу только перепуганного насмерть маленького Сашку – на него пялится толпа, а он старается спрятаться за спины близких.
Спрашиваю Марьяну: «Зачем он здесь?» Ответ: «Вырастет – не простит мне, если я его от этого изолирую». Не знаю, правильно ли это было или нет, но на пользу ему этот опыт явно не пошел…
Прямо у могилы стояла машина Шписа, он увозил Наташу в Москву… Наташа: «Ну вот и все…» И в открытую могилу посыпались белые розы. Все. Стояла, просто старалась не грохнуться в обморок. Как ребята пережили стук земли о крышку гроба?.. Все…
Как уезжали с кладбища, помню плохо. Толпа. Проклятое солнце убралось наконец за питерскую дымку. Сережка Пучков что-то «шаманил». И тут «сломался» Игорь. Фанаты – это хорошо. В радости и успехе. А когда на выходе с кладбища просят автограф на кепке, фотке, плакате, руке, лице…
Слава богу, появился некий персонаж из «киношной» тусовки по имени Игорь, взявшийся сесть за руль и повозить нас по делам нашим скорбным. Нужно было поехать к родителям Цоя. Что там происходило, помню плохо. Трясло меня, и страшно было за ребят. Про маму нечего говорить. Потерять единственного сына – самое страшное, что можно представить, а такого сына??? Папа – человек восточный, выдержанный – говорил какие-то слова…
В день похорон. Богословка. 19 августа1990 года. Фото – Валерий Лаврешкин
Просидели сколько смогли – поехали домой. Я, Игорь Пучков, по-моему, Каспарян, Игорь-друг, фанат «КИНО». Папа сообщил, что они с Сергеем Ивановичем были у кладбища (сказал, что не мог не попрощаться), видели все. Богу виднее, когда и кого забирать… «Успокоил…» А дальше галлон водки и четыре претендента на ее употребление. Два дня – как угар, ничего не помню. Лестничная площадка и двор забиты фанатами. Сидят, пьют, поют, не докучают, только смотрят вслед с ужасом[876].
Из воспоминаний очевидца:
Очередь желающих попрощаться с Витей выстроилась на многие километры. Питер плакал с раннего утра, когда начал накрапывать дождь. Он прекратился всего на двадцать минут, когда гроб опускали в могилу, а затем хлынул с полной силой. В тот день плакали не только поклонники. Говорят, что дождь во время похорон – доброе предзнаменование, что память об этом человеке будет сохранена навечно. А накануне была такая жара»[877].
В день похорон Виктора Цоя. Фото из архива Наталии Разлоговой
В тот день, по неофициальным подсчетам, могилу Виктора Цоя посетило порядка зо тысяч человек. Людское горе отражают редкие кадры фотосъемки, сохраненные поклонниками. Вот сотни людей, выстроившихся на дорожке колонной, поклонники, несущие траурные венки, упавшая в обмороку могилы Виктора девушка, плачущие солдаты, растерянные, отрешенные взгляды…
Отмененную гражданскую панихиду заменило людское шествие от ворот кладбища до Дворцовой площади. Плачущие люди несли фотографии, флаги, портреты Цоя, пели песни… Водители останавливали машины, пропуская толпу, сочувствующе сигналили. На хлынувший дождь совершенно никто не обращал внимания…
Юрий Белишкин:
На похоронах было много детей и людей пожилых. Прошло 50 тысяч, а милиционерам не нашлось работы[878]
Из воспоминаний очевидца:
В 1990 годуя был студентом 4-го курса философского факультета Киевского университета. Когда хоронили Цоя, я как раз оказался в Питере. Утром 17 августа мы с друзьями-студентами отправились на улицу Рубинштейна. Рок-клуб находился во дворе-колодце. К моменту нашего прибытия, а это было часов 10 утра, в «колодец» набилось большое количество молодых людей. Около одной из стен стоял двухкассетный японский магнитофон и играл песни Цоя из альбомов «Группа крови» и «Звезда по имени Солнце», а на противоположной стене был нарисован его большой портрет… Когда были похороны, погода была не очень хорошей: моросил дождь… К месту погребения шел народ, это были тысячи людей, поэтому искать его не пришлось. Милиция пыталась упорядочить потоки, мы встали в очередь и стали продвигаться к могиле.
К нашему приезду Цоя уже опустили в землю, и каждый подошедший к могиле просто бросал руками землю на его могилу… Тут я увидел стоявших недалеко Константина Кинчева, лидера «Алисы», и известного композитора Сергея Курехина. По их лицам видно было, что смерть Цоя для них – потеря родного человека. Кинчев курил сигарету за сигаретой, лицо у него было какое-то отрешенное… После похорон молодежь пошла в город пешком, впереди несли российский триколор с траурной ленточкой и портрет Цоя[879].
Александр Липницкий:
Не помню, кто позвонил тогда из Ленинграда… Мы удачно заблудились вместе с Соловьевым и «Африкой» и не поспели в морг – слава богу, я так и не увидел его мертвого тела. Был очень хороший праздник. Яблочный Спас – мой любимый летний день, и я долго выбирал лучшее яблоко, чтобы вместе с цветами положить на могилу[880].
Сергей Жегло:
О смерти Цоя я узнал из газеты «МК». Рядом была фотография моих любимых ворот в Москве, с надписью: «Ворота открываются внезапно!» И не поверить в его смерть было невозможно. Мне не привыкать к смерти друзей…[881]
Наталья Россовская:
В то, что погиб, я сначала не поверила. Но стали названивать люди, и поверить пришлось. Мы куда-то приехали, там было полно знакомого и незнакомого народа, многие плакали, а до меня никак не доходило: как это Цоя
Могила Виктора Цоя. Богословское кладбище. Зима 1992 года. Из архива Наталии Максимец
нет? Тогда еще наши друзья не умирали так часто и такими молодыми… На кладбище не была. Я приехала к Вячеславу (одна, без Майка). По радио передавали песни Виктора Цоя, рассказывали биографию Виктора Цоя, вели репортаж с похорон Виктора Цоя… До меня вдруг дошло, что я не увижу Витьку НИКОГДА и НИГДЕ! Пусть мы и раньше не часто виделись, пусть бы он жил хоть в Америке или в Японии со своей Наташей, я бы знала, что он есть, смотрела бы по телевизору концерты. И была бы надежда встретиться – на Владимирском, на Арбате, на Елисейских Полях, на Луне – когда-нибудь… Я весь день плакала, говорила и плакала. Вспоминала шелкового смуглого мальчика и опять рыдала. Какое жестокое слово «никогда»!